Слово, сказанное Шанелькой, повисло в тихом воздухе. Нет, не просто слово. Имя. А еще, упорно-ревнивое в упоминании о нем - "этот Тайна".
Шанелька убрала руку с листков, повернулась к подруге, сказала медленно, будто по ходу примеряла, расставляя догадки по местам:
- Ребенок, твой и "этого Тайны". Твоего Тайны. Не принца, да? И вот, смотри!
Она вытащила нужную папку, раскрыла, вынимая стопку неровных листков. Положила на стол тот самый рисунок, где каракулями ребенка - мама и дочь, а чуть поодаль - силуэт мужчины в тагельмусте, закрывающем лицо до самых глаз. Резкие штрихи карандаша, зачеркивающее слово "папа".
- И несчастье, которое случилось с принцем, - напомнила Крис, - в аккурат за год до рождения Ираиды. Нелькин, давай свои карточки, нам еще сто раз нужно перечитать и выписать все по порядку. И даты, даты! Где-то тут он пишет...
Палец прошелся над бисерными строчками, замер, указывая.
- Для всех тут ты родилась позже. И про хитрых евиных дочерей. Она врала о возрасте, так? Ладно, это может быть не сильно важно, но мы все запишем. Рассортируем. И привяжем даты к историческим событиям. Когда у них тут случился переворот? После которого беспорядки, дворцовый пожар и пуф - нет независимого государства Пуруджистан? В каком году?
- Кажется, в тридцать пятом. Нет, в шестом? Надо спросить у Джахи.
Крис покачала головой, кладя перед собой чистую карточку.
- А детка Еления унаследовала от отца чутье на опасности. Вроде бы, фыр, и улетела, обиженная. А на самом деле, спасла себя и дочку, так? Чего улыбаешься?
- Так, - Шанелька кивнула, - ты заразилась от Джахи его словечком. Так?
- Так, - Крис рассмеялась, снова откидываясь на стуле, - что ж я никак не проникнусь. Мы ведь сделали это, Нелькин! Нашли!
- И даже не в самый последний момент. Мы - супер. Вот тебе чистый блокнот, пиши для Джахи вопросы, тут еще кучу всего надо выяснить. Этот закон про пять лет и некровное наследование. И прочее.
- Чего это я?
- У тебя почерк. А у меня - азбука для детишек. Пиши, будем читать медленно и все по ходу выписывать. А потом еще прочитаем Джахи вслух.
- С выражением, - подсказала Крис, послушно берясь за ручку.
- А то. И пусть он по ходу тоже объясняет, а ты будешь писать.
- Тебя нужно в рабовладельцы. Так?
- Так!
Шанелька застыла, думая. Снова повернулась к подруге.
- По приказу законного. Я правильно подумала, Криси? Принц приказал истинному пуруджи сделать ребенка своей жене?
- Похоже на то. Офигеть, нравы, да?
- Ну, - Шанелька быстро оглянулась на безмолвные двери, - ежели бы мне подарили нашего Джахи, настрого приказав ему маячить рядом с мной днем и, гм, ночами. Я бы не стала отказываться.
- Вот-вот. И через пару лет вляпалась бы по полной, как детка Еления. А Джахи сделал бы ноги, от тебя к своей возлюбленной Хеит. Постой, это ко мне, что ли?
- Прекрасно! - вдохновилась Шанелька, - а я буду брать его напрокат! С твоего милостивого позволения.
- А я буду скандалить насчет усушки и утруски при возврате!
- Станешь измерять и взвешивать? И упрекать меня - лучшую и душев-ней-шу-ю подругу, что я твоего пуруджика чересчур утрусила?
- Молчи. А то я уже представляю, как ты его там - утрушиваешь.
- Утрясаю.
- И мне нужно срочно обложиться льдом. Слишком горячие картинки.
Еле договорив, Крис заскрежетала стулом, повертываясь к двери, в которой внезапно заскрежетал ключ. Шанелька расширила глаза, и сжала губы, чтоб не рассмеяться, гадая, слышал ли через дверь уважаемый кхер хеб про его усушку с утруской.
***
- Чизиз...
Слово повисло в ночном воздухе, нет, не просто слово, имя.
- Перевод из старого, - Джахи принял в ладони высокий стакан, качнувший в себе янтарную жидкость, выпрямился на тахте, где сидел, поджав ноги и опираясь на подушки, - Чизиз это - тайна. Чизиз Халима Джахи, последний истинный рода Халима Джахи, пуруджи великой Хеит.
На смуглое лицо падал свет от пламени маленького светильника на низком столе, почти невидимый в мягком свете, заполняющем беседку, но он был живым, двигался, и казалось, на спокойном лице мужчины меняются тайные выражения.
- Письма. Он писал для Хеит, говорил о желание вернуться. Постоянное, вечное, как смена ночь и день. Как прилетание ветер. Ветра? Каждый вечер перед ночь. И каждое утро перед солнце. И как волна, которая - тысяча волн.
- Одна из тысяч, - проговорила Шанелька, выстраивая в голове мысленные тягучие строки, полные печали. Тоски любящего по любимой.
- Он был твоим предком? Дед? Если посчитать? - Крис поднесла к губам свой стакан, делая маленький глоток.
Джахи покачал головой.
- Нет. Не прямо. Но по кровь - да.
- Значит, кровный родственник. Линия братьев, например. Ты знаешь, что с ними стало, Джахи?
- Нет, - Джахи опустил глаза к своему стакану, словно пытаясь прочесть что-то в мерном покачивании вина, - нет, после переворот, беспорядки, смута - они ушли. Исчезли. Пуруджи и его Хеит. Может быть, уехали. Так? Или...
- Или что?
Шанелька приоткрыла рот, очарованная внезапной картинкой. Выжидательно посмотрела на замкнутое лицо собеседника, что раздумывал над вопросом Крис. И, по своей привычке, вдохновилась, не выдерживая ожидания:
- Как в той легенде, да? Он, нет, они вместе ушли в маленький дом, далеко, чтобы жить просто. Далеко от людей. Вдвоем. Никто не знал, что они и есть - принцесса и ее пуруджи. Просто женщина, мужчина. И сад.
Свет нарисовал улыбку на красивом лице. Джахи кивнул, ставя стакан среди плоских тарелок.
- Такое может быть. Могло. Сад, полный королевские цветы. Но уже никто не знает, что они есть. Я хочу, хотел, чтобы так.
- Хотел бы, - кивнула Крис, - это так правильно, что этого хочется. Пусть так и будет, пока что.
Оставим их там, думала Шанелька, держа стакан, теплый от ее пальцев, в маленьком скромном саду, у которого нет ограды - он переходит в деревья рощи, укрывающей дом. Возможно, это самая большая награда, которую могла предложить им жизнь - остаться, наконец, вместе, после долгих лет, посвященных не себе, а другим. Великая Хеит, призванная постоянно думать о благополучии правящей семьи. Может быть, именно она решила, что принц, не имеющий по состоянию здоровья наследников, должен воспользоваться единственным достойным королевской семьи вариантом. Истинный пуруджи и светская принцесса зачинают ребенка. Он - будущий наследник династии. Хеит по своей воле отдала пуруджи Елении. Так?
- Пять лет, - слышался в свете, окруженном спящей темнотой сада, мужской голос, - ты читала мне, анэ. Нет закон, но я понимаю, я думаю, было так. Дочь стала настоящая наследник, по закону, после пять лет ее. Потому что это время, когда принц пуруджи может пытаться быть отец сына. Граница. Так?
- Э-э... Ага, - Шанелька покивала, оставляя в голове сад, домик и пару счастливцев в нем, - то есть, принцу дается пять лет, чтобы сделать еще попытки. Если за пять лет не рождается сын, то дочка становится законной наследницей престола Пуруджи. Ну да, Леон как раз это и пишет. А еще пишет, что упрямая детка Еления, увидев, что истинный не приручился, ой, извини, то есть - не захотел остаться с ней, а был ли у него выбор? Может, договор действовал как раз эти четыре года и Чизиз исполнял его? Неважно. Главное, он вернулся к своей Хеит, и тогда Еления написала Леону "милый дедушка, приехай, забери меня отсюда" ...
- Нет дедушка, - озаботился Джахи.
Шанелька выставила перед собой ладонь:
- Снова извини. Это фигура речи. Из русской литературы. В общем, она пишет, что плевала на все эти страсти-мордасти...
- Нелечкин, не увлекайся, Джахи уже перестал тебя понимать, - Крис смеялась, слушая быстрые слова.
- Ничего, ты ему переведешь обратно, с русского на русский и снова на русский. Когда я спать пойду. Так вот...
Она прервалась, в замешательстве оглядывая спокойные лица собеседников, какие-то слишком спокойные.
- Я снова что-то не то? Ну, извините в тыщный раз. Я устала, скоро пойду свалюсь. А вам, конечно, нужно поговорить только вдвоем, уважаемые хеб и анэ. Вы же - Хеит и ее истинный! Так вот... Еления наплевала на будущие блага, осердясь на чужую любовь. Дождалась Леона и уехала, бросив тут все - даже личную корреспонденцию. Между прочим, я посмотрела сегодня, про этот испанский городишко. В таком месте и я бы жила-поживала. Особенно с другом, который пестует роскошный городской парк, полный роз. Особенно, если дивные стихи прекрасный пуруджи посвящает не ей. Так что - правильно сделала, со всех сторон. Ой!
- Что? - с заботой вопросила Крис.
Шанелька посмотрела на Джахи. Вернее, осмотрела очень внимательно, сводя светлые брови и выпячивая нижнюю губу, будто сравнивала с чем-то.
- То есть... Наша стальная женщина Ираида, бывшая Идочка. Вся такая в кудряшках. В смысле когда-то. Она твоя родственница, получается?
- Не прямая, - поспешно вклинилась Крис, - так, седьмая вода на древнем киселе.
- Ты можешь как-нибудь ее навестить, - размышляла Шанелька, - она, конечно, старенькая совсем. Так что, я б не тянула. На твоем месте.
- Гм, - сказала Крис, - ну, не такая уж и дальняя. Практически считай внучатая бабка. Как там? Бабчатая тетка? Тебе. Как-то так.
Повисшую паузу снова нарушила Шанелька, зевая во весь рот:
- Замечательно, что великие Хеит выбирались не по кровному родству. Правда же? А то мы совсем бы запутались, кто, кому, кем и за что. В смысле, нафига.
- И почто, - поддержала ее подруга.
Шанелька встала, стараясь не смотреть на собеседников. Допила свой стакан и поставила его на стол. У самого выхода, стоя среди белых ажурных колонн, сказала, не оборачиваясь:
- Джахи. А можно сейчас сделать свет? В саду. Ненадолго, пока я иду спать.
- Да. Моя прекрасная анэ.
Он тоже поднялся, делая что-то за ее спиной невидимое. Мягкий щелчок волшебно засветил тысячи ламп и фонариков, спрятанных в листьях.
- Да, - сказала Шанелька, спускаясь и неся в руках серую толстовку, а светлый подол колыхал медленные шаги, - да, вот так. Спасибо, кхер хеб Джахи. Спокойной ночи.
Она шла, не торопясь, слушая сонные звуки листвы, шевеления птиц в ветках над головой. А еще - тихий разговор, оставленный ею в аннуке. Пусть они там. Им конечно, есть, о чем поговорить в последний вечер. Завтра у Джахи нелегкий день, снова встречать каких-то важных гостей, и может быть сам президент Асам почтит архив визитом. Хеб проводит небесных ани на рейсовый автобус, он предлагал им поехать машиной, но они отказались, чтоб не отягощать его лишними хлопотами. Да и потом - долгое прощание - лишние слезы. Это, конечно, фигурально, насчет слез, но все-таки. Каждая ситуация имеет свою завязку, кульминацию и развязку, как любой сюжет любой истории. И самая прекрасная развязка, понимала Шанелька, это - двое в тихой беседке, где никто не мешает им говорить. Или - не только говорить. Но это уже дело только двоих.
В коттедже, совсем усталая, она умылась. Выглянула в узкое окно, и как раз в это время сад погрузился в предутреннюю темноту, ей показалось, она услышала мягкий щелчок на панели с рычажками и кнопками. Но сразу Шанелька не легла. Села на табурет перед подзеркальным столиком. Вытащила из косметички упакованный в полиэтиленовый пакет маленький вощеный сверточек, потерявший форму. Вздохнула, вертя в руках. Совсем промок там, в хлорной воде бассейна, теперь вот высох. Отгибая смятый клапан, снова обругала себя кулемой и клушей. Сунула внутрь палец, морща нос от запаха сырости. И что теперь? Выкинуть это влажное месиво, никому не признаваясь? Ведь не сунешь обратно в бювар, притворяясь, что ничего не произошло, сырость пойдет дальше, испортит хрупкий от времени бархат, и желтую бумагу со стихами. Некоторые сегодня вечером Джахи им читал, нескладно переводя на русский язык, а Шанелька, слушая и глядя на четкий профиль, обращенный на Крис, мысленно переводила неловкие строки в тихие и печальные слова, они улетали в темноту, словно боялись яркого света, и там оставались, присаживаясь на ветки и цветы невидимыми спящими птицами.
...
Сердце мое, мой цветок, солнце рассвета и полночи лунный лик. Дай мне единственный знак. Выдержу все, зная, что ты, сердце мое, мой цветок, солнце рассвета, думаешь не обо мне, а о нас. Потому что нас двое - всегда. Вечное наше всегда, как набегание волн на песок, как восход, и - закат после яркого дня. Сердце мое, мой цветок, солнце рассвета и полночи лунный лик.
...
Она снова упаковала конвертик в пакет. Сложила в сумочку, пихая поглубже. И легла, закрывая глаза и повторяя про себя мерные слова из писем пуруджи.
Наверное, всегда должна быть некая точка, как соринка на линзе, как пятнышко на девственно белой бумаге. Чтобы полнее и ярче ощущать красоту того, что вокруг этой точки. Как те недостатки рисунка на дивных коврах, которые намеренно допускали искусные ткачихи, дабы не состязаться с божественным совершенством, создавая совершенство людское. Чтобы не вызывать зависть и ревность богов.
- Угу, - пробормотала, засыпая, - давай, оправдывай свои косяки, да еще так поэтично. Философиня косорукая.
И уснула, загадав увидеть во сне исполненные желания - тех, кто остался в прошлом, и тех, кто сидел в аннуке, встречая рассвет.