Аннотация: Просто миниатюра на заданную тему -- развлекались с коллегами-авторами. Но я её очень люблю.
Возвращение
Порфирий уже не помнил, сколько так шёл. Северное сияние полоскалось в пол-неба. Идти было светло от снега. И не холодно, хотя и была на нём почему-то замызганная гимнастёрка с прорванным карманом.
Горизонт не приближался. Легкость была в теле, словно помолодел, и он всё топал вперёд и даже как будто песню напевал.
Повернулся--а она шла рядом, расписной подол волочился, заметал следы.
-Странно,-сказал Порфирий,-снег, а не холодно.
Она не улыбнулась. Так и шли.
-Ну,-низкий голос обхватил его,-рассказывай.
-Что рассказывай?
Она смотрела перед собой. Глаза черные, как два угля.
-Что можешь. Мне все рассказывают.
Порфирий подумал, но ничего не вспоминалось. Вроде было что рассказать, а вспомнить не мог.
-Жил как жил. Хорошо жил. Перед людьми не стыдно.
Он вспомнил, как перед войной Петренко одолжил ему червонец, но как-то это было мелко сейчас рассказывать. Сунул руку в карман. Червонца не было. Забыл-таки, мать твою.
Как жил, так и жил. И промолчал.
Нет, горизонт приблизился. Уже край было видно.
-Пришли,-сказала она.
Он оглянулся, а северное сияние было вокруг--сверху, снизу. И она на нём сидела.
А он был внизу, маленький. И рядом стоял стул.
Он сел.
-Теперь слушай,-сказала она.
Сполохами завертелось вокруг, заныло. Стало холодно.
Спать хочется, подумал Порфирий. А ты не спи. Нельзя спать, проспишь.
Она вроде как пела. Воздух колыхался, и складки северного сияния относило сквозняком в сторону.
Он заслушался.
А ведь верно, подумал, перед людьми не стыдно. И слава Богу. А за червонец я извинюсь. Какие теперь, к матери, червонцы!
И заснул, и снилось ему, как раздвинулись сполохи и выпустили Порфирия, и он падал долго, долго. Справа от него горела звезда. Порфирий потянулся звезду потрогать--и, пройдя сквозь неё, вышел наружу.