Александр БурьякАкадемик Дмитрий Лихачёв как великий комментатор
|
Яркой звездой сияет над обновлённой Россией образ академика Дмитрия Лихачёва -- титана духа, вознесённого на столь неимовер- ную высоту, что лучше было бы не мучиться больше увековечениями его памяти, а просто объявить его святым -- небесным форпостом Российской Федерации -- а его вонючие останки разодрать на части и распределить по православным монастырям. Статья "Память и совесть на все времена" (29 ноября 2006, сайт www.kadis.ru): "Выступая на конгрессе [Международный юбилейный конгресс 'Культура и будущее России' -- А. Б.], Валентина Матвиенко отметила что первый почетный гражданин Санкт-Петербурга, академик Дмитрий Сергеевич Лихачев, был не просто ученым, но и духовным лидером всей России. Не случайно 2006 год объявлен президентом России Владимиром Владимировичем Путиным Годом гуманитарных наук, культуры и образования -- Годом академика Лихачева. Его влияние на развитие гуманитарных наук, русского языка, русской словесно- сти и культуры было огромным при жизни. И сегодня значение его наследия трудно переоценить." "'Уроком Д. С. Лихачева' открылся в петербургских школах новый учебный год. На основе книг Дмитрия Сергеевича, его 'Писем о добром и прекрасном', других произведений выпущены методические рекомендации для учителей. Мы издали их не только для петербург- ских школ, но направили и в российские регионы." * * * Из газеты "Ноосфера" (сайт vgi.volsu.ru): "В общественное сознание ученый вошел как 'совесть нации', 'нравственный идеал', 'последний российский интеллигент'." "Творческое наследие Д.С. Лихачева -- гордость гуманитарной науки. В одной из своих работ Дмитрий Сергеевич отмечал, что его теоретические исследования во многом обязаны петербургской культуре, в которой он вырос. Он часто вспоминает о встречах видными представителями творческой и научной интеллигенции своего времени, в частности, с Александром Блоком, Анной Ахматовой, Самуилом Маршаком и многими другими. Труды академика Д. С. Лихачева, посвященные русскому летописанию, широкому кругу проблем теории и истории древнерусской литературы и культуры -- всемирно признанная классика. В 1969 г. за работу 'Поэтика древнерусской литературы' Д. С. Лихачеву присуждена Государст- венная премия СССР." "Ученый получил мировую известность не только как филолог и литературовед, но и как историк культуры, популяризатор науки и публицист. В 80-х гг. Дмитрий Сергеевич создал культурологическую концепцию, в основе которой рассматривались проблемы гуманизации жизни людей, а также переориентация воспитательных идеалов и всей системы образования как определяющие общественное развитие на современном этапе." * * * Есть, правда, и отзывы другого характера. Из одного разухабис- того "блога" (04.06.2006, крепкие выражения я позаменял на менее нелитературные): "ПРИВЕТ ОТ ДЕДУШКИ ЛИХАЧЁВА. В субботу, 3 июня, по ТВЦ посмотрел программу 'Русский век'. Чуть телевизор не раздолбал на фиг. Дрюся Караулов откопал в архиве интервью со сдохшим кумиром либерастов-антисоветчиков, академиком хрен знает каких наук Дмитрием Лихачёвым. Мля! Вот же была старая сука, вошь подкожная!!! Благообразный такой, падла! Значит, по порядку. Сначала рассказал сказочку (впервые эту херню услышал), будто Октябрьскую революцию 1917 года (или 'переворот', как выразился этот мозготрах) совершили матросы-морфинисты. Дескать, германский Генеральный штаб специально закупил огромную партию морфия для подкупа солдат и матросов, чтобы те за дозу свергли такой зашибательский режим царя, а затем Временного правительства. А Караулов слушает эту хренотень, кивает, мля, поддакивает... Затем любитель домашних крокодилов спрашивает этого мозготраха старого, когда было страшнее: когда 'миллионы людей томились в сталинских лагерях' или сегодня, когда в России народ вымирает по миллиону в год? И этот мудила с постной рожей отвечает: 'Конечно, мля, в сталинских лагерях было страшнее'. Сегодня, дескать, фигня, а вот тогда... 'Тогда люди погибали от голода и холода!' Затем, разумеется, рассказал, в каких ЖУТКИХ условиях он сидел на Соловках. Я всё ждал, когда этот приблудень расколется, что срок у него был небольшой, что получил он его за дело, что сидел он в тепличных условиях и что его, тогда ещё юного звездюка, от- пускали в Ленинград работать в библиотеке над какой-то долбанной диссертацией. Фиг!!! Ничего подобного не сказал, сука старая. Зато спустя некоторое время проболтался, петушара драный, что в лагере у них было замечательное общество, где он с такими же мозготрахами имел возможность вести философские дискуссии. Да, мля, ничего не скажешь. ЖУТКАЯ была зона! Какая коварная Советская власть. Позволяла дискуссии вести философские... Однако советского прошлого этому выблядку показалось мало. Он ещё по Александру Невскому прошёлся. Помните знаменитую фразу князя: 'Кто с мечом к нам придёт, от меча и погибнет!' Так вот, фигня, говорит, не произносил, дескать, Невский такой фразы. Это всё, говорит, выдумали советские историки; фамилию какой-то бабы назвал... Но всё же был у этой передачи положительный момент. Так, бывает, проникнешься идеями гуманизма. Думаешь: надо бы всё-таки с этими либерастами как-то по-человечески. Не всех вешать да расстреливать. Может, кого из них можно ещё перевоспитать... А посмотришь такую передачу, и думаешь -- ХРЕН!!! Всех мразей в топку!!! В общем, хорошо, что этот гад Лихачёв сдох. Жаль, что не в детстве." Это мнение я нахожу более справедливым. * * * Программная статья Д. С. Лихачёва "И пробил час" ("ЛИТЕРАТУРНАЯ ГАЗЕТА", 01.01.1987). Трогательные рассуждения о чести и совести: "Я не люблю определений и часто не готов к ним. Но я могу ука- зать на различие между совестью и честью. Совесть подсказывает. Честь действует. Совесть всегда исходит из глубины души, и совестью в той или иной мере человек очищается. Совесть 'грызет'. Совесть не бывает ложной. Она бывает приглушенной или слишком преувеличенной (крайне редко). Но представления о чести бывают совершенно ложными, и эти ложные представления наносят колоссаль- ный ущерб обществу. Я имею в виду то, что называется 'честью мундира'. У нас исчезли такие несвойственные нашему обществу понятия, как, скажем, дворянская честь, но 'честь мундира' остается. Точно человек умер, а остался мундир, с которого сняты ордена и внутри которого уже не бьется совестливое сердце. 'Честь мундира' заставляет руководителей отстаивать ложные или порочные проекты, настаивать на продолжении явно неудачных строек, бороться с охраняющими памятники людьми ('наша стройка важнее') и т.д. Честь истинная -- всегда в соответствии с совестью. Честь ложная -- мираж в пустыне, в нравственной пустыне человеческой (вернее -- 'чиновничьей') души. И мираж вредный, созидающий ложные цели, ведущий к расточительству, а иногда и к гибели подлинных ценностей. Поэтому честь должна быть в гармонии с совестью." Вроде, гладко и правильно строчит академик, но так кажется только, если не вдумываться. В корень вещей он не смотрит, и вместо анализа понятий у него получается лишь благообразный треск, который, если ему внимать, плодит не хороших людей, а путанников. Блюсти "честь мундира" -- это защищать репутацию замкнутой группы, которой принадлежишь и перед которой имеешь моральные обязательства. Такое зачастую как раз совершается по совести. А зачастую и не по совести, а для того, чтобы 1) из этой группы не выбросили, 2) группа и дальше сохраняла своё выгодное место под солнцем. Это вполне благовидные основания, если группа занима- ется нужным для общества делом. Противоречие между честью и совестью -- это на самом деле столкновение различных интересов: ближних и дальних, личных и общественных, групповых и государ- ственных. Чтобы находить эффективный выход из таких ситуаций, надо пользоваться рациональными основаниями, а не бередить и взвешивать свои инстинкты. "Совесть подсказывает. Честь действует (...) Совесть не бывает ложной." Чепуха. Шевеления чувства чести не менее пренебрегаемы, чем шевеления совести. Подсказки совести бывают не менее ошибочны, чем подсказки чувства чести. Не понимать этого могут только интеллигенты, дураки и люди без чести и совести. Короче, в вопро- се совести "совесть нации" Лихачёв разбирался слабо. Кстати, все инстинкты, какие у человека есть, в принципе полез- ны для него, а значит, и для общества (иное дело, что они не всегда проявляются уместно). Поэтому делать культ из одной только совести (или совести и чести) -- это примитивно. "Я не люблю определений и часто не готов к ним." Если академик отказывается давать определения, то кто тогда будет их давать? Его же, можно сказать, для того и выбрали в ака- демики и платят ему большие деньги, чтобы он давал определения. Это же такая малость -- дать определение понятию, с которым носишься, как с писаной торбой. И это начало любого рассуждения, претендующего на значительность. Но великий культуровед с гордо- стью заявляет: "Я не люблю определений и часто не готов к ним." Впрочем, эдесь он хотя бы искренен: интеллигенты действительно не любят определений и не склонны давать их, потому что коррект- ные определения выявляют абсурдность девяти десятых их безответ- ственной болтовни. "Кража есть кража, воровство есть воровство, бесчестный посту- пок остается бесчестным поступком, как бы и чем бы они ни оправдывались! А ложь есть ложь, и, в конце концов, я не верю, что ложь может быть во спасение." Убогий морализаторский максимализм, вполне способный сбить с толку многих порядочных, но не особо умных людей, из-за чего они могут вляпаться потом в большие проблемы. За подобные публичные призывы надо бить морду, не взирая на то, старик или не старик. Когда "раскрученный" академик рассуждает на уровне "кража есть кража", ясно, что государству конец (ну, конец и случился). Во- прос собственности -- довольно сложный, а вопрос кражи добавляет к этой сложности свои нюансы. Далее, использование рядом слов "кража" и "воровство" не в качестве синонимов есть дешёвое умничание филолога, которому нечем больше блеснуть. * * * Все эти интеллигентные певцы мутных ценностей хорошо выглядят лишь до того, как сталкиваются с рациональной оппозицией. Можно представить себе такой разговор между апологетом совести и просто думающим человеком: - О, совесть!... - А что вы под нею имеете в виду? - И я должен вам объяснять такие вещи?!!! - Ну, разные люди зачастую вкладывают не вполне одинаковый смысл в одни и те же слова. - Но есть же нравственное чувство, которое подсказывает нравст- венному человеку безукоризненный нравственный смысл! - А что такое нравственное чувство? - Если человек его имеет, он и без объяснений понимает, что это такое, а если не имеет, понять это ему не дано. - Такая уж это не выразимая словами вещь? - Как же не выразимая, если я всё время о ней выражаюсь? - Ну, я вот и спрашиваю: о чем выражаетесь-то? - О вещи, которая одним людям понятна без определений, а другим для понимания не доступна. - Тогда зачем выражаться, если одним она понятна без слов, а другие так или иначе не поймут, о чём речь? - Чтобы возбудить совесть в людях, которым она присуща! - А почему вы полагаете, что возбуждается именно то, что вы хотите возбудить, а не, быть может, противоположное? Вы же не указываете точно на то, что должно возбуждаться. Навозбуждаете ещё у людей чёрт знает чего. - Не беспокойтесь, у действительно интеллигентных людей навоз- будится как раз то, что нужно! - Но что?!!! И что такое "действительно интеллигентные люди"?!!! - Вы меня утомили! Вы мешаете мне возбуждать! О, совесть!... Статья "И пробил час": "Честь и совесть надо рассматривать не только в плане личных отношений, но и в государственном масштабе. Если человек соверша- ет добрые поступки, как это часто бывает, не за свой счет, а за счет государства, то это уже не доброта, не бескорыстие, а деля- чество и хитрость." Тут академик что-то перерассуждался: получается, за счёт госу- дарства надо совершать только недобрые и непонятно какие поступ- ки? "В правде нет страха. Правда и страх -- несовместимы. Мы должны бояться только своих порочных мыслей, мыслей, неуважительных по отношению к нашим друзьям, неуважительных по отношению к любому человеку, к нашей Родине. У нас должен присутствовать единствен- ный страх: страх лжи. Вот тогда и будет в нашем обществе здоровая нравственная атмосфера." ("И пробил час") Правда -- это свойство представления и сообщения. Страх -- это эмоция. В правде действительно НЕ МОЖЕТ БЫТЬ страха, как не может быть его в воде, алгоритме, электрическом токе и т. п. За правду нередко получают по голове, поэтому психически нормальный чело- век, знающий, как ему кажется, правду, бывает, испытывает вполне уместный страх перед её высказыванием. Кто не испытывает страха, у того либо "правда" не очень опасная, либо возможность её выска- зывать скоро заканчивается вместе со свободой или жизнью. "Для меня лично нет никакого сомнения в том, что нам нужно научиться признавать собственные ошибки, ибо признание ошибки не только не умаляет достоинства и человека, и общества, а, напро- тив, вызывает чувство доверия и уважения как к человеку, так и к обществу. ("И пробил час") Найти у Лихачёва признания в его собственных ошибках мне не удалось (хотя удавалось найти, к примеру, у Марка Твена и Адольфа Гитлера). "Литература -- это совесть общества, его душа. Честь и достоин- ство писателя состоят в том, чтобы правду, право на эту правду отстаивать при самых неблагоприятных обстоятельствах. Собственно, для писателя даже вопрос не стоит: говорить правду или не гово- рить. Для него это значит: писать или не писать. Я как специалист по древней русской литературе могу с убежденностью сказать, что русская литература не молчала никогда. Да и разве можно считать литературу литературой, а писателя писателем, если они обходят правду, замалчивают ее или пытаются подделаться под нее? Литература, в которой не бьется тревога совести, -- это уже ложь. А ложь в литературе, согласитесь, -- худший вид лжи." ("И пробил час") Если Лихачёв делал академическую карьеру в условиях социализма и не говорил о социализме той "правды", какую стал высказывать позднее, когда социализм зашатался и пал, это объясняется, навер- ное, тем, что он не был писателем, а был просто автором книг по древней русской литературе, свободным от моральной обязанности говорить правду, так что хотя "русская литература не молчала никогда", в советское время она говорила не голосом Лихачёва. "Трудно жил Булгаков, трудно жила Ахматова, трудно жил Зощенко. Но трудности не сломили их волю к творчеству. Писатель, истинный писатель, не поступается своей совестью, даже если он терпит нужду и лишения." ("И пробил час") В условиях социализма "трудно жил Булгаков", зато хорошо жил академик Лихачёв: "Почетный член множества иностранных академий и кавалер самых значимых орденов, почетный доктор Оксфордского и Эдинбургского, Бордоского, Торуньского университетов, председатель правления Советского, а позднее Российского международного фонда культуры, председатель Пушкинской комиссии АН СССР, член Союза писателей СССР и Союза писателей Санкт-Петербурга, депутат Ленсовета (1961-1962) и народный депутат СССР от Советского фонда культуры ..." (Вера Камша, "Интеллигент") * * * Интеллигенты любят рассуждать о совести. Эта тема для них особенная и является чуть ли не отличительным признаком: если не любишь рассуждать о совести, ты уж точно не интеллигент. Надо думать, интеллигент -- это мазохист, упивающийся муками совести и распаляющий в себе её по всякому мелкому поводу. Чтобы выяснить, есть ли у тебя совесть, сделай гадость не заслуживающему её человеку и посмотри, начнёт ли тебя совесть мучить (мысленное совершение гадости может оказаться недоста- точным для возбуждения совести). Чтобы быть уверенным в том, что совесть никуда не исчезла, надо время от времени делать гадости не заслуживающим их людям. Наличие у человека совести ещё не означает того, что эта со- весть как-то влияет на его поведение: муки совести вполне можно перетерпевать ради каких-то существенных выгод (это всё-таки не так больно, как, например, при втыкании иголок под ногти), осо- бенно если сознаёшь, что совесть -- всего лишь инстинкт, который, как и всякий инстинкт, не всегда проявляется правильно. В принципе человек может быть совершенно лишённым совести и при этом быть безвредным для окружающих -- если его удерживают от дурных поступков иные, чем совесть, инстинкты (например, любовь к ближнему, стремление прославиться в качестве праведника, опасение ответных подлостей, страх перед мифической божьей карой), а также простой расчёт (например, желание личным примером поспо- собствовать исправлению общества). * * * Книга "Письма о добром и прекрасном", якобы для детей. Посколь- ку в ней слишком много недетского, надо думать что на самом деле эти графоманские морализаторские потуги сначала ориентировались на взрослых олухов, но получились настолько убогими, что были потом переделаны под интеллигентских чад (нормальный человек эту муть своему ребёнку подсовывать не станет, потому что не захочет сделать из него нежизнеспособное существо). Обоснование рекомен- даций у академика по большей части отсутствует, а если имеется, то такое же убогое, как и сами рекомендации. Думать и жить такая литература не научит: она научит только пускать интеллигентские сопли. У академика: "Поговорка 'цель оправдывает средства' губительна и безнравст- венна. Это хорошо показал Достоевский в 'Преступлении и наказа- нии'. Главное действующее лицо этого произведения -- Родион Рас- кольников думал, что, убив отвратительную старушонку-ростовщицу, он добудет деньги, на которые сможет затем достигнуть великих целей и облагодетельствовать человечество, но терпит внутреннее крушение. Цель далека и несбыточна, а преступление реально; оно ужасно и ничем не может быть оправдано. Стремиться к высокой цели низкими средствами нельзя." Поговорка 'цель оправдывает средства' всего лишь отражает то обстоятельство, что для получения каких-то благ зачастую требу- ется идти на какие-то потери. "Низкие" средства обычно не годятся для "высоких" целей не потому, что "нельзя", а потому что в ко- нечном счёте МЕШАЮТ достижению этих целей (увеличивают количество их противников и т. д.). * * * К 1950-м годам интернационалистский зуд в СССР более-менее уменьшился, еврейская власть мало-помалу сменилась русской, так что стало можно и даже нужно говорить об удивительных качествах русского народа и оказалась востребованной способность Лихачёва сочинять панегирики русской литературе и вообще всему русскому (кроме русского социализма). Из лихачёвского предисловия "Начало древней литературы" в книге "Повести Древней Руси. XI-XII века". О древнерусской жизни и отражении её в древнерусской литературе: "Гостеприимство становилось одной из основных человеческих добродетелей." О том, как проявлялась у древних русичей одна из основных человеческих добродетелей, есть под той же обложкой в "Повести временных лет" (переведенной с древнерусского языка на современ- ный русский самим Лихачёвым) следующее: "И поведали Ольге, что пришли древляне, и призвала их Ольга к себе, и сказала им: 'Гости добрые пришли'. И ответили древляне: 'Пришли, княгиня'. И сказала им Ольга: 'Так говорите же, зачем пришли сюда?'. Ответили же древляне: 'Послала нас Деревская земля с такими словами: 'Мужа твоего мы убили, так как муж твой, как волк, расхищал и грабил, а наши князья хорошие, потому что берегут Деревскую землю, -- пойди замуж за князя нашего за Мала''. Было ведь имя ему Мал, князю древлянскому. Сказала же им Ольга: 'Любезна мне речь ваша, -- мужа моего мне уже не воскресить; но хочу воздать вам завтра честь перед людьми своими; ныне же идите к своей ладье и ложитесь в ладью, величаясь, а утром я пошлю за вами, а вы говорите: 'Не едем на конях, ни пеши не пойдем, но понесите нас в ладье', -- и вознесут вас в ладье', и отпустила их к ладье. Ольга же приказала выкопать яму великую и глубокую на теремном дворе, вне града, На следующее утро, сидя в тереме, послала Ольга за гостями, и пришли к ним, и сказали: 'Зовет вас Ольга для чести великой'. Они же ответили: 'Не едем ни на конях, ни на возах и пеши не идем, но понесите нас в ладье'. И ответили киевляне: 'Нам неволя; князь наш убит, а княгиня наша хочет за вашего князя', -- и понесли их в ладье. Они же сидели, величаясь, избоченившись и в великих нагрудных бляхах. И принесли их на двор к Ольге, и как несли, так и сбросили их вместе с ладьей в яму. И, склонившись к яме, спросила их Ольга: 'Хороша ли вам честь?'. Они же ответили: 'Горше нам Игоревой смерти'. И повелела засыпать их живыми; и засыпали их." Там же у Лихачёва": "В беспредельных пространствах русской равнины люди с особенной силой стремились преодолеть свою разобщённость. Человек ставил высокие и светлые церкви на холмах или крутых берегах рек, чтобы издали отметить места своих поселений. Эти церкви отличались удивительно лаконичной архитектурой..." "Удивительно лаконичная архитектура" -- так патриоты говорят про архитектурное убожество, когда оно у СВОИХ. Там же у него же: "Древнерусский автор то сам непосредственно, от своего лица, ратует за правду в своих поучениях и 'словах', то создаёт образы борцов за справедливость, за независимость родины, за осуществле- ние идеалов на земле..." А вот какие на самом деле в "Повести временных лет" местами насозданы образы борцов за осуществление идеалов: "В год 6449 (941). Пошел Игорь на греков. И послали болгары весть царю, что идут русские на Царьград: 10 тысяч кораблей. И пришли, и подплыли, и стали воевать страну Вифинскую, и попленили землю по Понтийскому морю до Ираклии и до Пафлагонской земли, и всю страну Никомидийскую попленили, и Суд весь пожгли. А кого захватили -- одних распинали, в других же, перед собой их ставя, стреляли, хватали, связывали назад руки и вбивали железные гвозди в головы. Много же и святых церквей предали огню, монастыри и села пожгли и по обоим берегам Суда захватили немало богатств." Лихачёв (там же): "Литературный стиль Древней Руси до нашествия Батыя может быть определён как стиль монументального историзма. Люди этого времени стремились увидеть в мире всё самое значительное по содержанию, мощное по формам, они полны удивления перед мудростью мироустрой- ства, литература полна приглашениями читателю 'подивиться' и 'почудиться' окружающему." В действительности же литературный стиль Древней Руси характе- ризуется первобытной непосредственностью в описании довольно жестоких и подлых нравов и местами простеньким морализаторством в христианском ключе. Ни одно приглашение 'подивиться' мудростью мироустройства что-то не попало мне на глаза, так что древнерус- ская литература подобными вещами уж никак не полна, а полна вот такими: "убили Аскольда и Дира" "убили Игоря и дружинников его" "убил его Олег" "Ярополк убил Олега" "убил Рогволода и двух его сыновей, а дочь его взял в жены" "Убили они и многих других отроков Бориса" "Вот убил я Бориса; как бы убить Глеба?" "Святополк же окаянный и злой убил Святослава" "убил князя их Моислава" "убили тут Янева попа" "когда же убили дитя" "и убили Изяслава, сына Владимирова" "Василько брата твоего убил, Ярополка" И т. д. Это из "Повести временных лет". Кстати, на кошмарность древнерусской литературы некоторые таки обращали внимание. К примеру, Иван Бунин в "Окаянных днях" пишет: "Уж на что страшна старая русская летопись: беспрерывная крамо- ла, ненасытное честолюбие, лютая 'хотя' власти, обманные целова- ния креста, бегство в Литву, в Крым 'для подъёма поганых на свой же собственный отчий дом', рабские послания друг к другу ('бью тебе челом до земли, верный холоп твой') с единственной целью одурачить, провести, злые и бесстыдные укоры от брата к брату..." (6 мая 1919 г.) * * * Каким образом Лихачёв отвертелся в 1941-1945 гг. от военной службы -- загадка русской природы. Если судить по тому, что про- тянул он аж до 93 лет, несмотря на ГуЛАГ и ленинградскую блокаду, больших проблем со здоровьем у него не было. Вряд ли возлагались серьёзные надежды на его исследования по тактике, вроде труда "Оборона русских городов", который он выпустил в начале войны. * * * Комментатор -- это интеллектуальная суть Дмитрия Лихачёва. Рев- ностный служка при храме культуры, он был беспросветно вторичен и брал не новизной, а усидчивостью и могучей памятью на всякую ерунду. В духовные лидеры Лихачёв выбился не только благодаря академическому званию и оголтелой антисоветскости, но также бла- годаря своей интеллигентской типичности. Антисоветская галиматья, которую нёс Лихачёв, была тоже очень типичной. Культура -- вещь довольно неоднородная в отношении значимости. Лихачёв с ему подобными представляет в культуре элемент низшего порядка -- могущий существовать лишь в качестве дополнения к чему-то базовому, обеспечивающему жизнеспособность общества. * * * Всякий интеллигент знает про воссиявшего в земле российской великого интеллигента академика Лихачёва. Но трудно найти интел- лигента, который если не читал, то хотя бы может назвать какую- нибудь книгу этого академика. Причина не в том, что его труды были слишком специальными (в конце концов литературоведение -- это не математика), а в том, что до множества горячих интелли- гентских сердец он достучался не литературоведческими трудами, а мутными публичными выступлениями якобы в защиту культуры и морали, а точнее сам не понимая чего, потому что дать толковое определение морали и культуре он был наверняка не в состоянии ("Я не люблю определений и часто не готов к ним."). Дмитрий Лихачёв -- действительно великий интеллигент, но в очень дурном смысле. Это не хорошо, когда слишком много культуры. Где много интеллигентности, там мало интеллектуальности, потому что ресурсы психики расходуются либо на то, либо на другое. Интеллигент -- это человек, перегруженный культурой и вследст- вие этого страдающий недоразвитием самостоятельного мышления: на почти любой вопрос у такого человека вспоминается готовый ответ, когда-то вычитанный или услышанный, так что не испытывается потребность озадачивать себя самого. Интеллигенту не свойственно ни сомнение, ни сложное интеллекту- альное творчество. Вместо мыслительного процесса у него -- гла- денький поток ассоциаций. Отличить поток ассоциаций от мыслитель- ного процесса можно по отсутствию сколько-нибудь существенной новизны. Новым у интеллигента оказывается в лучшем случае соче- тание старых элементов. Творческий процесс у интеллигента сво- дится к выстраиванию новых конструкций из готовых проверенных блоков. Чтобы быть интеллигентом, нужна в первую очередь даже не зацикленность на теме совести, а хорошая память на всякую интел- лигентскую дребедень. Свобода мышления у интеллигента сводится к тому, что он насыща- ется РАЗНООБРАЗНОЙ умственной дрянью и оказывается способен выст- раивать свои цепочки ассоциаций не в одном ключе, а в разных, но всегда безответственно, то есть не будучи скованным необходимос- тью проверять адекватность и значимость своих умопостроений и расплачиваться за их ошибочность. Интеллигентность -- это форма паразитирования на обществе, состоящая в том, что индивид впечатляет людей своими псевдозна- чительными рассуждениями, чем якобы обогащает их в умственном отношении, из-за чего они выделяют ему довольно большую часть, так сказать, общественного продукта, выработанного менее слож- ными личностями. О соотношении понятий "образованец", "интеллигент", "эрудит": это три ступени развития одного и того же феномена. При оценке ума надо учитывать 1) мощность ума, 2) направлен- ность ума, 3) насыщенность ума чужими представлениями. Чтобы перегрузить слабенький ум до состояния угнетенности само- стоятельного мышления, требуется довольно небольшое количество культуры, и в результате получается образованец. Образованцев много больше, чем интеллигентов, но их роль в сохранении и рас- пространении культурного мусора незначительна вследствие малой вместимости их мозгов. Основной носитель и распространитель псев- дознаний в обществе -- это интеллигент. Эрудит -- это уже не только носитель и распространитель, но и создатель интеллигентс- кой культуры: настолько насыщенный псевдознаниями, что выстраива- ние новых конструкций из старых кусков у него получается как бы само собой. Выше "эрудитов" стоят лишь редкие титаны несамостоя- тельной мысли, вроде академика Лихачёва. Советское общество было, конечно же, довольно ущербным, но не совсем в тех частностях, в каких видела его ущербность интелли- гентская традиция, мощным выразителем которой выступал Дмитрий Лихачёв. Это общество было ущербным, среди прочего, в том, что в нём могли попасть в число академиков люди типа Лихачёва -- могу- чие комментаторы чужих текстов, работающие на невысоких уровнях научной сложности. Интеллектуальный уровень научной отрасли в СССР был в целом невысоким: хорошо справлялись с частностями, особенно технически- ми, но в области неформальных обобщений ситуация была удручающая -- по причине не столько засилия "научного коммунизма", сколько засилия дурной интеллигентности -- советской и замаскировавшейся антисоветской. Следствием этого была неоптимальная постановка задач науке, следствием следствия -- крах социальной системы. * * * Вот знаменитое в своё время "письмо 42-х", подписанное Лихачё- вым в компании с другими известными защитниками "общечеловеческих ценностей" и опубликованное в газете "Известия" 5 октября 1993 года: ПИСАТЕЛИ ТРЕБУЮТ ОТ ПРАВИТЕЛЬСТВА РЕШИТЕЛЬНЫХ ДЕЙСТВИЙ
"Известия" получили текст обращения к согражданам большой группы известных литераторов. В нем говорится: Нет ни желания, ни необходимости подробно комментировать то, что случилось в Москве 3 октября. Произошло то, что не могло не произойти из-за наших с вами беспечности и глупости, -- фашисты взялись за оружие, пытаясь захватить власть. Слава Богу, армия и правоохранительные органы оказались с народом, не раскололись, не позволили перерасти кровавой авантюре в гибельную гражданскую войну, ну а если бы вдруг?.. Нам некого было бы винить, кроме самих себя. Мы "жалостливо" умоляли после августовского путча не "мстить", не "наказывать", не "запрещать", не "закрывать", не "заниматься поисками ведьм". Нам очень хотелось быть добрыми, великодушными, терпимыми. Добрыми... К кому? К убийцам? Терпимыми... К чему? К фашизму? И "ведьмы", а вернее -- красно-коричневые оборотни, наглея от безнаказанности, оклеивали на глазах милиции стены своими ядовитыми листками, грязно оскорбляя народ, государство, его законных руководителей, сладострастно объясняя, как именно они будут всех нас вешать... Что тут говорить? Хватит говорить... Пора научиться действовать. Эти тупые негодяи уважают только силу. Так не пора ли ее продемонстрировать нашей юной, но уже, как мы вновь с радостным удивлением убедились, достаточно окрепшей демократии? Мы не призываем ни к мести, ни к жестокости, хотя скорбь о новых невинных жертвах и гнев к хладнокровных их палачам пере- полняет наши (как, наверное, и ваши) сердца. Но... хватит! Мы не можем позволить, чтобы судьба народа, судьба демократии и дальше зависела от воли кучки идеологических пройдох и политических авантюристов. Мы должны на этот раз жестко потребовать от правительства и президента то, что они должны были (вместе с нами) сделать давно, но не сделали: 1. Все виды коммунистических и националистических партий, фронтов и объединений должны быть распущены и запрещены указом президента. 2. Все незаконные военизированные, а тем более вооруженные объединения и группы должны быть выявлены и разогнаны (с привлечением к уголовной ответственности, когда к этому обязывает закон). 3. Законодательство, предусматривающее жесткие санкции за пропаганду фашизма, шовинизма, расовой ненависти, за призывы к насилию и жестокости, должно наконец заработать. Прокуроры, следователи и судьи, покровительствующие такого рода общест- венно опасным преступлениям, должны незамедлительно отстра- няться от работы. 4. Органы печати, изо дня в день возбуждавшие ненависть, призы- вавшие к насилию и являющиеся, на наш взгляд, одними из главных организаторов и виновников происшедшей трагедии (и потенциальными виновниками множества будущих), такие, как "День", "Правда", "Советская Россия") "Литературная Россия" (а также телепрограмма "600 секунд"), и ряд других должны быть впредь до судебного разбирательства закрыты. 5. Деятельность органов советской власти, отказавшихся подчи- няться законной власти Россия, должна быть приостановлена. 6. Мы все сообща должны не допустить, чтобы суд над организатора- ми и участниками кровавой драмы в Москве не стал похожим на тот позорный фарс, который именуют "судом над ГКЧП". 7. Признать нелегитимными не только съезд народных депутатов, Верховный Совет) но и все образованные ими органы (в том числе и Конституционный суд). История еще раз предоставила нам шанс сделать широкий шаг к демократии и цивилизованности. Не упустим же такой шанс еще раз, как это было уже не однажды! Алесь Адамович Юрий Карякин Анатолий Ананьев Яков Костюковский Виктор Астафьев Татьяна Кузовлёва Артём Анфиногенов Александр Кушнер Белла Ахмадулина Юрий Левитанский Григорий Бакланов Дмитрий Лихачёв Зорий Балаян Юрий Нагибин Татьяна Бек Андрей Нуйкин Александр Борщаговский Булат Окуджaвa Василь Быков Валентин Оскоцкий Борис Васильев Григорий Поженян Александр Гельман Анатолий Приставкин Даниил Гранин Лев Разгон Юрий Давыдов Александр Рекемчук Даниил Данин Роберт Рождественский Андрей Дементьев Владимир Савельев Михаил Дудин Василий Селюнин Александр Иванов Юрий Черниченко Эдмунд Иодковский Андрей Чернов Римма Казакова Мариэтта Чудакова Сергей Каледин Михаил Чулаки Нет ни желания, ни необходимости подробно комментировать этот призыв к массовым репрессиям в отношении политических противни- ков. Массовые репрессии не суть непременный атрибут социалистическо- го государства, а суть фаза существования государства, которой мало какому государству удаётся избежать. Когда общество стабили- зируется, точнее, когда репрессии достигают цели, тогда происхо- дит сокращение их до очень невысокого уровня. Предрасположенность любого общества к массовым репрессиям объясняется 1) человечески- ми инстинктами, 2) мировоззренческой ограниченностью большинства людей, 3) "машинностью" государственного аппарата. Дмитрий Лихачёв был по натуре репрессист, как и большинство яростных защитников "общечеловеческих ценностей". Если бы он не отличался убогой плоскостью своих политических высказываний, его можно было бы даже назвать одним из идеологов антисоветских репрессий в России начала 1990-х. * * * Так кто же такой был на самом деле Дмитрий Лихачёв? Интеллигент в худшем смысле этого слова, крупнейший специалист по интелли- гентской совести, эрудит-графоман. Его обильные научные работы по большей части лежат в области комментариев. Его обобщённые рас- суждения на политические, философские и моральные темы трескучи и не оригинальны. Самое противное в нём -- это вписанность в эпо- ху: в советское время он -- советский академик, в перестроечное -- мутное горбачёвское трепло, в постперестроечное -- оголтелый антисоветчик. Вряд ли он был тонким приспособленцем: скорее слег- ка свихнувшимся про причине хронической информационной перегрузки -- не отдающим себе отчёта в основаниях своей публичной деятель- ности. По-видимому, он искренне совестничал, но, будучи сущест- венно абсурдизированой личностью, делал это по большей части вздорным образом. Гений? Наверное, да (гений не обязательно пло- довит творчески). Ведь только специализированный гений может быть так впечатляюще уродлив в умопостроениях, выходящих за рамки его профессии. Обществу в целом и науке в частности он причинил боль- шой вред тем, что щедро распространял поверхностность и иррацио- нальность. Носятся теперь с Лихачёвым только абсурдизированные интеллигенты и представители антикоммунистической власти, при которой русский народ вымирает со скоростью 1 миллион человек в год.Литература:
Камша В. "Интеллигент. 100-летию академика Дмитрия Лихачева", сайт www.kamsha.ru. Лихачёв Д. С. "И пробил час", "Литературная газета", 01.01.1987. Лихачёв Д. С. "Письма о добром и прекрасном". Лихачёв Д. С. "Поэтика древнерусской литературы", Л., "Наука", 1967. "Повести Древней Руси. XI-XII века", Л., "Лениздат", 1983.Приложение 1:
Алексей Смирнов ("Двойная трагедия"/"Зеркало", 2005, ?26): "Академика Лихачева команда Горбачева очень умело использовала, прикрывая им свое немыслимое воровство. В бесконечные сериалы "бандитского Петербурга" с семьей Собчака и всех прочих нынешних "питерцев" академик Лихачев очень даже хорошо вписывается как политически дураковатый, выживший из ума интеллигент и свадебный генерал, почему-то решивший, что вдруг вот так, за здорово живешь, бывшие коммунисты будут возрождать традиционную Россию, а он будет обучать матерых воров и бандитов идеалам русского гуманизма и народнического правдолюбия. Лихачева держали в собчаковской конюшне как козла для успокоения маразменной советской телепублики, которой он часами рассказывал свои байки про тюрьмы и лагеря, подслеповато предсмертно щурясь и уговаривая своих слушателей не делать людям зла. Ни разу Лихачев ни на кого не гавкнул и не окрысился из своей слежавшейся и пропахшей гниющими книгами норы и только все время всему умилялся. А ведь совсем не наивен был, между прочим, старичок, мог бы и гавкнуть, но рот его был очень давно, со времен соловецкой юности, заколочен гвоздями-сотками."Приложение 2: Из обсуждений.
07.07.2014: "Академик Лихачёв в своей записной книжке утверждает: писатель и в своей личной жизни, в частных взглядах, в своём повседневном поведении должен быть безупречен. Я думаю, не хватил ли он через край." Какие мы все вежливые... Если называть вещи своими именами, то этот Лихачёв был довольно большой дурак, и дурацких высказываний, вроде приведенного, у него просто навалом. Человек не может быть безупречным уже просто потому, что взгля- ды людей на безупречность существенно разнятся. Человек не может быть безупречным даже в собственных глазах, потому что его представления о безупречности (если он не дурак, вроде Лихачёва), во-первых, местами не вполне определённые, во-вторых, хоть немного изменяются со временем. "Не хотел здесь писать откровенно, но по поводу 'величия' Лихачёва у меня всегда были большие сомнения, - при том, что я сознавал его незаурядность, - всё ж личность, как ни крути. Дневник, который я вторично просмотрел на днях (и может, кое что ещё из него процитирую), действительно не содержит ни одной свежей, парадоксальной мысли, всё довольно однотонно и малоинтересно. Но у меня вызывает уважение эрудиция Д.С., градус его интереса к жизни, культуре, науки, - по этой причине я и процитировал его." В части производительности - да, незауряден. А вот эрудиция -- достоинство слабенькое: означает забитость головы, придавленность мышления излишком информации. "Я больше ценю сдержанный, несколько холодноватый тон, поэтому весьма сдержанно отнёсся и к восхвалениям, и к низвержению, - в последнем явно просматривается напористость, лишённая хоть каких-то ноток снисхождения. О личном впечатлении я уже сказал, могу сказать шире - для меня он действительно не совесть и не честь, просто интеллигент, и книг я его не читал, - потому что это попросту скучно, не изюминки, нет динамики, нет внутреннего нерва, что ли, - кроме книги, где он пишет о русской усадьбе, - но это уж близкая мне тема, - и там он обнаруживает знание предмета и любовь к нему, - это располагает..." Я тоже ценю осторожность в высказываниях: докапывание до правды -- занятие таки сложное. Но вдобавок есть сложность привлечения внимания читателей. А чтобы привлекать их в наше дивное время, надо чем-то их ЗАДЕВАТЬ, иначе останешься писателем для одного себя. И вот я задеваю и задеваю -- стараясь, впрочем, соблюдать меру. Наверное, я всё-таки в основном соблюдаю её, если судить по уровню читаемости моих опусов. Разумеется, объяснить этот уровень можно и неуважительными причинами.
Возврат на главную страницу Александр Бурьяк / Дмитрий Лихачёв как великий комментатор и переводчик с русского на русский
|