Классикой юмора стала фраза «Потерялась я», в ассоциации с которой перед глазами возникает незабываемый образ бородатой ухмыляющейся девочки из КВН.
А вы, друзья ? Разве вы ничего по жизни не теряли? Для некоторых людей эта пагубная страсть становится свойством их ущербной натуры.
Вот лично я - несомненно, классик этого «жанра».
Утверждают, что человек появляется на свет с изначально заложенными чертами характера. Я убеждён в своём рождении с улыбкой от уха до уха взамен детского плача. Тому есть доказательства в виде пожелтевших черно-белых фотографий, где моя с трудом умещающаяся в кадр ряха, неизменной улыбкой выражает одобрение самим фактом своего существования. Да и как же иначе, если моё появление шестым ребёнком в семье, по уверению моих родителей, было чистой случайностью и я так торопился, пока кто-нибудь не передумает, что акушерка едва успела словить меня, не исключено, что уже одетым. В дальнейшем с одеждой у меня не было больших проблем, поскольку матушка удачно перелицовывала все обноски старших брательников. При неизменно широком выборе гардероба у меня как-то закрепилось пренебрежение к своему облачению. Это явилось первой причиной постоянных потерь и порчи имущества, которое плавно могло наследоваться следующим поколением.
Вторая причина была благоприобретённой.
Почему-то в детстве старшие сёстры и , особенно, братья доводили меня дразнилочкой «Лёва-Лёва из Белёва». Причём здесь Белёв, думал я, коль дальше детского сада в Туле нигде не был и обижался, надув губу. С ростом образовались новые основания для обид выше крыши, когда я, для обструкции, отказывался есть манную кашу или пить рыбий жир. Ну, да вам это знакомо. Буквально недавно одна региональная держава размером в одну шестую часть земной суши из-за каких-то серьёзных непоняток так же гордо отодвинула от себя привычную миску со словами « А я не буду есть ваши деликатесы!». Меня примиряла с белым светом бабушка, которая гладила по головке набычившегося пузыря, давала конфекту и за ручку возвращала обществу. Пребываю в надежде, что и в похожем случае найдётся мудрая терпеливая «бабушка», пусть даже соседская, которая, -если она ещё не спятила по возрасту, смогла бы поступить аналогичным образом.
Хуже было, если мою вселенскую обиду никто вовремя не обнаруживал. Моё стремление этим(обидой) нанести доступный урон старшим стало преобразовываться со взрослением в сердитость и гнев. Не-е. Я не бил подставляемые миски с едой и не пинал ногами, лёжа на полу, дедушкин патефон. Тем более, что матушка заместо конфетки, смеясь, любила повторять: На сердитых воду возют.
Так, что гнев, задерживаясь внутри, вскипал и по всем канонам восточной философии разрушал меня изнутри. И это было ещё одной причиной забывчивости.
Забывчивые люди легко теряют друзей. Так один мой хороший приятель, Коля Ков...ко, одолжил у меня, как-то, 25 штук зелени, на месяц, как 5 рублей по-молодости, и забыл об этом. Потерял друга. А я, понятно, обиделся. А в гневе люди, ища справедливости там, где её никогда не было,- опять теряют. Теряют устремлённость и жизненную силу.
Опять же, забыла Отчизна-мать Россия с подачи плутодемократов в пылу внутренних разборок и передела собственности своих 25 миллионов детей по окраинам былой империи и потерял я, в числе многих!, родину в поисках места, где не зовут тебя оккупантом.
Мы всё время что-то теряем: по усталости -перчатки, по наивности- деньги, по глупости- работу, по трусости -лицо, по доверчивости- коня и жену.
Кстати тот случай, когда моя половина, потеряв ориентацию в пространстве, не может найти дорогу от магазина домой — он из другой оперы. Я про бытовой несоразмерный гнев, в пылу которого ты можешь очнуться за сотню километров от места, где ты осерчал (а что там было?), преодолев этот отрезок пешком, вплавь, верхом на чём- нибудь, да хоть бы вскачь на палочке, чтобы, по размышлению, заключить: исходные обстоятельства не стоили выебенного яйца.
Я стал опытнее и всё равно теряю, не поспевая за прогрессом и юными попутчиками.
С годами мои потери стали мною цениться куда дороже приобретений. К примеру, потерю здоровья не очень компенсирует обретение серебра в шевелюре, тем более, что в рёбра отдаёт всё меньше. Я их коллекционирую и лелею, как нумизмат потёртые пятаки из тысяча семьсот мохнатого года. Умиляюсь , извлекая их из памяти, и прощаю себя и моих визави «за вольныя и невольныя»; за ту улыбку, что по прошествии лет, вызывают сегодня эти истории.
И если однажды , собравшись позавтракать, я не найду себя за столом, это будет означать, что я ещё ночью умер.