Было это так давно, что люди не помнят, а животные - не расскажут. Мыши тогда первыми тружениками считались. В полях жили, всякую маломальскую снедь в норки тащили, запасали на долгие зимы.
Зимы были не такие, как сейчас, и люди тоже. Знали цену труду, лишнее мусором не считали. Да и не было лишнего-то. А чтоб красть друг у друга - того не помышляли.
При людях, на подворье всегда животные жили. Коровы, лошади, овцы, куры, свиньи. Ну, и кот, конечно, куда ж без него. При доме, при печи хозяйской. Что уж там люди про него думали - не знаю, а он-то сам себя господином в избе чувствовал. Ходил вразвалочку, неспешно умывался лапкой, протяжно мурлыкал. Хозяйские дети его беспременно в свою компанию брали; он их сызмальства нянчил. За то и кормили. И неплохо, доложу я вам, кормили.
Только скучно коту жить стало. Решил он, что его работа по дому большей благодарности стоит. Стал потихоньку у людей еду таскать. И так в этом деле наловчился, что шибко захорошел: пухлый, рыжий, словно пирожок из печки. А уж артист - поискать.
Смотрят, бывало, на него с подозрением, а он бесхитростные глаза к небу поднимет, щёки - брылья к долу отвесит и вздохнёт,- куда там иному лицедею.
Стало людям ясно: он это. Некому больше. И давно бы ему знатную трёпку устроили, но на месте за злым деянием захватить никак не могли.
Время шло. Хозяйские дети подросли, у хвостатого няньки работы совсем не стало. Жизнь ещё скучнее сделалась. Начал он в дальние неспешные прогулки каждый день отправляться.
Увидал однажды в поле мышей. Остановился поглядеть на их житьё. Потом говорит:
- Здорово, каторжники!
- Почему "каторжники"?- возмутились мыши.- Мы на себя работаем. Трудно летом - сытно зимой, знаешь?
- Кто ж спорит,- говорит кот.- Да только жизнь ваша беспросветная. Вы хоть останавливаетесь иногда? Хоть в глаза друг другу глянуть или на небо...
- Чего мы на небе-то не видали? Чай, зёрен там не насыпано. А в глаза нам смотреть нечего: мы все одинаковые, черноглазые.
- Жаль мне вас: лучшей жизни не видели.
- Да нешто есть она, лучше нашей-то?
- У меня, например. Ворую,- с гордостью сообщил им кот.
- Воруешь? Как?
- Беру, что плохо лежит, и в пищу употребляю.
- Да мы этак всю жизнь делаем,- облегчённо вздохнули трудяги.- Берём, что плохо в поле, в лесочке лежит, и в нору тянем.
-Стало быть, вам не привыкать,- ухмыляется хитрюга.- Пошли со мной в деревню, кто смелый.
А кто смелый? У мышей в то время человек во врагах не числился, вот и пошли некоторые с котом.
Привёл он их к себе в дом. Гости с непривычки в кучку под печью сбились, озираются. А кот на лавку прыгнул, с неё - на стол, опрокинул кринку сметаны, слизывает. Удаль, значит, показывает. Ну, что ещё? Миску с сухим горохом опрокинул. Потом шматок сала на пол со стола слягнул - кушайте, мол, серость хвостатая.
Друзья подбирают, уже в азарт вошли, когда люди вернулись. Кота-то хозяин сразу в оборот взял: за загривок держит, мягкое место здоровенной, огрубелой ладонью охаживает. После уж на улицу выставил.
Серая братия в испуге под стеной, где дырочка в подпол была, стискалась. Как только усатый пакостник орать начал, они со страху вниз просыпались, мешочек с горохом да салом отнюдь не забыли. Посидели так-то, ни живы, ни мертвы, огляделись. А что? Место, хоть прохладное, но зимой не замёрзнешь. Картошки, моркови, свёклы вволю. Чего не поселиться? Другой раз, опять же, можно в избу слазить. Так и остались.
С тех пор повадились мыши в домах селиться. Воровством промышлять. Поднаторели в этом - людям житья не стало.
Рыжий-то прохвост через время опять к хозяевам в фавор попал, в избу вхож стал. Как узнал, что пока в изгнании был, приятели его воровскую науку уразумели и нехудо зажили, обиделся и не упускал уже случая погонять их.
С того времени повелась вековечная война кошек - мышек. К слову сказать, украсть у хозяев чего съестного коты тоже не откажутся, только куда им до мышей.
Волк и лев
Жили, каждый по-своему, волк на неоглядном раздолье тундры да тайги и лев - в Африке, среди баобабов и высоких трав. Обоим жилось трудно. Лютый холод и жестокая засуха, метели и суховеи учили их выносливости и уму.
Но однажды явились на грузовиках люди с ружьями, клетками и снотворным ловить животных для зоопарка. Поймали в лесах и полях много кого, в том числе, волка и льва.
На воле они не знали друг о друге, а в неволе оказались в соседних клетках. Вначале пленники ходили из угла в угол, нервничали. Потом обвыклись: мясо дают, свободного времени много. Познакомились. То, что тот и другой хищники, они почуяли сразу. О том и говорить нечего, а вот кто как охотится, послушать всегда интересно.
Волк поведал, как чует добычу издалека, долго преследует, в какой момент бросается.
- Тут нюх и выносливость - первое дело, - говорит. - Добыча слабеет и она твоя.
- Ха! Выносливость, - отвечает лев (только это "ха" на рык больше похоже). - Сила и внезапность - вот, что в охоте главное.
И рассказывает, как сидит в засаде, потом стремительно бросается, на малом расстоянии догоняет зебру, валит с ног.
- Стремительный бросок, - передразнивает волк. - На сколько тебя хватит? Быстро выдохнешься, а добыча ускачет.
- Не скажи. Если всё сделано внезапно - работает. Говоришь, жертву издалека чуешь, а она тебя разве не чует?
С каждым днём они спорили жарче. Но, раз подраться не могли, то решили сбежать и при случае показать друг другу охотничьи хитрости.
Однажды животных перевозили в другой зверинец, и приятели умудрились выбраться на волю. Оба были сильны, осторожны, и могли напугать до полусмерти. Так что до Африки добрались.
Лев тут - в своей тарелке, а волку худо, непривычно в жаре. Серый крепится из последних сил, не хочет ударить перед другом мордой в грязь. Хозяин быстренько еды раздобыл, а после настала очередь гостя. Но тому в саванне трудно: попробуй догнать зебру или антилопу в высокой траве. Они ногастые, прыгают не хуже кузнечиков. Долго так могут передвигаться, а волк в траве путается. Вдобавок, незнакомые запахи с толку сбивают. Совсем уходился.
- Что, охотничек, - подтрунивает гривастый. - Живой?
- Смейся, смейся, - мрачно огрызается приятель. - Посмотрел бы я на тебя в тундре.
- Посмотришь, - хозяин саванн был уверен, что и там у него всё получится.
Много времени и сил положили друзья, чтоб на севере оказаться. За дальнюю нелёгкую дорогу им пригодились выносливость и стремительность, отвага и осторожность, хладнокровие и ярость.
Добрались.
Льву холодно: грива-то густая, а спина мёрзнет. В засаде залечь негде: ни деревца, ни куста; мох с клочками травы. Да и не мог житель жарких равнин представить, сколь времени он на холоде без движения выдержал бы. Над волком тоже зря насмехался: самого незнакомые запахи с ума сводят, хоть не такие сильные, как дома. Лев даже не попытался кого-нибудь поймать. Говорит:
- Эх, друг, мне тоже нелегко в чужом краю. Видно, хороши мы с тобой каждый на своём месте.
- Правда.
Африканцу на севере лишнюю минуту быть мука. Далеко проводил его волк. Он ведь зверь такой, который, не только на тундровых болотинах, но и в лесах, в степи уживётся. Лев так не может, потому, хоть подружились они крепко, расстаться пришлось навсегда.
И к лучшему. Новая встреча могла бы произойти только в зоопарке, а этого я им никак не желаю.
Не дай Бог никому в неволю попасть.
Заюшкин домик
Трудно зайцу в лесу. Ни присесть где, ни подремать вволю: того гляди, лисица отыщет, волк погонится.
Не было у серого трусишки домика. Даже норы какой-нибудь. Решил он убежище надёжное поискать.
Ходил, ходил по лесу. Вышел на полянку. Солнышко светит, птички поют. Тихо. Боязливые-то зверьки неохотно из чащи показываются: вдруг заметит кто.
Но тут другое дело: на пенёчке фея сидит. Не то, чтобы по ней это видно было, но заяц так рассудил: сидит человек, а бежать от него не хочется. Наоборот даже, подойти любопытно. С чего бы?
Другое опять же: люди зачем в лес ходят? С ружьём - на охоту, с корзинкой - за грибами, с бидоном - за ягодами. А тут: корзинка рядом, а в руках ножницы. Сидит, режет, о грибах не помышляет. Только ведь это я говорю, что ножницы. А звери - то где в лесу их видели, откуда знают, что это? Вот и выходит по-заячьему: дело колдовское. Кто ж это может быть? Фея. Некому больше. Длинноухий опасливо подобрался ближе, сел, носом водит.
Волшебница заметила краешком глаза, спрашивает:
- Что, дружок, деться некуда?
- Угу. Нет у меня, бедного, ни норки, ни шалашика.
- Будет, будет тебе убежище. Подожди-ка...- взяла фея из корзинки плотную бумагу и домик вырезала.
Поставила на ладонь, зайчику показывает.
- Маловат да слабоват, - капризничает тот.
- Смотри-ка, - кудесница тихонько дунула.
Картонная игрушка с руки соскользнула и полетела, увеличиваясь, под кустик на краю полянки.
- Домик этот не простой, хоть бумажный. Нет его надёжнее: защитит он тебя от дождя и вьюги и от всякого, кто зло на уме держит. Доброго и честного можешь смело в гости звать, места хватит, а злой да коварный его не увидит. Спрячешься в нём - враг мимо пройдёт, не заметит.
Фея исчезла. Серенький осторожно залез, посидел, ничего особенного не почуял.
А волшебная сила нового жилища скоро пригодилась.
Бегали однажды зайцы в дальний овражек травкой лакомиться. Вдруг волк ка-ак выскочит! Всех разогнал, за нашим погнался. Долго бежали. Зайчик уставать начал, когда между деревьев просвет знакомой поляны увидел. Собрав силёнки, кинулся он в свой бумажный закуток. В последнюю минуту услышал, как челюсти над ним лязгнули. Хищник прыгнул (вот-вот сцапает) и вдруг упал мордой в траву. Вместо знатной добычи в зубах - ромашки да колокольчики. Где она? Испарилась? Растаяла? Волк обалдело помотал головой, выплюнул цветы, прочь побрёл, понурив голову и хвост.
Косой это из окошка видел.
Другой раз пришлось ему вдоль бережка домой возвращаться. Заметил он у кромки воды лисичку: плачет, вроде. Зайцы-то с лисами, как с волками, не особенно дружат, но тут, видно, помощь нужна. И страшно: вдруг учуяла его да притворилась? Но по доброй душе отважился, спрашивает:
- Ты что лежишь?
- Ох, лапку занозила. Еле хожу. Поможешь?
У того душа пополам: помочь надо и пойматься не хочется. Покумекал маленько да и придумал невеликую, а всё ж хитрость.
- Что же, помогу. Я близко живу. Потихоньку дойдёшь? Дома у меня полечишься, отдохнёшь, сколько надо будет.
- Попробую, - ответила рыжая и поднялась.
Доковыляли. Заяц издали показывает:
- Вот моя избёнка.
- Вижу. Что-то хлипковата.
- Какая есть. Заходи, - тут уж хозяин гостью смело позвал. Помнил, что фея говорила: дом виден тому, кто без злого умысла приходит.
- Выручил ты меня, спасибо. Отныне друг я тебе и защитник.
Стали они дружить. Многих врагов зайчик ещё потом распознал, друзей обрёл.
Домик его и теперь стоит на прежнем месте, только не каждый его увидеть может.
Егоров лес
В большом селе под высоткой, поросшей сосняком, жило в недалёком прошлом много народу.
Ребятня в свободное время в лес норовила податься. Круглый год дела себе там находили: зимой на лыжах, санках по склонам съезжали, весной за первоцветами бегали. Потом до самой осени по ягоды, по грибы ходили или просто, костерок пожечь.
Главным заводилой по части костерков-то был озорник один. Егором звали. Сколько раз лесник и егерь его из лесу гоняли - не сосчитать, но он снова за своё принимался. Такой был...
А в дремучей чаще жил Леший.
Всё ему в лесу ведомо и любимо. За всё у него душа болит: за травинку-былинку, птаху малую и белочку рыжехвостую. Гора забот выше ворот, а тут ещё люди с зимы до осени тревожат его царство. Покоя совсем не стало, везде не поспеть. У него ведь под приглядом леса на десятки километров вокруг. Лесники и егеря помогают, но едва справляются.
А Егорка озорничает тут же. Понятно, что Лешему он нравиться не мог. Пугал мальчишек лесной ведун, но, видно, время такое, что охотника с ружьём напугать легче, чем ребёнка.
Однажды случилась беда. Спалили сорванцы костёр, а угли гасить не стали. День был сухой и ветреный. Разыгрался пожар. Люди его не сразу приметили: ветер в сторону от села дул. Егор-то с ватагой ещё в сосняке бегал, а Леший пытался огонь затушить, но одному было уже не справиться. Не мешкая, стал он зверей спасать, как мог.
Приспела минута, когда бежит, стучит лапами, копытами многоликая толпа перепуганных и раненых зверей: хищники рядом с жертвами, сверху птицы, снизу ежи и змеи. За ними ведун спешит, несёт на плечах, голове, руках, в карманах, за пазухой слабых да малых, а за ним, пока что не вслед, оранжевой жаркой стеной пожар движется. Нагнали мальчишек. Звери вперёд побежали, а Леший кричит ребятам:
- Бегите, спасайтесь! Подмогу вызовите: пожар в лесу!
Схватил Егора за руку, потащил до противопожарной полосы, топор ему в руки суёт, а у самого лицо такое гневное, что озорнику не на шутку страшно сделалось.
- Руби кусты вдоль полосы!
-Они же живые...- ничего не соображая, пошептал парнишка.
-Живые?!! Ты бы подумал об этом, когда костёр в лесу разжигал! Руби, говорю!
Так Егор и рубил, не выпуская топора из рук, до приезда пожарных. А Леший в безопасном месте обожжённых зверей лечил.
Когда всё кончилось, пожарные мальчика благодарить за помощь принялись, а он голову опустил, рукой махнул и ушёл. Идёт, слезы глотает. Вдруг слышит голос:
- Не о том плачешь. Приходи завтра утром сюда, уму-разуму учить буду.
Мальчик ночь не спал, а ослушаться не посмел. Чуть свет пошёл. Стал по горелому ходить. Жутко. Под ногами серая дымка стелется. Туман ли, дым ли? В горле першит: то ли от гари, то ли от жалости. Земля чёрная. Из неё кольями обугленные стволы торчат. Странные комочки валяются, может, пичуги обгорелые? Зябко Егору стало, задрожал. Замёрз с утра, или раскаяние холодными лапами стиснуло сердечко?..
-Налюбовался? - услышал он подошедшего Лешего.- Ты ещё погибших детёнышей не видел. Хочешь, покажу?
Озорник опущенной головой замотал, слёзы на пыльные сапоги закапали.
- Коли так, слушай внимательно, - сказал Леший.- Делай, что хочешь, судьбу выбирай, как знаешь, но лес на этом месте вырасти. Иначе и жизни у тебя не будет.
По малолетству-то Егор понял, что погубит его колдун. Однако вышло по-другому...
Вернулся парнишка и сразу пошёл на окраину села к старому леснику Семёнычу. Узнал, сколько времени и сил надо, чтобы лес восстановить, снова чуть не расплакался.
-Раз не терпится, можешь прямо сейчас кое-что сделать,- говорит старик.- Отведу-ка я тебя в питомник. Там саженцы сосен и елей растят. Поучишься, сам попробуешь. Пока твои ёлочки в силу войдут, почва восстанавливаться начнёт.
Пошли. С того момента началась у мальчика новая жизнь. Озорничать времени не стало: после уроков к своим деревцам мчался, растил. Как школу закончил, в лесотехнический институт учиться поехал, потом в родное село вернулся.
День за день, год за год пошли, понеслись. Не знал Егор покоя и не хотел отдыхать. Всё в лесу, при деле. Саженцы-то ему довелось не только на своей гари высаживать да выхаживать. Так жил...
Много времени прошло с тех пор. Зашумел, загудел на пригорке крепкий сосняк. Утреннее солнце золотит его молодую кору с востока, вечернее покрывает медью на западе. Одевает зима его в пушистые снега, носит весенний ветер смоляные запахи по округе. Лето развешивает серебряную росу на черничнике. Сыплет осенью червоную монету осинничек, сосняковый попутчик.
Чуть не каждый день поднимается сюда столетний старец Егор. Садится на травку перед сосняком, щурится на солнышке. Всё помнит он, ничего не забыл. Только слова Лешего, которого с тех пор и не встретил, понимает по-другому.
Не собирался колдун губить его, а, может, наоборот, берёг, чтобы успел он главное в жизни дело сделать. Не Леший забрал, а Егор сам жизнь лесу этому отдал. Вон какой сосняк-красавец вымахал, в стихи просится! Приложит, бывало, дед руки к стволу, щекой коснётся и слушает, улыбается, словно понимает, о чём дерево шепчет.
Так-то сидел однажды старик, грелся на припёке и дышать перестал. Не умер, а превратился в гранитный валун. Всё слышит, а молчит, не двигается. Счастлив: лучшей доли, чем у ног своего леса солнышко встречать, он не желал.
Люди тот лес Егоровым назвали и поныне гулять в него ходят. У гранитного валуна молодые люди свидания назначают, пожилые ягодники отдыхать пристраиваются, совсем как дед Егор прежде...
Оленёнок и его друзья
Оленёнок родился в семье северных оленей на южной окраине тундры. Когда весна разгулялась, стали олени к северу откочёвывать. Напал на них волк, отбил в сторону тонконогого сосунка, и пришлось бы тому погибнуть, если б не чудо.
Малыш мчался со всех ножек, резко бросался в стороны, как подсказывала оленья природа, устал и уже слышал за спиной хриплое волчье дыхание, как вдруг... исчезло! Обернулся: никого!
Оленёнок ничего не думал о странном спасении, просто радовался, что жив. Когда отдохнул и огляделся, видит: один он. Куда идти - не знает. Побрёл наугад.
Дошел до высоченных сосен. В своей маленькой жизни он, конечно, видел деревья, только низенькие, не выше его самого. А эти шея болит рассматривать. Постоял, попереминался с копытца на копытце и вошёл в лес. Идёт, головой вертит: всё не как в тундре. Вот птица грузно поднялась, и тяжело хлопая крыльями, перелетела на другое дерево. Дома тоже есть пернатые, но не такие, и живут иначе. Вон, маленькая пушистая зверушка огоньком проскакала по веткам и скрылась.
А во-от, ломая сучья, навстречу движется большой, косматый зверь. Оленёнок попятился. Приметил это громадина, ухмыльнулся незло:
- Какими судьбами?! В тайге такие, как ты, нечастые гости.
- Олень я...Северный...Из тундры...Маму ищу.
- Ма-аму? Заблудился ты, золотко, тебе в обратную сторону надо. Хочешь, провожу? - участливо спросил гигант. - А что, интересно здесь? Поди, новое всё, необычное?
- Что есть, то есть.
- Так погости маленько. Красивые места покажу. Меня тут все знают. Медведь я.
Кто постарше, может, и не согласился бы: что у незнакомца на уме? Но малыш ни о чём таком не подумал. Заблудился он крепко, а здоровяк этот его и в первую минуту съесть мог.
Пошли к реке. По дороге косолапый ребятёнку про деревья, животных рассказывал. На берегу они за кустами спрятались, на лужок глядят.
Там девочка сидит. Синий, в мелкий цветок сарафан, тоненькие косички. Рядом корова, лошадка и овечка ходят.
Медведь всех назвал и прибавил:
- Хорошая девочка. Часто их тут вижу, а подойти не смею: боюсь напугать.
У Оленёнка нет таких забот. Он и выскочил из кустов.
- Ой, маленький, привет! Ты откуда взялся? - ласково заговорила Любаша - так, выяснилось, звали девочку.
Вечером расставались уже друзьями. Медведь малинные места обещал Любаше показать. После повёл северного гостя в берлогу спать. Сам уснул быстро, а оленёнок думал, как много интересного узнал.
К примеру, в тайге много деревьев, но больше сосна да лиственница. Заливным лужок называется потому, что талая вода его весной заливает. Лошадка, корова и овечка домашними считаются, живут с человеком. На лужок пастись ходят. Девочка такая добрая, ласковая! Медведь говорил, люди злые, жестокие; их больше лесного зверья бояться надо. Ах, если б все такие, как Любаша, были.
Много чего малыш вспомнил, потом мысли спутались, и он уснул.
Утром проводил таёжный властелин его до окраины леса, показал куда идти и как за солнцем следить, чтоб опять не заблудиться, помахал на прощанье лапой.
Обратный путь был уже знакомым, и хотите верьте, хотите нет, голодный волк не встретился.
Родных маленький путешественник нашёл, но о таёжных друзьях почему-то не рассказал.
Через недолгое время он стал сильным и умным вожаком стада.
Заяц и телефон
В папином кармане жил мобильный телефон. Он был дельным помощником, поэтому хозяин всегда носил его с собой.
В тёплую октябрьскую субботу папа с дочкой и мамой отправились в лес. Они любовались осенними красками, бегали наперегонки, играли в мяч. Словом, вели себя так, будто все трое были детьми.
Под большой елью, куда папа полез за мячом, телефон выпал из кармана. Кувыркнувшись, он нырнул в опавшую хвою. Вечером семья уехала обратно в город, так и не хватившись мобильного помощника.
Он лежал тихо. Вдруг под ель прыгнул запыхавшийся заяц, и почти сразу же за ним пробралась лиса:
- Ага! Попался, голубчик, - злорадствовала хищница, уверенная, что сейчас наступит конец зайкиной жизни.- Нашёл, где прятаться. Ничего нового-то не придумал? Хоть бы по деревьям лазать научился.
Она готовилась броситься на бедолагу, когда разразился звонок. И не какой-нибудь, а "Ночная серенада" Моцарта. Необычные звуки заставили лису опрометью броситься наутёк. А уж заяц (тоже, кстати говоря, не знакомый с музыкой) вовсе лишился чувств. По этой причине он и остался под елью.
Косой пришёл в себя, опасливо взглянул на диковинку и спросил:
-Кто ж ты такой?
-Телефон я. Мобильник, знаешь? Некоторые просто трубой называют.
-Не-а. У нас в лесу таких зверей нет.
-Телефоны - не звери.
-Рассказывай,- не поверил заяц.- Лису-то вон как напугал. Ну и голосина у тебя.
- Голосина - что. Я людям помогаю в работе, в общении...
-Бог с ним, с общением. В лесу это не принято, а вот то, что ты лису напугал, - и есть польза. Я с тобой и волка прогнать смогу, и рысь. Вообще скоро царём зверей стану. Пошли ко мне жить.
- Пошли,- ответил телефон просто так, без цели, потому что был вещью и не видел выгоды от знакомства.
Всю дорогу зайка вслух мечтал о той счастливой поре, когда станет царём зверей. Ему грезилось, как лисы для него из деревенских огородов морковку таскают, волки - капусту, медведи травку по опушкам косят. Мобильник помалкивал.
У себя в норе заяц развалился на травяной подстилке и мечтательно закрыл глаза, надеясь увидеть счастливое будущее во сне.
Не тут-то было.
Грянул звонок. Папины знакомые очень хотели поговорить, поэтому "Ночная серенада" долго и восторженно звучала. Бедняга косой снова чуть в обморок не грохнулся. Наслушавшись и настрадавшись за ночь, утром он осторожно спросил:
- Послушай, может быть, тебе не стоит оставаться у меня?
- Может, и не стоит,- ответил телефон.
- Вот и я говорю. В конце концов, быть царём зверей трудно, опасно даже; куда мне... Давай я отнесу тебя обратно.
Боясь, как бы снова не раздались душераздирающие звуки, трусишка во всю прыть помчался с телефоном к ели. И там проникновенно зашептал:
-Прощай, друг.
-До свидания.
Зайчик побежал своей дорогой, а "друг" остался под елью. Правда, ненадолго. Скоро раздался шум подъезжающего автомобиля, хлопнули двери, послышались знакомые голоса:
-Вон та поляна. Посмотри, где трава примята. И под елью: ты туда тоже залезал. Нашёл?
- На поляне - нет. А под елью... Вот он, родимый!
Папа вылез и стал просматривать всё, что накопилось в электронной памяти. Потом автомобиль увёз людей с телефоном обратно в город, и жизнь всех снова пошла привычным порядком.
Лиса и мышонок
На опушке леса, в просторной избушке жил один мышонок. Раз помощников нет, то хлопот весной и летом хватало с избытком, знай, поспевай. Дом-то к зиме и подлатать надо, и дров припасти, и запасы заготовить.
Работящий был мышонок, что говорить, только любил сладенького покушать. Потому большинство запасов в магазине и по домам в селе собирал: сахарок, печенье, конфеты. Так на это дело падок был, что глубокий подпол своей избушки одними сладостями доверху к холодам натолкал.
Пришла зима, да такая суровая, что из дому лишний раз носа не высунешь. Снегу-то намело! Потом морозы затрещали. Стало в лесу голодно. Птицы поближе к деревням ютятся: выжить легче. Олени и лоси в заказник двинулись: там сено в кормушки каждый день кладут. За ними, понятно, волки подались. Лисы тож.
Не все. Одна пронюхала, что на поляне мышонок живёт, решила его съесть. Решить - решила, а поди, достань из избы-то. Походила, поглядела, постучала по стенам: изба крепка, дверь заперта. Стала каждый день наведываться. Вынюхивает, выглядывает, заодно в окна рожи хищные строит, зубами лязгает, жуть нагоняет. Потом ещё лапку к окну прикладывает, по стеклу когтями скрипит. Серохвостый знает, что дом крепкий, всё равно со страху трясётся и сладости от душевной слабости уписывает.
Однажды лисица явилась, заглянула и в ужас пришла: сидит серенький прямо напротив окна и ей, врагине, страшные рожи корчит: щёки надувает, глаза сводит, зубы оскаливает. Рыжая от окна отпрянула, к стене прижалась и глаза зажмурила. Кое-как размигалась, дух перевела; себе не поверила. Снова глянула. Мышонок корчи строит, ногами дрыгает, глаза закатывает! Рыжая так по стенке и съехала: "Бог ты мой! Он же ещё вчера меня боялся, дрожал осиновым листом! Может, не меня пугает?.. А кого?.." Долго она в смятении пробыла, но всё же отважилась ещё раз в окно заглянуть. Вдруг малыш ка-ак кинется к двери! Лисичку охватила паника: "Ой! Он меня сейчас покусает! А что, с такого станется! Может, у него бешенство какое-нибудь мышиное?!" Заметалась бедная, к ограде бросилась, а мышонок со скривленной мордочкой и отчаянным писком за ней побежал! Та и оглядываться не стала: некогда! Молнией в чаще скрылась.
Мышонок-то за ней только до поворота гнался, а там резко на болото свернул, к цапле. Много лет она там зимовать оставалась. Звери не трогали; она у них за доктора была и частенько от хворей спасала. Серенький к ней подбежал без страха, что съедят, потому как не до того ему нынче было. Смотрит на птицу жалкими глазами, вертится на одном месте. Цапля его ласково спрашивает:
- Что, миленький, зубик разболелся?
Бедный мышонок головой кивает, мычит: от боли челюсти свело.
- Ничего, сейчас всё поправим,- успокаивает бедолагу, сама в рот к бедняге клювом залезает. Р-раз! - и вытащила больной зуб! Опухоль на щеке таять начала, малыш повеселел. А цапля гладит его по маленькой голове, приговаривает:
- Полегчало? Вот и славно. Вот и хорошо. Впредь сладкое есть поостерегись.