Норд Ноэми : другие произведения.

Витасфера. Каменное Небо

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    ТОП 10. ПРЕНОМИНАЦИЯ на Конкурсе Научной Фантастики - 2017
  Где будущее?
  В этой гигантской могиле?
  Разве здесь рай?
  Наш подземный убийственный рай?
  А мертвые ангелочки, порхающие среди фонарей - хозяева нового мира?
  Мы дети тех, кто создал идиллию жизни.
  Они верили, что глубоко под землей человечество продолжится во времени, произведя на свет таких же благоразумных и предусмотрительных потомков, какими являлись далекие предки.
  Они ошиблись.
  Из Хроники ученого кавалера Галлеора
  
  I. Город под землей
  
  1. Где-то рядом с адом
  
  Галлеор с детства мог видеть незримое.
  Упругая соска, раздвигающая беззубые десны и впрыскивающая в рот молочные струи, давала повод спроецировать взгляд в то место, откуда эта благодать явилась, и различить в темноте неровную шероховатость, которая периодически распахивалась и вместе со сквозняком впускала пленительные ароматы другого мира.
  Неизвестность завораживала и манила.
  Его взгляд избегал разноцветных бликов, развешенных перед носом, и был всегда устремлен в сторону пленительной тайны.
  Он ждал. Он обожал. И был благодарен.
  Но ни разу никого не увидел там, за холодной стеной.
  С каждым днем вопросов становилось все больше.
  Нежность к тому, кто кормит и заботится о нем, с каждым днем становилась безысходнее.
  - Мама! - первое слово было обращено в пустоту.
  Он не нашел ее ни глазами, ни детскими ладошками.
  Что нужно матери?
  Чтобы ребенок был сыт, здоров, благополучен, чтоб звонкий смех переполнял залы и туманные углы садов, чтоб сон его был долог и глубок, а на губах роился шепот колыбельных песен.
  На свете нет ничего краше спящего младенца, ослепительного бутона, мирно растущего, туго спеленатого и нереализованного до поры.
  Время каждой матери остановлено в момент рождения ее божества.
  Она не знает и не поверит никому, что ее драгоценность однажды вырвется из рук, убежит и не оглянется.
  Для нее он всегда беспомощный. Он же ее малыш!
  Его голова не больше ее груди, а пальчики на руках такие крохотные, что его так легко спутать с куклой и бросить ради других неотложных дел.
  Но дети растут, становятся непослушными и опасными для своих неопытных тел.
  Нежных и заботливых мамочек вокруг малышей всегда было предостаточно. Они качали на руках своих питомцев, тискали их и тормошили. С мальчиками они катали машинки, а с девочками баюкали кукол.
  Каждый день мамочки сменяли друг друга, то, куда-то исчезая, то, появляясь вновь.
  Разноголосый детский гомон оглушал. Дети сосредоточенно копошились в подогретом песке, строили замки, плескались в бассейнах, вертелись на тренажерах.
  Однажды к Галлеору подошла малышка Тенсия, которая постоянно расчесывала пушистые концы кос, достающие до колен.
  - Какой ты смешной! - сказала она, погружая свой колючий гребешок в его густую шевелюру. - У тебя ресницы длинные, как у девочки. И волосы не торчат, а вьются колечками. Может быть, ты девочка наполовину?
  Он резко отвернулся и пошел прочь.
  - Глупый! Я сделала тебе комплимент! - закричала она вслед. - Девочки ценнее мальчиков, значит мальчик, который наполовину девочка, лучше целого мальчика. Это каждому понятно!
  Он задумался.
  Да, главными в жизни были девочки.
  Значит, он лучше мальчиков?
  Ну, нет! Никакой он не "девочка"!
  Девочки - глупые, у них не бывает тайн.
  - Ты умеешь так? - спросил он Тенсию, заткнув указательными пальцами свои уши.
  Она повторила жест.
  - Ты что-нибудь слышишь?
  - Нет.
  - Что-нибудь изменилось в мире?
  - Да. Стало плохо слышно.
  - У тебя нет мозга! - Галлеор убежал от подруги.
  На следующий день они встретились снова.
  Она увлеченно ковырялась в носу, но, заметив Галлеора, тут же переключилась на вчерашнюю тему:
  - Ты не прав! У меня тоже есть мозг. Перед сном в постели я заткнула уши и долго слушала и слушала и, наконец, услышала. Сначала я удивилась: почему стали не нужны слова и язык? А потом я вспомнила, что мамочка Лиссандра зря меня при всех отругала за описанные колготки. И я подумала, что буду ее ненавидеть за это всю жизнь. А ведь это нельзя, потому что она мамочка. Я поняла, когда неслышно песенок, становится грустно. И как же тут быть? Когда из моих глаз побежали ручейки, я испугалась, перестала зажимать уши и заснула. И ты никогда не отключайся. Если не будешь спать - не вырастешь.
  Он демонстративно зажал уши и отвернулся от девочки.
  - Ты меня снова обидел! - Тенсия побежала жаловаться.
  Вскоре она вернулась с мамочкой Лиссандрой.
  - Немедленно вытащи пальцы из ушей! - мамочка схватила его за упрямые вырывающиеся кулаки. - Ты должен постоянно слушать музыку! Ты должен быть в курсе наших указаний! Сегодня мы все учили песенку про правильного зайчика. А ты почему не выучил? Ты должен петь хором вместе со всеми!
  - Я хочу думать. Когда тихо, я слышу свои мысли.
  - Какие такие мысли у тебя могут быть? Ты же не калькулятор! Мальчик должен думать только о девочках, и о том, как оказать им любезность.
  - А почему все девочки глупые? Потому что - главные? Или наоборот?
  - Не смей плохо думать о девочках! Девочки - будущие мамочки. Они родят еще девочек, они спасут человеческий род от вымирания. И никаких мыслей они от тебя никогда не потребуют. И чтоб я никогда больше не видела, как ты затыкаешь уши! Ты знаешь, что бывает с непослушными?
  Он знал.
  Непослушные мальчики проходят тестирование.
  А это очень скучное и неприятное дело, когда нужно долго стоять на одной ноге, уметь закрывать глаза по одному, нажимать на кнопку после свистка и прочая неинтересная ерунда, растянутая на целый день. И еще при этом мамочки будут долго измерять ядрышки, а это самое противное дело.
  На следующий день все дети на площадке знали о том, что мальчик Галлеор "не получился", и его скоро отправят в Ад.
  Как только он появился на площадке, девочки начали скакать, извивая длинные мокрые языки:
  - Бе-бе-бе!
  - Катись в ад!
  - Мы не для тебя!
  Он снова заткнул уши. А Тенсия побежала к мамочке Лиссандре жаловаться:
  - Мальчик Галлеор опять не послушался!
  Повторное тестирование считалось позорным. Выйти незапятнанным из страшного кабинета было почти невозможно. Здесь решалось, кто прав: ребенок или мамочка, приведшая его сюда?
  Как правило, побеждал взрослый.
  - Проходи! Садись в кресло! - раздался нежный электронный голос.
  Галлеор остался один в белоснежном кабинете.
  Ослепительно белели стены, пол и потолок. Их грани слились, мир стал беспределен, опора под ногами исчезла, и мальчик завис в пространстве.
  Лишь три разноцветные кнопки перед носом напоминали о том, что он еще жив.
  - Перед тобой три розы.
  Красная означает: "Я - хороший".
  Черная означает: "Я - плохой".
  Завядшая коричневая роза означает:
   "Я - мертвый".
  Ты должен выбрать!
  
  Он выбрал красную.
  - Перед тобой три дома.
  Один с открытой дверью.
  Другой с открытым окном
  А третий - без окон и дверей.
  
  Он выбирал и выбирал, напряженно следя за экраном.
  Он не хотел стать мертвым и попасть в Ад.
  У него ужасно устала спина, и он отсидел попку, но ничего не просил, только тер кулачком глаза и напряженно вглядывался в экран.
  Он с ужасом ожидал очередного каверзного вопроса. Но страшнее всего было дождаться окончания поединка с невидимой программой.
  - Перед тобой три девочки.
  Одна - в пятнышках.
  Другая - без ручек.
  А третья - без головы.
  Ты должен выбрать.
  Выбирай!
  Время пошло!
  
  Он смотрел на три картинки, но решить задачки не мог.
  Он представил лицо Тенсии - в пятнышках, а е тело - без ручек.
  Потом - без головы.
  Пустой желудок начал резко сокращаться.
  "Жду ответа!" - требовал голос.
  Галлеора стошнило кислым воздухом.
  Таймер тикал с устрашающей скоростью.
  "Жду ответа... Жду ответа...", - барабанило во всем теле.
  Мозг отказывался повиноваться.
  Противные ябеды!
  Гадкие обзывалы!
  Лучше бы они все были в пятнышках!
  И для чего им руки?
  Они так любят швырять песком в глаза!
  Девочки - глупые! Значит, им и головы не нужны?
  "БЕЗ ГОЛОВЫ", - обреченно хотел выбрать он и уже потянулся к третьей кнопке, как вдруг услышал:
  "Ты свободен!"
  И перед ним со скрежетом распахнулась дверь.
  Он вышел в коридор.
  Где-то совсем близко спорили из-за него мамочки.
  Голос Лиссандры звучал приглушенно, она оправдывалась:
  - Пора изменить программу тестов! Самый аномальный мальчик избежал отсева!
  - Но он сидел там два дня подряд! Сколько можно мучить ребенка! - возражал другой голос.
  - Мальчиков нужно отбирать строже!
  - Но их и без этого мало!
  - Чем меньше - тем лучше! Содержание кавалеров обходится очень дорого! Я снова собираюсь вынести этот вопрос на обсуждение в Совете Матерей.
  - Разве ты не знаешь, что у малыша редкие гены?
  - Да, я помню твои причитания: "Иссякли гены Мудрой Верлинды". И все такое. Но я, например, заказываю для себя только белокурых с античным профилем и без всякой арифметики в голове.
  Галлеор уже не в состоянии был понять, о чем спор.
  О его ли неидеальных ушах, или о новой программе для выявления плохих мальчиков?
  Тело малыша обмякло, спина заскользила по стене, голова свесилась на грудь, и он заснул прямо возле страшной двери в камеру тестирования.
  Он не заметил, как чьи-то ласковые руки подняли и унесли его в постель.
  Проспал он долго. Наверно, сто дней.
  Его не будили.
  Однажды на прогулке к нему подбежала малышка Лизетта, но на ее бледном личике он не обнаружил насмешек.
  В то время, когда другие девчонки задирались и корчили рожи, эта смотрела на него теплыми песочными глазами с неподдельным сочувствием.
  Она перехватила его взгляд, но дразнить не стала, а только таинственно зашептала:
  - Я тоже необыкновенная! Только никому не рассказывай. Я могу делать так, - она пальцами зажала свой нос, при этом щеки ее надулись, как шары, а сжатые губы побелели. Она терпела, пока не раскраснелась, как малиновый джем:
  - Ты пробовал так? Ты умеешь умирать, как я?
  - Разве ты умеешь умирать?
  - Когда не дышу - я мертвая.
  - Это не смерть. Это пауза. Из смерти вернуться нельзя.
  - Нет, я по-настоящему умираю, по-настоящему не дышу!
  - Если бы ты умерла, тебя навсегда бы отправили в ад.
  - Откуда ты знаешь?
  - Один мальчик сунул другому палкой в лицо. С тех пор оба пропали. А мамочки сказали, что они никогда не вернутся.
  - Почему?
  - Потому что один - опасный, а другой - слепой. Они оба в аду. Иначе где им быть? Все неправильные там.
  Рядом раздалось громкое улюлюканье. К ним незаметно подкралась орава девчонок:
  - А мы слышали!
  - И всем расскажем, что Лизетта - зомба!
  - А Галлеор - непослушный! Мамочки сказали, что у тебя редкие гены! Но ты все равно - неправильный!
  - Неправильный!
  - Неправильный!
  - Неправильный!
  2. Под пеплом крематориев
  
  .из "Легенд о Начале"
  
  Там, наверху, осталась брошенная планета, залитая морем дезрастворов, выжженная, искореженная напрасной борьбой.
  Землю густо усыпал пепел крематориев, где беспрерывно сжигались миллионы окоченевших тел.
  Малейший ветерок вздымал из-под ног тучи пепла, закрывая небо от солнечных лучей.
  Человечество проиграло войну.
  Решено было уйти глубоко под землю и там переждать триумф мельчайших.
  ...Толпа собралась у главного терминала.
  Слезы текли по щекам провожаюих, все плакали, словно прощались сами с собой.
  Люди успели создать спасительный рай. Но он предназначался для избранных.
  Восемь женщин вступили на платформу, она через мгновение должна была унести их вниз.
  Лица избранниц ловили лучи заходящего солнца, глаза блестели от слез.
  Когда последняя платформа тяжело и глухо вошла в полость входа, лифт погрузился в густую мертвую темноту. Она свистела в ушах, звенела в костях.
  Это продолжалось долго, целую вечность, пока вдруг не вспыхнул ослепительный искусственный свет.
  Женщины оглядывались по сторонам, их лица оживали, они увидели сказку:
  - Дворцы! Фонтаны!
  - Готика! Ампир! Как все удачно сочетается! - восхищались они.
  - Орхидеи! Магнолии! Водяные лилии!
  - Сад - просто чудо!
  - Эти двенадцать лун вполне заменят нам Солнце.
  - Наши дети получили в подарок рай.
  - Мы должны оправдать затраты человечества на этот рай.
  - Пройдет время, и планета очистится от заразы.
  - Мы вернемся. И наши дети заново отстроят погибший мир.
  - Наша задача в том, чтобы выжить. И мы ее выполним!
  А наверху толпа уже напирала на заграждения, повсюду раздавались проклятия и стоны. Кулаки мужчин сотрясали металлические решетки.
  Люди кричали:
  - Почему - не мы?
  Кто-то бил по ограде камнями, арматурой.
  Появился сварщик, запахло паленым, посыпались искры.
  - Бульдозер! - толпа отхлынула от заграждений, уступая место подоспевшей технике.
  - Дави! Вали!
  - Там, внизу, мы спасемся!
  Появились военные вертолеты, слезоточивые ракеты посыпались с неба на бунтовщиков. Раздалась автоматная очередь.
  Это не помогло. И тогда толпу усмирили "Грифы".
  Тысячи людей замертво упали возле платформы.
  Но счастливые избранницы уже не слышали отчаянных воплей:
  - Будьте вы прокляты!
  Глухо захлопнулись люки.
  Толща бетона запечатала выход.
  Опустевшую площадку разутюжили тяжелые катки.
  Глубоко под землей образовалась гигантская, выпеченная ядерным взрывом сферообразная полость, в которой больное человечество решило сохранить свой вид и вырастить детей.
  Здесь было все, как наверху: проложены дороги, размечены парки и аллеи.
  Лучшие архитекторы планеты в малом объеме воссоздали копию погибшей цивилизации.
  Заботливое человечество внесло в повседневность жителей Витасферы штрихи всех архитектурных стилей.
  Не экономили на рациональном кубизме, избежали двухмерных плоскостей.
  Витиеватый сквозной ампир, устремленный в зеркальную высь, не отрицал тяжелой поступи романских построек с таинственной сетью подземелий, складов и застенков.
  А золото и аметисты Ренессанса рационально соседствовали с убогим пластиком окраин.
  Первые градостроители дотошно исследовали каждый уголок образованной под землей сферы и обнаружили подземные реки, озера и ущелья, уходящие круто вниз.
  Бурный ледяной поток, который перечеркнул ландшафт, был заключен в стальные оковы и стал невидимой жизненной необходимостью подземного убежища.
  Вокруг него были построены мосты, великолепные набережные и каналы.
  Ярусы центральных дворцов подпирали хрустальными куполами искусственное небо, с которого улыбались двенадцать ослепительных лун.
  Высокие башни и колонны не затеняли прекрасных садов и оранжерей. Грандиозные фонтаны в стиле рококо оживляли нежным звучанием глухую тишину подземного города.
  По сути, это был гигантский ковчег, предназначенный сохранить в первозданном виде все достижения погибающей цивилизации.
  Маленький кусочек живого мира со всей его флорой и фауной был надежно скрыт от разгулявшейся на планете пандемии.
  Главным было обеспечение абсолютной стерильности. Ее создал испепеляющий огонь подземного взрыва и беспроигрышная радиация, которая, разложив базальт на атомы, словно из кирпичиков, заново сложила обновленный мир.
  Восемь избранниц, которых эскалатор унес под землю, отличались широкими бедрами и отменным здоровьем. Им доверили важную миссию: продолжить род, продержаться и сохранить под землей элитный генофонд человечества.
  Каждая избранница получила отдельный инкубатор, оснащенный самой совершенной техникой. Каждая прародительница должна была проконтролировать рождение двадцати своих потомков - пробирочников.
  Ежедневные тесты и анализы доводили до полного опустошения. Но избранницы не позволяли себе расслабиться. Они понимали, что их контракт стал началом эры новой цивилизации.
  Связь с землей была регулярной, женщины отчитывались о проделанной работе. Прислушивались к советам "Центра", вносили прогрессивные поправки в проект.
  До запуска программы воспроизводства оставались считанные дни, как вдруг связь с "Центром" прервалась.
  Постепенно, теряя один канал трансляции за другим, Витасфера оказалась в полной изоляции от внешнего мира.
  - Связи нет. Наверху все погибли, - сказала Рогранда, статная полногрудая красавица с гордо посаженной головой и необыкновенной твердостью в голосе.
  Она решительно поднялась из-за стола.
  - Теперь я должна принять полномочия.
  - А почему ты? - удивилась Маргарет, откинув несвежие пряди со лба.
  - У меня королевская кровь. - Рогранда гордо тряхнула головой и выпрямила спину. - Об этом вы все проинформированы.
  - Зато у меня двенадцать ветвей! По генам, я самая плодовитая. Не твоя, а моя линия должна получить преимущества! - заявила Маргарет, комкая подгузник в руках.
  - Замолчите вы обе! - вступила в спор красавица Ланданелла, и золоченые пружинки ее волос разом пришли в движение. - Хочу напомнить, что у меня гены Мисс Вселенной и Мистера Звезд. Будущее человечество должно быть прекрасно. Красота - главное. Всю жизнь люди стремились к идеальной любви. Гармония - условие прогресса. Мой клан должен получить преимущества.
  - О каких преимуществах вы говорите? - поднялась из-за стола Верлинда, нахмурив высокий лоб, словно пыталась выцедить из его бездны что-то недоступное остальным. - Не надо споров! Не надо войны! Мы должны выбрать самую мудрую из нас.
  - Тогда в чем дело? - Рогранда гордо взметнула голову. - Мои гены тестированы на честность и благородство. Мой предок - испанский король Хуан Третий. Только я смогу вас всех объединить и сплотить. Почему не я?
  - Потому что мы выбираем не королеву. Мудрость - вот идеальное качество власти. Нам необходимо спокойствие и умение решать сложные проблемы.
  - Ты лучше скажи: умение решать задачки! - хихикнула красавица Ланданелла. - Верлинда, как ловко ты нас уводишь от главного! Но ученые звания не улучшат качества твоих яйцеклеток!
  Маргарет поддержала:
  - Ученая дама пытается доказать нам, что она, как потомок великого Дарвина и Эйнштейна, ценнее прочих. Но для чего нам здесь под землей гены известных хлюпиков и коротышек? Нашим детям не обязательно думать о скорости света. Когда появятся младенцы, мы будем озабочены только их здоровьем. Главное - в короткие сроки восстановить численность населения на Земле. Образование при таких скоростях второстепенно.
  - К тому же гениям не свойственна внешняя привлекательность, - добавила красавица Ланданелла. - Это общеизвестный факт! А дети будущего должны быть прекрасны!
  Остальные поддержали:
  - Потомки гениальных личностей никогда не блистали здоровьем.
  - Да-да, и я где-то слышала, что гениальность сжигает плоть. Если к власти придут хилые и слабые интеллектуалы, мы выродимся. Постепенно превратимся в мозги на малюсеньких ножках.
  - Разумеется, мы должны выбрать Старшую. Но это будет не магистр Верлинда. Ее достославный предок Эйнштейн тоже не смог бы объединить кланы. Во все века умные были на службе у властных, а не наоборот, - сказала Рогранда.
  - Властократы без мудрецов - ничто, - возразила Верлинда. - Вспомним хотя бы Аристотеля и его знаменитого ученика. Кем стал бы юный Александр Македонский без автора "Органона"? Кем стал бы Нерон без Сенеки? Но мудрость всегда за кадром.
  - За кадром? Ты сама определила свое место, - произнесла с чувством превосходства Рогранда и отвернулась от конкурентки.
  Ландонелла присела перед Рограндой в реверансе, насмешливо глядя на Верлинду.
  Над столом поднялось тяжелое тело Титаниды. Она расправила широкие плечи, праматери задрали головы вверх, но разглядеть выражения глаз черной великанши не смогли.
  - Так и быть, я постараюсь справиться, - раздался ее низкий простуженный голос. - Мои потомки будут выносливы, подвижны, а главное - сильны. В моей родословной имена тринадцати олимпийских чемпионов. Я выведу нашу команду в финал.
  Женщины за Круглым столом потупились. Первой опомнилась и нарушила молчание Ланданелла:
  - Мы не имели в виду тебя, Титанида.
  Ее поддержали остальные:
  - В инкубаторах не нужна сила и тем более скорость!
  - Чтобы долго жить и размножаться, нужны иные качества!
  - Атлеты не долгожители! Мы не хотим рисковать!
  - Значит - я? - из-за стола нерешительно поднялась крошка Сильвансия. - Мои гены обладают завидными качествами здоровья и продолжительности жизни. Двести лет для моих потомков не предел.
  - Уж лучше бы ты не встревала! - сказала Ланданелла.
  - Но почему?
  - Твое потомство энергетически ослаблено, - объяснила Рогранда. - Мы знаем, за счет чего ставятся рекорды по продолжительности жизни. Твои клетки постоянно голодают. И даже на стадии зародыша.
  - У клана Сильвансии врожденная резекция желудка! Вот в чем секрет продолжительности, - добавила Маргарет. - Считаю, что чрезмерная продолжительность жизни - мутация. Дети будущего не должны страдать от голода.
  - Нет необходимости экономить на объеме. В Витасфере хватит места и большим и маленьким. Мы не в космосе.
  - Только не Сильвансия! Она переживет не только всех нас, но и не одно поколение наших детей. Долговластие хуже монархии, - сказала Рогранда.
  - Да, это так.
  - Тогда кто?
  - У нас осталась Барбамилла. Но, похоже, она чем-то занята.
  Рогранда возмутилась:
  - Барбамиллу - нельзя. Ни в коем случае. У нее гены рабов. Психогенетический анализ выявил ослабленность волевых ресурсов, следовательно, и порядочности от ее потомства мы тоже не дождемся.
  - Порядочности? Но почему же? - из-за стола приподнялась Барбамилла, не отрывая взгляда от вязанья.
  Ее крючок, ни на минуту не останавливаясь, ловко нанизывал петли рюрикса на разноцветную пряжу. Она продолжила:
  - Извините, я не расслышала: чем не угодили мои гены? - повторила она, внимательно разглядывая половинку чепчика.
  - Какая прелесть! - бросилась к связанной вещице Ланданелла. - Но почему не из натуральной пряжи? Фи! Разве ты не в курсе, что триалон вызывает потертость?
  Кулак Рогранды громко ударил по столу:
  - Я тоже в этом уверена! Отсутствие волевых качеств - регресс! Предотвратим снижение духовности! Плебеи во власти - это зависимость от обстоятельств. Это коррупция и беспринципность! И... триалон вместо натурпона!
  - Привыкшие к нищете лишат наших потомков беззаботной радости и удовольствий, - поддержала Ланданелла. - Я тоже считаю, что Барбамиллу - нельзя!
  - Итак, свое мнение по поводу выборов Старшей Матери, не высказала одна Астрид. Она почему-то молчит. Что скажешь, Астрид? - обратилась к ней Верлинда.
  Астрид резко повернула голову, и ее зеленые волосы затрещали, рассыпав по сторонам сноп искр. Она подождала, пока разбушевавшийся нимб вокруг головы не утих, и сказала:
  - Я жду, когда вы все, наконец, заметите, что во мне гены самого нормального современного человека. Их качества - компиляция ваших. А значит, именно они самые совершенные и необходимые для человека будущего. Они способны быстро мутировать и, тем самым, не позволят мельчайшим слишком быстро прогрессировать по сравнению с нами.
  При слове "мутировать" женщины зашумели:
  - Мутации - враги наследственности!
  - Мы потеряем достигнутые результаты селекции!
  - Мутации непредвиденны! Где гарантии стабильности?
  - Вы слышите, как трещат зеленые волосы Астрид? А если ее младенца погладить по голове? Выживет ли крошка после разряда? Или останется на всю жизнь дурачком? Не стоит рисковать.
  - Современные способности человека не оправдали себя. Из-за них мы здесь. Астрид нам не подходит.
  - Если Старшей Матерью станет она, то мутанты получат преимущества, а элитные качества остальных детей пропадут!
  - Все кланы должны быть равноправны!
  - Только не Астрид!
  Когда шум затих, прозвучал голос Верлинды:
  - Итак, никто не избран. А "никто" значит - все. Управлять Витасферой должен Совет Матерей.
  Матери задумались:
  - А почему бы нет?
  - Обойдемся без Старшей!
  - Кто за Совет Матерей? Кто за равенство кланов? Единогласно!
  
  С этой легенды начинается история той далекой эпохи, когда матери в шутку называли себя Матерями Круглого Стола.
  3. "Мы рождены, чтобы родить других!"
  
  "Хлопай ручками, топай ножками!"
  "Мы рождены, чтобы родить других!" - эти песни звучали на детской площадке с утра и до утра.
  Каждый ребенок их знал и, едва проснувшись, присоединялся к общему хору.
  О тишине приходилось только догадываться. Ее не существовало в этом мире, как и блаженного одиночества. Оно тоже было под запретом.
  Под запретом были все возникающие из ниоткуда мысли и беспричинное желание ухватиться за них, чтобы распутать странный клубок навороченных тайн.
  Но Галлеор научился отключать бравурную какофонию.
  Когда дети укладывались спать, он в глубине спасительного одеяла слушал собственные мысли.
  "Я знаю, как скрыться от пристального наблюдения мамочек. Но и они знают, как найти меня. Они заблуждаются, искренне веря, что одиночество - это отчаянье и заброшенность. Они думают, что от него нужно лечить и спасать. Нет! Оставьте меня себе. Не надо мне музыки, чтобы дергаться в одном ритме со всеми".
  Со временем странные мысли стали его врагами. Они преследовали его по ночам и превращались в жутких советчиков, которые предлагали ужасные скверные дела.
  "Я знаю, что нужно сделать. Где-то есть место, откуда не возвращаются.
  Ад?
  Почему бы нет?
  Им пугают. Его боятся.
  Почему бы мамочкам не посмотреть друг другу в глаза?
  Разве они живые?
  Разве он сам живой?
  А музыка не с наших, давно состоявшихся похорон?
  Мелодия никогда не меняется.
  Определи ее, попробуй, выдели в ней такты, миноры и диминуэндо.
  Она звучит, как одна сплошная, растянутая нота..."
  Мамочка Лиссандра первая заметила, что Галлеор изменился.
  - Галлеор! Объясни, пожалуйста, куда ты все время смотришь? Ты за мной подглядываешь!
  - Я не подглядываю.
  - Но я же видела, как резко ты отвел взгляд от моей груди!
  - Я думал, что это Вам не понравится.
  - А почему ты так подумал? Отвечай!
  - Потому что я не античный.
  - Ты хочешь меня разозлить? Ты подслушиваешь разговоры мамочек? Ты снова стал непослушным? Ты забыл, куда мы отправляем таких, как ты? Учти! Третий раз - последний! И запомни: я за тобой буду следить!
  Однажды одеяло над Галлеором взлетело высоко вверх.
  Тело обдало сквозняком.
  Он услышал хихиканье мамочки Лиссандры:
  - Я же говорила! Вот и пятна!
  - Бедняжка! Это может остановить его рост! Он может замкнуться! - сокрушалась добрая мамочка Лута.
  - Это аномально! Он кандидат на вылет! И не жалко! Нужно очень строго отбирать кавалеров!
  - Посмотри на него! Он красавчик! Я заметила: некоторые девочки к нему неравнодушны.
  - Он не годен! Какой из него кавалер? Я об этом докладывала! Но непонятно: каким образом, ему постоянно удается обойти программу? Я вынуждена снова обратиться в Совет Матерей.
  
  Галлеор не подозревал о существовании взрослых мужчин.
  Он никогда их раньше не видел ни на детской площадке, ни в зрительном зале. Вид взрослого кавалера его ошеломил.
  Доктор Бернард был необыкновенно высок и широкоплеч. Его лицо украшала ухоженная рельефная растительность. Тонированные платиной волосы были высоко зачесаны и открывали приветливое лицо.
  Блестящие внимательные глаза глядели на мальчика с нескрываемым сочувствием. От него пахло изысканными духами торжественно-мажорных оттенков.
  Галлеор потянул носом незнакомый аромат.
  - Тебе нравится мой лосьон? - улыбнулся врач. - У тебя хороший вкус. Запах размороженных желез янтарных мух доводит женщин до апогея чувствительности. Подожди, вырастешь, и я научу тебя комбинировать ароматы. У тебя найдутся влиятельные покровительницы среди матерей... Ну, давай приступим. Не стесняйся, я должен хорошенько тебя размять... Рассказывай, что ты снова натворил? За что тебя не любит мамочка Лиссандра?
  - Я не белокурый.
  - Посмотри на меня: и я не блондин. Но меня она любит. И тебе есть чем гордиться. У тебя особые, редкие гены.
  - Но мамочка Лиссандра сказала, что я неподходящий.
  - Забудь. Все должны быть разными. Разные мамочки, разные детки и, тем более кавалеры. Привыкай! Ты же знаешь, что нет минуса без плюса? И наоборот. Никогда не называй женщин глупыми. Они этого не прощают.
  - Но они же на самом деле без мозгов! Если бы у них были мозги...
  - Я же сказал тебе: все - разные! Даже сейчас у тебя есть покровительницы и враги... А ты знаешь легенду о том, как перессорились все наши первые матери? Мы должны помнить наши легенды. Они объясняют причину всех наших современных проблем. Скоро ты все узнаешь. Но помни, что если появились враги, появятся и друзья.
  Доктор долго мял и выворачивал худое тело мальчика, дергал, просил наклониться, показать, собрать в пробирку, подуть в трубку, что-то протоколировал, изучал инструкции, тяжело вздыхал при этом и, наконец, сказал:
  - Что ж, поздравляю! Из тебя получится отличный кавалер. Все в тебе гармонично и высшего качества. Попробую доказать мамочкам, что у тебя будет высококачественное потомство, умные, красивые, сильные и здоровые дети. Совет Матерей одобрил твой перевод из детского сектора в юношеский. Там тебя научат другим дисциплинам. Главным для тебя.
  4. Костер на столе
  
  из "Легенд о Начале"
  
  Праматери не любили собираться в холодном зале экстренных заседаний.
  Круглый стол обычно пустовал. Но в этот день все пришли, чтобы выслушать важное сообщение Мудрой Верлинды.
  Она окинула быстрым взглядом собравшихся и начала:
  - На прошлом совещании мы решили, что у нас не будет главы нашего маленького подземного государства.
  - Именно так, - подтвердила Рогранда и красиво кивнула головой. - Для чего мы собрались в этот раз?
  - Нам нужно решить важный вопрос, имеющий отношение к благополучию наших будущих детей. Вы все принесли свои генетические сертификаты? Да? Тогда приступим!
  С этими словами Верлинда разорвала и бросила свой сертификат на середину Круглого Стола. Подруги повторили то же самое.
  Когда на столе набралась приличная куча мусора, Верлинда щелкнула зажигалкой, и пламя осторожно лизнуло бумагу. Разгорелся яркий костер. Отблески пламени плясали на лицах праматерей.
  Верлинда протянула руки к огню, согрела пальцы в горячих струях и глухо произнесла:
  - В этом костре мы навсегда уничтожили рознь между нашими детьми. Теперь наши потомки не будут напрасно тратить драгоценное время на ссоры о власти и генетических преимуществах.
  - И чем же они будут заняты всю жизнь? Неужели и поспорить нельзя? - послышался сдавленный смех красавицы Ланданеллы.
  - Они будут писать картины, создавать грандиозные проекты. Их головы должны сохранить интеллектуальные достижения человечества. Им придется заново отстроить города, навсегда покончить с болезнями. Если бы головы мальчиков не были с детства забиты стратегиями, мы не оказались бы здесь в столь плачевном положении.
  - Нам не хватает мужчин, - вздохнула Ланданелла, переглянувшись с Титанидой.
  Остальные подхватили:
  - Без мужчин мы сдохнем!
  - Мужчины сразу нашли бы выход!
  - Глупости! - возмутилась Верлинда. - Мужчины сразу бы затеяли войну. И я уверена, они перебили бы друг друга до появления первых младенцев.
  - Довольно о мужчинах! Только женщины у власти способствуют прогрессу! - поддержала Рогранда.
  - Девочки, мы отвлеклись. Пусть Верлинда скажет, что еще нужно сделать, чтобы наконец-то отдохнуть от совещаний. Осточертела постоянная нервотрепка. У меня ПМС, и я должна срочно принять реокс, - закапризничала Ланданелла.
  - Постойте, не расходитесь! - воскликнула Верлинда. - Мы должны решить еще один вопрос.
  - Что за вопрос?
  Верлинда выдержала паузу, подождала, пока шум не утих, и сказала:
  - Мы должны смешать весь генетический материал.
  - Как смешать? Для чего?
  - Для того чтобы наши дети стали общими, - объяснила она.
  - Правильно! Все нужно разделить поровну! - откликнулась Барбамилла, не отрываясь от вязания. - Всем - все! Или никому - ничего! Всех детей нужно воспитывать, кормить и одевать одинаково. И тогда не будет никаких ссор. Никаких различий, никаких разногласий.
  - Позвольте, мы увлеклись политикой. Монархия или демократия? Для чего нам эти сложности? Главное - дети. Лишь бы они были счастливы! - воскликнула Маргарет.
  Завязался спор. Каждая пыталась перекричать каждую.
  - Власть - вот что в основе стратегии любого, даже стадного общества, - резонно заключила Рогранда.
  - Ты хочешь сказать, что мы стадные?
  Обстановка накалялась, и Верлинда решила на этом закончить.
  - Итак, главный вопрос о будущих наших детях решен. Девиз нашего маленького государства: "Все дети - наши!"
  - Да! - подхватили остальные.
  - ВСЕ ДЕТИ НАШИ!
  5. Чьи в тебе гены?
  
  Едва Галлеор переступил порог Дворца Юношей, к нему подскочил незнакомый мальчик в грубой спартанской тоге с рыжим ежиком волос.
  Он ткнул в грудь новичка длинным рыцарским мечом:
  - Отвечай! Как ты, мелюзга, к нам попал?
  - Меня сюда рекомендовали, - по-взрослому ответил Галлеор, ощущая значительный перевес противника не только в мускульной силе.
  - Меня зовут Энрико. Я здесь самый главный, - с этими словами жесткие щеточки бровей спартанца соединились, не допуская возражений. - Это не все. Ты должен называть меня: "Сэр Энрико". У меня королевская кровь. И это легко доказать. А ты кто такой?
  - Я кавалер Галлеор.
  - Чьи в тебе гены?
  - Я не понял вопроса.
  - Я спрашиваю: которая из праматерей - твой предок?
  - Не знаю.
  - Не знают, когда гены плохие.
  - Я, действительно, не знаю.
  - Может быть, ты из рабов?
  - Не знаю.
  - Ты и не должен знать. Информация о происхождении строго засекречена. Но я могу определить каждого с первого взгляда.
  - Это невозможно.
  - Я сразу отличу раба и дурака. По наклонностям. По привычкам... Даже по жестам. Ты же знаешь, что прародительниц было восемь?
  - Но все гены спутаны.
  - Гены спутать невозможно. Как невозможно спутать цвет глаз. Глаза бывают либо темные, либо светлые. Пополам не бывает. Посмотри на тех ребят, - Энрико указал мечом в сторону небольшой, затретированной группы. - Что ты можешь о них сказать? Кто они? Слуги или короли?
  - Не знаю.
  - Ты ненаблюдателен. Но я тебе точно скажу. У них неблагородная кровь.
  - Почему ты так думаешь?
  - Они избегают центра. Жмутся по углам. Их много, но они стараются держаться вместе. Слабые всегда объединяются. Прячутся друг за друга. Это у них в крови. Такие нам не пара.
  "Нам"? - Галлеор поймал себя на мысли, что и ему хочется куда-нибудь спрятаться от "короля", а значит и он "не пара", но король продолжал внимательно разглядывать его со всех сторон:
  - Я сразу заметил, что ты не лезешь в угол, но постоянно оглядываешься. Ты рассчитываешь каждый свой шаг. Ты не уверен, зато умен. Осторожность - признак ума. И, кроме того, ты постоянно морщишь лоб и щуришь глаза. Я думаю, что ты книжник.
  - Я люблю читать.
  - Так я и знал! Будешь моим личным жрецом, врачевателем и хранителем древних знаний.
  6. "Во всем виновата Верлинда!"
  
  из "Легенд о Начале"
  
  Праматери снова собрались за Круглым Столом.
  Глаза сверкали от гнева, щеки пылали.
  Маргарет нетерпеливо постукивала остывшей молочной бутылочкой о край стола.
  Ланданелла нервно крутила пустышку на пальце.
  Вязальные крючки Барбамиллы с остервенением вгрызались в петли.
  Клацанье металла в надменном голосе Рогранды не предвещало ничего хорошего:
  - Кое-кто был против моего главенства за Круглым Столом. Теперь вы видите - что получилось?
  - Мы поддались на провокацию! Перемешав детей, мы потеряли их навсегда! - поддержала ее возмущение Маргарет. - Проект "Мудрой" Верлинды с треском провалился!
  - "Общие" дети не могут заменить "своих"! Мы не просто ошиблись или проиграли! Мы потеряли все! - присоединилась к спору красавица Ланданелла.
  - Усреднение детей оказалось выгодно только слабым и нечестным! - продолжала Рогранда. - Например, Барбамилла ищет в каждом ребенке признаки своих генов и старается тайно от всех отличить их особым вниманием.
  - Все заметили, что "своих" она подкармливает дополнительным протеином, обрекая остальных на неконкурентоспособность! - крикнула Маргарет.
  - Объясни, Барбамилла!
  - Пусть объяснит! - зашумели все.
  Барбамилла ничуть не смутилась. Выслушав предъявленные обвинения, она с вызовом ответила:
  - Никого я не различаю! А только даю дополнительную порцию тем, кто просит добавки.
  - Вот видите: она сказала: "Кто просит добавки"! А мои дети, например, никогда ничего не просят, - надменный взгляд Рогранды скрестился с простодушным взглядом Барбамиллы.
  - И как же тогда твои дети просятся на горшок? - искренне удивилась та.
  - Они его не просят, а требуют!
  - Мои тоже требуют!
  - Твои не должны требовать! У них нет чувства меры. И разве не понятно - почему?
  - Почему же? - подбоченилась Барбамилла.
  - Потому что не способны вести себя достойно! Представьте себе, ее любимчик Смальди был замечен в воровстве! Он украл у Сильвии пустышку и спрятал ее в памперсе! Он, трехмесячный, уже может прятать! И красть! Что будет с ним дальше?
  - Просто мой ребенок - смышленый!
  - У твоего любимчика дурные манеры! - оборвала ее Рогранда.
  - Не забывайте, что мы не делим детей на "своих" и "чужих"! Они все наши! - призвала к порядку Верлинда.
  Но шум невозможно было перекричать. У каждой матери накопилось множество претензий друг к другу, и они решили именно сейчас во всем досконально разобраться:
  - Определить родство невозможно!
  - Еще как! Крупных детей Титаниды видно издалека!
  - Я заметила, что их избегает кормить Ланданелла.
  - Как ты их различаешь, Ландонелла?
  - Мои дети самые пропорциональные, и не самые голенастые.
  - А ты лучше определи их по глупости! Где хуже успеваемость - там твои, - посоветовала Астрид. - Даже пустышки они выбирают не с теми буквами!
  - Вы забываете, что у нас нет глупых детей! Все дети развиваются одинаково! У всех одинаковые нагрузки!
  - Но тогда почему Верлинда их ругает? Я сама слышала! Она сказала, что не каждому из них дано божественное призвание думать и делать выводы, - возмутилась Ланданелла.
  - А я слышала, как она упрекнула Мирсиса в том, что он целый день играет в мяч. Она назвала его "Отшибленным мозгом!" - добавила Барбамилла.
  - Она так сказала? - Титанида грозно расправила плечи и приподняла широкую левую бровь. - Ты, проклятая ученая тварь, из-за которой мы перепутали своих детей, назвала Мирсиса "Отшибленным мозгом?"
  - Ничего подобного я не говорила! - ответила с достоинством Верлинда. - Я запретила бить головой по мячу, так как любое сотрясение пагубно влияет на умственные способности. Или вы не знаете, что мозг - нежнейший коллодий, и если его постоянно взбалтывать...
  - Взбалтывать?! Ты и меня пытаешься задеть? Это я учу детей отбивать головой!
  - Мозги надо беречь! После удара мячом простым синяком на лбу никто не отделается! Если встряхнуть, как следует яйцо, получится бизе...
  - Все слышали? Она сказала: "Бизе"! - обратилась Титанида за помощью к притихшим женщинам. Но Верлинда не сдавалась:
  - Предостережение не оскорбление! Мирсис также "твой", как и "мой"!
  - Но ты же прекрасно видишь, что у Мирсиса атлетическое сложение! Он самый крупный малыш! У него, безусловно, не твои гены! - с гордостью подчеркнула Титанида.
  - Что вы все заладили: гены, гены... А ты уверена, что у него они твои? Предки Барбамиллы тоже проходили отбор по силе, выносливости и прожорливости! Когда-то хороший раб узнавался по аппетиту!
  - Снова о рабах? - очнулась Барбамилла. - При чем тут рабы? Где нет рабства - там нет рабов!
  - Девочки, давайте без оскорблений! - пыталась всех примирить Астрид. Волосы на голове у нее уже поднялись дыбом и жутко трещали. - Обстановка слишком наэлектризована! Давайте не будем ссориться! Наше настроение отражается на воспитании детей!
  - Ты презираешь силу? - продолжала Титанида, вперившись тяжелым взглядом в Верлинду, ее накаченные мышцы напряглись в ожидании ответа.
  - Я презираю пену вместо мозгов! - ответила она и отвернулась.
  Все кроме Титаниды расхохотались. В ее голосе прозвучала угроза:
  - У кого "пена вместо мозгов"? У моего Мирсиса!? Он не чета твоим!
  Верлинда попыталась смягчить напряжение:
  - В таком случае, покажи мне моих. Из восьмидесяти наших первенцев, которые - мои?
  - Во всяком случае, не первые красавчики! - влезла в спор Ланданелла.
  - И не особые храбрецы! - поддержала ее Рогранда, переглянувшись с Титанидой.
  - Детей, действительно, не определить, так как мы уничтожили сертификаты. Но заморышей сразу видно! - добавила Титанида.
  - Заморышей? - вдруг возмутилась всегда молчаливая Сильвансия. - Мои дети - крохи, да! Но вы же знаете, что продолжительность жизни прямо пропорциональна весу!
  - Кстати, малый вес не всегда задается генами, он следствие искусственного вскармливания, а также замкнутого пространства, - добавила Верлинда. - Кто первый начнет делить детей? Кто отдаст своих в чужие руки?
  - Вот что. Если мы не сможем отделить твоих выродков от своих, - грозно заявила Титанида, - поступим очень просто: прекратим доступ твоих яйцеклеток в инкубатор. И наши потомки постепенно очистятся от потенциальной шизофрении.
  - Да! Мы накажем тебя! - поддержала Ланданелла.
  - Как вы накажете?
  - Мы тебя стерилизуем!
  - Я не соглашусь!
  - В таком случае мы применим силу, - добавила Титанида, - ту самую, которую ты презираешь!
  - Выбирай: будешь подвергнута жесткому облучению, или мы удалим твои яичники хирургическим путем! - с этими словами Ланданелла продемонстрировала подругам идеальный прикус, ее улыбка была обворожительна.
  - А еще лучше удалить ей лишние мозги! Причем через нос, предварительно превратив их в пену, как это делали когда-то фараоны Египта. Мозгов у всех тоже должно быть поровну. А то одним - читать, а другим - вкалывать, - сказала Барбамилла.
  Все расхохотались.
  - И ты, Барбамилла? - изумилась Верлинда. - За что вы возненавидели меня?
  - За то, что из-за тебя наши дети осиротели. Вместо любящих родных матерей, они получили свору подозрительных нянек! - к общему стону присоединились вопли Маргарет.
  - К тому же нам не нужны точные науки! - всех громче звенел голос Ланданеллы. - Подземным детям не обязательно знать формулы! Они для них - пытка!
  - Эта ученая тварь только что пыталась нам доказать, что мы все питекантропы! - вторила Титанида.
  - Мои дети не должны прислуживать остальным! - надрывалась Барбамилла.
  - Девочки, а может быть, она специально уговорила смешать гены, чтобы дать фору своему клану? - взвизгнула Маргарет. - Все умные - ее, а все дураки - наши?
  - Интеллект задается не генами. Он результат воспитания. Среда развивает мозг... - пыталась объяснить Верлинда, но ее грубо оборвала Ланданелла:
  - Хватит нам заумных лекций! Так и быть, мы оставим тебе жизнь ради создания среды. Но лишим тебя права на воспроизводство, чтобы в будущем никто никого не подавлял суперинтеллектом. Шапочка магистра не пропуск в рай! Дай-ка мне ее сюда! Я из нее сделаю маску Бармалея! Когда младенцам страшно, они быстрее опустошают бутылочки... Дай сюда, говорю, тварь!
  Матери обступили Верлинду плотным кольцом. Их глаза сверкали, а мимика оживилась. Астрид почувствовала недоброе:
  - Отстаньте от нее! Ланданелла, Барбамилла, отойдите! - она встала рядом с Верлиндой, прикрыла ее собой, но Титанида легко ее отстранила накаченным стальным бедром:
  - Лучше не встревай!
  7. Беспокойный ученик
  
  Громоздкое тело ученого кавалера Петролеуса было накачано до такой степени, что напоминало груду перепутанной железной арматуры.
  За качеством своих трицепсов и квадратов он следил ежеминутно.
  К этому же приучал учеников. После урока раздавался его бодрый раскатистый бас:
  - Разминка! Всем! Жимы! Наклоны! Хуки! Еки! Я сделаю из вас настоящих мужчин! Я накачаю ваши мышцы металлом! Вы будете звенеть и вибрировать от малейшего щипка ваших дам! Повторим, какие качества характеризуют настоящего кавалера:
  В ответ раздался дружный хор:
  - Сила!
  - Бесстрашие!
  - Выносливость!
  - Деликатность!
  - Послушание!
  - Востребованность!
  
  Душа юного Галлеора ликовала.
  Ему разрешили читать, ему открылся доступ ко всем библиофайлам подземного архива. Он погрузился в море книг.
  Генетику, микробиологию и гистологию он проглотил залпом. Мальчик словно исчез из этого мира. Его душа была занята одним. Он наслаждался бездонным океаном информации.
  Он словно вырвался из глухого подземелья на свободу, где столько тысяч лет творил и правил миром интеллект. Он полюбил человечество. Он начал гордиться собой.
  Боже! Как совершенен человеческий мозг! Его мозг!
  Сколько было открытий сделано всего за несколько веков!
  Сколько достижений в гистохимии и микрохирургии!
  А нанотехнология, робототехника и астрономия так и остались не доведенными до высшей степени совершенства.
  Он понял, что человеческий разум никогда не пасовал и достойно отвечал на каждую атаку мельчайших. Что угодно, только не биологическая слабость человеческого мозга стала причиной поражения в затяжной войне.
  Перед ним раскрылись тайны тысяч изобретений и грандиозных проектов, которые странным образом зачахли в самом начале разработок. Закулисные академические дрязги и мелкий надзор за каждым ученым завели науку в тупик. Словно кто-то специально притормаживал гениальные разработки или направлял изыскания ученых по ложному пути.
  Однажды Галлеора заинтересовала одна заброшенная в глубокие архивы статья доктора Лоньи, в которой доказывалось, что мутации вирусов не случайное, а запрограммированное природой явление.
  Галлеор побежал с этой статьей к учителю:
  - Из этого следует, что мы напрасно скрываемся здесь. Наши полезные бифидобактерии скоро мутируют и превратятся либо в холеру, либо в туберкулез.
  Петролеус всегда внимательно относился к вдумчивости своих учеников и не поленился досконально изучить статью доктора Лоньи, чтобы ответить на каверзный вопрос.
  Галлеор был самым загадочным из его учеников. Он обладал прекрасной памятью, основой гениальности, но кроме всего прочего в нем таилась кощунственная сила рассматривать каждый постулат под умопомрачительным углом подозрительности.
  Этот ученик не доверял никаким авторитетам. Он всегда искал и находил опровержения незыблемым истинам и не ленился тратить время драгоценных снов на пустое погружение в хаос научных разногласий.
  Но на этот раз Петролеуса особо встревожили предположения доктора Лоньи.
  Он хорошо помнил те прекрасные времена, когда клубника, оставленная на столе, соблазняла своей свежестью и месяц, и два...
  А его любимые гортензии?
  Было время, когда срезанные цветы не вяли.
  Размышления Петролеуса снова прервал голос ученика:
  - Учитель, я сделал анализ гнили с томатов.
  - И что же?
  - Бактерии, которые портят еду, оказались мутированными кишечными палочками.
  - Не отчаивайся! Скоро кондиционеры отремонтируют, и воздух снова станет стерильным. И больше не пугай никого этими палочками.
  Но Галлеор так просто не сдавался. Он искал ответы на все непростые вопросы в архивах и не находил. Ученого кавалера он замучил чрезмерным любопытством - признаком болезненной инфантильности:
  - Учитель, почему нельзя выйти наверх?
  - Достаточно вопросов, юный кавалер Галлеор! Не ломай голову. Подумай лучше о равенстве линий своих бровей. Я вижу: они сегодня недостаточно симметричны. И не надо морщить лоб! Иначе придется делать слишком раннюю подтяжку, а это умаляет генетические достоинства в глазах дам.
  - Я не думаю о дамах.
  - Дамы и дамы! Вот для кого, и ради кого мы должны постоянно заботиться о красоте своего тела. Чем раньше накачаешь его, тем больше у тебя шансов победить, а потом и удержаться во Дворце Любви.
  - Я не люблю тренажеры.
  - Мускулатура - это все! Остальное за пределами внимания наших богинь, наших мудрых матерей, нашего всего.
  Галлеор знал, что выглядит хорошо, но не отлично.
  Он старался не морщить лоб, постоянно одергивал плечи. Но в его голове все время теснились мысли о смутной опасности, которая отсчитывала секунды до чего-то ужасного и неизбежного.
  С виду мальчик казался обычным подростком. Но за внешней непроницаемостью скрывалось безумие. Галлеору постоянно казалось, что он вот-вот доберется до главного и выяснит, в чем причина позорного проигрыша мельчайшим.
  Он сидел за архивом днями и ночами, перебрал тысячи файлов, искал и отслеживал следы чего-то хрупкого, уничтоженного, навсегда утраченного для человечества. Но он уже предчувствовал, что тайна г скоро прошелестит среди вороха перевернутых страниц.
  Убогие знания, которые преподавались в классе, не могли удовлетворить его любопытства.
  Нужная информация была уничтожена, как причина роковых последствий. Но эволюция живого, как программа, всегда сохраняет ошибки, чтобы предотвратить их повторение.
  В них скрытая опасность и неразгаданная тайна.
  Где-то в архивах должен храниться полный список уничтоженного.
  Закрытые проекты - закодированные тайные знания, куда путь человеку надолго закрыт. И стоит только нарушить запрет, как из множества ошибок найдется одна, которую можно исправить. И как бы ни были опасны поиски, правильное решение рано или поздно бывает найдено.
  Он чувствовал это внутренним даром предвиденья. Вдохновение, как наваждение и предчувствие скорых перемен, заливало румянцем лицо и шевелило корни волос. Горячие губы вслух повторяли прочитанные строки, жар опалял разум.
  Память социума...
  Память мельчайших...
  Структура их памяти...
  Нейроны и тончайшие компоненты языковых алгоритмов...
  Дипольные колебания... Отклонения полюсов... Дрожание нейронов... Память кристалла...
  Кристаллические белки... Вечность и стабильность...
  Структура самовоспроизводящего кристалла...
  Протеин - живой кристалл...
  Сверхпрочный материал самосохранения каждого в каждом... Мельчайшего в мельчайшем... Бесконечно малые величины - это и есть память...
  Самосохранение...
  Противостояние мегатоннам вселенского взрыва...
  Тайная сила эволюции...
  Движение вперед от нестойких форм.
  
  - И все-таки, матрона Лиссандра права, - иногда задумывался учитель, отчаявшись оторвать мальчика от замысловатых формул на экране.
  Его рука так и тянулась подписать заключение о непригодности юного кавалера. Но доктор Бернард был его близким другом. И он был категорически против.
  - Разномнений быть не может. Галлеор, когда-нибудь оправдает все наши надежды, - горестно вздыхал учитель.
  
  Однажды на плечо Галлеора, погруженного в тяжкие раздумья об утраченных знаниях человечества, легла жесткая рука Энрико.
  - Я должен наказать тебя.
  - За что?
  - Ты избегаешь своего короля. Ты не явился на тайное собрание.
  - Вчера я надолго застрял в библиофайлах.
  - О чем ты все время читаешь?
  - Я интересуюсь историей Виасферы.
  - Разве это важнее долга быть рядом со мной?
  - Я случайно наткнулся на интересную работу по вирусологии. Она доказывает, что мы все подвергаемся страшной опасности.
  - Продолжай.
  - Ты знаешь, что происходит наверху? Нам говорят, что умерли птицы, завяли цветы, отравлен океан.
  - Да. Там нет жизни. Там не осталось ничего.
  - Но если нет ничего, значит, нет и среды для микробов.
  - Продолжай. Это интересно.
  - Мельчайшим необходим белковый суррогат. Расчет мой верен. Наверху можно жить.
  - И что?
  - А здесь, под землей, скоро начнутся эпидемии.
  - Докажи!
  - Прогноз основан на том, что людей со времен праматерей стало намного больше. Несмотря на то, что Витасфера чиста от микробов, эта стерильность условна. Каждый человек хранит в себе животворный коктейль. Бифидобактерии - труженики наших жизненных канализаций. Но они постоянно мутируют. И может быть, в ком-то из нас уже зародилась новая пандемия. Если пропустим этот момент, мы все погибнем. Вымрем, как все больное человечество.
  - Ну, ты и сказал! Вымрем! Ты один до этого додумался? Неужели больше никому в голову не пришло этой глупости?
  - Да. Я первый, кто открыл архивы по вирусологии.
  - А как же учитель?
  - Он читает другие книги. В основном это учебники для маленьких детей. Он выбирает для нас только то, что понятно шестилеткам
  - Ты хочешь сказать, что у меня в голове всего лишь учебник для мелюзги?
  - К счастью, ты способен понять, что наше положение нестабильно.
  - Что нужно делать?
  - Надо выбираться наверх.
  - Но разве это возможно?
  - Если имеются люки, которые когда-то могли открываться...
  - Стоп. Об этом нельзя говорить открыто.
  - Понятно.
  - Я так и знал, что взрослые от нас многое скрывают. Постоянные запреты и табу доказывают, что они сами чего-то боятся. Все эти легенды о праматерях, даже в их точном электронном воспроизведении, осточертели. Я всегда подозревал, что Совет Матерей, которым пугают с пеленок, на самом деле - тайная оргия или что-то в этом роде.
  - Не оргия. Старшие матери, как прежде, собираются за Круглым Столом и решают важные вопросы.
  - Как они решают? Кто кого перекричит? Или кто у кого больше волос из головы надерет?
  - Это не смешно. Только старшие матери могут открыть входные люки.
  - Короче, я тебе даю задание: изучить трудности насчет люков. И доложить своему королю.
  8. Что в черном овале?
  
  Ночью Галлеор проснулся, оттого что кто-то тряс его за плечи:
  - Вставай! - ухо щекотали губы Энрико. - Быстрее! - повторил он шепотом. - Мы сегодня проникнем в запретную зону.
  - Куда? - переспросил Галлеор.
  - Мы увидим то, чего никому видеть не полагается. Помнишь экскурсию в Музей Цивилизаций?
  - Это было удивительно!
  - И ты, конечно, слышал, что сказал Петролеус?
  - Он сказал: "Вам рано знать, что в Музее есть места, куда заходить никому нельзя".
  - Вот именно. Значит, есть тайны!
  - Они возрастные.
  - Нет. Они связаны с тайнами праматерей, - со знанием дела заключил Энрико.
  - Откуда ты знаешь?
  - Помнишь, я спросил у Петролеуса: "И когда же мы узнаем все?", он ответил: "К сожалению, даже мне обо всем знать не положено".
  - И что же это значит?
  - Это значит, что ему об этом знать не положено, а нам - никто не запретил! Мы сегодня пойдем и все выясним!
  - Но у нас нет ключей и кодов.
  - Вчера не было, а сегодня - есть. Гляди, - Энрико раскрутил на пальце длинную золотую цепочку с печатью.
  - Это печать Петролеуса!
  - Она самая. Во время разминки он ее всегда небрежно бросает на стол. Теперь все двери для нас открыты. И не смотри на меня так. Ключи украл Эргиус. Он раб. А рабам свойственно воровать. Не расстраивайся, наш Эргиус - особенный раб. Он верный и на все пойдет ради меня. Таким рабам нет цены. После дела я его посвящу в рыцари.
  - Почему ученый кавалер не ищет свою печать?
  - Это самое главное. Он страшно боится, что его обвинят.
  - Разве он виноват?
  - Ученый кавалер не должен терять бдительности. Его накажут.
  - Чем?
  - Предложат реокс. И правильно сделают. Он стар. Старперов нельзя подпускать к обучению кавалеров.
  - Чем он плох?
  - Мужчины - воины. Это главное для нас. А Петролеус вечно жмется, словно ждет удара. Заискивает перед матронами. Ему не место среди кавалеров.
  - Но он до сих пор не выдал нас.
  - Это не признак благородства и жалости к нам. Он плебей.
  - Все гены смешаны. И кто есть кто неизвестно.
  - Неизвестно только рабам и хитрецам, тем, кто хочет прожить за счет других.
  - Но кто будет преподавать вместо него?
  - Он и будет. Никто не собирается его менять. Он нам нужен со всей его трусостью. Иногда трусы полезнее умников.
  - Это будет шантаж?
  - Это будет политика. И разве ты не хочешь спасти народ Витасферы?
  - Его пытаются спасти уже триста лет. Только вариантов слишком много.
  - Короче, ты идешь с нами. Ты сам сказал, что учителя врут. Мы сейчас все проверим. Главное - доказательства! И мы их добудем!
  Над картой Витасферы склонились четыре любопытных мальчишеских лица. Энрико водил указательным пальцем по схеме и объяснял:
  - Сначала надо пройти Дворец Юных Дам. Потом Дворец Новорожденных. Внутри - заброшенный первобытный инкубатор, а дальше закрытая для всех зона. Что в черном овале неизвестно. Кстати, должен предупредить, что первые матроны были заражены. Они явились сверху, где бушевали эпидемии. Они знали, что рано или поздно им предстоит погибнуть. Поэтому работали по программе, которая заменяла детям родителей. Было предусмотрено все: вынашивание, роды, кормление, воспитание и обучение. Но у праматерей никогда не было контакта с потомством. Они сами находились в герметичном отсеке и бесконтактно контролировали инкубацию. После отладки проекта первые матери самоустранились. Они подвергли себя кремации, тем самым, обеспечив полную стерильность Витасферы.
  Галлеор заглянул через плечо. Ноготь Энрико застыл на затушеванном пятне в середине карты и напрасно пытался выскрести из него ценную информацию.
  - Кстати, существует версия, - сказал он, - что вместо праматерей нами управлял алгоритм. Неподвластный человеческим эмоциям. Также не исключено, что проектом управляли с поверхности.
  - А где вход в закрытую зону?
  - Двери не обозначены. Но логично, что после зоны новорожденных последует инкубатор, потом зона оплодотворения.
  - Тогда почему Дворец Кавалеров находится снаружи?
  - Легенда ничего не говорит о праотцах. Мужчины появились только во втором поколении.
  - Значит, все мы потомки пробирочников?
  - Именно так. Все происходило внутри ядра, куда нам до сих пор нет хода. Там находится главный инкубатор. Он воссоздал генетический материал. Дети были выношены в специальных кюветах, воспитаны голограммами и выброшены на второй уровень, во Дворец Детства. Оттуда после воспитания по строго заданному алгоритму их выпихнули на следующий уровень, подготовительный этап к нормальной половой жизни. Но предположение еще не доказательство. Мы должны все увидеть своими глазами. Туда! Выходим по - одному. Галлеор пойдет рядом со мной. Он, как самый умный, понесет карту. Даффи и Эргиус будут прикрывать сзади, - командовал Энрико.
  Четверо юнцов продвигались по запутанным коридорам уверено и бесстрашно. Дежурный свет мягко скрадывал резкие тени. Ноги, предусмотрительно обутые в бальные туфли, не шумели.
  Изредка тишину пустотелых коридоров вспарывал свист королевского меча.
  Мальчики уже прошли зоны Юных Дам и Новорожденных, где предполагалась охрана.
  Вокруг было тихо и спокойно, лишь мрамор под ногами отражал осторожные прикосновения ног.
  Даффи шел, придерживая черную маску на лице. Эргиус сжимал в руке золотую цепь с декодером. Галлеор каждый поворот сверял с чертежом.
  Двери открывались легко и бесшумно. Ребята проходили один демонстрационный зал за другим.
  Здесь были сосредоточены самые ненужные предметы домашнего обихода. Дежурного света недоставало, и фонарик Даффи то и дело выхватывал из темноты неожиданные экспонаты.
  Свет скользил по вымершим бронтозаврам, бегемотам, всевозможным бабочкам и попугаям. Лесные пейзажи сменились панорамами вымерших городов.
  Мальчики с удивлением разглядывали панораму мертвых городов, брошенные поезда, самолеты, небоскребы и метро.
  - Странно, что нигде нет вымерших людей. Города пусты. На улицах ни одного человека. Но хотя бы в летящем вертолете должен сидеть пилот? Смотрите: в окне подъемного крана затушевано чье-то лицо, - удивился Энрико, и его меч принялся отскребать краску. - Почему закрашены лица людей?
  - Я где-то читал, - сказал Галлеор, - что люди боялись своих отражений в зеркале, поэтому никогда не снимали маски. Их лица были покрыты язвами, из глаз вытекала гниль, они были так ужасны, что могли бы травмировать нашу психику. Я думаю, что людей закрасил родительский контроль, чтобы детей не мучили кошмары.
  Энрико протер острием меча дыру в полотне:
  - Хотел бы я взглянуть на физиономии этих слабаков! Что ж, в другой раз - непременно! А сейчас пора! Нужно успеть сделать главное.
  В следующем зале мальчики остановились перед странными экспонатами.
  - А это что такое?
  - Это они, мельчайшие, - определил Галлеор по надписям, выуживая из памяти слабую латынь. Он здорово пожалел, что предпочел ее изучению шумерских текстов.
  Экспонаты поражали. Перед глазами ребят извивались мелкие цепочки прионов, закручивались яркие змейки герпеса, скалились пружинистые зубья оспы, дрожали, накаченные ядом вирусы энцефалита, двоились и множились клубочки, пузыри и колбочки стафилококков, анаэробов и какого-то хламидейтрона.
  Ребята разглядывали гигантские макеты, и в памяти оживал дикий интуитивный страх.
  - Рассказывай, книжник, что ты про них знаешь! - приказал Энрико.
  Галлеор знал все.
  - Это смерть. Мелкие безмозглые твари, с которых началась жизнь на Земле... Они - кирпичики, из которых сложен организм каждого высокоорганизованного существа. Они наша печень, сердце, глаза и мозг.
  - Ты в своем уме? Мы - из них?
  - Невозможно найти то начало, которое заставило мельчайший белок вооружиться, создать вокруг себя систему вакуолей, митохондрий и цитоплазмы, а потом специализироваться в сложнейший разумный биосоциум.
  - Ты хочешь сказать, что главный в эволюции не гомо сапиенс, а то, из чего он слеплен?
  - Да.
  - И кто же тогда хозяин планеты? Мы? Или они?
  - По сей день в социуме человека, застроившего планету, создавшего искусственный интеллект и покорившего космос, главными остаются невидимые первородные субстанции. Мельчайшие и самые примитивные структуры не только определяют биохимические процессы внутри организмов, но и являются движущей силой эволюции.
  - Говори проще! И не строй из себя ученого кавалера! - недовольно прервал Энрико. - Кто хозяин планеты? Мы или они?
  - Мы оставили Землю. Мы ушли.
  - Значит, они победили? Не было там меня! Дальше!
  - Мельчайшие управляют Вселенной. Они тайные механизмы регуляции плотности населения, зачинщики всех печально известных мировых пандемий. Они же причина великих открытий и вековых заблуждений, ересь, инквизиция, все то невидимое, что определяет поступки толпы и вдохновение гения. Они причина мутаций и выживания видов. Они страдание, и они причина страдания. Они старость, и они смерть.
  - Объясни, как мельчайшие могут быть старостью?
  - Старость - еще одно изменение первоначального алгоритма всего живого. Оно возникло в результате мутаций. А мутации - результат внутригенных перетасовок. Внедренный в ядро вирион добавляет свои звенья в цепочку ДНК, и получается новый вид. Природе остается только одобрить или выбраковать предложенный вариант. Прогрессивные гены старости и неизбежной смерти победили.
  Мальчуганы слушали Галлеора, затаив дыхание.
  - Ты говоришь, как поэт. Но мы и сами знаем, что сидим под землей не по собственной воле. Есть ли способ их победить?
  - Жестокие болезни опустошали прекрасные города. Миллиарды людей погибли. А исцеление все время находилось у каждого под носом. Стоило только протянуть руку, положить в рот зеленоватый испорченный плесенью кусок хлеба...
  - Испорченный хлеб мог бы всех спасти?
  - Точнее - не хлеб, а то, что было на нем.
  - А что было на нем?
  - Тысячи лет кто-то отводил глаза человека от главного целителя на Земле, а он не прятался. Лежал на виду. Он сплошь покрывал каждую пещеру. Его называли плесенью. Она, словно специально, вырастала на самых лакомых кусках и переползала за человеком из пещеры в пещеру, из дома в дом. Не побрезгуй, съешь - и будешь здоров. Но человек не замечал самого простого. Древние обитатели пещер почему-то не догадывались соскрести плесень со стен и приложить к смертельным ранам. Прославленные жрецы Древнего Египта умели оживлять мертвых, но почему-то не могли помочь живым. Фараоны умирали на их руках в ранней юности от обычного туберкулеза.
  - Цена древним знаниям - ноль, если забыли то, что было известно даже грызунам, - сказал Энрико.
  - Самое странное в этой истории то, что пенициллин, спасший жизнь миллионов людей был открыт одновременно с изобретением атомной бомбы, которая призвана была уничтожить миллионы людей.
  - Неужели пенициллин до этого времени не был целебен и всесилен?
  - Да. Не был. Кто-то хотел спасти человечество и специально изменил гены.
  - Его или наши?
  - Если б мы это знали, не возникло бы споров о богах, которые хранят свои тайны.
  - Ты хочешь сказать, что боги - тоже они?
  - Если бог - это эволюция, то...
  - Глупости!
  - Но они и есть тот невидимый фактор, с поиска которого началось отделение человека от мира животных.
  - Ты меня совсем запутал. Но я знаю только одно. Побеждает не самый сильный и не самый умный, а тот, кто действительно этого захочет. Постарайся напрячься и ответить на другой вопрос: почему нам запрещено все это знать?
  - Я думаю, кто-то считает, что у нас другие задачи.
  - Какие?
  - От нас не требуется противостояния мельчайшим. Считается, что их нет в Витасфере.
  - Но они есть. Ты сам так сказал. И мы должны с ними покончить!
  - Наша тактика другая.
  - Какая?
  - Не вступать с ними в контакт.
  - По-твоему, нас здесь замариновали, как позорных трусов?
  - Мы должны выиграть время. Наш анабиоз временный. Вирусы истребят на Земле протеин и сами вымрут.
  - Ты веришь в это? Ты только что сказал, что они в нас. Значит, они живы.
  - Да. Но я сказал, что нам нужно выйти на поверхность.
  - Чем там лучше?
  - Здесь нет свободы. Мы воины, сидящие в клетке.
  Ребята пошли дальше. Каждый думал о своем, и мысли удручали.
  Внезапно стены расступились, и отважная четверка очутилась внутри просторного куполообразного зала, свод которого круто вздымался вверх. Открылось великолепие нижнего яруса, где среди лепной позолоты радиально выступали гранитные саркофаги.
  - Здесь покоятся праматери.
  - Смотрите - один саркофаг пуст. О гибели восьмой мы ничего не знаем.
  - Значит, она не умерла?
  - Она жива? Триста лет?
  - Ты сошел с ума! Она давно бы истлела!
  - Возможно, она где-то скрывается и наблюдает за нами.
  - Здесь? - ребята в ужасе замерли, к чему-то напряженно прислушиваясь.
  - Давайте посмотрим, кого не хватает, - предложил Энрико, стряхивая пыль с барельефа. - Здесь написано: "Прародительница Рогранда". Я знаю! Она родоначальница нашего клана! - сказал он и почтительно опустился на одно колено, воздавая почести достославному предку.
  Он встал, прервав минуту молчания, подошел к следующему саркофагу, провел пальцем по вензелю из нефрита:
  - "Прародительница Астрид". У этой были непрочные гены. Мутантка. Она была самая опасная для нас.
  - Откуда ты все это знаешь? - удивился Даффи.
  - Меня интересует происхождение наших кланов. Генеалогия - мой конек. Без нее невозможны прогнозы развития государства.
  Он смахнул пыль со следующего саркофага:
  - А здесь, глядите, Барбамилла! Вот он, грязный ошметок, непонятным образом попавший в Витасферу! Я до сих пор не понимаю, кому пришло в голову впутать в наш генофонд главную причину упадка и деградации, - Энрико с отвращением плюнул на гробовую плиту.
  - Не надо, Энрико, - запротестовали мальчики.
  - Если бы не она...
  Эргиус бросился на него с кулаками:
  - Не смей оскорблять мой клан!
  Завязалась драка, ребята покатились, отчаянно тузя друг друга.
  Энрико, превосходивший противника в силе, вскоре оседлал и надавал рабу неделикатных подзатыльников:
  - Ты должен отречься от нее! Она самая коварная! Она погубила Рогранду! Вздумала обойти нашу порядочность коварной хитростью и подлостью!
  - Глядите, какой громадный саркофаг! - крик Даффи отвлек Энрико от продолжения экзекуции.
  - "Прародительница Титанида", - прочитал он. - Эта праматерь была великаншей и потомком олимпийских богов. К сожалению, в Витасфере все гиганты становились желтыми колпаками и постепенно выродились. Современные стражники тоже сильны, глупы, но гигантами их не назовешь. Таких мы бы не прокормили... А вот смотрите: "Прародительница Маргарет"! У этой рождалось сразу по двенадцать младенцев. Как у грызуна! А здесь еще одна рекордсменка Гиннеса: "Прародительница Сильвансия". У нее были гены долгожителей. Триста лет для них, как для нас тридцать. Она, пожалуй, запросто дотянула бы до наших дней. Но ее саркофаг полон костей... А вот и Ланданелла Прекрасная... Красивая, но дура. По легендам, у нее были золотые кудри, волосы до пят, синие глаза.
  - Сейчас таких дур мало! - мечтательно вздохнул подошедший Эргиус.
  - Мало? Да сколько угодно! Посмотрите на Даффи! Кстати, наш красавчик снова обкорнал свои золотяшки. Не красней, Даффи! Твой родич - Мистер Звезд! - съехидничал Энрико.
  - Да пошел ты! - огрызнулся Даффи.
  - Ты точно попадешь во Дворец Любви, не переживай! - не унимался Энрико. - У нас все знают, что красота - сказочный сон природы. Пока гляжу на тебя, природа спит.
  Теперь и Даффи намеревался броситься на Энрико с кулаками, но тот вовремя сменил тему:
  - Ну что, посчитали? Кого не хватает?
  - Здесь нет праха Мудрой Верлинды, - сказал Галлеор. - Так ее называют в легендах. Она была самая умная, магистр точных наук, лауреат Нобелевской премии, одна из разработчиков проекта.
  - Уверен, она твоя пра-пра-бабка, сказал Энрико. - Никаких сомнений. Среди ребят я не встречал похожих на нашего книжника. А уж он, точно, потомок уничтоженного клана Мудрых.
  - Но почему саркофаг пуст?
  - Умных не любят. Даже мертвых, - пожал плечами Энрико. - И в наше время на них нет спроса. Блондинов много, а Галлеор - один. Кстати, кто-нибудь из вас догадался, где находится прах Мудрой Верлинды?
  - Кто-то перенес его в другое место, - предположил Даффи.
  - Но для чего?
  Все в раздумье замолчали и посмотрели на Галлеора.
  - Галлеор, какие у тебя идеи? Если знаешь - выкладывай! - приказал Энрико. - Где твоя прародительница? Почему не со всеми?
  - По легенде, Титанида слегка ее задела и...
  - Неловко двинула плечом? Отправила на тот свет! Я так и знал. Все эти навороченные тайны - всего лишь выдумки сентиментальных дам. Мы же знаем, что такое: "случайно задеть"! Рассказывай, Галлеор, что здесь произошло.
  9. Война Праматерей
  
  из "Легенд о Начале"
  
  Прародительницы в ужасе разглядывали распростертое на полу тело.
  В их глазах метался испуг.
  - Вы убийцы! - первая закричала Астрид, хватаясь за голову.
  - Заткнись! - огрызнулась Титанида. - Это получилось случайно!
  - Да, случайно! - подхватила Ланданелла. - Мы только хотели ее вежливо попросить, чтобы не превращала Витасферу в подземную академию. Кто бы мог подумать, что девушки с помпонами магистров такие хрупкие!
  - Титанида ударила ее! Все видели! - не унималась Астрид.
  - Я была уверена, что она успеет сделать блокировку, - оправдывалась великанша. - Вместо этого, она раскрылась справа и...
  - У тебя сплошные блокировки в голове! Мало ли кто не ошибался! Вы разрядились на Верлинде, потому что проект в тупике. Она должна была возглавить Витасферу. Это было бы справедливо. Она довела бы дело до конца.
  - Из-за нее мы уничтожили сертификаты.
  - Вы не позволили ей продолжить. Почему?
  - Боялись новых тестов.
  - Вы убили конкурентку. Кто следующий? Если хотите знать, мы все такие разные, потому что наши различия - суть эксперимента. Но вместо того, чтобы объединиться, мы разодрались, как стая разнопородных кур! Я уверена, что здесь скоро снова разыграется трагедия!
  - Разве не из-за нее мы ссорились?
  - Из-за нее мы изменили планы разработчиков проекта!
  - Верлинда сама была одним из разработчиков и нашла бы выход, - сказала Астрид.
  - Ты слишком поздно об этом нам сообщила, - подала голос Маргарет. - Я всегда подозревала, что Верлинда намеренно вклинила своих детей в наши кланы. Она была носителем заразы и боялась, что мы заметим.
  - Вот в чем дело! - закричала Ланданелла. - Мои несчастные крошки заражены? Мы не сможем восстановить родственные линии, но мы должны подумать о будущем. Мы должны немедленно выявить потомство Верлинды и отделить их от остальных детей!
  - Как ты их будешь выявлять? Документов нет! - сказала Маргарет.
  - Я своих сразу узнаю!
  - Не ошибись! - усмехнулась Астрид.
  - Вот главное отличие детей Верлинды: параметры их тел не идеальны. У нее были проблемы и с грудью, и с ногами. Особенно с носом, - Ланданелла вытерла слезы.
  - Тебе напомнить, что хорошие носы - признак хорошего мозга? - не выдержала Астрид. - Мощным процессорам нужна мощная вентиляция. Итак, по носам выявим интеллектуалов? И приступим? Через пару поколений появится раса людей с воробьиными клювиками, но боюсь, что и мозги в таких головах тоже будут чирикать!
  Ланданелла, прикрыв глаза, продолжала что-то подсчитывать в уме. Она сбилась несколько раз и, наконец, сдалась:
  - Неидеальных носов получилось гораздо больше, чем первых наследников Верлинды. Как жаль! Из ста шестидесяти - их сто восемь!
  - Носы - это все! Хорошие носы нужны и спортсменам, и рабам для тяжелой работы, - торжествовала Астрид. - А что скажете о Смальди? Он любимчик Барбамиллы, а носик у него, как у мистера Звезд?
  - Не отдам Смальди! - возмутилась Барбамилла. - Посмотрите на разрез его глаз!
  - Несомненно, он - ее ребенок! Если только не с признаками даунизма, - не удержалась вставить слово Рогранда.
  - Ты оскорбляешь моего мальчика? - глаза Барбамиллы исторгли убийственный свет. Она ощетинилась, как дикая кошка, готовая броситься на каждого, кто покусится на детеныша.
  - Спокойно! - продолжила спор Астрид. - Глаза и носы не главное. За многие тысячи лет человеческие расы утратили внешние признаки. Было время, когда четыре расы имели четыре разные группы крови. Но сейчас внешность и кровь - пустые фишки в естественном отборе. Четыре психотипа - вот что формирует социум.
  - Боже! - взмолилась Ланданелла. - Еще одна лекция!
  - Развитие брюшной полости тормозит развитие головы и мускулатуры, - продолжала объяснять Астрид. - Красавцы мускулотоники - результат самоселекции древних рас. Но ни арийцы, ни длинноногие африканцы не смогли заселить всю планету...
  - Кто же стал победителем?
  - Мощный всесильный организм. Социум! - со знанием дела подхватила Рогранда. - Все генотипы в нем разместились по иерархии, хватило работы и мускулотоникам, и красавцам арийцам. Белым и черным, узкоглазым и голубоглазым, - каждому отведено свое почетное место. Наши гены отобраны по этому принципу. Но необходимо разумно управлять гигантским организмом. Для этого здесь представлены мои, королевские гены. И я повторяю снова: я должна возглавить Совет Матерей. Я настаиваю на этом.
  - Ты, Рогранда, опять гребешь под себя! Ты только что определила мое потомство, как расу безмозглых рабов. И предлагаешь поддержать твою кандидатуру? - глаза Барбамиллы с ненавистью пожирали королевский профиль.
  - Все не так! Я не смогу выделить из восьмидесяти младенцев тех, кто прямее других держит спинку или тех, кто никогда не ответит на пощечину. Мы не можем их сейчас различить. Разве не так?
  - Заткнитесь! Споры - ерунда! Нам просто нужно уничтожить всех и начать с нуля!
  - Кто это сказал?
  - Ланданелла?
  - Да! Я сказала! Среди этих детей я не могу признать ни одного своего! Они все отвратительны! Я не могу на них смотреть!
  - Как ты смеешь? Ты не мать! - праматери хором возмутились.
  - Наши малыши - красавчики! - воскликнула Астрид.
  - У Ланданеллы ослаблен материнский инстинкт. Это тоже вредная мутация, - сказала Маргарет.
  - Мы должны пойти на жертву! - голос Ланданеллы перешел на крик. - Дети не получились! Посмотрите на них! Начнем сначала! Продезинфицируем инкубаторы! Тонизируем яичники! Соберем яйцеклетки! Мы опоздаем всего лишь на полгода! Зато Витасфера обойдется без умников.
  Праматери затаили дыхание. Маргарет в гневе закричала:
  - Ты приговорила только своих? Или наших тоже имела в виду?
  - Посмотри на локоны Дарлинга и Психеи! А синие глаза Эммы и Юлии? Разве у них не твои глаза? Неужели ты подпишешь им смертный приговор? - пропищала всегда молчаливая крошка Сильвансия.
  - У Ланданеллы явно выраженный психоз! - сказала Астрид. - Я не удивлюсь, если тесты выявят у нее серьезную патологию. Нам остается только радоваться, что ее психомутоз проявился в самом начале проекта.
  - Предлагаю освободить Ланданеллу от участия в воспроизводстве. Таким женщинам не место среди нас! - прозвучал уверенный голос Рогранды.
  10. Тревога!
  
  Энрико потрогал свой нос и остался весьма им доволен:
  - У меня с горбинкой, нормальный. А вот у Даффи - высший сорт, загогулька. Ну что, Даффи, будем драться? Что с тобой? Да ты в шоке от этой истории!
  - Неужели Ланданелла Прекрасная предложила уничтожить всех младенцев? - пролепетал чувствительный Даффи.
  - В этой истории много непонятного. Я знаю только то, что клан Ланданеллы со временем получил значительное преимущество. Захватив власть и став Старшей Матерью, она заменила "Кодекс Чести и Благородства", созданный королевой Рограндой, на "Кодекс Любви и Правильного Интима".
  - Слышите? Что это? - насторожился Эргиус.
  Тишину зала прорезал резкий звук сирены. Раздался топот тяжелых ног.
  - Тревога! Нас заметили! Бежим! - Энрико потащил Галлеора к выходу. Даффи и Эргиус бросились вслед за ними, но яркая вспышка опередила тени, и на полу забилось перерезанное пополам тело, разбрызгивая во все стороны кипящую кровь.
  Энрико упал, прикрывая собой Галлеора, и тот услышал, как отчаянный крик оглушил сонные этажи.
  - Эргиус мертв! Галлеор, поднимайся! - Энрико подхватил его под мышки, поставил на расквашенные от страха ноги. - Включи мозги, умник! Без паники! Бежим! Скорее!
  ...Только в своей постели Галлеор осознал до конца, что произошло.
  Эргиус погиб! Глупо и страшно. Погиб ни за что.
  Он всегда был молчалив, но спокойные черные глаза воспламенялись отчаянным огнем, когда Галлеор рассказывал о чистоте неба наверху.
  Однажды он сказал:
  "Я жизнь отдам, чтобы хоть раз увидеть настоящее Солнце!"
  На следующий день Энрико, как ни в чем не бывало, подошел к Галлеору, поднес к его носу кулак и приглушенно произнес:
  - Витасфера потеряла храброго воина. Мы будем вечно помнить о нем. А ты, умник, поклянись, что никому не расскажешь!
  
  II. Лотерея Любви
  
  ...Хрустальная сфера бокала, висящая на полупрозрачных гибких пальцах среди сумрака окоченевшей спальни наводит порядок в логике странных поступков и грез.
  Густые ароматы полипептидов и легковесных фенолов, ударяют в анализаторы обоняния, щекочут, заполняя пузырьками пьянящего газа полости лба и пазух носа.
  
  Гормональные коктейли - не на них ли все держится?
  Порноэтапы разве не подарок, которым нас балует судьба?
  И сочные аккорды зрелых оргазмов, и сладкозвучное дыхание девственниц.
  И скабрезный смак мужских задымленных тусовок,
  где так приятно делиться опытом нескромных побед.
  Из Хроники ученого кавалера Галлеора
  
  11. Уроки галантности
  
  Магистр Галантности сэр Робертус был высок, сухопар, отличался благородной осанкой и, хотя у него на висках уже пробилась седина, не растерял ни одной из своих поклонниц.
  Дамы ценили Магистра Галантности не ради отличной фигуры и правильной осанки. Сэр Робертус обладал редким даром природных качеств, которым невозможно научиться. Его привлекательность определялась не только шириной плеч и массивностью подбородка, но и особенным происхождением.
  Говорили, что в его жилах течет кровь правителей древней Каталонии.
  Уроки страсти преображали Старшего Кавалера. Он становился на голову выше, глаза наполнялись мечтательным блеском.
  Он не был особо строг к ученикам, и казалось, его главной задачей было пробудить в них чувство достоинства и благородства, нежели научить логарифмированию и каллиграфии.
  А также он отличался удивительной неторопливостью и никогда не укладывался во времени.
  Свои уроки магистр галантности проводил ненавязчиво, никогда не повышал голоса, не досаждал оценками, но ученики слушали его очень внимательно и ценили каждое замечание, хотя на переменах постоянно вышучивали вычурную манеру старика опираться на вечную спутницу, витую трость с серебряным набалдашником в виде головы Афродиты.
  Прокашлявшись, он поражал учеников необыкновенно теплым басом:
  - Здесь вас обучат обходительности, настойчивости, а также всем изыскам и тонкостям гармоничного контакта с противоположным полом. Вы кавалеры. Вас не так уж много. Но вы являетесь праотцами будущего поколения. Ваши гены будут продолжены во времени и расширены в пространстве. Вы должны ценить свое предназначение и быть благодарны Совету Матерей за высокую честь избрания вас "адамами" грядущего стерильного будущего.
  Иногда вдохновенные речи Магистра Галантности прерывались репликами учеников:
  - Совет Матерей слишком много берет на себя!
  Но магистр позволял каждому высказывать любое мнение, чтобы тут же корректно исправить заблуждение. Истина рождается в споре, да. Но правильный путь шлифуют пороги ошибок.
  Среди его учеников лишь один требовал особого подхода.
  - Кавалер Энрико! Ведите себя достойно. Вы мешаете юным кавалерам воспринимать содержание урока.
  Надлежащая строгость не помогала усмирить взволнованный гул в классе.
  Молодой кавалер, словно проверяя выдержку Магистра Галантности, продолжал хамить:
  - Почему Совет Матерей все решает за нас? Мы не зверушки из зоопарка. Хотел бы я посмотреть на этот Совет. Мы же не знаем, кто в нем! А может быть, нам с этим советом придется кувыркаться в одних постелях?
  Поговаривали, что сэр Робертус был генетическим отцом Энрико, и поэтому юному цинику слишком многое дозволялось.
  Но на этот раз грубость шокировала учителя. Пальцы Старшего Кавалера, сжимающие головку Афродиты, побелели, голос дрогнул, но он продолжил урок:
  - Самое главное - уловить взгляд женщины. Они порой надменны, высокомерны и безразличны к проблеме полов, особенно юные, только-только выпущенные в залы Дворца Любви первогодки. Они непредсказуемы, да. Но нужно помнить, что природа создала женщину такой. Не мужчина - главная для нее страсть, а то, что вокруг него. Он может располагать многими благами, он может быть силен и красив, но рано или поздно соперники превзойдут его во всем. Женщина помышляет о месте в этом мире, где комфортно будет не ей, а ее потомству. И не надо ее судить за это. Обаяние мужчины должно состоять из надежности его отношений, его устойчивого положения в обществе, а также его происхождения, которое раскрывается манерами и уровнем благосостояния, о чем свидетельствует модная одежда, ухоженные волосы и особенно аромат духов. Но каждый из вас должен помнить, что самый главный аромат для мужчины - это запах чистоты.
  - Унизительно быть самцом и не знать своих родных детей. А еще больший идиотизм - спариваться по спланированному графику, - снова раздался уверенный голос Энрико.
  Но ученый кавалер игнорировал непродуманные выпады юнца и ровным тоном продолжал:
  - Доисторическая женщина не выбирала партнера. Ее - выбирали. Параметры привлекательности сильного и воинственного партнера закрепились естественным отбором. Ширина плеч, массивность подбородка, пышность шевелюры, пропорциональное сложение костяка - эти первобытные характеристики легли в основу генотипа кавалеров, которые позволяют произвести на свет здоровое, сильное и жизнеспособное потомство. Вы, как основа генофонда, отобраны по этим параметрам. Современный мужчина создан жениной, господа.
  - А дамы? Почему к ним не предъявляется никаких требований? Почему их не тестируют на знание точных наук? Не из-за них ли ежегодно снижается умственный потенциал будущей цивилизации? - снова раздался голос Энрико.
  - Критерий умственных способностей дам и кавалеров в нашем положении необязателен и вторичен. Но идиотам нет хода на территорию Дворца Любви. Зато все вы, находящиеся здесь, являетесь победителями, прошедшими строгий конкурс Мужского Обаяния и Привлекательности. От вас не требуется ни особых навыков умственного и физического труда: ни сутулых натруженных плеч, ни громадных кулаков, ни искривленных тяжестью голеней, ни увеличенного в размерах кишечника, способного поглотить неимоверное количество калорий для тяжелой работы, ни прочих атрибутов нищеты.
  - По-вашему, жизнь на окраине - удел тех, кого тестирование признало непригодными для Дворца Любви?
  - Для тех, кому тестирование определило иную судьбу, тоже весьма полезную, но второстепенную в жизнедеятельности нашего социума. Они - трудяги, их судьба - умереть без потомства, без права на получение достойных благ. Но и они рады вложить малую толику своего участия в наше великое дело. Смею вас уверить, жизнь каждого из них ценна и необходима, как жизнь каждого из вас. Их судьба может стать вариантом вашего будущего, о чем печалиться особо не стоит, потому что каждый человек подвержен старости.
  - Этот факт нужно принять, как должное?
  - Да. А также, как знание о том, что рано или поздно избранникам предстоит потесниться и освободить место для молодых, более востребованных нашими дамами. Но эта пора от вас так далека, что не каждому в столь юном возрасте следует помнить о том, что все в мире смертны.
  - А подробно об этом? - не унимался Энрико. - Кем мы станем б в будущем? После Дворца Любви?
  - Вам не пристало задумываться о будущем, как не пристало здоровым и молодым думать о старых и больных. Ваша миссия - из сферы восторженных чувств, ваши будни - Красота и Нега. Вашими вечными спутниками станут Благородство и Чувственность. Ваша цель - стать избранниками, как можно большего количества дам, чтобы доставить им в их непростом предназначении, как можно больше сладостных мгновений.
  - Но это же идиотизм облизывать самок ради того, чтобы они захотели!
  - Кавалер Энрико! Вам следует вспомнить, где вы находитесь!
  Энрико был самым проблемным учеником.
  Казалось, он случайно попал в категорию кавалеров, и главным для него является нечто более возвышенное, чем примитивное участие в воспроизводстве. Он мог на уроках вставить такую скабрезную реплику, что класс замирал от грозящих последствий.
  На уроке психологического разбора он поставил Магистра Галантности в особо трудное положение.
  "Моя первая женщина измучила меня нравоучениями и ненасытным опытом.
  Простыни, мокрые от пота, сразу охладили желание прикоснуться к ее взопревшей коже.
  Она была нетерпелива и визглива, подозрительна к моей усталости, но при этом не упускала возможностей самого изощренного интима", -
  
  так начиналось его сочинение на тему: "Мой первый восторг".
  - Кавалер Энрико! Ваше конкурсное сочинение не может быть представлено на суд старших матрон в таком виде.
  - И что же мне делать?
  - Его надлежит исправить, - заявил сэр Робертус, зачитав начало перед классом.
  - Вы учите меня неискренности?
  - Юные кавалеры! Кто скажет: почему женщины не должны знать об истинных наших чувствах?
  - Но матрона Магда, - прервал его Энрико, - обожает обиды и в восторге, когда ей говорят, что от подмышек разит тухлятиной, а бедра в плесени. Она мочится при мне и от меня требует этого же. Иногда она закатывает глаза и вопит: "Обожаю, когда он такой живой!"
  - Достаточно!
  - Я заметил, что дамам нравится втаптывать друг друга в грязь. Я бы мог посоветовать каждому кавалеру: не стесняться...
  - Достаточно! - нетерпеливый стук трости выдал кульминацию недовольства педагога.
  Сэр Робертус в душе оправдывал ученика. Он знал, что не во всем виноваты юноши. Дамы иногда поступают неприлично. Но разве можно обсуждать матрон?
  - Нельзя о дамах рассказывать все и всем. Женские тайны - это тайны природы, без которых невозможна эрекция
  - А капризы?
  - Женские прихоти - составляющая воспроизводства человека.
  - Если количество женских тайн определяется уровнем фолликулина, - не унимался дотошный Энрико, - то хотел бы я лично войти к Старшей Матроне!
  - Довольно, молодой кавалер!
  - Это было бы потрясающе! Фейерверк страстей! Максимум - это реальность. Все остальное - блеф и кривлянье. Учитель, возможно ли, чтобы я когда-нибудь улицезрел божественную наготу Старшей Матроны?
  - Урок окончен!
  Трость Магистра Галантности громко звякнула об пол.
  Энрико родился циником. Но, несмотря на острый язык, его популярность в будуарах дам росла прямопропорционально возмутительной откровенности и сарказму.
  Ученый кавалер Робертус не ошибался, считая дерзость показухой, потому что в противном случае это было бы самоубийством. А с мозгами у Энрико было все в порядке.
  На самом деле каждый из молодых кавалеров гордился статусом избранника и страшно боялся лишения привилегий.
  Однажды после очередного выпада несносного юнца в адрес некоторых омоложенных матрон, маэстро повел свой класс на экскурсию.
  - Я вам покажу изнанку Дворца Любви, - сказал он. - Пусть увиденное охладит желание некоторых кривляться и вести себя вызывающе по отношению к дамам. Я приглашаю вас на прогулку по окраинам Витасферы.
  12. Экскурсия на окраину
  
  За пределами дворцовой части Витасферу укутал запах нечистот.
  Едкий дым затенял сияние искусственных лун. Серый туман поднимался над крышами оранжерей и скатывался мутными каплями с бурых листьев.
  - Почему здесь так несвежо? - оглядывались в недоумении ученики.
  - Кондиционеры не справляются, - ответил сэр Робертус.
  От кособоких фабрик несло тяжелым запахом тины, рыбы и мокрой бумаги.
  - Я бы вам рекомендовал обратить внимание на то, что эти места не безлюдны, - продолжил учитель. - Механизмы очистных сооружений требуют контроля человеком. Но разве кто-нибудь из вас добровольно согласится провести жизнь в этом грязном районе?
  Среди облупленных пенопластовых бараков лениво бродили и потягивались тощие коты, тявкали мелкие собачки, обнюхивая пятки чужаков.
  - Какие забавные! - воскликнул Даффи, подхватив на руки одну из облезлых собачек. - Почему этих зверюшек нет во дворце? Они чудо! Смотрите! Одна облизала меня! Она целуется просто так, без всякой Лотереи!
  Ученики расхохотались. Сэр Робертус объяснил:
  - Животных запретили содержать в годы правления праматери Маргарет. Кошечки и собачки отвлекали юниток от главной миссии. Сексуальность перерождалась в материнскую привязанность к домашним любимцам. Интерес к мужчинам снижался, рождаемость тоже. Кто-то подсчитал, что уход за животными вызывает бурное выделение прогестерона, тем самым происходит дезориентация главных нравственных ценностей. Кошечек и собачек во дворцах уничтожили.
  - Но здесь их так много!
  - Но здесь, - продолжил учитель, - распространяются другие правила. Домашние животные нашли своих страстных защитников, их прятали и скрывали от уничтожения, пока они не размножились в таком количестве, что желтые колпаки спасовали перед проблемой, и отлов прекратился. А в годы правления чувствительной Астрид всем четвероногим прелестникам даровали свободу.
  - Почему же их нет во дворце?
  - Об их существовании дамы во дворцах до сих пор не подозревают. Я не советую брать собачек во Дворец, дабы трагедия принудительной разлуки не омрачила нашей прогулки.
  - Брось, Даффи, собачку, - сказал Энрико. - Иначе во Дворце Любви прольется много слез.
  Свет центральных лун едва дотягивался до окраин, здесь проблему освещения решали многочисленные фонари. Редкая растительность украшала фасады пластиковых построек. Хилые листики лимонника и умирающих яблонь удручали.
  - Как они это едят?
  - Кислятина! - Энрико выплюнул разжеванный плод.
  - Джентльмены, не забывайте соблюдать приличия в любом месте, - напомнил Магистр Галантности.
  - Разве это общество? Разве это люди? Посмотрите, во что они одеты! Серое, рваное, вонючее тряпье! - Энрико кивнул в сторону толпы, сбежавшейся посмотреть на молодых кавалеров из Дворца.
  - У нашего циника наблюдательный глаз, - отметил учитель. - Жаль, что он озабочен проблемами окраин. Прошу внимания, господа! Перед нами - трудяги! Их жизнь - работа, их отдых - краткий сон. Когда мы спим, они приходят в наши дома, дезинфицируют, проводят профилактику санузлов и вентиляции, моют наши танцзалы, выращивают в оранжереях ароматные плоды, в прудах добывают рыбу и водоросли. Вы должны уважать их незаметное присутствие в нашей жизни.
  Энрико присвистнул, заметив странное существо. Оно толкало тачку, набитую пустыми бутылками. Лицо скрывали длинные засаленные пряди, выпавшие из-под выцветшей повязки.
  - Дама? Неужели?
  - Здесь нет женщин и мужчин. Трудяги бесполы. У них не возникает проблем воспроизводства.
  - Но почему они такие нездоровые на вид?
  - Бедный мальчик! Ты не знаешь, что такое работа, усталость, долг.
  - Все это может стать моим будущим?
  - Во Дворце Любви нет стариков, но здесь вы их встретите изрядно. Здесь те, кто отказался от эвтаназии. Их никто не принуждает работать. Но они лишние и ненужные, поэтому должны оправдать отсрочку ухода. Собственно, их работа - большое для них одолжение, а каждый их прожитый день - наше подаяние им из жалости. Жизнь уходит одновременно с молодостью, и прискорбно наблюдать, как изможденные и больные цепляются за нее из последних сил.
  - Они отверженные существа?
  - Одни из них работают в каменоломнях на расширении, другие перерабатывают отходы. Обратного пути в наш мир у них нет. Эти люди лишены духовности. Раб не должен думать. От него требуется лишь безоговорочное выполнение заданий. Но те, кто влачит жизнь в бараках, благодарен судьбе за свою участь.
  - А ты, кавалер Робертус, когда придет срок, не испугаешься эвтаназии? Или впряжешься в тачку с бутылками? Не правда ли, тебе скоро пора? - Энрико весело подмигнул товарищам.
  - По указу последней нашей праматери, долгожительницы Сильвансии, педагогам продлен жизненный срок на пять лет. Мы хранители знаний. В наших руках духовное здоровье будущей цивилизации.
  - И оно заключается в правильном и здоровом интиме? - добавил Энрико.
  - Непременно. "Кодекс Правильного Интима" - главная заповедь праматерей... Но закончим перепалку, мой горячий друг, - предложил ученый кавалер. - Я вам не показал главного. Оно там, впереди, где мрак. - Сэр Робертус протянул трость куда-то в кромешную темноту. Оттуда раздавался грохот водопада, и несло сырым туманом. Учитель торжественно сказал:
  - Туда я не советую никому близко подходить.
  - Как там холодно! И темно! - поежился Даффи. - Невообразимый грохот! Что там?
  - Там Ад, - ответил учитель. - Вот чего следует бояться юным циникам и озорникам.
  - Ад? Но это же просто канализационные стоки! - воскликнул Энрико. - Две пары труб, поток мочи, ошметки экскрементов. По-вашему, Ад - это грязная вода?
  - Молодые люди, попрошу не задерживаться. Джентльменам не следует концентрировать внимание на подобных неприличных вещах, тем более что этот поток уносит ушедших из жизни. Скажу больше: перед нами не просто поток воды, это - водоворот невостребованных душ. Со временем он унесет и ваши тела в провал неизвестности и темноты.
  Юноши притихли. Их не прельщало такое будущее. Достаточно ли будет отпущенного им срока, чтобы насладиться всеми радостями жизни?
  Стайка учеников вслед за ученым кавалером подошла ближе к пропасти:
  - Я слышу какой-то о стук в темноте, - сказал Даффи. - Там кто-то живой!
  - Поток переворачивает камни. Стучит ими друг о друга, - объяснил учитель.
  - Слышите? Детский крик? Или мяуканье? - прислушался Даффи, бледнея.
  - Никакого крика там быть не может! - закончил знакомство с окраинами сэр Робертус. - А если у кого-то возникли проблемы со слухом, милости просим на дополнительное тестирование!
  Обратно возвращались в глубоком унынии. Сэр Робертус рассказывал на ходу очередной урок. Но легенда о минувшем не заинтересовала учеников. Каждый думал о своем.
  13. Указ Ланданеллы
  
  из "Легенд о Начале"
  
  В результате семейных распрей праматери одна за другой уходили в мир иной, потому что женщины - такие существа, которые никогда не прекращают споров из-за детей. Ни одну мать невозможно убедить, что чужой ребенок лучше ее собственного чада.
  Вся история Витасферы стала историей ссор и скандалов. Прискорбно и то, что история интриг продолжается в наши дни.
  Первой погибла Мудрая Верлинда.
  Вернее, она просто исчезла, испарилась, и предания до сих пор умалчивают о подробностях коллективного преступления.
  Ланданелла объявила войну Астрид. Эти двое сцепились насмерть.
  Их дикие вопли раздавались во всех закоулках Витасферы.
  Остальные праматери молча ждали и не вмешивались в шумные перепалки.
  - Твои потомки будут походить на мерзких зеленых жаб, они будут квакать, испуская при этом электрозаряды, как скаты! - нападала на соперницу красавица Ланданелла.
  - Это было бы замечательно! У земноводных отличная выживаемость. А способности скатов - чудо природы! - отвечала Астрид.
  - Твое конденсаторные потомки не смогут спариваться из-за повышенной электростатики!
  - Мои дети во время секса пожалеют твоих!
  - Ты завидуешь! Ты лишена параметров идеального сложения! Ты олигофренка с намагниченной головой!
  - Олигофрены здесь те, кто казнил Верлинду!
  Астрид внезапно скончалась во время купания.
  После ее странной скоропостижной смерти Ланданелла Прекрасная захватила власть. По ее указу было запрещено изучение точных наук, а также мечтать, делать выводы, задумываться над происходящим.
  "И чтобы в головах - никаких мыслей. Ни-ни!"
  
  - таков был первый указ Ланданеллы.
  Ради его исполнения, каждого связали с каждым посредством вездесущей музыки. Город озвучили бодрые барабанные ритмы, которым надлежало радовать население с утра и до утра.
  "Одинаковая музыка вызывает
  одинаковое для всех настроение,
  которое вызывает
  одинаковые мысли во всех головах,
  что означает: отсутствие задумчивости
  и, следовательно,
  отсутствие противоречий.
  Это - залог стабильности и процветания, хорошей рождаемости
  и отличного прироста населения".
  
  Указы Ланданеллы зазубривались в классах и цитировались в будуарах.
  * Наморщенный, измученный раздумьями лоб - гнусный признак дебильности.
  *Рекомендуется выявлять с младенчества. Мозговая нестабильность - причина недолговечности в этом мире.
  * Не создавай, а только используй изобретенное до тебя, а значит для тебя.
  * Каждая математическая формула - скрытый катаклизм.
  * Природа, которая дарит одно изобретение за другим, обязательно отнимет что-то важное от прочих благ человечества.
  * Даром ничего не дается. Природа потребует плату за чрезмерные умственные упражнения.
  * Даже за изобретенный велосипед человечество заплатило отобранным впоследствии у него небом и космосом.
  
  На одном из заседаний Ланданелла Прекрасная объявила:
  - Мы должны обсудить главный параграф "Кодекса Любви и Правильного Интима". Он касается будущих брачных отношений. Мы должны рационально составить график любовных контактов. С этой целью я придумала алгоритм "ЛОТЕРЕЯ ЛЮБВИ".
  - Ты придумала? Какая прелесть! - ехидно воскликнула Маргарет. - Любовь по лотерейному билету? А как же симпатии?
  Все зашумели:
  - Ланданелла, у тебя с мозгами все в порядке? Неужели ты хочешь создавать пары по принципу случайных совпадений?
  - Этот принцип тоже хорош. Но здесь иной. Лотерея должна подбирать оптимальные варианты пар, исключая трагические совпадения кровосмешения и генетических аномалий.
  - А как же симпатии?
  - Симпатии тоже предусмотрены. Каждый будет свободно выбирать пару из предложенного списка. С годами, в связи с увеличением населения нашей маленькой страны, список станет разнообразнее. И тогда выбор будет определяться только симпатиями. Любовь - это все! Прислушайтесь, как красиво звучит: страна Красоты и Любви!
  - Скорее - могила Красоты и Любви, - мрачно добавила Титанида.
  - - -
  
  Сэр Робертус замолчал.
  - На этом урок истории закончен. Но молодым джентльменам дозволено поспорить.
  - Как это поэтично! - воскликнул Даффи. - Вырванные зубы мудрости. Уничтоженный разум. И в результате - Могила Красоты.
  Юноши подключились к разговору.
  - Каждая раса в свое время пережила генетическую чистку. При этом били по мозгам. Выбраковывались и уничтожались самые умные особи.
  - Толпа не терпит угроз благополучию. Во все времена золотая середина истребляла мозги, которые регулярно сотрясают мир открытиями.
  - Войны, как способ самоуничтожения цивилизации, всегда двигали науку вперед,
  - Сама природа приговаривает общество не спешить с эволюцией. Так было во времена всех погибших цивилизаций. Интеллект - начало инволюции.
  - Как правило, власть прибирают к рукам субъекты, ненавидящие точные науки.
  - Но это не мешало двигать социум к прогрессу! Войны - благо! Они двигатель прогресса! - воскликнул Энрико. - А женщина у власти - затяжной мир. Дефицит адреналина в жилах мужчин - анабиоз цивилизации.
  - Слабоумие цивилизации.
  - Мы вырождаемся. И это неизбежно...
  - Доказательство - мы.
  - Дорогие ученики, споры о войнах заводят в тупик. Мечты о власти разъедают душу. Давайте сменим тему. Тем более что мы уже во Дворце Любви, - закончил полемику ученый кавалер.
  14. Первая матрона
  
  Откуда берутся эти прекрасные фрукты?
  А также изысканная дичь, хрустящие на зубах голубиные крылышки, полупрозрачные завитки из щупалец молодых осьминогов?
  Чуткий язык различит в каждом блюде не только гвоздику, душистый перец и кориандр. Здесь собраны спектры и восхитительные ароматы со всего погибшего земного рая.
  Спирали мохнатых водорослей усыпаны перламутровой солью. Пышная зелень вздымается над великолепным угощением морских глубин. Беспечные ныряльщики облагородили смертельным риском каждый кусочек сияющего блюда.
  В крупном зеленом винограде столько плотного сжатого света, что стоит слегка сдавить языком, растечется по деснам, наполнит горло незабываемой сладостью и восторгом. Его аромат - сокровенная память генов о чем-то волшебном, далеком и полузабытом.
  Он память о небе.
  Организм не напрасно разобрал на аминокислоты и воссоздал на молекулярном уровне ослепительный образ цветущих садов и солнечных океанов, их былую утраченную щедрость.
  Витасфера - мир изобилия. Потомки человека должны помнить и почитать удовольствия предков.
  Впереди у новой цивилизации должна быть цель. Причем не иллюзорная цель, а вполне определенная: восстановить то, что погибло на апогее технического прогресса.
  Поэтому так важны детали, крупинки и фрагменты великого прошлого.
  Полная картина внезапно прояснится в сознании, вспыхнет и соберется из осколков в единое целое.
  Ты увидишь сон.
  И все поймешь. Проснувшись, забудешь сновидение, но в тебе останется легкое сожаление о чем-то мимолетном и непередаваемо грустном.
  И море, и звезды, и великолепные сады - всего лишь упоительное воспоминание об утраченной свободе, горизонты которой сужены теперь до размеров танцевального зала.
  А стены, полы и потолки - сплошные зеркала, обманувшие пространство, где кружатся в невесомых чувствах легкие мотыльковые пары.
  
  Первой матроной, к которой вошел Галлеор, была Деллария.
  Она не удивила его ненасытностью, как о том предупреждали.
  Деллария запустила длинные ласковые пальцы в его непослушные локоны и заглянула в глаза:
  - Мне холодно, - сказала она. - Хочу вина.
  Ее сочные губы отдавали терпким вином, она провела кончиком языка по его клыкам, воспламеняясь и отдаваясь на пробу неопытной юной крови.
  Ее кожа была обжигающе пряной и одновременно холодной, как мята.
  Галлеор распознал вкус влечения.
  Нежные локоны Делларии щекотали грудь и пах.
  Ему стало жутко, по коже побежали мурашки, соски вытянулись и побелели. Деллария сдавила их своими изумительными пальцами, ее ухо скользнуло по напряженным мускулам груди, колени ударились о колени, бедра соприкоснулись с бедрами, и он ощутил остроту щекочущих ногтей на самой интимной поверхности мужского естества.
  - Пора! - прошептала она, и он воплотил все свои теоретические знания в неописуемое совершенство бытия.
  Женщина после глотка вина распускается, как зажатый стяжками бутон.
  Миг - и она свободна, восхитительна, желанна в манящих вспышках ослепительного оскала и молний расцвеченных губ.
  Вино - главный антидепрессант. Оно усмиряет стыд, развязывает язык и тайные мысли превращает в буйный колоритный поток, вовлекающий в русло смутные желания собеседника.
  Материализация тайного и невысказанного становится открытием, приобретает черты коллективного сознания, сметая с пути мелкие невзрачные проблемы.
  В мире всего два варианта любви: либо любишь ты, либо любят тебя. Но это не меняет качества эрекции.
  Полнота чувств - полнота капилляров.
  Каждый азимут влечения равноценен. Существенно лишь то, что случается после.
  Это, как остановка движения светил, - внимательное прислушивание к тому, что случилось.
  А случилось ли что-нибудь вообще?
  Перемены бывают значительны. Необходима остановка дыхания, краткая передышка, чтоб оценить грядущее появление нового существа.
  То неизвестное, что скоро явится на свет, может оказаться чересчур требовательным и сразу начнет изменять окружающее благополучие мира.
  Оно то, что удавлено в мыслях.
  Но пока все тихо и спокойно вокруг.
  Подруга утомлена вином и тяжелым весом напудренных ресниц.
  И почему бы не довольствоваться тем, что дано?
  15. И все они были желанны
  
  Тенсия была непередаваемо желанна в шелковом океане своей постели.
  Медный сверкающий купол волос, как медуза, всплывал со дна, чтобы насытиться каждым оттенком страсти и вновь раствориться в голодных глубинах.
  Среди синих покрывал ослепительно сквозь улыбку белели зубы и белки веселых глаз, когда она хохотала, запрокинув голову.
  Галлеора вдохновляло познание новых чувств. Словно вселенский океан раскрыл перед ним бесконечные тайны.
  Он разгадывал их в кристаллах, слизанных с плеча изможденной женщины. Они, словно раскаленные недра светил, пульсировали в горячем дыхании, схваченном с ее губ.
  Всесильность мирового вакуума узнавалась им в опустошающей депрессии плоти после животворного чуда совместного безумства.
  - Помнишь, каким ты был упрямым? Помнишь, как все время пытался выковырять свои мозги из ушей? Прости, я была ябедой! - смеялась Тенсия.
  - А я "полумальчиком"?
  - Я постоянно компрометировала тебя в глазах матерей!
  - Этим ты добавила мне популярности.
  Они вспоминали свое детство и хохотали.
  - Скажи, почему ты выбрала меня, а не Даффи?
  - Это секрет.
  
  А потом была хохотушка Энза, с ее тайной родинкой.
  И Ролла с волшебным черным взглядом, который пронзал насквозь.
  И Сиява с ослепительной свежестью белоснежного тела.
  И темнокожая Хьюс, любительница тончайших духов. Она научила его различать ароматы сандала, таинственной амбры, кипрея и яда зеленых гадюк.
  Он помнил каждую женщину, выбравшую его.
  А их было так много!
  И все они были желанны. До безумия!
  На юнца Галлеора возник необычайный спрос.
  И дело даже не в том, что он был избранником титулованной особы.
  Его главным отличительным качеством оказались не ладная фигура, накаченные мышцы и горячая кровь, что характеризовало каждого кавалера.
  Воображение дам Галлеор поражал своим умом.
  В детстве его дразнили "вундеркиндом", он был неудачником, постоянно ему приходилось доказывать свою боевитость.
  Зато сейчас он преуспел в любовных делах.
  Галлеор иногда здорово напрягался, пытаясь уменьшить длину списка предложений в "Лотерее Любви". Но желающих провести с ним время становилось все больше.
  В дамских будуарах говорили:
  - Почему Галлеор?
  - С ним не скучно. Он знает все. И даже об овечьем тифе.
  - С ним интересно. Он рассказывает удивительные вещи. Оказывается, мы все - эволюция вирусов, их одежда и способ передвижения.
  Если он не успевал на свидания, матроны интриговали и ссорились друг с другом.
  Они задарили юнца ненужными пряжками и кулончиками, причем каждую побрякушку он должен был носить на себе в знак особого внимания.
  Друзья над ним посмеивались. Особенно Энрико:
  - Ты увешан бусами, как рождественская ель.
  - Но Кларисса расплакалась, когда не нашла на мне своего кулона.
  - Ты до сих пор не понял? Девчонок во Дворце Юных Дам ничему не учат. Моя дура не знает, что такое билирубин. Да ты на себя посмотри. Пожалей свои мозги. Перестань читать юниткам лекции в постели. Это им не пригодится. Но ничего, скоро перебесишься и сам поймешь, кто мы для них, и кто они для нашего общего дела.
  Энрико чрезвычайно расстраивала любовная горячка друга.
  Но дамские будуары уже успели сделать Галлеора оптимистом.
  - Витасфере нужны дети, много детей, - мечтал иногда он. - Там, наверху, пустая планета, безлюдные гавани, брошенные города. На космодромах ржавеют "шаттлы", а треки ждут своих чемпионов.
  - А опустевшие роддомы дожидаются твоих дам. Пока! Мне пора, - смеялся Энрико, похлопывая друга по плечу. - Не заржавей в будуарах!
  16. Да, моя госпожа!
  
  Галлеор удивился, получив приглашение от Лиссандры.
  Он хорошо помнил мамочку, которая слишком строго опекала его во Дворце Детства.
  - Здравствуй, кавалер Галлеор! - она слегка приподнялась в постели, и ее беломраморный локоть утонул в бордовом атласе подушки.
  - Добрый вечер, госпожа.
  - Дай посмотрю на тебя. Вырос, стал кавалером, несмотря на мои предсказания. Поздравляю! Не ожидал, что позову? А явился сразу.
  - Я у ваших ног, госпожа, пылаю страстью и готов воспламенить встречные чувства!
  - Хорошая дрессура! Что ж, за таких воспитанников мы оставим Магистра Галантности еще на одну смену. Ваш класс - просто прелесть! Покажись! Красавчик! А плечи! Королевская осанка! И профиль! Обожаю, когда горбинка! Гляди мне в глаза, не пряч! Не на грудь! Выше взор! Выше! Вот так! Я прекрасно помню того мальчугана, который постоянно шарил глазами по складкам одежды в поиске соблазнительных выпуклостей. Я ничего не забыла. Но помнишь ли ты?
  - Да, госпожа!
  - Признайся, ты всегда мечтал обо мне?
  - Да, моя госпожа!
  - Ты обо мне одной постанывал в детской постельке, когда оставался один?
  - Да!
  - И когда затыкал свои нежные оттопыренные ушки, ты слышал мое дыхание рядом? И только мое?
  - Да!
  - И лишь мой образ так рано пробудил твою эрекцию и ускорил переход во взрослую жизнь?
  - Да, госпожа!
  - И когда ты задевал своего маленького дружка, он вздрагивал и вопил: Лиссандра! Лишь она одна!
  - Да!
  - Иди сюда, шалун! Мой негодный непослушный мальчик! Я хочу тебе доказать, что натура теплее образа... Ого! Да тебя не узнать!
  ...Утром Лиссанра откусила от зеленого яблока сразу половину и, громко хрустя сочной мякотью, сказала, глядя куда-то в потолок:
  - Твой друг Даффи... Он великолепен! Он белокур и пленяет взором цвета неба, о котором мы все так мечтаем. Расскажи мне о нем.
  - Даффи - поэт.
  - Я знаю все его песни. Особенно эту, - Лиссандра запрокинула голову и пропела:
  "Милая, твоя ладонь такая нежная..."
  
  - Он в кого-то влюблен?
  - Да, госпожа. Его сердце занято.
  - Я так и знала!
  - Кто она? Впрочем, не отвечай. Я сама догадалась. Она юнитка Олеадора. Но Лотерея против их союза. Им нельзя общаться.
  - Олеадора строга.
  - Все равно это очень странно. Они встречаются?
  - Олеадора только слушает песни, которые сочиняет для нее Даффи.
  - Даффи не обязан сочинять только для нее!
  - Ты ревнуешь?
  - А ты? - Лиссандра вскочила с постели. - Ревнуешь ли ты? - она кокетливо обнажила грудь.
  - Да! - деликатно соврал Галлеор, хотя уже не испытывал никаких чувств, кроме сожаления о чем-то проковылявшем мимо.
  - Ты лжешь. Но именно ты должен сделать так, чтобы Даффи пришел ко мне.
  Галлеора удивила попытка Лиссандры навязать ему свои дела:
  - Разве не достаточно выслать ему приглашение?
  - Оно выслано и осталось без ответа.
  - Я не смогу привести его.
  - Чем он занят?
  - Он занят новой песней. Не женщиной.
  - Но он обязан придти!
  - Он поэт. Он выбирает под вдохновение. И он имеет право сам выбрать свою первую даму.
  - Я знаю, что он еще не выбрал никого. Но я заставлю. Я знаю, как это сделать, - глаза Лиссандры сверкнули.
  - Но мне, зачем про это знать? - сказал Галлеор и поежился от знакомого холода в ее глазах.
  
  Галлеор при всем своем желании не мог разгадать хитростей Лиссандры.
  - Или она испытывает мои чувства и без ума от меня... Или она меня откровенно ненавидит. Так или иначе, она и для меня, и для Даффи очень опасна, - поделился он своими сомнениями с Энрико и тут же пожалел об этом. Энрико дико расхохотался, заметив откровенную бледность друга:
  - Ну что ты пристал со своей Лиссандрой? Какое мне дело до ее неопределенностей? Вообще, каждая женщина, как простейшая яйцеклетка, живет по закону овуляций и вне своих циклов. Дамы не из рода разумных. Надеюсь, ты помнишь лекции по женской физиологии? Так вот, чтобы понять, чего в данную секунду желает твоя ненаглядная Лиссандра, спроецируй ее прихоти на лунные циклы - и перестанешь быть дурачком. Женщины элементарны и гормонально зависимы. Они схематичны и однополярны. Если у них прихоти на ветчину, то уж точно не на шоколад. Если им хочется одного, то уж точно не другого. Много мозгов не надо, чтобы расшифровать желания инфузории.
  Галлеора такое отношение к матронам всегда шокировало. Но Энрико умел бить в самые чувствительные точки:
  - Которая из всех этих полнокровных самок моя родная мамочка? Где та, которая носила меня девять месяцев, родила, качала на руках? Которая из них? Никто из нас не знает своих матерей, словно мы из пробирок. А о наших бесхребетных отцах лучше и не заикаться. Считаю, что они давно должны были взять власть в свои руки.
  Больше всего от Энрико доставалось влюбленным в него матронам.
  Поговаривали, что порой он их поколачивал, но всегда в отчетах лотереи получал 100 очков за секс.
  Влюбленные в Энрико матроны так отзывались о нем:
  - Душка! Хищник! Просто зверь!
  - Его откровенность возбуждает.
  - Его сарказм щекочет нервы и выпрямляет извилины.
  Энрико всегда с сочувствием глядел на юнца Галлеора и по-отечески наставлял:
  - Они мне все противны! Закатывают глазки от слова "пенис", а сами своими стонами провоцируют на такое... К чему объяснять? Тебя скоро тоже будет тошнить от одного вида лотерейного конверта.
  17. Даффи и Олеадора
  
  - Даффи! Черт возьми! Смотри под ноги! - Галлеор столкнулся с белокурым красавчиком, мчащимся куда-то, сломя голову.
  Он даже не обернулся, бурча на ходу:
  - Спешу!
  У Даффи всегда были отчаянно-восторженные глаза. Их отличала одна непостижимая особенность: никто не успевал их разглядеть.
  Они постоянно тащили своего хозяина за собой к чему-то новому и любопытному. Казалось, юноша торопился рассмотреть каждую деталь мира, но нигде не успевал.
  Остановить его посреди улицы, чтобы перекинуться парой слов было безнадежной фантазией.
  - В другой раз! Некогда! Отстань!
  Только одно единственное существо на земле могло притормозить его бег. Даффи был отчаянно влюблен в юнитку Олеадору. Но каждый год Лотерея Любви для этой пары не выпадала, словно кто-то тщательно следил за тем, чтобы влюбленные никогда не воссоединились.
  Олеадора с виду ничем не отличалась от большинства ухоженных и приятных дам. Она, как было принято, регулярно меняла свой стиль, цвет волос, настроение и походку.
  Никогда не изменялся только ее детский доверчивый взгляд исподлобья и слегка нахмуренные длинные брови.
  Получив новые предложения из Лотереи Любви, Даффи сходил с ума:
  - Но я же ясно выразил свои пожелания! Весь список предпочтения заполнил одним единственным именем: "Олеадора! Олеадора! Олеадора!"
  - А кто выпал ей?
  - Зануда Бахриус! И придурок Берг! И даже проклятый Сандро! Ненавижу! Каждому, кто прикоснется к ней, я пробью голову! И себе пробью голову!
  - А себе зачем?
  - Затем что не везет.
  - А кто в твоей лотерее?
  - Мона, Роззи, Каталина и Лиссандра. Только мне до них нет никакого дела.
  - Сходи к доктору.
  - К черту!
  - Он выпишет реокс.
  - К черту!
  - А если ты постараешься выслушать его до конца...
  - Отстань!
  - Есть еще несколько способов, чтобы...
  - Мне некогда! Пока!
  Даффи убегал прочь, отмеряя такие широкие шаги, что за ним невозможно было угнаться. При этом он успевал прокрутить в голове тысячу словосочетаний и рифм на тему своей одержимости.
  Олеадора в отличие от страстного поклонника была более благоразумна.
  Но чувствовалось, что страсть юного поэта ей не безразлична. Ее щеки покрывались густым румянцем, а глаза оживали, едва Даффи появлялся на горизонте.
  Эту пару часто можно было заметить за каким-нибудь оживленным спором.
  Олеадора ласково поправляла сбившийся кружевной воротничок на шее юнца, а он, схватив ее за прозрачные батистовые манжеты, умолял:
  - Олеадора! Давай убежим! Что нам этот мир? Нам нужно иное! Мир - это мы. Только ты и я! Ты мое небо. Без тебя нет ни тепла, ни света. Довольно жить по законам старух. Главное в мире - чувство.
  - Даффи! Ты для меня тоже все. Но куда же мы убежим? Наш мир так мал! Из него нет выхода.
  - Можно открыть люки и выбраться на поверхность.
  - Но там одна слякоть и холод!
  - Неправда. Там столько солнца, что ты захлебнешься от счастья!
  - Все знают, что наверху мир гнили и микробов. Нет, я туда не пойду, - она кокетливо поглядела на юношу. Олеодора знала, что завтра он притащит на ее суд свой новый страдальческий опус.
  Даффи способен так проникновенно сочинять! Уж она-то знала, сколько слез проливают юные дамы при звуках пламенных рулад, сочиненных ее воздыхателем.
  - Наверх! К солнцу! Мы деградируем здесь! Мы лишены любви! Безумие страсти нам подменили на допинг пластиковых оргазмов! Порно, стадное чувство инстинкта, да список обязательных встреч - вот и все, что нам предписано изо дня в день. Но я испытываю иное, настоящее чувство. Оно безумно! Восхитительно! В нем зов космоса. Оно, как падение в бездну! Ненависть и отчаянье! Безысходная печаль, но и надежда! И я не хочу его потерять! Мне отвратительна синеглазая Мона или пышнотелая Рута, когда рядом ты! Только ты, Олеадора! Слышишь?
  - Но Лотерея Любви против нашего союза.
  У Олеадоры от красивых слов кружилась голова, ее розовая туфелька, украшенная ониксом, раскачивалась где-то между пыльных ботфортов Даффи. Но девушка знала, что без разрешения Лотереи поэт никогда не коснется ни ее обнаженной груди, ни тем более колена.
  Как страшно нарушить правила! Хотя кто помнит о них с утра до вечера?
  - Наши гены не подходят друг другу, - вздохнула она.
  - Я посвятил тебе свою новую песню. Она называется "Лотерея Любви! О!" Скоро ты услышишь. Она о нас. Ты милая, я ужасный. И между нами бездушный алгоритм, который гнет и кромсает линии судеб, как лекало портного. Мне без тебя не жить, Олеадора!
  Его рука легла на ее локоть. Сердце Олеадоры замерло. Дыхание остановилось, плоть растворилась и потекла, словно вылеплена из пластилина.
  Весь мир отшатнулся от нее, остались только окаменевший локоть Даффи и горячие пальцы, насквозь пронзающие растаявшее тело.
  - Даффи, прости, но я не уверена в том, что умру без тебя! - Олеадора вдруг резко вскочила со скамьи. - Мне пора.
  Над пылкостью Даффи больше других потешался Энрико:
  - Дискуссии на эту глупую тему - всего лишь амбиции, если не подвох. Страсть - гормональное состояние. И только. Любовь не чувство секса. Она - чувство материнства. Сравнительное изучение моногамных полевок и их полигамных сородичей выявило, что различие видов определяется только уровнем прогестерона в крови. Кто же ты, Даффи, в таком случае? Мужчина с высоким содержанием женских гормонов! А молоко не выделяешь, случайно?
  Даффи во время таких слов всегда хватался за шпагу, а так как его особо чувствительный мозг впрыскивал в кровь повышенные дозы адреналина, всегда валил врага с ног и оказывался наверху.
  Вот и в этот раз выбитая шпага звякнула об пол, но поверженный Энрико не прекратил смеяться над другом:
  - Я не договорил, что страсть превращает молокососов в настоящих воинов. Тебе совсем немного осталось, Даффи! Сдаюсь! Сдаюсь! Сдаюсь, кавалер Прогестерон.
  При виде сладкой парочки сердца многих матрон содрогались от дурных предчувствий. Все помнили стародавнюю легенду о страшном преступлении против "Лотереи любви".
  "Легенда о нарушенной Заповеди" изучалась в классах.
  На тему трагического сюжета писались обязательные сочинения. Результаты тестировались, анализировались, по ним своевременно выявлялись "неправильные представления" и беспощадно искоренялись из юных душ.
  Обычно сочинения школьников заканчивались фразами:
  "Разве ради этого стоило рисковать?" или:
  "Никто не понял: почему и для чего был поднят весь этот шум",
  а также:
  "Чувства нарушителей Заповеди не были одобрены Лотереей",
  "Им не повезло",
  "Стоило бы подождать"...
  Но втайне история Ганни и Шелды, двух влюбленных, оставалась загадочной и привлекательной сказкой для многих сердец.
  Вот финал:
  ...Далеко они уйти не могли.
  Да и где можно было спрятаться?
  Только в дальних бараках или в каменоломнях... Нои там жизнь не для бабочек сентиментального склада.
  Ганни и Шелду укрыли непроходимые заросли оранжереи. Густые обширные сады простирались на километры. Банановые лианы и стебли медовых дынь поднимались к матовым теплым бликам и создавали естественный непроницаемый шатер.
  Только вырубив заросли, можно было бы обнаружить сладкую парочку, растворившуюся среди аромата весенних цветов.
  Но гиацинты, украсившие прическу Шелды, увяли, и Ганни сказал:
  - Я нарву тебе свежих. Подожди!
  Он вернулся с бордовыми розами, колючки которых воспеты поэтами всех эпох. Они так благоухали! Юноша не мог их не заметить.
  - Откуда кровь? - спросила Шелда, разглядывая израненные руки возлюбленного.
  - Пустяки!
  Шелда слизала капли крови и обмотала поцарапанное место виноградным листом.
  Но кровь почувствовали ищейки...
  Не по одним щекам пролились слезы, когда опозоренных влюбленных провели по главной площади. Шелда шла, спотыкаясь и волоча за собой подвернутую ногу. Ганни, обессилев, не мог подняться, палачи волокли его по камням, за безжизненным телом тянулись следы густой крови.
  Говорили, что он сражался, как герой...
  
  Но куда после этих событий исчезли Ганни и Шелда, никто не знал.
  Каждому юному кавалеру пришлось ознакомиться с дневником несчастного нарушителя "Кодекса Любви".
  Совет Матерей посчитал, что опыт наказания крайне полезен для воспитания.
  Вот что записал Ганни в своем в дневнике:
  "Матери не приговаривают к смерти.
  Но если не накажет Мать, Вселенная не простит.
  Это знали все и смиренно принимали наказание, как материнский долг отшлифовать поведение детеныша перед выпуском его в большой мир...
  Боль была невыносима.
  Она пронзала каждый мускул. От нее хотелось убежать, спрятаться - она настигала везде.
  Молния, всплеск синего света - и черная мука вползала в каждый капилляр, сжигая нервы кислотным огнем...
  Но мы все знаем, что боли нет. Ни под ногтями, ни в желудке.
  Боль - это протест мозга. Его судорожное желание исправить ошибку, изменить направление мыслей, стать принадлежностью другой личности.
  Изменится мозг - изменится и виновный.
  Он станет спокойнее, укротит ненасытные страсти.
  Он впишется в коллектив, станет полноправным членом общества, он напишет свой первый донос..."
  
  К сожалению, дальше читать не разрешалось.
  - Дорогие мои, - говорил Магистр Галантности в ответ на просьбу ознакомиться с полным содержанием дневника Ганни, - этого отрывка достаточно, чтобы понять, чем вам никогда не следует интересоваться.
  
  * * *
  
  Даффи склонился над музыкальной клавиатурой.
  Любовную лихорадку ничуть не охлаждала притворная холодность возлюбленной. Новый куплет должен сразить неприступность Олеадоры.
  В нем столько отчаянья!
  Но это не жалкий вопль попрошайки. Кавалер не должен валяться в ногах своей любви. Превратности судьбы не повод для нытья.
  В новом опусе недоставало только двух самых важных последних строк. Они только что родились в измученной душе. В них свет и тьма, и чары колдуньи.
  Поэт нашел замечательный ингредиент к своему любовному посланию.
  Волшебная музыка слов - тайный ключ к любому жестокому сердцу.
  Даффи набрал код, вызвал из архива секретный файл, который назывался: "Лотерея Любви, О!", и приготовился внести корректуру.
  Но вдруг он остолбенел. Перед его глазами развернулся длинный список имен, перечеркнутых стрелками, дугами и крестами. Это были родословные обитателей Витасферы, начиная с первых пар и заканчивая номерами предполагаемых новорожденных.
  Каким-то образом сеть перепутала запрос и выгрузила вместо оды график любовных встреч.
  Даффи понял, что перед ним та самая, неблагосклонная к нему программа, из-за которой не прекращались его страдания.
  Он прислушался к шагам за дверью.
  Все было тихо.
  Он нашел свое имя в списке. Оно было намертво спарено с ненасытной Лиссандрой, глупышкой Нугой и неизвестной юниткой Зариной.
  Но, как всегда, рядом с его именем не оказалось сладкозвучного имени возлюбленной.
  Уверенные пальцы юноши затанцевали на клавиатуре, набирая: "Олеадора. Олеадора. Олеадора".
  18. Помоги умереть!
  
  Свидание с Лизеттой озадачило Галлеора:
  - Как ты выросла! - сказал он, оглядывая атлетическую фигуру.
  - Шутишь?
  Легкий спортивный костюм удачно скрадывал громоздкость ее тела, а природную миловидность лица еще не успел исказить массивный овал.
  Галлеор узнал горячие, как раскаленный песок, глаза.
  Ему пришла в голову мысль, что песочные часы и есть то гениальное изобретение, которое уже несколько тысячелетий со времени своего изобретения незримо преобразовывает время в элементы гравитации и наоборот.
  Дверь в спальню была плотно закрыта. Встреча состоялась в холле.
  Лизетта перехватила вопросительный взгляд:
  - Ты приглашен не в спальню.
  Галлеор понял, что перед ним кокетка, и попытался включиться в пустопорожний обмен вздохами и междометиями, но Лизетта сразу все испортила:
  - Я хочу, чтобы ты мне помог умереть.
  - Ты не изменилась!
  Он вспомнил малышку, прозванную "Зомба".
  Она улепетывала от насмешливых девчонок с глазами полными слез, а вдогонку ей улюлюкали и кричали: "Зомба! Зомба! Умри! Умри! Мы все равно закопаем тебя!".
  Больше всего ей доставалось тогда от маленькой Тенсии.
  Галлеору приходилось долго дуть в вывернутые красные веки Лизетты, чтобы мелкие песчинки вылетели из глаз.
  - Галлеор, - продолжила она, - я не шучу. Этот мир не для моих габаритов.
  - Ты великолепна!
  - Прекрати. Я монстр. Поэтому должна прервать свою линию.
  - Ты нездорова?
  - У меня отменное здоровье. Но проблема в другом.
  - Что случилось, Лизетта?
  - Я хочу уйти, никому не причинив вреда. Я должна умереть.
  - Ты обязана оставить потомство. Это закон.
  - Прекрати молоть чушь! Мои дети будут несчастны, как я.
  - Почему ты так думаешь?
  - Мои сыновья станут желтыми колпаками, а дочери будут производить на свет только палачей или охранников. Ужасно подумать, что твой ребенок приговорен к презренному существованию. У моих детей не будет выбора. Мы, потомки Титаниды, рождаемся, чтобы выслеживать, наказывать и убивать. Нас боятся и ненавидят. Мы всегда одиноки. Не до радостей.
  - А секс?
  - Я не хочу секса ни с кем и особенно - с тобой. Я тебя уважаю за то, что никогда не дразнил "Зомбой" и не целился исподтишка в мой толстый зад арбалетом. Я уверена, что ты никому не выдашь моих планов. Мне поможет только реокс. Много. Не от бессонницы.
  - Это невозможно!
  - Я думала, что ты способен понять. Я испробовала разные способы. Я не могу умереть. Только реокс!
  - Прости.
  - Посмотри сюда. Ты когда-нибудь задумывался над этим? - Лизетта поднесла ладонь к канделябру. Огонь отшатнулся от ее пальцев, но тут же поглотил их. Зрачки девушки сузились от боли, на глазах выступили слезы.
  - Смотри... Смотри, - она простонала сквозь стиснутые зубы. - Ты видишь?
  - Что я должен увидеть?
  - Смотри!
  - Достаточно! Не издевайся надо мной! - он отобрал у девушки злополучный канделябр и поставил его на камин.
  - Ты не заметил главного. Никто кроме тебя не сможет объяснить. Почему мои руки не горят в огне? - она и повернула к нему свои большие ладони. - Посмотри, на них нет ожогов.
  - Довольно, Лизетта, играть в "зомби"! Я помню твои любимые шутки: "Посмотри - я мертвая! Посмотри - я не дышу!" Я все помню. Хватит розыгрышей! Я всем тут должен. Но извини, тебе лучше самой раздеться.
  ...Утром Галлеор застал Лизетту снова у огня.
  Она поднесла длинную прядь к свече, и пламя разметало ее в горячем потоке.
  - Волосы тоже не горят, - прошептала Лизетта.
  - Достаточно фокусов! - поморщился Галлеор. - Я ухожу. Надеюсь, я в полном объеме продемонстрировал уважение к твоему выбору?
  Он вышел. Дверь захлопнулась, словно выплюнула наружу что-то неудобоваримое.
  "Нехорошо получилось", - подумал юноша.
  Но двенадцать лун тут же засыпали его яркими лучами, а с балкончика соседнего дома ему послала воздушный поцелуй беременная Джелла, крича:
  - Папа Галлеор! Лови!
  Вниз, кувыркаясь, полетели крохотные детские ползунки.
  Галлеор подхватил на лету подарок и мысленно вычеркнул имя Лизетты из памяти навсегда.
  "Зомба, зомба! Умри, умри! Из земли не выйдешь, не хитри!" - вспомнил он и вздохнул с облегчением. - Жаль, что Лизетта не замечала, что он тоже целился пистолетом в ее обширный зад. Домой! К библиофайлам! Нужно снова перечитать доктора Йехуло. В его "Трансплантации вирусных лизосом" что-то здорово напутано. Разве могут лизосомы на стадии дефибрилляции..."
  19. Свобода и Небо!
  
  - Привет, Галлеор! Стой! - схватил его за рукав Энрико. - Спешишь? От дамы? В поту и с улыбкой на лице? Ты слишком много времени тратишь на будуары. Неужели веришь в нервный треп о божественном происхождении женщин? Небесные создания? Особый подход к внутреннему миру? Каждая женская особь - регрессия мужской!
  - Ты не прав! Прогестерон в развитии двуполых первичен. Три недели от момента зачатия все эмбрионы - женского пола.
  - Хочешь сказать, что я три недели был женщиной? От момента зачатия? Ты уверен? Значит, андроген - эволюция! Будущее за нами! К чертям всех дам! Пойдем, нам нужно поговорить. Ты узнаешь, что кроме женщин, соблюдающих каждый параграф дурацкого "Кодекса Правильного Интима", есть настоящие мужчины, которые заняты настоящими делами. Тебе давно пора приобщиться.
  Он увлек Галлеора в одну из беседок, которая отличалась отдаленностью от многолюдных аллей. С одной стороны к ней вплотную подступало декоративное озеро, заросшее лотосом, кувшинками и водокрасом, а с другой взмывали к небу разноцветные струи фонтана, вылетающие из макушек трех граций, сплетших мраморные туники в стремительном танце.
  Однажды под этим фонтаном Галлеор, наблюдая за скрещенными параболами воды, пытался рассчитать мощность струи, способной поднять человеческое тело вверх.
  Был ли когда-нибудь на Земле изобретен такой летательный аппарат?
  Снаружи сквозная беседка была сплошь увита гирляндами растрепанных каллонхоэ. Но внутри было очень уютно и просторно.
  Кавалеры не зря облюбовали это уединенное место. Здесь была хорошая звукоизоляция. Шум падающей воды заглушал каждое слово.
  Под высокой сценой полукружьями располагались ряды удобных кресел. Но никто не спешил утонуть в их вздутых недрах. Собравшиеся оживленно спорили на разные темы и азартно размахивали руками, в которых сжимали бокалы с остатками джина и мартини.
  Публика была разномастная, одни кавалеры демонстрировали напомаженные трицепсы, другие тяжело дышали, совершенно запарившись в латах.
  Кавалерам не свойственна экстравагантность. Но каждый добросовестно исполнял свою роль. Никого не удивляли расшитые золотом камзолы, сверкающие эполеты, воздушные гофре воротничков и раздвоенные фалды полосатых, в сердечках или пушистых фраков, всевозможные цепочки и кулоны с вензелями: "Всегда с тобой!", "Только не надень!" или "Пока ты мой!"
  Вместо приветствий разодетые кавалеры натянуто шутили:
  - Желание дам - закон, но мы зря потеем во всех этих рюшах и накладных жабо.
  - Мой шутовской колпак - еще не анекдот. Он начинается с момента нижнего белья. Да-да! Выверт обморочного сознания, и ладно бы не выворот век!
  - Мы куколки, куколки, куколки! И больше никто!
  - Дамы не любят, когда что-то болтается, им все бы в подтяг, а нам бы радоваться, что не в корсеты!
  - Оборочки оборочкам рознь! А вот когда приходится менять татуировку пантакля филистимлянского проклятия на мордочку зеленого котика...
  По одеянию мужчин легко можно было определить возраст их избранниц. Как правило, юные дамы обожали рядить кавалеров в многослойные плащи факиров и остроконечные шляпы волхвов.
  Физиономии их возлюбленных украшали всевозможные бороды, бородки, баки, усики, метелки или филигранно исполненные завитушки на висках.
  Дамы постарше предпочитали локоны юных парисов, нежный пушок на верхней губе и шлепанцы скорых на подъем меркуриев.
  Пышность растительности на лице и высота головных уборов уменьшались, прямо пропорционально возрасту дам.
  В этом году классу Магистра Галантности выпал жребий носить роскошные венецианские мундиры. Юноши получили настоящие ботфорты и широкие шляпы с тайными вензелями дам внутри.
  Старшему классу не повезло. Своим раскидистым опереньем в стиле вождей из индейского племени чуана они к неописуемой радости уборщиков тщательно собирали пыль со всех углов Витасферы.
  Завидев друг друга в умозрительной, еще не разношенной обнове, кавалеры поднимали бокалы и глухо басили:
  - Свобода и Небо!
  Самая большая толпа собралась возле полноватого кавалера в свирепом одеянии рейнджера. Это был сэр Модроу. Популярный в этом сезоне образ мало соответствовал его большим, слегка навыкате печальным глазам и пухлым нежным губам. Он выступал:
  - Мы все любим и ценим своих мамочек. Они оберегали нас с рождения, они проверяли состав и концентрацию искусственного лактата и метаприма в каждой соске, они контролировали чистоту памперсов и своевременную утилизацию их, они купали и обдували горячим воздухом мокрые радостные младенческие тельца, правили каждый шаг и не давали оступиться. Они советовали, назидали, рекомендовали. И первые гормональные выделения, и кошмары неопытных мастурбаций - все контролировали они, матери, постоянные в своих привязанностях, верные своим детенышам всегда. Для каждого они были всем. Но сейчас наивные воспоминания нужно отложить. Жизнь сложна. Только мужчины, только воины способны взять власть в свои руки и вывести всех нас из вековой могилы. "Свобода и Небо!" - воскликнул он.
  Толпа откликнулась:
  - Свобода и Небо!
  - Свобода и Небо!
  - Свобода и Небо!
  
  Сэр Модроу, заметив Галлеора, тут же схватил Энрико за локоть и недовольно зашептал:
  - Для чего ты его сюда притащил?
  - Он может шевелить мозгами, поэтому должен быть с нами, - ответил тот.
  - Нам нужны кавалеры, а не молокососы! У нас здесь не воспитательный класс! Рисковать жизнью юнцов мы не имеем права!
  - Я проверил библиофайлы, которые он выбирает. Он наш человек.
  - Мы должны позаботиться о сохранении конфиденциальности. Если матери узнают о наших планах - всем несдобровать. Ты помнишь кавалера Троста, который был казнен за болтовню?
  - За Галлеора я ручаюсь, - твердо ответил Энрико.
  - Тогда проголосуем, - и Модроу, заметив неподалеку в толпе вишневый камзол доктора Бернарда, потащил к нему Энрико.
  - Реокс и только реокс! - рычал доктор в одутловатое лицо своего собеседника, стараясь перекричать взволнованный гул вокруг. - Больше я ничего бы не посоветовал для эвтаназии!
  - Но реокс - снотворное! - слабо парировал оппонент, блуждая мутным взором по залу.
  - В малых дозах - да, а также замечательное средство от депрессий. Но большая доза - это вам не малая! Реокс опробован столетиями. Он и только он основа гуманности нашего общества. Необратимость его действия бесспорна. Никаких нареканий! Лично я для себя в свое время предпочту реокс и только его! - доктор прервал разговор, заметив сэра Модроу. - Я к Вашим услугам!
  Сэр Модроу что-то прошептал, и лицо доктора Бернарда оживилось:
  - Галлеор? С нами? Пре-крас-но! Давно возникла необходимость обогатить стерильную расу специальными качествами, а именно генами гениальности.
  - Я не об этом! - резко прервал его сэр Модроу. - Может ли этот юный кавалер, уже сейчас вступить в наши ряды?
  - Непременно! Нам нужны люди. Чем больше людей - тем лучше. Галлеор надежен. Я протестировал его на порядочность. Он благороден, держит слово. А кроме того, к нему благосклонна уважаемая матрона Деллария.
  - Он юн.
  - Галлеор развивается с большим опережением сверстников. Ему - в самый раз. А теперь, извините! Отвлекусь! - и доктор Бернард, профессионально покачав указательным пальцем из стороны в сторону перед носом покинутого собеседника, продолжил: - Итак, реокс и только реокс!
  - Значит так, - резко обернулся сэр Модроу к Энрико, - на тайных собраниях Галлеору пока делать нечего. Но пусть постепенно привыкает, знакомится с проблемами. Он многого не знает. Осторожно введи его в курс дела. И следи, чтобы он держал язык за зубами.
  - Галлеор нам нужен для завершения плана. Через него у нас появится выход на Делларию.
  - К сожалению, матрона Деллария нас не интересует...
  - Почему? - возмутился Энрико. - Все уверены, что именно она...
  - Лучше поспеши к своему приятелю, а то я вижу, он сейчас того и гляди вступит в перепалку со столь обаятельным кавалером Спарком.
  ...Брошенного на произвол судьбы Галлеора замотало море разномнений.
  Зал гудел, баритоны вторили басам, а басы баритонам, иногда те и другие дружно сливались и диссонировали со всеми превратностями неустроенного мира.
  Галлеор издали заметил Даффи, развалившегося в просторном кресле возле винных стоек.
  Поэт отчаянно жестикулировал, давая понять, что срочно хочет о чем-то важном поговорить. Но к этому часу в беседке набилось столько разномастных кавалеров, что протиснуться сквозь давку, не поздоровавшись с каждым, было невозможно.
  Деликатность Галлеора не позволяла вступить в напрасную перепалку, обнаружив чью-то некомпетентность, и он продолжал только раскланиваться, то, наступая на длинноносые турецкие туфли, то, цепляясь плащом за индейские перья:
  - Извините... Простите... Разрешите...
  Галлеор не подозревал о невероятном количестве тем, которые будоражили воображение мужчин Витасферы.
  - Мутации рассматриваются, как техническая неисправность. И если ребенок не подходит по параметрам, он не вправе считаться рожденным существом.
  - Утилизация неполноценных детей первоначально не планировалась. Но вспоминается случай, когда одного малыша из-за шишки на лбу признали негодным, усыпили и сплавили в канализацию.
  - Кто-то заикнулся о мутации алгоритма Любви? Чушь! Свойство каждой программы не изменяться, но время требует кардинальных поправок!
  Галлеор напрочь застрял между золоченым мундиром кавалера Спарка и фиолетовым домино:
  - Желтые колпаки - проблема номер один! - Чем больше трудяг, тем больше требуется палачей. И наоборот. Две экспоненты роста данных категорий населения в любой момент могут перекрыть рост рождаемости и тогда...
  - Проблема самоубийств среди юниток вышла на первое место. Кто скажет - почему?
  - Я знаю! Виновата злополучная история Ганни и Шелды. В будуарах самоубийц мы остаются бордовые розы. Они стали символом неподчинения. Мы должны поднять вопрос об отмене бордовых роз, как таковых, и полной замене их на белые или крапчатые махровые, которым, к сожалению, молодежь не рукоплещет.
  - Неплохо обсудить проблему несчастных трансвеститов. Назрел вопрос о частичном предоставлении им свободы перемещении по территории Витасферы. Транссексуальные матери вносят весомый вклад в дело продолжения человеческого рода, однако лишены элементарных прав и свобод...
  - Грядет эпоха Большого Лимита! - вторил дискант господина в полосатом фраке. - Мы вынуждены ограничить стражу в употреблении натуральных продуктов. Лимит и лимит!
  - Вчера во Дворце Любви последний раз подавали голубую мурену. А с позавчера мы навсегда простились с сандалом для эротических благовоний.
  - Лимит - это шанс всем дотянуть до конца!
  - Транссексуалы испытывают жгучую потребность общаться со своими детьми. Но каково их потомству оспаривать права перед законными гражданами Витасферы, зачатыми обычным способом? Тайна рождения - главное условие равноправия!
  - А вот бы дам трансформировать в кавалеров! Каждая из них предрасположена к перевоплощению. Даже их "волшебный узелок" - всего лишь подавленный фолликулином мужской детородный орган, тот самый, на конкретное обозначение которого не скупятся словари...
  - У нас нет рабства! - на полтона выше остальных ораторов доказывал тенор в палевом трико. - Эвтаназия предлагается каждому, но не каждый предпочтет ей радость труда.
  - Каждый имеет право распоряжаться своим телом! И пока тело в движении, оно трудоспособно!
  Больше всего Галлеора заинтересовал блестящий оратор в золоченом мундире, собравший вокруг толпу юнцов. Это был кавалер Спарк.
  - Я изучил наши законы, все поправки и во мне возникло чувство протеста. Я пытался влезть в самое сокровенное. Хотел выйти на Старшую Матрону, поговорить с ней инкогнито, найти выход для всех нас. У меня назрело множество вопросов. Но я ее не нашел. Старшая Матрона - фикция, парадокс общего страха. Тупой, заскорузлый алгоритм, аналог своей органической копии. Нами правят тени!
  - Вы хотите сказать, что Совета Матерей не существует? - переспросил кто-то в остроконечной шляпе волхва. - Но по преданию...
  - Предания - закодированная информация для сверхинтеллектуальных поколений. Ее никогда не дешифрует тот, кто понимает все буквально.
  Энрико с двумя бокалами текилы наконец-то добрался до Галлеора:
  - Ты знаешь, кто все эти люди? - спросил он.
  - Наши хорошие знакомые, честные и порядочные кавалеры, неравнодушные к судьбе Витасферы.
  - А я тебе скажу, что все они заговорщики. И я заговорщик. Сообразил? Отвечай: ты с нами? Или с дамами? Разве ты не за то, чтобы открыть люки и выйти на поверхность? Тогда ты - мужчина! "Свобода и Небо!" - наш тайный девиз. Повтори за мной: "Свобода и небо!"
  - Свобода и Небо!
  - Громче!.. "Свобода и Небо! - завопил он во весь голос, и дружный хор слева и справа эхом отозвался:
  - "Свобода и Небо!"
  - "Свобода и Небо!"
  - "Свобода и Небо!"
  - Смотри - как нас много! - Энрико торжественно посмотрел вокруг. - Сегодня ты впервые попал на тайное собрание. И чтобы я больше не слышал от тебя никаких сюсюканий по поводу мамочек! Выпьем за твой первый день! За тебя!
  - Свобода и Небо! - прокричал Даффи из дальнего угла и высоко поднял бокал.
  - За тебя! - снова воскликнул Энрико. - Не скучай! Здесь обсуждаются интересные вопросы. Присоединяйся, знакомься. Ты найдешь немало друзей.
  После бокала вина Галлеора перестали беспокоить ошибки допотопного профессора Йехуло, они словно выпали в осадок, а юношеская неловкость совершенно улетучилась. Он огляделся.
  - Именно так! - рядом продолжал жестикулировать кавалер Спарк. - Совет Матерей - всего лишь пустая программа, захватившая власть в свои руки. Чередованию единичек и нолей без разницы, кто будет блаженствовать в пышных покоях дворца. Программе наплевать, будут наши потомки горбаты, хвостаты или все облагорожены сократовскими лбами и шевелюрами до колен. Ей только одно дискомфортно - отсутствие электропитания. Долой бездушный алгоритм!
  - Не верь каждому, - сказал Энрико, смерив презрительным взглядом кавалера Спарка. - Здесь много сумасшедших. Пока были молоды, не задумывались ни о каких бездушных программах, а сейчас стали заговорщиками. Не нужно им ни неба, ни свободы. Каждый спит и видит во сне свою последнюю чашу с реоксом.
  - Но в аллегории кавалера Спарка есть доля истины. Любая власть - жесткий алгоритм, который неизбежно изнашивается и требует коррекции.
  - Лучше посмотри в тот угол, - Энрико незаметно кивнул в сторону раскидистой пальмы, бодающей рогами листьев потолок.
  Галлеор заметил скрытую камеру. Точно такие были установлены в каждом углу Витасферы, все к ним привыкли и не опасались. Но здесь...
  - Здесь можно слушать, - подмигнул ему Энрико, - но верить бреду каждого идиота опасно. Сэр Модроу ясно дал понять, что мы все под колпаком.
  - Нас пытаются направить по ложному пути?
  - Что-то вроде этого. Но не расстраивайся. Мы скоро найдем другое место для сборов. А здесь мы оставим глупцов и осведомителей. Они друг друга хорошо дополнят.
  - Господа кавалеры! Прошу тишины! - вдруг обратился к присутствующим сэр Модроу; гул в зале утих.
  - Итак, мы собрались здесь, чтобы решить еще один важный вопрос. Мы должны выяснить, кто из матрон составляет нынешний Совет Матерей.
  - Совета Матерей не существует. Долой преступный алгоритм! - раздался крик из зала.
  - Кто это сказал? Сторонники кавалера Спарка? Дезинформацию распространяют сами женщины! Совет Матерей существует. И только поэтому выходной люк до сих пор задраен, а по Дворцу Любви ходят лазутчики и предатели! Женщины не должны решать важных проблем! Они наивны в своих страданиях. На первом плане - только инстинкты и задержка прогресса и процветания человечества - ПМС! Для матерей главное - сохранить наш гигантский комфортабельный инкубатор. Они уже триста лет опекают своих деточек и не позволяют нам заново родиться. Но мы, зарытое человечество, деградируем, потому что наш разум спит. Он не востребован. Его могут пробудить лишь смертельные опасности, трудности и лишения - все то, что из пещерного быдла сотворило человека. Туда! На поверхность! Сломать Каменное Небо! Пусть новорожденное человечество глотнет воздуха Земли! Пусть сделает первый шаг по планете! Распахнуть люки! Открыть глаза! Свобода и Небо! - прорычал он.
  - Свобода и Небо! - скандировал зал.
  - А теперь мы должны напрячь мозги и вычислить, кто из наших дам входит в Совет Матерей.
  - В Совете непременно кто-нибудь из старушек! - раздался громкий голос Энрико. - Матрона Магда - точно там.
  - Там, разумеется, старшие матроны, - заметил кто-то из зала, - но не самые легкомысленные из них.
  - Деллария - точно! И Лиссандра! - кто-то выкрикивал популярные имена.
  - Энза! ... Хотя она молода...
  - Совет Матерей не лимитирован по возрасту.
  - А для чего нам нужно знать, кто в Совете?
  - Разве нам уже не нужны СВОБОДА и НЕБО? - вопросом на вопрос ответил Модроу.
  - К черту Совет Праматерей!
  - Свобода и Небо! - проскандировал зал.
  - Вы могли бы догадаться, - продолжил сэр Модроу, что только Совет Матерей распоряжается жизненными ресурсами Витасферы. Его указаниям подчиняются трудяги. Совет Матерей отдает тайные приказы желтым колпакам. Только Совет Матерей вправе дать нам Небо, а значит Свободу. Старшие матери должны поддержать наш энтузиазм. К тому же у нас появились важные аргументы. Они могут убедить матерей выпустить своих детей из клетки. Новый член нашего тайного собрания, кавалер Галлеор, расскажет присутствующим о чрезвычайной критической ситуации. Возникла новая угроза со стороны мира мельчайших. Внимание! Мельчайшие - среди нас! Мельчайшие - на стерильных улицах Витасферы!
  Зал негодующе загудел:
  - Чушь!
  - Не может быть!
  - Какие доказательства?
  Галлеор не ожидал такого пристального внимания, но не стушевался перед устремленным на него огнем взволнованных глаз:
  - Говори, Галлеор!
  - Слово Галлеору!
  Сэр Модроу поднял колокольчик:
  - Внимание, кавалеры, внимание!
  Галлеор вышел на сцену, оглядел зал.
  Десятки любопытных глаз устремились на него. Сэр Модроу прошептал:
  - Давай выкладывай и жестче! Мы не дамы, выдержим, - потом кивнул в сторону пальмы со скрытой камерой. - Напугай мамочек. Пусть сами запросятся наверх. Свобода и Небо!
  Галлеору повернулся в сторону скрытой камеры и понял, что не для пустоголовых болтунов он должен выступать. Это не было игрой или фарсом, но еще одним способом докричаться:
  - Мельчайшие появились на Земле 5 миллиардов лет назад... Но жизнь на планете за это время не угасла. Наоборот. Почему же мельчайшие до сих пор не истребили многоклеточную жизнь? Почему не победили до конца? Тот великий симбиоз, который связал каждого с каждым на планете, не позволил родственному сплетению генов погибнуть раз и навсегда. В чем целесообразность выживания? Ни один паразит не убивает своего хозяина. Напротив, иногда лечит и дает некоторые преимущества. Иначе не было бы на свете паразитов. Давно бы перевелись и мельчайшие. Но их тайная сила не иссекаема. Они сегодня также могущественны, как были всесильны во времена всех предшествующих цивилизаций. Мельчайшие на свой выбор и по своим правилам меняют один биологический вид на другой. Мельчайшие стали смертью, которая убрала с дистанции динозавров, расчистив место людям на Земле. Но пришла пора для следующего грандиозного скачка эволюции.
  - Ты хочешь сказать, - раздался голос из зала, - что мельчайшие намеренно истребляют нас? Для более продвинутых структур?
  - Не намеренно, а по закону выживания. Все изменения флоры и фауны ведут к реваншу более теплостойких протеиновых форм.
  - Нас приговорили? Мы не совершенны? - продолжал тот же голос.
  - Наш разум обуздал огонь и термоядерную энергию. Мы уже не хладнокровны, но еще не огнестойки, наш белок боится радиации, мы не можем выйти в открытый космос. Наша цивилизация - всего лишь разумный парниковый суррогат, а наша теплая кровь - колыбель для огнестойких форм жизни.
  - Конкретно! Ради кого нас уничтожают мельчайшие?
  - Прионным белкам не страшны ни высокие дозы радиации, ни вакуум космоса. Они способны выдержать температуру плавления металлов. Прионы всегда находились рядом с нами. Изначальный термостойкий белок попал на Землю из глубин Вселенной. Здесь он деградировал из-за парниковых условий. Все земные формы - его регрессии. И вот сейчас, когда радиационный фон Земли изменился, условия выживания продиктовали новые правила.
  - Ты хочешь сказать, что Витасфера всегда была под контролем мельчайших?
  - Не случайно первые прионы были обнаружены только в головном мозге, там, где рождались и умирали все гениальные идеи человечества.
  - Неужели наши неприятности связаны с вмешательством их в наше благополучие? Разве социум прогрессирует не самостоятельно?
  - Идеи антагонизма, главные причины социальных изменений - следствия биологических изменений внутри организмов.
  - Разве социум не способен противостоять?
  - Главное условие выживания - многовариантность. Социум вечен перед натиском внешних сил, если все его социальные ниши заполнены. Чем ярче индивидуальность каждого, тем устойчивее социум. Но мы подвергнуты усреднению.
  - Возможно ли, что на Земле уже установлен прионный рай? Не получится ли так, что на поверхности мы встретимся с неизвестными формами жизни? Может они таились в жерлах вулканов или в геотермальных источниках? А сейчас в отсутствии людей размножились и расселились по всей планете?
  - Все может быть. Но главным остается вопрос невозможности дальнейшего нашего пребывания под землей. Мутационные способности мельчайших феноменальны. Их прогресс - результат чрезмерной уплотненности. В процессе невидимых мировых войн в результате слияний и взаимопоглощений появилась новая мутация прионов и в один из злополучных дней уложила намертво многомиллионные города людей. Любой мутационный прогресс можно описать алгоритмом. В поступательном движении эволюции человечество отнюдь не новый, а пройденный, законченный этап. Генетические изменения мельчайших направлены против нашей цивилизации. Витасфера перенаселена, а значит, нет никаких гарантий.
  Зал взволнованно зашумел. После того, как Галлеор закончил, сэр Модроу встал и торжественно произнес:
  - А теперь, уважаемые кавалеры, каждый из вас должен выполнить свой долг и осторожно ознакомить дам с назревшей проблемой. А также вам надлежит любыми способами (уговорить, улестить, выманить ласками, подарками, обязательствами и прочими хитрыми штуками), но добиться поддержки в решении вопроса о сложившейся чрезвычайной ситуации и экстренном выводе населения Витасферы на поверхность.
  20. Дело дрянь
  
  Энрико арестовали.
  Беседка у "Трех граций" опустела. При случайных встречах заговорщики шептали друг другу побелевшими от страха губами:
  - "Свободу и Небо", черт побери, запретили...
  - Дело дрянь!
  - Если Энрико развяжут язык, Витасфера наполовину опустеет.
  - Желтые колпаки взбесились.
  - Они повсюду ищут кавалера Даффи.
  - В чем виноват поэт?
  Окраину перевернули вверх дном. Отряды палачей в желтых устрашающих масках с огненными оскалами врывались в каждый барак, вспарывали тюфяки, опустошали шкафы, зондировали грядки с кабачками и хлам чердаков.
  Во время обыска в одном из бараков случился пожар. Пламя озарило горизонт. Обитатели Дворца вышли полюбоваться.
  Огонь трещал, искры сыпались во все стороны.
  - Еще одна Фиеста! - кто-то вздохнул. - Зрелище ослепительной красоты!
  Языки пламени плясали, отражаясь во влажных каменных сводах. Пожар осветил все темные углы подземного города, и обитатели Витасферы сумели разглядеть черные сгустки гранитных расплавов над головой, сплошной беспросветный могильный монолит.
  
  На казнь Энрико собралась большая толпа.
  Он стоял со скованными за спиной руками. В его глазах никто не заметил страха.
  Он внимательно разглядывал толпу и вслушивался в казенные фразы приговора. Казалось, он сам удивлялся тому, что натворил.
  Ему здорово досталось на допросах. Лицо опухло, словно его использовали вместо боксерской груши, на руках и шее виднелись глубокие царапины.
  Согласно вердикту, Энрико нанес большой вред безопасности Витасферы. Он пытался открыть входные люки, чтобы погубить Витасферу в результате агрессии мельчайших.
  Почему он этого добивался, никто не понял, но предполагали, что он психопат, маньяк и просто коварный тип.
  Доказательствами послужили показания некоторых его друзей, но самым веским аргументом явились жалобы влиятельных матрон, одну из которых он жестоко высмеял в какой-то глупой песенке, мгновенно ставшей популярной среди молодежи.
  Как только скрипучий голос глашатая в маске перестал пугать присутствующих, из толпы раздались возгласы молоденьких матрон:
  - Пожалейте его!
  - Кавалер Энрико так молод!
  - Почему Совет Матерей не учел его молодость?
  - Бедняга! Неужели мы никогда его больше не увидим?
  - Энрико! Я жду первенца от тебя!
  Галлеор встретился взглядом с Энрико. Тот взметнул высоко вверх сжатые кулаки и прокричал в толпу:
  - Свобода и Небо!
  - Свобода и Небо! - тут же во весь голос отозвался Галлеор, но остальные промолчали.
  Он нашел глазами сэра Модроу, наблюдавшего за экзекуцией.
  Тот ему кивнул, шепнув:
  - Осторожно. В толпе соглядатаи. Побереги себя. У нас проблемы.
  - Свобода и небо! - снова крикнул Энрико, гремя цепями. - Друзья! Не бойтесь громких слов! Пусть они взорвут Каменное Небо! За ним наша Свобода! Свобода, которая называется Жизнь. Свобода, которая ждет не напрасно!
  Кто-то из стайки юных матрон бросил ему бордовую розу. Она упала к его ногам. Энрико улыбнулся и снова закричал:
  - Вот только этого не надо, девчонки! "Бордовая роза" - не выход! Долой палачей! Долой Лотерею! Долой предателей! Долой Каменное Небо!
  Желтые колпаки втолкнули его на эшафот.
  Один из них рванул боковой рычаг, и металлические створки под ногами жертвы медленно распахнулись.
  Лицо Энрико последний раз мелькнуло за мутным пластиком. Он оглянулся, кого-то поискал глазами в толпе, закачался на накренившейся платформе, люк под ним разверзся во всю ширину, и подземный поток проглотил казненного.
  Казнь закончилась так быстро, что публика, не осознав произошедшего, долго не расходилась, каждый ожидал какого-то фокуса или остроумного финала во всей этой непонятной истории.
  Разве можно было поверить в смерть Энрико? Негласного принца Витасферы? Короля сарказма? И мастера злых эпиграмм?
  Дикая казнь походила на его очередной розыгрыш.
  А как же матрона Магда?
  Разве она бы допустила? Он был ее любимчиком, она восторгалась его розыгрышами и приколами.
  Народ в толпе опомнился, и все вдруг заговорили:
  - Казнь посредством спуска в канализацию - более чем казнь. Потому что включает эффект унижения.
  - Повторите, пожалуйста, в чем состояла вина кавалера Энрико?
  - Почему приговоренному не дали реокс? Это не гуманно!
  Галлеор, стоявший рядом с ученым кавалером Робертусом, услышал сдавленный стон:
  - Энрико! Сын мой! И ты в Аду!
  На следующий день Магистр Галантности был вызван на тестирование и на урок не вернулся.
  Класс приуныл, когда все узнали о добровольном уходе учителя из жизни.
  Пошли слухи, что сэр Робертус был обвинен в измене.
  Оказалось, что он преступным образом раскрыл тайну отцовства и долгие годы потворствовал сыну, пока его невинные шалости не переродились в криминал.
  После ухода сэра Робертуса четыре старшие матроны из Совета Матерей тоже приняли реокс в связи с тем, что дальнейшая жизнь, по их словам, навсегда лишилась привкуса романтики и благородства.
  Уроки галантности поручили проводить ученому кавалеру Никколо, матерому ловеласу с томными блудливыми глазами. Уроки он начинал с растирания ухоженных рук маслом драгоценной кадоры и обязательного сального анекдота, который осиротевший класс встречал гробовым молчанием.
  Все ждали новых арестов.
  Так оно и случилось.
  21. Лица старших матрон
  
  Лица Старших Матрон были непроницаемы, густые вуали скрывали выражения лиц, но Галлеор безошибочно угадал знакомых дам.
  Едва заметный кивок Делларии воодушевил его.
  Но брезгливое нетерпение, с которым постукивали пальцы Лиссандры по краю стола, не предвещало ничего хорошего.
  - Кавалер Галлеор! - раздался мелодичный голос матроны Делларии. - Ты вызван в связи с постоянным общением с кавалером Энрико, действия которого признаны преступными в отношении Совета Матерей и населения Витасферы. Готов ли ты дать правдивые ответы на все наши вопросы?
  - Да, я готов! - он шагнул в освещенный круг в центре зала.
  - Мы хотим знать, что связывало вас с вышеупомянутым кавалером Энрико?
  - Мы общались, он был моим другом.
  - Какие темы вы обсуждали?
  - В основном те, которые нам преподавали в классе.
  - Он лжет! - раздался истеричный голос Лиссандры. - Нейрограмма свидетельствует о нежелании отвечать на данный вопрос.
  - Говори правду! потребовала Деллария.
  - И не смей нас дурачить! - с угрозой в голосе произнесла Лиссандра.
  - С Энрико мы беседовали на разные темы.
  - Подробнее!
  - Обсуждалась ли вами Лотерея Любви? - голос Делларии дрогнул.
  - Да.
  - Высказывалось ли недовольство данной программой?
  - Каждая программа имеет ресурс усовершенствования.
  - Нам известно, что вы интересуетесь странными темами из научных архивов. Их названия: "Генетика", "Вирусология" и "Геодезия".
  - Да. Для меня эти разделы представляют большой интерес.
  - Знаете ли вы, что кавалерам не следует заниматься ненужными вопросами и обременять приятное времяпрепровождение дополнительным умственным напряжением?
  - Для меня приятно времяпрепровождение среди книг.
  - Не хотите ли вы сказать, что содержание этих книг намного приятнее общения с дамами?
  - Для меня умственное напряжение комфортно так же, как занятия на тренажерах. Любой орган должен тренироваться, чтобы не атрофировался. Мозг не исключение.
  - Мы не рекомендуем впредь тренировать этот орган более остальных. Вспомните о своем главном предназначении, - посоветовала Деллария. В прорези ее маски мелькнула улыбка.
  - Я постараюсь следовать этой рекомендации. Но можно ли задать вопрос?
  - Задавайте.
  - Я заметил, что в последнее время нашей стерильности угрожает определенная опасность. Еда покрывается слизью, фрукты горчат, а вино дурно пахнет. атерей Также и с дамами.
  - Довольно! Вам не следует заниматься подобными вещами и при каждом удобном случае намекать о неисправной вентиляции в Витасфере. Но мы крайне признательны за данное сообщение. Мы разберемся.
  - И поскорее бы.
  - А сейчас вам, кавалер, следует вернуться к своим прямым обязанностям во Дворце Любви. И настоятельно рекомендуем не заниматься впредь посторонними развлечениями, которые препятствуют Лотерее действовать эффективнее. Идите, кавалер Галлеор! Вы свободны, - услышал он голос Делларии.
  Лиссандра вскочила, протестуя, но Деллария жестом руки усадила ее на место, сказав:
  - Юноша прав. Никто из Совета Матерей не хочет заниматься неинтересными делами, предпочитая их судам и слежке. А вентиляция уже третий год неисправна. Предлагаю поручить очистку окраинных протоков группе Лиссандры. Она новичок в Совете. Пусть продемонстрирует активность в простом, но нужном деле. На этом прошу закончить наше сегодняшнее разбирательство, - она встала и направилась к выходу. Остальные матроны последовали за ней.
  Проходя мимо Галлеора, Лиссандра прошипела:
  - Не думай, что легко отделался! Все впереди!
  22. Молчи!
  
  Деллария улыбнулась своему отражению в зеркале, поправила широкие складки одежды. Она запахнулась в просторный халат, руки с нежностью легли на живот, обнимая то, что стучало внутри.
  - Деллария! Ты спасла меня! - воскликнул Галлеор, врываясь в будуар, целуя руки, шею и особо чувствительную кожу плеч под кружевами.
  - Ты меня узнал?
  - Никакая вуаль не скроет тебя от меня.
  - Ты еще кого-то узнал?
  - Там была Лиссандра.
  - Молчи, о том, что узнал старших матерей. Это - тайна для кавалеров.
  - Почему?
  - Ты спрашиваешь? Думаешь, из-за чего погиб Энрико? Только из-за своего подлого языка. Он вычислил всех старших матрон, и покровительницы не смогли ему помочь. Я не хочу, чтобы кто-нибудь начал говорить, что ты избежал наказания только из-за моих симпатий к тебе.
  - Но и Лиссандра...
  - Эта дрянь всегда была твоим врагом. Если бы я не убедила Совет Матерей разнообразить генами гениальности обескровленный жесткими чистками генофонд Витасферы, Лиссандра доказала бы остальным, что ты заслуживаешь участи Энрико.
  - Чем провинился Энрико? Обвинения смехотворны и надуманы. Все поняли, что имеется подтекст.
  - Ты разве не знаешь, как Энрико вместе с Даффи подшутил над матроной Лиссандрой? Отвечай!
  - Ну...
  - Сознавайся! Смотри мне в глаза!
  - Это была невинная шутка.
  - Ты называешь невинной шуткой то, что Энрико, надев парик, явился на свидание вместо Даффи?
  - Лиссандра преследовала Даффи, даже приставила соглядатая к дому. Даффи был в отчаянии. Тем более что Лотерея, наконец, позволила ему избрать Олеадору. Энрико вызвался устранить Лиссандру и обещал, что уладит пустяк, если сможет беспрепятственно войти в спальню Лиссандры. Он сделал то, что обещал. Лиссандра перестала преследовать Даффи.
  - Твой друг был глупцом. Ты не знаешь всего.
  - Что еще сделал Энрико?
  - Нечто более циничное.
  - О другой версии этой встречи никто не знает.
  - Он проник в будуар, добился благосклонности и удалился. Ни одна женщина такое не простит. Тем более Лиссандра. Она злопамятна. Охотясь на Даффи, она выследила Беседку Кавалеров, а также организаторов "Свободы и Неба". Так, кажется, называется ваш заговор? - уголки губ Делларии весело дрогнули, глаза потеплели.
  - Боже мой, Деллария! Ты знаешь? Умоляю, молчи! Достаточно казней!
  - Думаешь, Энрико казнен за участие в тайной организации? Нет. "Свобода и Небо" всегда была под нашим контролем. Сэр Модроу создал ее по моей просьбе.
  - По твоей просьбе? Что ты имеешь в виду?
  - Ты со своими приятелями недооцениваешь проницательность женщин. Вы полагаете, нам не интересно, чем забиты головы юных кавалеров?
  - Неужели не сэр Модроу, а ты лидер заговорщиков?
  - Ты способен шевелить мозгами.
  - Но Энрико...
  - Увы, Энрико - убийца. Поэтому Совет Матерей проголосовал за казнь.
  - Кого он убил? Это неправда!
  - Ты ничего не знаешь о Лизетте? Посмотри сюда! - с этими словами Деллария щелкнула пальцами, и на экране появился знакомый Галлеору будуар.
  Его потрясло самоубийство Лизетты.
  
  ...Напряжение было столь мощным, что язык вывалился и посинел, кровь выступила из-под опухших век...
  ...От перенапряжения термоизоляция стекла с раскаленных проводов, но смерть не спешила...
  
  - Достаточно! - Галлеор отвернулся, не выдержав отвратительного зрелища.
  - Лизетта не умерла в этот раз.
  - Где она?
  - Мы поместили ее в отдельный бокс, хотели спасти первенца. Но ошиблись. Она связалась с Энрико. Мы думали: наконец она сделала выбор. Но оказалось, что у всех кавалеров Лизетта просила смертельную дозу реокса. Ты ей отказал.
  - Вам все известно?
  - Лишь Энрико пошел у нее на поводу. Где он взял такое количество? Мы его допросили.
  - Пожалуй, чересчур жестоко.
  - Да. От пыток он потерял рассудок, начал оговаривать себя. Оскорблял старших матерей, бил сарказмом в самые уязвимые точки. На Суде Матерей все матроны краснели и ойкали от стыда. Его признали не только непригодным, но и опасным.
  - Похоже, Совет Матерей утаил истинную причину казни?
  - В Витасфере последнее время происходят странные дела. Казалось, Лизетта погибла и все... Но ее подвиг начали повторять другие девочки. Погибли Эсмеральда, Карна, Убеллия. И у каждой в изголовье обнаружена ваза с бордовой розой. Юнитки умирают, пьют реокс, уходят, как обескровленные временем гордые старушки.
  - Что значат эти цветы? Бордовые розы?
  - Возможно, они укор за нашу жестокость. Или символ бегства.
  - От нас?
  - От Лотереи Любви.
  - Суицид - для слабонервных.
  - Но он самый рациональный выход из нашей могилы. Не каждому хватает сил выжить, когда иссякает воля.
  - Ты рассказываешь странные вещи.
  - Галлеор! За трагедией следуют трагедии. Каждый день умирают юнитки, совсем юные девочки. Я уверена, это - заговор.
  - Это депрессия.
  - Мы за ними следим, в каждой комнате - видеонаблюдение. Но каждый раз юнитки оказываются хитрее старших матрон. И мы не в силах это остановить!
  - Если смерти не прекратились, за что убит Энрико? - Галлеор стиснул голову руками, пытаясь усмирить приступ ярости. - Ты сказала, что он сошел с ума от пыток. Разве такое возможно?
  - Потомкам Титаниды с пеленок внушается, что силу надо рассчитывать. Но иногда в них пробуждаются странные желания, хотя, в основном, они ведут себя стандартно и не ропщут на судьбу.
  - Говори!
  - Они звереют, почувствовав слабость.
  - В Витасфере каждый находит применение своим способностям.
  - У нас нет выбора. Дети рвутся на свободу. Кто-то внушил им, что это - тоже выход.
  - Да, ни я, ни ты, никто не свободен. Человечество не может соблюдать законы большого муравейника. Кстати, что случилось с Даффи? Почему он в розыске?
  - Он приговорен к смене пола. Проделки двух наглецов шокировали старших матрон. Поклонницы сэра Робертуса ушли из жизни. Моих сторонниц поубавилось. Расстановка сил теперь не за нас.
  - Деллария, умоляю: спаси Даффи! Сделай все возможное! - Галлеор схватил ее руки, крепко сжал. - Я знаю, ты сможешь это сделать. Достаточно казней!
  - Ты делаешь мне больно! - Деллария подула на побелевшие пальцы, но вдруг тонкая улыбка тронула ее губы, она с нежностью посмотрела на Галлеора. - Я не предполагала, что у Даффи будет столько защитников. Он, по-твоему, хороший поэт?
  - Его силлабо-тоника выше всяческих похвал.
  - Спасибо, ты ему друг. Хочу сказать, по секрету, что Даффи в безопасности.
  - Я тебя обожаю!
  - Даффи... Пацан... Глупый мальчик, которому бесполезно читать нотации. Любовь - болезнь, а не преступление. Мальчик сошел с ума. Он не сможет работать палачом, надсмотрщиком, уборщиком помещений. Он даже выносить ребенка не сможет. В таких случаях достаточно сбалансировать гормональный коктейль...
  - Где мне найти Даффи?
  - Тсс! - Деллария взглядом показала на видеокамеру под потолком, но вдруг ее лицо побледнело.
  Входная дверь со скрежетом распахнулась, и на пороге появились желтые колпаки. Они с шумом ввалились в комнату.
  Рука Галлеора потянулась к шпаге.
  - Нельзя! - сказала Деллария. - Остановись. Они уполномочены Советом Матерей.
  - Да, они со мной! - раздался торжественный голос Лиссандры, и она вошла в комнату.
  - Как ты посмела! - воскликнула Деллария. - В этот час?
  - По распоряжению Совета Матерей ты больше не являешься Старшей Матроной. Ты укрываешь преступника. В твоих покоях находится кавалер, с которым тебе встречаться не рекомендовано.
  - Что ты имеешь в виду?
  - Я выследила Даффи. Он у тебя, - она посмотрела на дверь в соседнюю комнату, усмехнулась и крикнула, - Даффи, голубчик! Выходи! Мамочка Лиссандра пришла за тобой!
  Дверь отворилась, из нее обреченно вышел бледный, как смерть, поэт.
  - Даффи - мой сын! - Деллария встала между ним и стражей. - Не позволю!
  Лицо Лиссандры исказила злорадная усмешка:
  - Сын? Как ты догадалась? Неужели ты сделала такой вывод из-за ваших одинаковых родинок за правым ухом? Красавчику повезло. Но ты забываешь, что он также и мой, непослушный, подлый, достойный наказания и приговоренный к смене пола сыночек.
  - Замолчи!
  - Его ищут уже целую неделю. Я давно поняла, где он скрывается. И доказала это. А, кроме того, я уведомила Совет Старших Матерей о беседке кавалеров.
  - Как ты посмела влезть в чужой проект?
  - Сэр Модроу не выдержал пыток и дал показания против тебя. Он выполнял твое поручение. Вы вместе с ним готовили тайный заговор против безопасности Витасферы.
  - Он не мог это сказать! Требую повторного допроса! -
  - Сэра Модроу больше нет. Он сохранил свою честь и принял реокс три часа назад. Твоей власти, Деллария, пришел конец. Теперь ты не сможешь препятствовать мне в установлении Нового Порядка в Витасфере, - она махнула рукой в сторону Даффи. - Уведите его!
  Желтым колпакам предстояла нелегкая схватка с двумя вооруженными кавалерами. И Галлеор, и Даффи были учениками магистра Галантности, взять их в бою было невозможно.
  Но Даффи бросил шпагу к ногам Лиссандры:
  - Я сдаюсь! Я виноват в том, что погиб Энрико. Друга не вернуть. Прости меня, Деллария! Прости, Галлеор, и передай, пожалуйста, Олеадоре...
  Закончить просьбу он не успел, желтые колпаки заломили ему руки и грубо вытолкнули за дверь.
  Галлеор поднял шпагу друга, но ласковые руки Делларии обвили его шею:
  - Остановись! Не надо! С Даффи все будет хорошо! Через год он произведет на свет прекрасную девочку или мальчика, такого же белокурого и голубоглазого, как он сам. Его линия не прервется.
  - Что ты говоришь? Это не смешно! Чтобы - Даффи? О, нет!
  - Женщины в подобных случаях не ропщут.
  - Но Даффи - кавалер!
  - Не дели мир на женский и мужской. Ты убедился, как хрупки границы? Даффи будет жить. Это главное. Он мое дитя. Он всегда будет рядом со мной. Я смогу о нем позаботиться. У него будет много детей. Разве это несчастье?
  - Похоже, это счастье?
  - Так принято. А больше я ничем не могу ему помочь. Ты же знаешь, Старшая Матрона может наложить только одно табу против решения Совета. Я спасла вас обоих. Но сейчас со мной никто не посчитается. Лиссандра давно стремилась к власти. Раньше на ее мелкие интриги никто не обращал внимания...
  - Значит, ты и сама не в безопасности?
  - Не надо беспокоиться обо мне. Матронам легче. Дай руку! - она положила его ладонь на свой живот чуть ниже солнечного сплетения. - Ты стал отцом уже стольких прекрасных детей! Подумай о них, подумай о матерях. А главное, подумай о себе... Там, на столе, бутылка хорошего вина... Принеси! - она быстро отвернулась, и Галлеор заметил слезы.
  Он привычным движением вытащил пробку, но фонтан зловонной жижи забрызгал цветы и фрукты на столе.
  - О, дьявол! Что было в этой бутылке?
  - В последнее время что-то случилось с вином. Открой другую.
  Вторая бутылка удивила его превосходным букетом выдержанного бордо.
  Он взял гроздь винограда из вазы. Ладонь ощутила гниль, с ягод медленно стекла на стол тягучая слизь. По комнате разнесся отвратительный запах.
  - Деллария, что происходит с едой?
  - Ты это знаешь лучше меня.
  - Да. Мельчайшие уже здесь. Дело серьезное. Нам нужно срочно покинуть Витасферу.
  - Из-за испорченных фруктов?
  
  III. Последняя фиеста
  
  Не плачь, не возвращай сознание в дремучий сад младенчества.
  Просто прикоснись - и отдерни руку.
  Тебе не будет больно.
  Легкая паутинка - причина твоего страха и целомудрия.
  Измени себя, разорви пустотелый символ непорочности.
  Он бесполезный, ненужный атавизм.
  Ты даже удивишься, как все легко. Оборвется струна, прозвенит где-то в сердце, и тихая фраза:
  "Все теперь позади", -
  обозначит твой новый путь.
  Из Хроники ученого кавалера Галлеора
  
  23. Лучия
  
  Прошлое - параллельный мир, его координаты доступны только памяти. Оно не учит на ошибках, а наказывает. Жестоко, необратимо.
  Нет ничего страшнее разлуки. Те, кто остались в прошлом, более счастливы. Сквозь толщу лет они всегда улыбаются нам.
  А мы льем слезы...
  Энрико... Даффи... учитель Робертус... сэр Модроу...
  Их давно уже не было рядом...
  Галлеор очнулся от воспоминаний.
  Память - палач. Она вечное сожаление о прошедшей молодости и детстве, но более всего о небытии, которое явилось всему началом.
  Истоки невыносимой неудовлетворенности в перипетиях хромосомных войн и генетических катаклизмов.
  
  Звуки чьих-то нервных голосов под окном вернули Галлеора к действительности:
  - Обожаю твою ярость, Георгий. Этот кадык, который клокочет от ярости!
  - Мы не подходим друг к другу.
  - Мы будем лучшей парой года. Забудь о Лучии!
  - Мне пора.
  - Не ломай пальцы! Я не все сказала. Подожди!
  Витасфера перенаселена. Человечество под колпаком. За триста лет здесь изгажен и затоптан каждый метр. Куда не кинешь взгляд, он упрется либо в чьи-то жующие челюсти, либо в складки декольте.
  Стены содрогнулись от грохота.
  - Безобразие! Безобразие! Безобразие!
  - Что случилось?
  - Завтра я буду пожаловаться в Совет Матерей! Пусть мне объяснят: почему одним все, а другим - ничего!
  За пластиком стен было слышно, как соседка сходит с ума. Музыкальный анальгетик не действовал. Избранник не пришел. Легкие ритмы не усмиряли напряжение, нервы вибрировали, лицо пылало за опухшим силиконовым ртом:
  - Почему одним все, а другим ничего? Как смеет эта маленькая дрянь менять распорядок встреч во Дворце? Негодную девчонку нужно поставить на место!
  Галлеор встал под душ. Закрыл глаза.
  Унизительно соседство с пошлыми тварями.
  Они сверху, снизу, их шаги и рыхлое дыханье окружают жилье, настырные глазки проникают в бездну сознания, выворачивают душу наизнанку.
  Они, как навозные черви, побирушки, ползущие на помойку за обглоданной дрянью. Звуки быта, пронизанные диареей и рвотой, их решительность объединяться и напирать толпой, их трусость сказать "нет" и ответить "да".
  Мрази, следящие погаными глазками друг за другом, вибрирующие половыми конгломератами, вливающие в души друг друга выморочные ритмы допотопного единства.
  Наконец пытка закончилась, ненавистные звуки умолкли, блаженная тишина окутала душу.
  Галлеор выключил душ, влез в халат, сел напротив трюмо.
  Вот она, радость отключиться от потного прайда и покинуть сферу брутального зова!
  Одиночество - мгновения свободы, распахнутый горизонт внутреннего "я", полноправие чувств, музыка эгоизма, бегство от назойливого внимания и желания накормить любопытные зрачки такими же настырными зрачками.
  Ничем не заполнить гнетущее чувство; оно бесконечная пауза, сдвиги в сознании, роение образов и опустошенность.
  Легкие силуэты скользят вдоль аллей. Наяды и скоморохи, рыцари и хохочущие феи. Но их оживленность надумана, - эффект голограмм, навязанная радость, отсутствие идей. Реален лишь тремор бледных пальцев над подоконником, за которым вечная ночь, пляс бездушных огней, фейерверк одиночества каждого с каждым в этом мире.
  Галлеор вытащил из письменного стола упаковку ампул, обхватил голову руками. Кончики пальцев различили пульс на висках.
  Что значит себя убить?
  Размазать тело по улицам и площадям?
  Оставить часть плоти на стенах и витринах, как нестертую пыль?
  Он распахнул окно.
  В комнату хлынули волны веселья, звуки легких страданий и ссор:
  - Эй, Паулиссимо! Сегодня твой день! Ты слышишь, красавчик?
  - Я буду ждать тебя в холле под "Маленьким Эльдорадо".
  - В том ресторанчике, где подают славерсы без джейра? Обожаю!
  - Поторопись!
  - Надеюсь, ты изучил мое резюме?
  - У нас с тобой совпадет! Мы получим звание самой сексуальной пары!
  - О, да!
  Беспрерывное звучание музыки, примитивной, плоской, чертящей в душе не волны, а дикие зигзаги, опустошало.
  Одни и те же монотонные ритмы - пытка. Изо дня в день они убивают разум, приучают одинаково мыслить, одинаково чувствовать и дышать.
  И люди не замечают, что происходящее вокруг мелочно и бессвязно. Прошлое оторвано от будущего, оно провал в пустоту.
  Мы катимся в бездну.
  Но страдания пар под окном не об этом:
  - Вайра, ты поняла, что мы нарушили закон? Я не мог отказать. Ты навязалась, а я всего лишь проявил слабость. Ты сама вовлекла меня в незапланированную близость. Запомни. И повтори это на Совете Матерей.
  - Я сделаю это. Не беспокойся.
  - Твоя дефлорация не преступление. А мне будет предписано, сама знаешь что.
  - Смена пола не для тебя.
  - Да. Я не смогу зачать и выносить ребенка. Это выше моих сил!
  - Это противоестественно.
  - Ты понимаешь, что я рожден мужчиной? И ради выживания Витасферы я приговорен до конца жизни трахать вас, мелких, мелочных, пакостных самок.
  - Разве это не подвиг?
  - Ты тоже способна проявить стойкость и сознаться в своей вине.
  - Вот как? А для чего?
  - Хотя бы затем, чтобы спасти меня. Вайра! Слышишь? Разве ты не знаешь, как мало осталось нас, мужчин? Умоляю!
  - Завтра на Совете Матерей я скажу все, что ты хочешь. Но вряд ли это тебя спасет.
  
  И даже если захлопнуть окно, отвратительная музыка просочится сквозь пластик условных стен.
  Люди и амебы. Нет разницы. Волны вечного удовольствия гнут и корежат наши организмы в одном беспроигрышном ритме; ни печали, ни сомнений.
  Говорят, нам всем не хватает озона.
  Его избыток там, где небо и грозовые раскаты.
  Но туда нельзя.
  Разрывы ракет и россыпи радужных искр оглушили на миг и ослепили. Сквозь ливень конфетти Галлеор разглядел собравшуюся в ожидании праздничной церемонии толпу.
  Длинные когти фейерверка вгрызлись в стеклянный купол дворца.
  Ликование толпы смешалось с шуршанием ажурных рукавов и скрежетом фольги под ногами.
  - Иди к нам, Галлеор! - приветливо помахали две дамы в масках.
  - Развейся, красавчик! Или тебя уже кто-то выбрал? Тогда поздравляем твою даму!
  Он узнал их и наглухо прикрыл створки окна. Но сквозь тонкий пластик услышал:
  - Лучия сегодня так хороша!
  - С ней что-то происходит. Кавалеры уходят ни с чем. Матери поговаривают о патологии.
  - Эта маленькая дрянь довела до тестирования уже пятерых опытных кавалеров. А молодые просто взбесились и перестали посещать матрон. Лотерея Любви бессильна что-либо предпринять.
  
  Галлеору на глаза попался розовый пакет в золотых сердечках.
  - Хватит с меня! - забарабанило в мозгу, он скомкал бумагу, швырнул в камин.
  Но смятый кругляш закатился в угол, закачался на месте и затих.
  - Мазила!
  К чертям сладострастные мордочки дам, размазанные по лицам губы и бумажные наряды, впитавшие злачные ароматы мертвого города.
  Между сегодняшним днем и завтрашним непроглядная стена.
  Он больше не в силах в одиночку пробивать брешь и показывать каждому, что там, впереди.
  Почему никто не хочет понять, что конец слишком близко?
  И даже если опустить тяжелые шторы...
  Мгновенья тишины...
  Когда отключаются звуки внешнего мира, становится явным мир внутренний. Он мал, но любим, он вожделенный, взлелеянный сад. В нем лишь то приговорено жить, что прекрасно.
  И если б так было всегда!
  Он вздрогнул, услышав под окном свое имя.
  - Галлеор стар! Ему тридцать.
  - Через год ему предложат эвтаназию.
  - Он тебе не соперник, Диего! Не психуй! Лучия не для него!
  Лучия?
  Он подошел к окну и заметил две карнавальные маски, две шпаги, плащи на широких плечах.
  В этом сезоне в моде романтический стиль. Роскошные шляпы с перьями сменили прошлогодние рейдерские шлемы и закопченные бластеры.
  Тяжелые шаги, удаляющихся кавалеров заглушили спор:
  - И ты не лезь! Держись от нее подальше...
  - Ч-черт! Ненавижу перья! В каких шутов нас вырядят в следующем году?
  - Только бы не во фраки!
  Юнцам нет дела до настоящих проблем. Но никто не хочет слушать.
  Стар?
  Могли бы не напоминать.
  Пора на тот свет?
  Врешь.
  Взгляд упал на смятый пакет в углу. Он подошел к нему, поднял.
  Зеркальный потолок отразил движение ладони, которая разгладила имя, перечеркнувшее розовый глянец листа.
  "ЛУЧИЯ"?
  Он слышал это имя сегодня столько раз!
  "Лотерея Любви облегчит Ваш выбор!
  Лотерея Любви не позволит Вам ошибиться!
  Лотерея Любви рекомендует...
  Советует...
  Требует..."
  
  - прочитал он обязательное предисловие.
  Невозможно оторваться от радужного калейдоскопа встреч и прощаний.
  Не слышать, не знать ни о ком?
  Он еще сможет пересилить себя, чтобы раствориться в беспечном веселье, напитаться радостью толпы.
  Он стар?
  Ему пора?
  Он распечатал пачку реокса, положил кислую капсулу под язык.
  Если медленно-медленно рассасывать сверкающую каплю, то дурные мысли уйдут и появится страстная жажда каждой клетки откликнуться на зов.
  Увы, он снова избран.
  Какая глупость!
  Какая радость!
  Его ждет "ЛУЧИЯ".
  И кем бы она ни была - он выполнит свой долг.
  
  Галлеор разгладил скомканный листок лотереи.
  "ЛУЧИЯ"...
  Еще одно создание, которое не желало жить по графикам обязательных встреч. Это имя только прозвучало, но уже встало кому-то поперек горла.
  Юнитка не проста. Возможно, еще одна душа уцелела среди постоянного тестирования, пыток и доносов. Регулярная скоблежка мозгов пропустила скрытые файлы, и несчастное существо осталось один на один против озлобленного мира.
  Он избран ее душой не случайно. Она в беде. Он протянет ей руку.
  Век избранных так мал!
  Он скупо отмерян временем до первой усталости в глазах.
  Похоже, срок ухода настал. Галлеор стал плохим любовником. Его тянуло к науке, к бескрайним залежам архивов, никем не потревоженных в течение веков.
  Он спешил, зная, что ограничен во времени.
  Тридцать лет - срок, завершающий участие в репродукции. Но возраст не отразился на его привлекательности.
  Галлеор был, как прежде, красив, статен и силен. К его опыту матроны прибегали в самых сложных ситуациях.
  Наверно таким исключительным случаем стала и Лучия.
  Он угадал, что она чересчур капризная, но живая душа.
  Как синее пламя,
   которое остужает взгляд,
  но только тронь, и...
  
  Что он знал о ней?
  Лучия была необыкновенно умна и неподражаемо красива.
  Ее ладная фигура была создана генами легкомысленной Ланданеллы. Но в каждом взгляде чувствовалась мудрая уверенность Верлинды.
  А гордый профиль не оставлял сомнений в благородном родстве с Рограндой.
  Все были уверены, что любая пара с ней будет совершенна и станет победительницей ежегодного конкурса. В преддверии эпохи Жесткого Лимита конкурс важен, потому что его победителям добавляется срок жизни в Витасфере.
  Вот почему все кавалеры так настойчиво домогались внимания этой юнитки.
  Но сначала был отвергнут первый претендент, молодой и страстный Анжелло, беззаботный, веселый, привлекательный, сложенный, как древний бог.
  Он был весьма натаскан в любовных делах, и его белокурые локоны уже примелькались в покоях влиятельных дам.
  Но Лучия отказала ему.
  Ошеломленный, он упал к ее ногам, но высокомерное "нет" прозвучало, как приказ. Она заклеймила его. Ему сразу же отказали старшие матроны. Женщины не любят отверженных.
  И где он теперь?
  О первом красавчике с капризными глазами все будуары забыли.
  Следующим претендентам на руку Лучии также не повезло.
  Был отвергнут великолепный Георгий, неотразимый Диего, непревзойденный в знании тонких анекдотов Саарес и многие другие, достойные, но оскорбленные отказом кавалеры.
  Отказ убивает в мужчинах решительность. А кавалер с растерянностью в душе теряет поклонниц. Лучия поколебала уверенность многих досточтимых кавалеров. Она смешала их чувства с грязью. И вот уже полгода ни один из пятнадцати претендентов не мог связать с ней судьбу.
  Среди матрон близких к Совету Матерей начались пересуды.
  Кое-кто затеял интриги. Лучию отправили на специальное тестирование, и ей был дан последний шанс стать матерью и насладиться дальнейшей жизнью во Дворце.
  Она почему-то выбрала Галлеора.
  24. Лучше бы ты заткнулся!
  
  Он не услышал ее голоса.
  Но громадные бездонные глаза опалили его душу.
  Она стояла на брачной постели, по колени утопая в легкомысленных кружевах, отважная, горячая сердцевина всей этой суетной мишуры из парчовых нитей и золотистой фольги. Лепестки роз, дикого хмеля и водяного перца рассыпались по ее прохладным простыням.
  Губы чуть шевельнулись...
  - Нет?
  Галлеор взял ее тонкие руки, две амплитуды грусти, коснулся губами их, потом ослепительного пробора в волосах, который был горяч и горек.
  - Сколько в тебе желания!
  Но упрямые руки снова закрыли лицо.
  - Не надо слез, сокровище мое! Ты знаешь, что будет с тобой завтра. Я не смогу тебя спасти. Что случится тогда и со мной? Эта ночь, как камень на дороге. Две судьбы должны выбрать свой путь. Но как же ты прекрасна! Эти руки не для работы. Им не справиться с киркой. Они должны стать колыбелью для ребенка. Твое дитя украсит их нежную силу. А я должен пробудить в них желание любви.
  - Не подходи!
  - Я не смеюсь над стыдливостью. Она подсознательна. Чуткое тело уже распознало свою любовь. Ему нужно только убедиться в истинности чувств, и не будет ему равных в страсти. Вся сила в полюсах. Неистовая буря - пленительная тишь. Они хранят друг друга.
  - Почему нас соединили матери?
  - Наши гены должны смешаться в немыслимом пасьянсе. Мы в плане. Что впереди - никому неизвестно. Хочешь - закрой глаза. Я все сделаю сам.
  Он знал цену своему красноречию. Он превзошел себя. Он рисковал совестью, но говорил и говорил.
  Он ворковал.
  Он, едва ли не старый хрыч, надеялся на что?
  Тот, кто презирал дешевую обыденность экстаза, пытался продлить мгновения легкой жизни во дворце?
  Вранье важнее поцелуя. Каждое слово, как волна, должно опрокинуть сопротивление упрямой девочки. И ей же на пользу.
  Наставничество не для него, но опыт сам по себе знает, из какого кармана извлекать нужную фразу.
  Тишина дышала нутром ее взволнованных легких.
  Он чувствовал горячие поры возбужденной кожи. Но попытка коснуться хотя бы плеча не удалась:
  - Нет! Мне противно.
  - Не люби и не обязывай себя любить. Это убивает. Просто дай мне шанс. Дай себе шанс. Единственный. А потом давай так договоримся. Не растрачиваться попусту, не оглядываться, вслед не смотреть, не догонять взглядом, тем более плакаться подружкам, что груб, негодяй. Не искать глазами в толпе. Мужчины рыдают лишь в детстве на руках своих матерей. Ты не увидишь слюнявого предательства.
  - Ты врешь!
  Чувственно касаться краями зубов филигранного сплетения нервов и доводить партнера до мучительной дрожи и страха щекотки.
  Рассмешить - победить. Смех - на грани симпатий.
  Ловеласы прекрасно знают: пошлый вздор анекдота способен расширить зрачки, приоткрыть завесу в сознание.
  Падение с высоты безразличия - как это свойственно всем, даже весьма умудренным из дам!
  Их полет на дно грязнейших из чувств, пошлейших из безобразий так продолжительно прекрасен. Он мог бы стать бесконечным - тогда это похоть. Но если он быстр, как экстракт экстрима, - заповедное чувство любви.
  И что остается нам?
  Причудливое варево гормонов.
  Сногсшибательный коктейль с аминокислотным сумраком половых тайн.
  Амнезия вчерашних влечений.
  Попытка изначального единства с молекулярным бытием, где все - в рот; и аммиачный пот, и концентрация желчи, гормонов и отвратительный запах вагинальных амеб, - пробуждают первобытный ужас совокупления. Но именно он загадка Вселенной, в которой нет грязи, все - свет, все - потенция взрыва, стерильная воспламеняемость планет.
  - Не бойся света. Ты вздрагиваешь даже от маленького огонька, плавающего в холодной чаше. Прикоснись к нему пальцем. Он может обжечь. Но задень, прочувствуй его. Огонь создал человека. Мы не боимся его, в нем жизненная сила, связь мысли и плоти. Он преодоление страха, воля и разум.
  - Лучше бы ты заткнулся! Тошнит от твоего голоса.
  - Ты запомнишь это мгновение на всю жизнь!
  - Оставь меня, прошу! Меня сейчас вырвет! Посмотри на себя! Отвратительны твои выскобленные холодные щеки, омерзителен голос, а руки в жестких волосках! Убери их от меня! Убери! И не смотри на меня так!
  Она снова зарылась в подушки...
  25. Разве это не вариант?
  
  Лучия хлопнула дверью.
  Ну и пусть!
  Секс омерзителен. К нему готовят с пеленок, твердят: "Мужчины - прелесть, апогей наших чувств, они блаженство, в них то, чего не достает вам, слабым, бледненьким и нервным. Мужчины вольют в вас бездну энергии, добавят смысла в жизнь. Без них невозможно зачатие".
  Они, стало быть, все самое главное в этом мире?
  И мир, в таком случае, для них?
  А наша участь - лишь управлять нагромождением мышц, которые звенят от похоти и двигательных рефлексов?
  А если тошнит от их мерзких ужимок?
  Эти гадкие пальцы, постоянно выискивающие момент!
  А детородный орган?
  На уроках эротики девочки ахали и хихикали при виде смешных макетов, а Терция даже упала без чувств.
  Они были ужасны, гигантские украшения мужчин, розовые извивающиеся трубки, выпирающие из сморщенных серых мешочков.
  Никогда не сможет она пересилить брезгливости к изумрудным сердечкам и даже кроссвордам на них.
  Старшие мамочки объясняют: "Для нашего же удовольствия""
  При чем тут удовольствие?
  Выброс эндорфинов посредством щекотки приводит к ускоренному изнашиванию организма.
  Почему бы не воспользоваться банком спермы?
  Закрыть глаза и отсчитать несколько секунд, пока пластмассовый зонд вкачает стерильную плазму. А потом расслабиться и подождать, пока размороженные сперматозоиды закончат забег, и кто-то первый из них не сольется с перепуганной яйцеклеткой.
  Разве это не вариант?
  Но ей отказали в искусственном зачатии.
  Матрона Лиссандра всегда была принципиальна:
  - Этот способ приемлем только для трансвеститов. Будущее поколение людей, которое заселит покинутые земли, должно размножаться без пробирок и катетеров.
  
  Размышление девушки прервал грохот. Хлопнула дверь, в комнату ворвалась наставница.
  - Что здесь произошло? У тебя получилось с Галлером?
  - Клорида, не жалуйся матерям. Мне было отвратительно смотреть на него. Он говорил и говорил. Заезженные фразы лились из него и лились. Я закрыла лицо руками. Он пытался отодрать их, целовал мои волосы, он гладил мои колени.
  - И что?
  - Не страшно, а стыдно, стоит только представить. Да, я созрела, но почему бы не отложить хотя бы до Фиесты? И тогда...
  - Глупая! Галлеор - самый обаятельный мужчина во Дворце Любви! Ты должна радоваться, что он отозвался на твое приглашение. Тебе везет! Многие мечтают об этом кавалере всю жизнь. Жаль, что это его последний год во Дворце любви. Нужно было притвориться, смириться, закрыть глаза и подождать. Я же предупреждала. А сейчас все потеряно. Тебя уведут на тестирование в последний раз. И я точно знаю, что ты сюда не вернешься.
  - Я не могу себе приказать.
  - Выпила бы вина.
  - Бесполезно. Я пила и с Диего, и с Сааресом, у меня в глазах троилось, но не могу себя представить в роли самки...
  - Самки? О чем ты говоришь? И кто же ты в таком случае? Чем отличаешься? Жрешь, спишь, отливаешь, почему бы не понять раз и навсегда: ты женщина.
  - Я не женщина.
  - Ты животное и самка. Но именно дети здоровых плодовитых самок в будущем заселят Землю. Именно они получат преимущество при расселении. Будь проще. Подумай о первенце.
  - Я пыталась приказать своему телу подчиниться. Но вдруг заметила, что гляжу на всю эту любовную пантомиму со стороны. Мой разум не отключается в такие минуты, он словно смеется над телом. Это отбивает желание.
  - Расслабься! Прикажи себе!
  - Не получилось.
  - Тебе нужно откровенно поговорить с Галлеором. Он мастер отключать мозги. У него опыт. Уверена, что он повидал таких, как ты. Он сможет тебя либо заставить, либо убедить. К тому же есть еще один пунктик, о котором не следовало бы тебе раньше времени докладывать...
  - Говори.
  - Тебе нельзя знать, что будешь подвергнута насилию перед тем, как Совет Матерей окончательно решит: женщина ты или бесполый трудяга.
  - Разве есть такой закон?
  - Зря я тебе сказала.
  - Оставь меня. Дай мне все обдумать.
  - Но я тебе советую в последний раз: подумай о Галлеоре, - с этими словами Клорида, хлопнув дверью, выскочила из комнаты.
  В детстве Лучия больше всего любила свою куклу Эрр. С ней можно было поболтать о плохой погоде, о лужицах под ногами и промоченных башмаках. Хотя погода была ни при чем.
  - Твоя уродинка Эрр лысовата со стороны правого бантика, - сказала однажды Пегги. - А также у нее кривой краник, она писает мимо памперса. Мой Бобби никогда не пожелает ей спокойной ночи. Разве ты не знаешь, что он чемпион среди кавалеров и сделал для нового человечества тысячу девочек? Но только не с твоей мутанткой. Ваш клан - средоточие уродств! Твоя Эрр - мертворожденная!
  После этих слов из носа зареванной Пегги побежала кровавая струйка.
  Но Лучии тоже не поздоровилось.
  Она упиралась, брыкалась, вырывалась из рук, ее башмаки прочертили на газоне две черные глубокие борозды, но мамочка Тенсия все равно дотащила ее до страшной комнаты, втолкнула туда и заперла.
  Лучия, испугавшись, что ее отправят в Ад, решила врать, врать, врать.
  Она знала, что стала плохой девочкой, но мысли и поступки можно подправить хитростью.
  Находчивость не подвела. Лучию вернули во Дворец Детства. Казалось, ужас тестирования позади, все забыто, но остался дикий страх.
  Никто не знал, что на самом деле ее родным домом должен быть Ад.
  Пегги встретила свою оппонентку насмешками и нравоучениями:
  - Ты глупая! Сколько ни хитри, это все знают. Ты не можешь играть!
  Мамочки при виде мрачной физиономии девочки переглядывались и пускались в долгие дискуссии:
  - После тестирования Лучию словно подменили. Она заметно повзрослела, над каждой фразой задумывается, не бросается словами.
  - Не смотрит в глаза. Мы ей не нравимся.
  - Слишком задумчивая. Не удивительно, если это перерастет во фригидность.
  - Зато у нее отличные параметры малого таза. Мы сэкономим на кесаревых. Она порадует Витасферу кучей прекрасных детей.
  - Женщин нельзя тестировать. Хорошо бы этот вопрос решить в Совете Матерей. Для развития юниток достаточно несколько конкурсов на Самые Приятные Роды и Самого Параметричного Младенца.
  А уроки?
  Лучия ненавидела уроки.
  - Мужчины вырождаются. У-хромосома - нестабильна, - когда звучал монотонный голос мамочки Делларии, Лучия закрывала глаза и пыталась найти внутри ушей внутренние заслонки, чтобы не знать и слышать:
  ...Инь-янь теряют полюса...
  ...Обнуление полярностей...
  ...Закон гермафродита...
  ...Центр удовольствия одинаков у паука и у человека...
  ...Источники наслаждения - секс, чревоугодие и роды...
  ...Безболезненность родов зависит от глубины дыхания...
  ...Бесконечный вдох - агония, превращающая телесные страдания в мимолетное неудобство...
  ...Всепроникающее время...
  ...Климакс - смерть женского начала...
  ...Неспособность возрождения...
  ...Мазохисты - гурманы...
  
  Обязанность выслушивать пустые наставления мутила душу.
  Предназначение!
  Долг!
  Материнство!
  Святые традиции!
  Барабанный бой пустопорожних фраз бил по нервам, но сердце предпочитало иные ритмы. Они бушевали внутри, сотрясали тело во время сна.
  Она просыпалась, уверенная, что хрупкая скорлупа Витасферы наконец-то разбилась, и мир залит солнцем и трелями птиц. Но, прислушавшись, различала вокруг надоевшие постылые повседневные бравурные ритмы.
  Стать матерью?
  Лучия спокойно могла бы приказать своему телу все.
  Разум сильнее эмоций.
  Тело - марионетка и так неприхотливо, что на весь век ему достаточно трех сеансов "Камасутры".
  Лучия сама оповестила Лотерею Любви о своей состоявшейся зрелости. Но случилось непредвиденное. Терция покончила с собой.
  Подруга...
  Она была юна и беспечна.
  Как она ждала своего первенца!
  И вот он появился. Но ей не отдали его. Перед тем как выпить реокс, Терция долго рыдала, а Лучия обнимала несчастное осиротевшее тело подруги, умоляя:
  - Не спеши, у тебя еще будут дети!
  Терция сказала:
  - Первенец забирает душу. Я больше не хочу детей.
  То же самое случилось с ребенком Пегги.
  Лучия стала случайной свидетельницей разговора, который ее очень встревожил.
  Пегги в последнее время постоянно ходила с красными глазами. У нее тоже умер младенец, и каждый считал своим долгом ее утешить.
  - Он не был мертворожденным! - плакалась она в плечико матроны Лиссандры. - Мой малыш! Я помню его открытый ротик, который так и не нашел мой сосок!
  - Не плачь о мертвом.
  - Малыш кричал! Он тянул ко мне крохотные ручки! Он так жалобно плакал, когда его уносили. А я не могла взять его.
  - Возможно, ты сама виновата, что занималась на тренажерах в последнем триместре.
  - Он был бы жив! Почему никто не заметил, что он живой?
  Матрона Лиссандра, гладя ее по голове, объясняла:
  - Мертворожденными называют не только мертвых, но и не способных долго прожить.
  - Нет-нет! Он был совершенно здоровый!
  - Может быть, у него сердце или почки...
  - Он был крупный, упитанный малыш, с колечками светлых волос на макушке! Я успела их поцеловать.
  - Ну, вот видишь: крупный! А значит, многоводный.
  - У него все было в порядке и с сердцем, и с желудком, и с печенью. Он был здоров!
  - Хватит ныть! Не у тебя одной! Все знают, что у Боты девочка родилась с хвостиком. А мальчик Терции был слеп. Однажды родился ребенок, у которого было два носа и глаз посередине. А разве младенцы могут выжить без ног или с заращенной попкой? Мы не допустим, чтобы люди будущего страдали. В последнее время почти все дети - мертворожденные. И в чем тут причина, не знает никто.
  Случайно подслушанный разговор напугал Лучию, которая была уверена, что станет матерью Параметричного Младенца. Но услышанное потрясло: все младенцы - мертворожденные.
  Ради первенца?
  Лучия задумалась. Да, она могла бы заставить себя. Могла бы приказать себе стать нежной, послушной. А если принять еще одну тошнотворную пилюлю, тело будет подвластно чувствам.
  Насилие - роскошная игра для пресытившихся дам.
  Можно ли притвориться настолько пошлой, чтобы включиться в скучную игру?
  Ей остается одно. Она уже знала - что.
  Лучия подошла к камину, запустила руку за легкомысленный орнамент из бронзовых маргариток и, брезгливо пошарив там, извлекла покрытый пылью и копотью арбалет. Он был слишком громоздок для ее нежных рук, но выглядел зловеще.
  Это было настоящее оружие, а не пластиковая игрушка. Им можно было здорово напугать.
  Она осторожно ребром ладони стерла пыль с напряженной дуги, проверила точность прицела.
  Палец тронул курок.
  Танцующий на стене павлин не успел проявить резвость. Картинка обуглилась, на пол посыпались пепельные крошки, все то, что осталось от кудрявых перышек и хвоста.
  26. Поединок
  
  Галлеор не хотел применять силу, чтобы спасти Лучию.
  Методики соблазна предусматривали категорию пар, которым для полного удовлетворения необходимо было окунуться в азарт первобытной охоты.
  В подсознании каждого мужчины, таится воспоминание о том, что он дик и всесилен. А в подсознании женщин - желание: подчинившись грубой силе, завладеть ею, стать тайным хозяином урагана мускулатуры.
  Неискушенный партнер никогда не подозревает о таком раскладе сил.
  Галлеор презирал игры, но подчинялся женским капризам. Этот рефлекс отработан у каждого кавалера с детства.
  Галлеор поморщился...
  Женщина больна, если провоцирует на садизм.
  Но Лучию до сих пор не выбраковала программа.
  Скольких кавалеров она измучила своими капризами!
  И скольким еще страдать?
  Юные кавалеры так ранимы!
  Даже у него, старшего кавалера, заскрежетало сердце, когда пришлось отступить.
  Лучия с виду была женственна и нежна. Но если никто не пересилит ее упрямство, глупышку попросту отправят в бараки.
  Он вышел прогуляться. Ослепительные луны ревниво следили за каждым его шагом после провала.
  Позор, Галлеор!
  Все то, чему ты был обучен, весь твой опыт и рассудок спасовали перед упрямством капризной девчонки.
  Почему она себя так ведет?
  Втайне Галлеор догадался, что у Лучии есть на то причины, но какие?
  Юная извращенка - это не матрона в возрасте, которой необходим игровой допинг.
  У Лучии, возможно, скрытое повреждение мозга или врожденная аномалия.
  Галлеор задумался. Яркие луны рассеяли сумрак, но тени сомнений все еще метались в его чувствительной душе.
  - Стой! - кто-то окликнул его.
  Это был Диего.
  "Юнец, - разглядел его Галлеор. - Плечи еще не достаточно окрепли. Ленится качать. И губы нервные какие-то, несимметричные. Словно одна половина мозга спорит с другой. Красивая девочка поставила знак равенства между нами. Кто мы для нее? Два маразматика, не способные переварить два своих постыдных фиаско".
  Галлеор пожалел отвергнутого юнца, хотя симпатий к нему не испытывал.
  - Нужно поговорить! - Диего повторил оклик.
  Рядом из-за угла выступила спортивная фигура Георгия.
  - Мы знаем, что и тебе не повезло. Послушай, есть дело. Ты же знаешь, как с ней теперь следует поступить?
  - Не надо с этим спешить, - сказал Галлеор.
  - Нет, ты не понял! - на него в упор уставились насмешливые глаза. - Это должен сделать я. Потому что ты уже стар. Тебе незачем лапать помешанных юниток. Посмотри! - он закатал рукав.
  На сгибе локтя явно проступили следы тонких ногтей.
  - Она бешеная.
  - Негодяй! Ты сделал ей больно!
  - Я мог бы, да.
  - Ты никогда к ней больше не подойдешь! - решительно заявил Галлеор.
  Его не удивляла болезненная настойчивость Диего. Он хорошо знал о некоторых скандалах с участием самоуверенного юнца.
  К тому же он был приучен не предавать своих дам.
  - Не беспокойся, Диего. Лучия - замечательная девушка и не мазохистка.
  - Так ты не уйдешь с моей дороги?
  - Ты правильно меня понял.
  - Тогда объяснимся по-другому.
  В это же мгновенье натренированные руки Галлеора перехватили отягченный кастетом кулак Диего.
  Сзади подскочил Георгий с битой.
  Галлеор успел уклониться от удара, ушел в блок и нейтрализовал противника точным пинком в крестец.
  Пока Георгий выравнивал дыхание и успокаивал поврежденный пах, Галлеор ударил Диего по лицу.
  Тот не успел отклониться, и белоснежные манжеты окрасились кровью.
  - Ты, старый сучий хрен! Сдохни! Тебе пора! - прорычал Диего, запрокидывая голову и зажимая двумя пальцами разбитый нос. - Я все равно ее накормлю своим дерьмом!
  Галлеор обезумел.
  Беспредельная ярость поразила волю противника. Диего был моложе и проворнее, но отточенная техника Галлеора свела на нет попытки юнца хотя бы защититься.
  Галлеор жаждал крови, он бил, пока из горла противника не раздались глухие жалобные хрипы.
  Диего пропустил несколько точных ударов.
  Когда в вывернутом плече негодяя раздался хруст, Галлеор прекратил поединок.
  Напоследок он согнул дугой обмякшее тело и процедил в лицо:
  - Сопляк! Научись сначала не клянчить.
  Галлеор знал, что эти двое не отступят. Настойчивость в крови каждого кавалера. Она не только не возбранялась, но и намеренно отрабатывалась на уроках галантности.
  Он приготовился к продолжению глупых ребячьих разборок.
  "Мальчишки! - думал он. - Сколько в них цинизма! В их годы мы думали о будущем, у нас были грандиозные планы. Мы боролись, рисковали, отдавали жизни ради красивых идей. Но не ради строптивых юниток. Хотя чего мы добились? На смену пришло поколение, которому не надо ни свободы, ни неба".
  При этих словах к его горлу подкатил предательский комок, а пальцы непроизвольно сжались в кулак.
  "Свобода и Небо!" - этот мальчишеский бред остался со мной навсегда, - подумал он. - Но только его я взял бы с собой в последний путь".
  Галлеор не хотел возвращаться во Дворец.
  Невыносимо появляться там, где ты никому не нужен.
  Слова Диего стучали в висках: "Сдохни, сдохни, пора, пора..."
  Но разве сопляк не прав?
  Невостребованность удручала. Его ненавидят. Он путается под ногами юнцов. Сверстников почти не осталось. Он всеми забыт.
  А реокс?
  Как это легко!
  Галлеор уже подходил к своему дому, как вдруг кто-то окликнул его из-за угла. Он уверенным движением взялся за эфес.
  - Кавалер, не надо оружия! Меня прислали по важному делу, - услышал он приглушенный голос и разглядел фигуру, скрытую в тени.
  Это был желтый колпак.
  Галлеор возмутился. Он вспомнил, что слышал о палачах от Делларии: "Их оскалы отвратительны! Пора сменить форму! У некоторых юниток начинается сбой месячных после встречи с ними".
  Но были и другие мнения, Лиссандры например:
  "Их боятся? Очень хорошо! Юнитки будут тщательнее соблюдать режим, будут меньше дерзить. Пусть боятся".
  Устрашающий оскал ядовито сверкнул, но тут же скрылся в тени. Стражник сам понимал, что ему здесь не место. Он подошел вплотную к Галлеору, и, прикрыв оскал рукавом, вполголоса произнес:
  - Нам запрещено посещать эту зону, и я бы никогда не решился побеспокоить кавалера жутким видом, но бывший кавалер Даффи...
  - Что с ним?
  - Бывший кавалер Даффи просит вас о встрече, и как можно скорее. Он имеет сообщить нечто крайне важное. Он болен. И серьезно. Он при смерти. Именно поэтому я здесь. Вопрос касается благополучия всех обитателей Витасферы.
  27. Дворец трансвеститов
  
  Галлер резко свернул в сторону западного крыла Дворца Любви.
  Потом ринулся круто вниз по ступенькам, долгим и бесконечным.
  Даффи... Друг... Все это время он был где-то рядом, помнил, мечтал о встрече. Безумец поплатился за любовь.
  Наказание ничуть не легче смертной казни.
  Зона трансвеститов была самым таинственным местом в Витасфере, потому что, как смерть, имела только один вход. Туда увозили приговоренных за серьезные проступки кавалеров, и они бесследно пропадали в таинственных лабиринтах подземной тюрьмы.
  В лицо ударило затхлым холодным воздухом.
  "Гиблое место!", - Галлеор замешкался перед металлической обшивкой, раздумывая: входить или не входить?
  Он толкнул дверь плечом, пнул в сердцах.
  Даффи ждал. Дверь не поддавалась.
  "Так просто туда не проникнуть", - успел он подумать, как люк вдруг заскрежетал, и в проеме показалась массивная фигура, загородившая вход:
  - Не положено!
  - Я хотел повидать кавалера Даффи.
  - Здесь нет кавалеров!
  - Меня просили придти. Вот знак, - Галлеор протянул к глазам колпака печать, спрятанную в ладони.
  Желтый колпак тут же подобострастно вытянулся:
  - Понятно! Проходи! Только ненадолго!
  Галлеор вошел в запретную зону. Дверь за ним громко лязгнула, зубья замка сошлись в железной хватке.
  Бесконечный коридор источал матовый непрерывный бездушный свет.
  Галлеор выбрал путь налево и прогадал, попав в зону новорожденных. Здесь он разглядел множество кюветов, которые почему-то были пусты, но комки грязных пеленок еще хранили тепло маленьких тел.
  В одном кювете Галлеор заметил младенца, который пинал посиневшими ножками воздух и кривил в плаче рот.
  - Кто ж тебя здесь бросил? Где остальные? И где няньки? - он поднял на руки невесомое несчастное тельце, включил обогреватель, малыш успокоился и затих.
  В конце коридора Галлеор уперся носом в запертую дверь и понял, что нужно повернуть назад, но вдруг услышал шаги и гнусавые голоса:
  - А сколько было потрачено времени, чтобы родить каждого младенца! -
  - Трансвеститы по-настоящему привязываются к детям.
  - Нельзя им об этом рассказывать.
  - Я оставил им одного на всех. Пусть щекочут и тискают - меньше будет драк.
  - Не по себе становится, когда мелюзга пускает пузыри. Водоворот уносит крики, а все равно слышно.
  - Почему ты не усыпляешь своих?
  - Все равно каждому достанется только смерть и ничего кроме смерти. Уколы - напрасный атрибут.
  - Есть распоряжение: только с реоксом.
  - Ладно, скажу, только не выдавай. У меня больше нет реокса. Я его променял на текилу. Я без нее в последнее время не тяну, сам знаешь.
  - Реокс обмениваешь на текилу? У юниток? Разве ты не знаешь, на что он им? Два дня назад искали, кто дал реокс Терции и Вайре. За юниток тебя кастрируют не только снизу.
  - Вайра погибла? Очаровашкой была. Черные глаза, алые губы... Из-за нее я здесь. Выдала, наивная дура, а потом прислала посыльного за дозой. Текилы и мадеры у них там полно.
  - Где берут?
  - Все хотел спросить, не успел... Думаешь, я один торгую? Может быть, у них не мое? Хотя мне какое дело? Куда им реокс и на что? Мне же надо выпить! А хоть бы все отправились на тот свет, мне-то что? Я кастрат. Да и ты не богаче! Иногда мне кажется, что не от меня отсекли, а наоборот, меня выбросили, ненужную в этой жизни плоть. Мне жизнь теперь не нужна. Вот только страшно умирать.
  - А ты реокс прими. Выпил, заснул - и не проснулся.
  - Без боли, говоришь, умру? А если нет? Если не без боли? Кто это знает? Может быть после того, как умру, все самое страшное и начнется?
  - Что начнется?
  - Самая страшная пытка.
  - Это как?
  - А ты представь, что каждая клетка начнет задыхаться, умирать. А их у нас миллионы! Моя смерть не в счет с этой агонией.
  - Понял. Гад ты все-таки, что без реокса их...
  Галлеора насквозь прошиб пот.
  О чем говорили эти твари?
  Не может быть! Кто они?
  Он навалился на дверь. Голоса смолкли. Дверь не поддалась.
  Галлеор поспешил в другой конец коридора.
  Здесь было оживленно.
  Одни трансвеститы прогуливались, другие блаженно подремывали в низких креслах, и у каждого сбоку под грудью гордо вздымался большой выпуклый живот.
  - Галлеор! Ты? - кто-то узнал его и бросился навстречу, поддерживая тяжелую ношу сбоку двумя руками, его широкие плечи не вмещались в пестрый халат, от веса бицепсов он затрещал по швам. - Ты помнишь меня? Я - Ганни!
  Галлеор не только помнил популярную легенду о влюбленных. Он ее знал наизусть...
  Тем более, что и Даффи...
  Но откуда его самого мог знать несчастный влюбленный?
  - Не удивляйся! - сказал он. - Мы в курсе всех последних событий. Мы знаем все о каждом, и тем более о Старшем Ученом Кавалере Галлеоре. Здесь тоже Лотерея. И мы выбираем не из худших. За право выбора у нас разрешены гладиаторские бои. Но и дикие драки тоже не редкость. Кстати, посмотри сюда! - он показал на свою ношу, которую бережно поддерживал правой рукой, нежно огладил выпуклый бок. - Твой! За право зачать от тебя случилась жуткая потасовка. Мне даже откусили ухо.
  - Я пришел к Даффи.
  - Я знаю. У него проблема... Будь с ним потактичнее...
  - Где он?
  - В родильном отделении. Иди прямо, потом свернешь.
  
  .Запястья и лодыжки Даффи были прочно пристегнуты к операционному столу. Громадный живот круто выпирал, придавив сверху громоздкое тело. Даффи тяжело дышал.
  - Даффи! Ты слышишь меня? Это я, Галлеор.
  Губы Даффи дрогнули, скривились, и он произнес незнакомым высоким напряженным голосом:
  - Ты... Пришел все-таки... Друг... Мне так погано...
  - Что с тобой?
  - Мой ребенок... Кажется... Умер... Мне так жаль...
  - Что ты, Даффи! Ты снова попробуешь! У тебя получится!
  - Нет. Я не смогу. Я на повышенных дозах...
  - Все будет хорошо!
  - Галлеор, я тебе хочу сказать... Ради Олеадоры!.. Ты знаешь, что с ней?
  - С ней все в порядке. У нее хорошие дети.
  - Ты не врешь? Ее дети здоровы?
  - По правде сказать, никто не знает, что происходит с нашими детьми. Они умирают. Матери в отчаянии. Юнитки сходят с ума. Много самоубийств.
  - Здесь тоже.
  - Но у вас по-другому...
  - Мы вынашиваем пять месяцев. Предстата больше не выдерживает. Потом - кесарево. Но здоровых детей всегда было много. И даже несколько победителей, кавалеров и дам. А сейчас у нас почти все мертворожденные.
  - Даффи, не расстраивайся, не твоя вина. Вся Витасфера в слезах.
  - Это моя вина, Галлеор! Я хочу сознаться.
  - Не переживай, друг.
  - Я взломал Лотерею Любви.
  - Ты не мог!
  - Я это сделал из-за Олеадоры.
  - Ни ты, ни кто другой не смог бы взломать эту программу!
  - Помнишь мою песню о Лотерее Любви? Там были такие слова...
  - Прекрасная песня, Даффи, только не надо сейчас петь. Ты был талантлив, и твои песни до сих пор - украшение каждой фиесты.
  - Правда?
  - Жаль, что трансвеститам нельзя участвовать... Помнишь, как дамы обожали твои стихи? Ты пишешь здесь?
  - Нет.
  - Но почему? На таланты смена пола не влияет.
  - Влияет. Но это долгий разговор... Послушай, зачем я тебя позвал. Это необходимо... Может быть, ты сможешь что-нибудь изменить... Слышишь? Все дети Витасферы приговорены. Это из-за меня... Слышишь?
  - Да, я тебя хорошо слышу. Но при чем здесь ты? Уже пятнадцать лет ты находишься в этом месте...
  - Не перебивай! Я хочу рассказать... Моя поэма называется "Лотерея любви, О!" Ты выбери этот файл из моего архива...
  - Твой романс для Олеадоры?
  - Это не романс... Стоит только набрать название файла, почему-то грузится программа Лотереи Любви, та самая... Я хотел Олеадору избавить от мести Лиссандры... Не получилось... Исправь! Верни все назад... Я изменил всего лишь одну строчку, но программа перетасовала все ветви... Сделай, как говорю... Исправь... Попытайся хотя бы... Вот мой код... Иначе вся Витасфера выродится... Мой ребенок уже не дышит... Ты слышишь? Ты сделаешь? ... Галлеор! Обещай мне! Клянись: "Свобода и небо!" Как мне погано! - глаза Даффи закрылись.
  - Я с тобой, друг... Свобода и Небо! - прошептал Галлеор.
  Его рука крепко сжала руку Даффи. Он пытался уловить ускользающий пульс, но вдруг почувствовал холод.
  Конвульсии пробежали по телу друга, он выгнулся дугой и затих.
  28. Поиграем?
  
  - Не захотела по-хорошему? - перед Лучией замаячили две широкоплечие фигуры.
  Она отступила к камину, рука нырнула в тайник, но не успела дотянуться до арбалета.
  Диего подхватил ее сзади и потащил в спальню.
  Георгий плотно прикрыл входную дверь.
  Ей удалось извернуться и вцепиться зубами в мощный кулак.
  - Кусай, сучка, если тебе нравится! - прошипел Диего и точным ударом вмазал по лицу, кровь обожгла губы Лучии.
  - Поиграем? Ты этого хотела? Сама напросилась! Ты знаешь, что с тобой сейчас будет? Твоя любимая игра!
  Подоспевший Георгий жестко перехватил ее руки, ноги оказались под тяжестью тел.
  - По-хорошему или по-плохому?
  - Подонки! - у Лучии не хватало сил вырваться из потного клубка.
  - Что ж ты, сучка, заладила свое? Одна против всех? Я таких еще не знал. Не думал, что у нас в Витасфере так разнообразно!
  Лучия почувствовала, что бедра уже не подчиняются ей, руки вывернуты, а грубые пальцы Диего впились в грудь:
  - Тебе сделать больно? Тебе так нравится?
  - Животное!
  - Молчи... Ты же хорошая... Ты же лучше всех...
  Он впился губами в сосок, погружаясь в водоворот поддельной страсти:
  - Как хорошо...
  Георгий крепче сжал ее запястья, а губы Диего уже ползали и выписывали круги где-то на уровне пупка.
  - Сучка... Тебе же нравится, когда тебя - "сучкой"... Ты же видишь, я не тороплюсь... Ну!.. Покричи... Подергайся...
  Георгий, тоже обнаженный, покачивался на выкрученных запястьях. Диего приблизил влажные губы к перекошенному от ненависти лицу Лучии:
  - Ну что, успокоилась? Говори, как с тобой дальше? Уйти ему?.. Или нет?
  
  ...Диего распечатал вторую бутылку вина.
  Георгий залпом осушил свой бокал, закусил куском шоколада. Перемигнулся с Диего.
  - Будешь пить? - Диего сунул вино под нос Лучии.
  - Не нравится? - Он обнюхал край бокала.
  - Ты права, твой "Игристый май" - дрянь! Вечером пришлю тебе настоящую мадеру... Стой! Куда побежала? Освежиться? Правильно. Надо освежиться. Ты прелесть! Когда вернешься, продолжим наш долгий, очень долгий разговор.
  Он так и не понял, откуда в ее руках появился арбалет.
  Сверкнул взорванный оскал Георгия, брызнуло во все стороны золотистое вино, задымилась постель.
  29. Взлом
  
  Апартаменты Даффи пустовали.
  Считалось плохой приметой поселиться в доме осужденного. И Олеадора могла беспрепятственно появляться здесь. Она входила в кабинет, усаживалась в кресло и, закрыв глаза, вспоминала его безумный чарующий голос:
  - Наверх!
  К солнцу!
  Мы деградируем!
  Только ты, Олеадора!
   Слышишь?
  
  - Я слышу, тебя, Даффи, - шептали ее губы.
  Каждая вещь в комнате ей напоминала его.
  Маленькая бронзовая Афродита на письменном столе взмахивала крыльями при ее приближении, книги на полках просились в руки, шелестели и сами по себе читались вслух свежие странички с последними стихами.
  Ей не нужен был свет, чтобы разобрать знакомые строчки. Она их знала на помять и читала одними губами, тихо-тихо, чтобы никто никогда не заподозрил о тайных прогулках по прошлому, где она собирала хрупкие осколки и обрывки фраз.
  Она себя винила в том, что ей не хватило сил охладить пыл влюбленного юноши. Каждая женщина способна отрезвить дикие чувства мужчины.
  Для этого существует столько приемов!
  Достаточно было посмеяться над юношей или изменить макияж.
  Даффи обожал ее травяные глаза.
  Разве нельзя было изменить их цвет?
  Придать им розовый оттенок и вызвать ассоциации, например, с вонючим розовым мылом?
  Или с глазами крольчихи?
  Это сразу остудило бы его пыл.
  Женщина, прежде всего - мать, и должна держать свои страсти в узде.
  Зато несчастный юноша был бы жив.
  На глазах Олеадоры выступили слезы. Она вспомнила, как Даффи кричал, когда его уводили:
  "Прости меня, Олеадора! Прости! Прости!"
  Но взывать о прощение следует ей самой.
  Она вздрогнула.
  Дверь скрипнула и приотворилась.
  В комнате вспыхнул яркий свет.
  - Галлеор!
  - Олеадора!
  Они с удивлением глядели друг на друга.
  - Я только что был у Даффи.
  Она сразу поняла, что случилось неизбежное.
  - Его больше нет.
  - Не может быть! Деллария все это время заботилась о нем.
  - Он просил передать, что...
  По щекам Олеадоры покатились горячие слезы.
  - В последнюю минуту он думал о тебе.
  - Не верю!
  - Это судьба. И не только его или твоя. Наша. Случилось невероятное.
  - Что случилось? - зеленые глаза Олеадоры напряженно следили за движением его губ, а пальцы комкали зачитанные страницы.
  - Не топчи их, - Галлеор поднял упавшие листы. - Олеадора, послушай меня внимательно. Это очень важно. Я спрошу, а ты, пожалуйста, ответь на мой вопрос. Все ли в порядке с твоими детьми?
  - Нет... То есть... Откуда ты знаешь?
  - Расскажу после. А сейчас я должен проверить одну версию.
  - Ты будешь ее проверять здесь?
  - Да. Мне нужен архив Даффи.
  - Его компьютер цел. Я ничего не изменила в нем.
  - Он дал мне код. Оставь меня, пожалуйста.
  - Ты не хочешь мне рассказать? Молчишь?
  - Пусть это будет пока тайной.
  - Она касается меня?
  - Да. И не только тебя. Она касается всех нас.
  - И моих детей?
  - Она касается всех детей Витасферы. Но, пожалуйста, пока никому ни слова.
  Олеадора поспешно вышла.
  Галлеор знал, как опасно взламывать засекреченные файлы. Но ему необходимо было разобраться в происходящем.
  Он присел у монитора, прикоснулся к пятнышкам клавиатуры.
  Но пароль не сработал. Возможно, не Даффи взламывал архив, а кто-то другой, взломав его самого, раскрыл базу данных.
  Галлеор бился над кодом всю ночь.
  Ключ не срабатывал. Но процессор наверняка сохранил момент слияния встречных кодов.
  Галлеор умел взламывать библиоархив. Это было трудно, но не для него. Он решил взломать личный архив Лиссандры. Это удалось.
  Да, она следила за поэтом. Как подлая охотничья сука, выслеживала, Олеадору, Медроу, Делларию и остальных старших матрон.
  Она постоянно взламывала Лотерею Любви, спаривая юнитов и разводя их, совершенно не считаясь с рекомендациями генопрограмм.
  Лиссандра интриговала, собирая компромат и долго скрывала змеиные зубки в секрете.
  На волне ее дешифратора Галлеор влез в заповедные файлы Лотереи, вышиб замки и обманул хитрые ловушки.
  Наконец на экране появилась распечатка.
  Он погрузился в чтение. Перед ним открылась история брачных пар, начиная с первого поцелуя в первом поколения и заканчивая номерами еще пустых кюветов.
  Предчувствие не обмануло. Изменение даже одной строчки в программе могло привести к роковым последствиям для генофонда Витасферы.
  Но Лиссандра, ради личных планов не считалась ни с чем.
  Данные ошеломляли. Лиссандра спутала все генеалогические ветви.
  Галлеор спрогнозировал работу Лотереи Любви с исключением вмешательства извне.
  Вот что получилось.
  Олеадора и Даффи идеально подходили друг другу.
  Сердце Галлеора бешено застучало, когда он проследил родословную Лучии.
  Она оказалась его дочерью.
  И Делларии.
  30. Трудяги
  
  Галлеор шел мимо оранжерей, вдыхая сырой воздух вечнозеленых садов, пропитанных прелой листвой и компостом.
  Издали оранжереи напоминали гигантские светящиеся полусферы. Сквозь выгнутые стекла проглядывали натруженные жилы виноградных лоз, они взбирались на самый верх к источнику тепла, подставляя под ультрафиолетовые лучи набрякшие лиловые гроздья.
  Между оранжереями сновали садовники с корзинами отборных гранатов и маслин.
  Началась пора осенних урожаев.
  Обитатели подземного города строго соблюдали череду времен года. Они с младенчества учились распознавать летний стол и зимний, а о приходе весны узнавали по чудесным запахам ландыша и белой сирени.
  На поверхности с этими знаниями им будет комфортно при любых погодных условиях, в любых часовых поясах.
  В оранжереях было все.
  Знаменитые ботанические сады мира могли бы позавидовать столь полной коллекции семян и рассады.
  Саванны и африканские джунгли, высокогорные альпийские луга и глухая тайга ожидали своего часа среди бесконечных стеллажей, заполненных термопарами с жидким азотом.
  Когда-нибудь небо Земли снова увидит погибшие сады и парки, скверы и леса. Планета не потеряет ни одного звена в бесконечной биологической цепочке, имя которой - жизнь.
  За оранжереями сгустились дурные запахи. Там сушились невода и сети, рыбники развозили тележки, наполненные омарами и форелью.
  Трудяги оглядывались на редкого для этих мест гостя из дворца.
  Галлеор взобрался на крутой металлический мост. Он ориентировался по ароматам. Путь его лежал туда, где было темно, сыро и отвратительный запах уже начинал разъедать глаза.
  Неужели здесь, среди мерзкой дряни и копоти, он должен найти свою Лучию? Этого прекрасного хрупкого ангела?
  - Эй! - окликнул он две сумрачные тени, сгорбившиеся над тележкой с раками.
  Трудяги остановились, загипнотизированные его неожиданным появлением. Он повторил:
  - Не подскажете ли, как пройти вниз к баракам?
  Они молчали.
  Галлеор направился в их сторону, но тут же споткнулся об какую-то дрянь под ногами. Трудяги подбежали, помогая подняться.
  Он встал, отдирая грязь, прилипшую к штанине.
  - Здесь мало света, кавалер! Нужно внимательно смотреть под ноги, - сказал один из рыбников.
  - Почему нет света?
  - Отражатель сломан.
  - Почему не ремонтируете?
  - Привыкли. Нам удобнее в темноте.
  - Понятно, не любите, когда надоедают желтые колпаки?
  - Да и вы, кавалер, не любите.
  - Не подскажете ли, где найти юную даму из Дворца?
  - Здесь нету дам, тем более юных.
  - Ее позавчера выслали из Дворца. Она красивая, хрупкая, у нее длинные волосы. Ее зовут Лучия.
  - Зачем вам она, кавалер?
  - Она моя дочь.
  Трудяги переглянулись.
  - Да-да, конечно, кавалер, все дети - наши.
  - Слышь, Бодри, вчера желтые колпаки девчонку притащили. Кого-то покалечила во дворце.
  - Она опасная?
  - Опасная для дворца, а не для нас, Бодри.
  - Эй, слышите, кавалер, знаем мы ее. Она в бараке у Дерги.
  - А где это?
  - Вон там, справа от водонасосной башни.
  - Идите осторожно, кавалер, под ногами много грязи.
  Галлеор махнул рукой и поплелся в указанном направлении.
  Ему нужно было, во что бы то ни стало, увидеть Лучию.
  Чувство странной нежности переполняло сердце. Ему вспомнился ее последний взгляд, когда ее уводили желтые колпаки.
  Она его ненавидела.
  Хотя, возможно, она ненавидела всю эту собравшуюся озверевшую толпу.
  Что он мог сделать?
  Вступился за нее. Получил сотрясение мозга.
  Ее приговорили к работам на окраине, к бесплодию.
  Желтые колпаки публично сорвали с нее драгоценные безделушки.
  Срывали грубо, поранив мочки до крови.
  Кто-то из матрон крикнул:
  - Лучше убейте ее! Тем же арбалетом! Георгий был таким обаятельным кавалером!
  Твой ребенок - твой приговор, вечное недоразумение воевать с самим собой, ибо только он - шанс выжить, изменив себя.
  Шанс дан каждому. Он поиск и вариант прорваться сквозь заграждения генных обломков, чтобы сменить ветхую оболочку и войти в новое время, в бесконечно продолженную жизнь.
  Никто в Витасфере не знал в лицо своих детей. И никто об этом не беспокоился, родительские инстинкты мешают естественному отбору.
  Дети постоянно купаются в сортире публичной жизни, в миазмах взаимных склок и обид. Не с собою ли, едва покинувшим колыбель, приходится враждовать, ссориться, бесконечно крутясь в позорном идиотском замкнутом круге?
  Аномалии поведения детей - будущие выросшие аномалии общества
  Но свечение нимбов - только вокруг молодых и пылких лбов.
  Ненавистно пустое бессмертие, как приговор послушно шевелить конечностями в океане больных удовольствий.
  Мы варимся в этом правильном и стерильном мире, словно оправдываем чей-то проверенный веками рецепт странного бальзама, которому надлежит исцелить человечество от ошибок прошлого.
  
  Тонкие руки Лучии были на удивление сильны и проворны. Она умело отдирала от базальтовой накипи слой за слоем, и ее участок заметно отличался от других.
  Она не филонила там, где остальные тянули время.
  Напарники втайне посмеивались над спортивным азартом новенькой.
  Чудес не предвидится. Незачем погонять время.
  Трудяги потеряли пол, а получили взамен горький ежедневный тягостный праздник труда. Но игра с трудовыми бонусами их вполне устраивала.
  Еда и сон - двухмерное чувство удовольствия на фоне натруженных мышц.
  Отныне истина - труд, радость - звенящие нервы и аллилуйя каждого пройденного метра.
  Город разросся. Ему тесно. Нужно больше места для новых парков, аллей и дворцов.
  Чем больше руды уложено в тачки, тем больше маленьких радостей получает трудяга в виде дополнительных огурцов или моркови.
  Еда - награда.
  Бунт?
  Об этом ни слова.
  Лучезарная жизнь среди золотых канделябров осталась для каждого печальной, давно прочитанной сказкой.
  Лучия стояла перед Галлеором, маленькая, исхудавшая.
  Дурочка...
  Дочка...
  Он подошел к ней близко-близко.
  За пластиком шлема сверкнули бездонные глаза.
  С виду - бесполая, грязная, отвратительная, как все работяги. И запах, как от выжатого лимона.
  Так пахнут обескровленные, уже никому не нужные старухи.
  - Ты? - бросилась на грудь, прослезилась. Скинула с рук на землю намокшие перчатки.
  Он взял ее за руки.
  Ногти обломаны, мозоли.
  - Глупая ты, глупая... Ну что тебе стоило, как всем... Исправить ничего нельзя.
  - Не хотела мертворожденного. В последнее время у всех. У Пегги, у Клариссы... Терция умерла.
  - Успокойся, не думай о плохом.
  - Как ты нашел меня?
  - Ты одна здесь такая... приметная.
  - Я беременна... Тогда... В тот день... Диего и Георгий... Принеси мне реокс... В моей комнате за камином тайник.
  - Дождись первенца!
  - Но он будет мертворожденным!
  - Твой ребенок будет здоров. Вот увидишь.
  Лучия поселилась в смрадной, продуваемой сквозняками комнате, в которой ютились еще пятеро трудяг.
  С большим трудом можно было определить в них особей женского пола. Они сидели на нарах, исподлобья бросая недоверчивые взгляды на гостя. Их руки были натружены и черны от множества язв, они с остервенением их расчесывали и растирали дурнопахнущей отвратительной мазью.
  Еда, которую Галлеор предусмотрительно с собой прихватил, совершила чудо. Глаза трудяг потеплели, они забыли про коросты. На рыбу набросились, перемалывая каждую косточку, разодрались из-за головы, с шумом высосали мозги и выдрали жабры.
  В этот день Галлеор несколько раз путешествовал из барака во дворец и обратно, пытаясь окружить дочь привычным для нее комфортом.
  Он принес для женщин теплую одежду, первоклассное белье и зеркало.
  Но трудяг вещи из дворца напугали:
  - Нельзя нам, кавалер, ничего. Увидят - плохо будет!
  - Смотрите-ка: фен и все такое... Зеркало притащил! - ворчала старая Дерга. - А нам его надо? Мы и без того знаем, что страшные. Зачем нам зеркало, скажи? Убери, кавалер!
  - Нет, пусть оставит! - запротестовали другие трудяги.
  - Девчонка испугается, когда увидит с утра свою грязную физиономию. И шампуни лишние. Вода ледяная, мыться нельзя. Совсем ты меня расстроил. Где мои золотые локоны? Когда-то их так любили ласкать кавалеры! Ты бы лучше догадался парики сюда притащить. На это погляди! - она стянула с головы грязный колпак. - Мои волосы выпали через месяц работы в западном крыле. Там залежи плутония, большая радиация. Но мы скребем и скребем, стараемся отработать долг.
  - Что за долг?
  - А ты, кавалер, не знаешь про то, что каждый житель Витасферы обязан оплатить проживание в ней? Все мы должники. Лук и тыкву по праздникам даром не дают.
  Она с нежностью перебирала дорогие вещицы из Дворца Любви. Заскорузлые пальцы ласкали флаконы с духами, гладили яркие побрякушки и ожерелья. Она понюхала бархатную подушку, подкинула на руках легкое одеяло. Приняла этот дар с нарочитым безразличием, порадовалась только теплым перчаткам да пушистому шарфу:
  - Греет, как моя Пусси!
  Она позвала: "Кис-кис!"
  Одна из кошек, дремлющих на постели, откликнулась, потянулась, отделилась от сплошного разноцветного клубка, подошла к хозяйке и с громким урчанием потерлась лысым лбом об колено.
  - Вот она, моя Пусси. Тоже волосы потеряла. Но ей здесь хорошо, и никакой Лотереи не надо. Здесь любить не возбраняется. Котята, радость ее, в каждом бараке. А дворец - это тюрьма.
  - Ты жила во Дворце Любви? - изумился Галлеор.
  - А ты не догадался, красавчик? - она заглянула в зеркало, помассировала желтые щеки. - И не смотри на меня так! Никто уже не помнит обо мне. А ведь я была красавицей! Правда, имя было у меня другое.
  - За что тебя наказали?
  - Наказали? Да, наказали... Но лучше бы реокс! Не смогла я выпить реокс. Только представила себя в холодной воде... Брр... Ненавижу, когда мурашки по телу. Решила: пусть я лучше руки холеные в кровь изобью, зато все мое останется при мне. Думаешь, мы потомки рабов и напрасно путаем ваши благородные гены? Страх неизвестности сильнее нашей совести? Думаешь, мы с радостью стали презренными нахлебниками? Все не так. Не могу расстаться с воспоминаниями. Я в них живу, а не в этом сыром и грязном бараке. Воспоминания меня согревают. И не только они. У меня есть дети.
  - Ты знаешь их?
  - Ты сам-то знаешь, сколько детей породил? Нет? А я знаю. Моих в Витасфере много. Но ты не бойся, ты не мой. Когда вижу своего, жизнь моя возвращается, молодость повторяется. Я не могу уйти из этой жизни, которая переполнена радостью. Ее так много! Она лучше любого вина. Ты, кстати, принес текилу, как я просила? Ну, давай скорее, не медли! - и она с жадностью плеснула в стакан.
  - Уходи, Галлеор, - поспешила его выпроводить Лучия. - Нам нужно выспаться. Работы завтра много.
  Он заглянул в ее глаза, обнял за плечи. Больше Галлеор не опасался внезапного суицида. Лучия на вид казалась повеселевшей. Не ему, а ей пришлось просить его о сдержанности и благоразумии:
  - Не теряй голову, отец! Самое страшное - впереди. А насчет моих подруг не беспокойся. Они замечательные. Особенно Дерга. Кстати, ты так и не догадался, как ее звали в прошлой жизни?
  - Ты знаешь?
  - Во Дворце ее звали Шелда.
  Рука Лучии нырнула за пазуху, извлекла свежесрезанный бордовый бутон:
  - Это тебе от нее на память. Ты ей понравился.
  Галлеор уколол палец.
  - Плохая примета, - сказала дочь. - Дерга расстроится.
  31. Ты снова о своем
  
  Деллария стояла перед зеркалом и расчесывала свои удивительные волосы. Отражение таяло в отражении. Серебро зеркал мягко отзывалось в глубине потока волос.
  Галлеор обожал ее в такие минуты. Иногда случайный луч озарял ее лицо, и глаза вспыхивали ярким ультрамариновым светом.
  "У Лучии точно такие же необыкновенные глаза. Только в ярком свете они раскрывают свою неожиданную тайну", - подумал он.
  - Можно я помогу? - попросил Галлеор и перехватил из рук Делларии рукоять щетки, украшенную бирюзой.
  Прохладные струи волос рассыпались под его пальцами. Чудо исчезло, словно от ряби на воде.
  Зеркальная волна исказила его перекошенное лицо с черными провалами глаз.
  "Я стал ужасен. Но разве я не прав?" - нахмурился он, не зная с чего начать трудный разговор:
  - Деллария, ты помнишь Лучию?
  - Лучию? - Деллария задумалась. - Ты говоришь о той негодной девчонке, которая взбаламутила капризами всю Витасферу? Кавалеры из-за нее взбесились, а матроны узнали, что такое ревность.
  - Она твоя родная дочь. И моя.
  - Молчи об этом! Разве ты не знаешь, что искать своих детей - преступление? Ребенок остается с матерью всего один месяц, а потом малышей забирают на общее воспитание. Нам не положено знать, кто - свой, а кто - чужой. Мы их кормим грудью четыре недели, а потом отправляем во Дворец Детства.
  - А дальше? Почему матери забывают своих младенцев?
  - Нам некогда уследить за судьбой каждого малыша, потому что сразу же после родов нам присылают новые варианты Лотереи. Конечно, желающие могут общаться с детьми, приходить на площадку. Кое-кто по-глупости пытается отгадать своих и приласкать. Но разве угадаешь наверняка? Они все милые! Они все наши. Детей много, и каждый просится на ручки, и каждый плачет, если с ним не поиграть. Мы к этому привыкли. Мы любим всех одинаково. Каждый не безразличен. Матери будущего человечества должны любить человечество, а не конкретного младенца. Нам дорог каждый ребенок.
  - Но я хотел бы знать своих детей в лицо. Много ли их здесь? Здоровы ли они? Счастливы? Или уже казнены? Может быть, кто-то из них уже принял реокс? Или стал палачом? А может быть корчится от страшных мук в родильном отделении трансвеститов? Я ничего не знаю о своих детях. Это ненормально.
  - Что ненормально? - удивилась Деллария.
  - Мы не можем помочь своим детям.
  - Но это временно.
  - Триста лет - это временно? Жизнь двадцати поколений прошла под землей без солнечного света, и все - временно? Каждому внушается, что он должен мириться с теснотой ради светлого завтра, ради детей наших детей, которые выйдут когда-нибудь на поверхность и вместо нас увидят небо.
  - Разве это не так?
  - Весь мир сошел с ума! Стерильности больше нет! Вино испорчено, плесень даже на столовом серебре. От прошлогодних карнавальных костюмов остался один черный прах. А запах, к которому все привыкли? Он доносится с окраин, словно из ада. Там не успевают перерабатывать отходы. Миазмы накатываются на город и отравляют легкие рожениц и младенцев.
  - Что же ты предлагаешь?
  - Нам нужно вскрыть люки и покинуть Витасферу. Срочно!
  - Ты снова о своем!
  - Пойми, Совет не может принимать решений. Его цель - удержать власть в своих руках. Нам нужно подумать о людях. Врата в рай сами никогда не распахнутся.
  - Что нам делать?
  - Взламывать изнутри, взрывать, пробиваться наверх.
  - Я не уйду. Я не хочу на поверхность. Посмотри на меня. Я твоя первая матрона. Я научила тебя любви, страсти, благородству. Но на поверхности я не смогу затмить остальных твоих желаний.
  Он не успел ответить. Она продолжала:
  - Здесь я почетная матрона, прабабушка многих. А кем буду я там? Едва завидев солнце и небо, каждый бросится врассыпную из нашего тесного склепа. Каждый найдет себе уютный солнечный уголок. А для меня этот уголок здесь. Здесь прошла моя молодость. Об этом склепе мои лучшие воспоминания.
  - У тебя будет внук! Единственный, твой! И ты сможешь взять его на руки и никогда не расставаться. Ты будешь видеть его счастливые глаза. Его кулачки вцепятся в твои прекрасные косы, но это только рассмешит тебя, ты будешь прощать ему все, как себе. Никаких тестов не нужно, чтобы просто любить малыша. И он будет тебя обожать, в каждом его жесте ты узнаешь себя. Вместе с ним ты проживешь еще одну изумительную жизнь.
  - Ты умеешь убеждать. Хочется бесконечно слушать твои слова. Но они всего лишь слова. Они не воплотятся в будущее. Я предчувствую другой финал своей жизни.
  - Выслушай меня до конца!
  - Уходи. Я все решила. Завтра начнется Большая Фиеста. Это мой последний праздник.
  - Не спеши! Ты нужна мне и Лучии. Ты необходима всем нам!
  - Я всем нужна, да. Но ты-то постоянно занят!
  Их взгляды встретились. Деллария сказала:
  - Кстати, Диего жив. Но изувечен. Он никогда не сможет выносить ребенка, его отправили к желтым колпакам. Теперь он вооружен. Берегись, если встретишь на пути.
  32. Мир тебе в смерти!
  
  Человек стаден.
  Без ослепительных фейерверков, этой пронзительной ностальгии по искрам первобытного костра, современный человек не прочувствует, до какой степени близок своим диким предкам. Кровавые застолья, оргии, рождение младенцев, горестные кончины воинов и старух всегда происходили на фоне яркого пляса огня.
  Регулярные разгульные праздники - обязательные ритуалы воспитания детей Виасферы.
  Фиесты обязательны. Без них нет сплоченности. Чувство родства - знак генетического благополучия.
  На поверхности Земли новый социум не разбежится во все стороны, хмелея от свободы. Его сплотят мифы и традиции коллективного безумства, имя которому - Большая Фиеста.
  Улицы медленно оживали. В воздухе появились голограммы популярных обитателей Витасферы. Люди вышли из домов на центральную площадь. Веселье началось. Под каменным небом закружились электронные призраки прекрасных дам.
  Проплыла Лиссандра в бикини, Энза без ничего, снова Лиссандра в образе Пандоры, появилась Деллария - амазонка, Деллария - пифия. Парис и Елена весело кружились в танце. Ученый кавалер Фаллерс молотил по воздуху трезубцем, из которого сыпались в разные стороны ослепительные огни.
  В статном гвардейце Галлеор узнал себя. Сам себе и раскланялся, заметая виртуальными перьями тротуар.
  Воздух вибрировал и гудел, звучали то нежные переливы арф, то шаманские вопли зурны. Бой барабанов и саксофоны умопомрачительного джаза сотрясали мигающее небо.
  Толпа поспешила на площадь перед Дворцом Любви. Там начиналась главная церемония.
  Ежегодно Совет Матерей проводил конкурс на Самую Совершенную Пару. Победителям продлевался срок жизни на целый год, а также они могли занимать вакансии в Совете Матерей.
  Музыка утихла. Торжественный голос произнес:
  - Победителями года
  снова стала
  наша любимая пара:
  уважаемый досточтимый
  сэр Старший Ученый Кавалер Галлеор
  и его обворожительная спутница, несравненная, вечно юная матрона Деллария!
  
  Небо взорвалось безумием огней.
  Взвизгнули волынки, застучали барабаны.
  Голограммы закружились в бешеном ритме рок-н-ролла.
  Все двенадцать лун замигали разноцветными огнями, из них посыпались оригинальные парашютики с гортензиями, конфетти и серпантин.
  К восторгу толпы на площадь выкатили высокие стойки с изысканным угощением. Носы гурманов развернулись в сторону гигантских шоколадных фигур.
  Кондитеры увековечили победителей в мгновении летящего па-де-де.
  Воздух насытился колдовским ароматом ванили и кардамона.
  На зубах захрустели шоколадные кружева, пальцы и обломки лиц победителей. А кто-то уже смачно высасывал содержимое сочных фруктов, извлеченных из шоколадных утроб.
  Никто не мог удержаться от искушения отведать восхитительные меринги, пастилки и мармеладки, которые пригоршнями извлекались из сахарных голов и сердец.
  А электронный ди-джей уже оповещал публику о другом радостном событии. Он оглашал список уходящих, тех, кто избрал своим концом эвтаназию.
  Список не был особо длинным. Но после каждого имени исполнялась любимая песня героя.
  Публика бурными аплодисментами встречала каждое имя.
  Тайный страх перед собственным обязательным уходом толпа старалась заглушить безудержной радостью и поздравлениями.
  Эвтаназия!
  Праздник подвига!
  Подарок юному поколению Будущего!
  Великодушное "прости"!
  Да здравствует ослепительно красивый финал!
  Не важно, как ты жил!
  Важно - как закончил свой путь!
  Не важно, был ты победителем или нет!
  Главное - ты победил свой страх!
  Ты не стал обузой!
  Ты не стал побирушкой, жалким растратчиком благ своих детей!
  Ты уступил место!
  Ты честен и горд!
  Ты смел!
  И поэтому: Виват!
   Слава!
   Мир тебе в смерти!
   Ура-а-а!
  
  Галллеор вздрогнул. Он услышал имя Делларии в списке уходящих.
  Он оглянулся на свою спутницу. В глазницах маски сверкнули ее изумительные глаза:
  - Да, мой дорогой! Я не слишком стара, чтобы покинуть Дворец Любви принудительно. Но чувствую, что мне пора. Не стану ждать той минуты, когда намекнут, а потом и напомнят.
  - Но мы лучшая пара!
  - Скоро это станет анекдотом.
  - Я заметил твою депрессию.
  - В последнее время приходится с трудом скрывать настроение.
  - Твой ребенок?
  - Да, - глаза Делларии наполнились слезами, голос дрогнул, она спрятала лицо на его груди. - Если бы ты только видел!
  Галлеор нежно обнял хрупкие плечи возлюбленной:
  - Я давно тебе хотел сказать. Только прими это спокойно. Все можно исправить, если не поддаваться эмоциям.
  - Говори!
  - Лотерее Любви нельзя доверять. Она взломана.
  - Этого не может быть! Коды неприкосновенны!
  - Это сделала Лиссандра. Она следила за Даффи и изменила программу.
  - Не может быть! Мы знали о ее вздорном характере, но не думали, что она пойдет на преступление.
  - Я пытался исправить программу, вернуть генеалогическое дерево к первоначальному варианту. Но исправить не смог.
  - Поздно.
  - Важнее другое.
  - Что? Не молчи!
  - Нас всех спасет экстренный выход на поверхность.
  - Ты снова об этом? Ты знаешь мое мнение.
  - Стерильность нарушена.
  - Нет.
  - Поддержи меня в Совете Матерей.
  - В родильном отделении столько рожениц! Все ждут появления на свет младенцев.
  - Мертворожденных?
  - Неужели мы навсегда лишились здорового потомства?
  - Только выход на поверхность даст нам шанс. Там не будет принудительного составления пар, обязательного секса. Там каждый будет свободен. Мы попробуем жить без программы.
  - Извини, Галлеор, я спешу. Мне нужно переодеться.
  - Можно к тебе?
  - Лотерея Любви против нашего союза.
  - Деллария! Ты... ты...
  Она поспешно удалилась.
  
  Музыка стихла. Маски с любопытством оглядывались по сторонам. Перья на шляпах кавалеров беспомощно раскачивались, шуршали кринолины дам.
  Сквозь прорези масок вопросительно поблескивали глаза матрон.
  - Друзья! - вдруг раздался усиленный динамиком голос. - Это обращаюсь к вам я, ученый кавалер Галлеор. Вы все знаете меня. Вы знаете, что я честен и никогда не боялся правды.
  - Говори, Галлеор, не тяни! - откликнулись знакомые голоса из толпы.
  - Я хочу сообщить: случилось непредвиденное. Витасфера в опасности. Стерильность нарушена. Те самые микробы, которые уничтожили человечество наверху, могут стать причиной нашей внезапной гибели. Кто-то из вас мне возразит и напомнит, что наш вид отвык от большого пространства. Кто-то скажет, что мельчайшие в анабиозе. Другие уверены, что ультрафиолет вреден для нас, и на поверхности мы сразу умрем. Это же самое нам говорили в течение трехсот лет! Пора пересмотреть завещание предков. Мы должны немедленно взломать люки и покинуть вековую могилу! Пусть с нами уйдут те, кто уверен в нашей правоте! И пусть никто не мешает разбить Каменное Небо! Покинем стерильный мир! Простимся, братья! Разделимся! И устроим на прощание невиданный праздник! Да будет нам всем Последняя Фиеста! Фиеста Прощания! Наш заключительный Большой Карнавал! На всю оставшуюся ночь! До самого утра!
  Последние слова Галлеора утонули в хохоте, свисте и аплодисментах.
  Публика восприняла выступление, как шутку, как бесплатное приложение к увеселительным навальным развлечениям.
  Он услышал знакомые голоса:
  - Давай еще, Галлеор! Рассмеши нас! Разгони тоску!
  - Галлеор, где ты достал хорошее вино? Угости, Галлеор!
  - Еще чем-нибудь напугай нас, Галлеор! - кричали из толпы.
  На площадь выкатили стойки с бутылками прекрасных вин, народ поспешил за угощением.
  - Кто сказал, что вина испорчены? Они замечательные!
  - Галлеор! Слезай с трибуны! Иди к нам! Здесь отличная мадера!
  - И шампанское!
  - Галлеор! Красавчик! Обожаю твои приколы! Почему не заходишь к своей маленькой Тенсии? Я снова жду тебя!
  Праздник продолжался. Опьяненная публика снова потянулась к Галлеору. Людям хотелось поговорить с ученым кавалером о сокровенном.
  - Мечта о небе! Она пьянит сильнее, чем вино!
  - Галлеор, расскажи нам о поверхности! Неужели там больше нет смертей? - Правда, что у неба цвет синих глаз?
  Галлеор приуныл. Его снова приняли за шута.
  Он очнулся, оттого что кто-то потянул его за рукав.
  Перед ним оскалилась карнавальная маска. Она подмигнула ему.
  Он вздрогнул, услышав голос Дерги
  - Веселишься?
  - Дерга? Здесь?
  Она прошептала:
  - Пьешь? А ее приговорили. И люди уже собрались на казнь.
  - Что ты говоришь? Какая казнь? О ком ты? - удивился Галлеор.
  - О Лучии! О ком еще! Желтые колпаки нашли в ее вещах краденные драгоценности.
  - Это я ей принес!
  - Но вас там не было, когда ее схватили!
  - Я ничего не понимаю. Лучия арестована?
  - Ее увели на допрос.
  - Какой допрос? - пытался сообразить Галлеор.
  - В наш барак ворвались палачи, перевернули все вверх дном, забрали вещи, прочитали приговор. Все возмущались, только нас разве слушают?
  - Не может быть!
  - Это - случилось. Я всю дорогу бежала. Пойду, мне здесь опасно находиться, с этим у нас очень строго.
  - Подожди! Я с тобой!
  Галлеору не приходилось так быстро бегать. Казалось, сердце вот-вот вывалится из груди. Когда из темноты проступили контуры трущоб, он издали услышал шум воды и возмущенный гул толпы.
  Трудяги окружили палачей, которые волокли растрепанную Лучию к месту казни.
  Она смотрела в сторону города, но из-за фейерверков не могла разглядеть бегущих на помощь Дергу и отца.
  - За что? - кричали трудяги. - Она работает хорошо!
  - Оставьте девушку! Работы много!
  Они худыми руками хватали палачей за рукава, но те не скупились на оплеухи. Изможденные трудяги от ударов дубинками валились с ног.
  - Молчать! Всем молчать!
  - У нас приказ казнить воровку! У нее нашли больше, чем она заработала! - оскалился один из колпаков.
  - Эти вещи ей принес старший кавалер Галлеор из дворца!
  - Мы это знаем. Здесь не должно быть вещей из дворца!
  Желтые колпаки принялись разгонять толпу. Посыпались искры, запахло паленым.
  Трудяги отбежали на приличное расстояние, но умолять и просить за девочку не прекратили:
  - Пожалейте! Она еще дитя!
  - Убейте лучше меня! - тянула к палачам руки какая-то старуха. - Возьмите мою жизнь! Я достаточно пожила! Отпустите ребенка!
  - Нельзя!
  - Запишите кражу на меня. Я украла вещи кавалера!
  - Уйди с дороги! Не положено!
  Кованый башмак стражника смачно впечатался в ребра старухи.
  Палач намотал растрепанные косы Лучии на кулак и втолкнул несчастную в клетку над люком, рванул за рычаг.
  Девушка исчезла. Брызги воды застыли на прозрачном пластике.
  - Вы убили невиновную! - закричала подбежавшая к стражникам Дерга.
  Она вцепилась в желтый колпак, пытаясь сорвать его с лица.
  На ее крик поднялись и окружили стражника другие трудяги. Их руки потянулись к маске.
  Сначала страж с остервенением отмахивался дубинкой, но людей становилось все больше, он оступился, упал и трудяги сорвали маску с его лица.
  - Это он! - закричала Дерга. - я так и знала! Диего убил мою девочку! А теперь я убью его!
  Толпа бросилась на палача.
  Галлеор тяжело опустился на землю, обхватил голову руками:
  - Не успел! Проклятая фиеста. Проклятый Диего!
  Бесполезная шпага упала рядом. Все кончено.
  Рука Дерги осторожно прикоснулась к его плечу:
  - Все мы смертны, кавалер... И я, и ты, и матрона Лиссандра. Живым надо жить. А мертвых нужно забыть навсегда. Но поплакать - обязательно. Слезы - к жизни.
  
  - Деллария, ты о чем? - удивилась Олеадора, и рука, лежащая на животе, дрогнула.
  Деллария обняла встревоженную женщину, прижала ее тело к своему.
  Тайный испуг пробежал по нервам и передался малышу, который сразу начал пинаться.
  Она сказала:
  - И Магда, и Энза, и Лиссандра, и я... Мы все это прошли.
  - Я знаю, - прошелестели губы Олеадоры. - Сочувствую...
  - Я не за сочувствием сюда пришла. Выслушай меня. В последнее время все дети рождаются аномальными. Слышишь? Это ужасно... Мы всех признаем мертворожденными ради общей цели.
  - Для чего ты все это рассказываешь?
  - Я хочу облегчить твои переживания. Не у тебя одной...
  - Что?! Говори!
  - Твой ребенок, Олеадора, будет мертворожденным.
  - Но он не от Даффи.
  - Это уже не имеет значения. Правильно только то, что наоборот.
  33. Ты скажешь все
  
  Галлеор позволил себя арестовать.
  Его бросили в тюрьму, которая обычно пустовала. Но с приходоом к власти Лиссандры в ней появились постоянные обитатели.
  Сквозь решетку соседней камеры он разглядел распростертое ничком женское тело. Волосы в беспорядке разметались по полу, сквозняк играл вырванной прядью. Женщина не шевелилась.
  Он заметил на ее запястьях лиловые ожоги.
  - Эй, - осторожно позвал он.
  Она шевельнулась, повернув одутловатое лицо в его сторону.
  - Олеадора?
  Почему она здесь?
  За что ее подвергли пытке?
  Почему он сам арестован?
  Может быть, все дело в Даффи?
  Их обоих связывала привязанность к погибшему.
  Смерть одного, как в цепной реакции, влечет множество несчастий для других.
  Галлеор не подозревал, что в пыточной предусмотрены места для женщин.
  Лучия... Олеадора...
  Кто будет следующим?
  Деллария? Только не она!
  Железная дверь в камеру заскрежетала. Вошли двое в желтых колпаках и, подхватив его за локти, перетащили в другое помещение.
  Здесь было светло, но светильник освещал лишь небольшое пятно вокруг железного кресла в середине помещения. Головы сидящих за столом оставались погруженными в густую непроглядную тень.
  Два палача пристегнули его запястья к креслу.
  Металлические маски, сидящие перед ним искажали тембр голосов, но дребезжание одного из них Галлеору показалось знакомым.
  У Галлеора возникло желание сорвать маску, из-под которой донеслось:
  - Вы должны дать пояснения в связи со взломом Лотереи Любви.
  У Галлеора возникло непреодолимое желание сорвать маску с лица говворящего. Он напряг мышцы, приподнялся, но палач врубил напряжение, разряд ударил по вискам.
  Каждая клетка содрогнулась, искры посыпались из ногтей.
  - Вы должны...
  - Сказать...
  - Куда...
  - Почему...
  Голос палача доносился словно из-под земли.
  Или он сам Галлеор был уже далеко от этого места?
  Он знал, что дамы не умеют хранить тайны.
  Также, как и он сам, сентиментальный трепач, болтун.
  Чем он лучше? Привык всем делиться с Делларией.
  Он представил ее запястья, прикованные к этому креслу.
  Кто его тянул за язык?
  - Вы должны, - гнусавил палач...
  Мозг Галлеора бешено метался в лабиринтах памяти, пытаясь найти выход.
  В любой игре у каждого игрока есть шанс. И даже летящая в лоб пуля не стопроцентная гарантия победы.
  Побеждает лишь тот, кто не сдается.
  Тело, нагромождение слизи и костей, не имеет права диктовать условия разуму.
  Физическую боль можно отключить. Она реальна, как движок реостата. Она дергает конечности, сокращает мышцы, но и только.
  Он смешон в этом кресле: забавно дергается под воздействием тока, верещит, как слабое животное. Кому-то покажется забавной анимация с уродливой пляской тела.
  Предательская оболочка всегда подводит хозяина...
  - Кто?
  - Где?
  - Сколько?
  Палачи врубили максимальный ток, и тело Галлеора превратилось в сплошной горящий фиолетовый кокон. Электрическое облако заполнило легкие, он вдыхал сверкающий озон, пронизанный искрами и выкашливал себе на колени обгоревшие куски плоти.
  Разряды чередовались с вопросами:
  - Вы должны...
  - Кто знал?..
  - Деллария с вами?
  Галлеор вспомнил Лизетту, мощную великаншу и ее ладони в пламени свечи.
  В тот раз он высмеял ее. Она всегда хотела смерти, требовала реокс.
  А он в ответ шутил!
  Теперь он сам узнал, каково жариться в огне и умолять об реоксе.
  Пусть кто-то посмеется над тобой и хлопнет дверью, как это сделал ты, уходя от несчастной девушки.
  Один лишь Энрико, вечный весельчак, высмеивающий друзей и врагов за мелкие слабости, поступил по-королевски, заплатив жизнью за освобождение.
  - Где находится?..
  - Как долго?..
  - Отвечай, иначе сгоришь до костей!
  Этот голос терзал его сильнее разрядов.
  Почему так сильна плоть?
  Почему она сильнее огня?
  У Лизетты даже волосы не горели.
  Он подумал, что она пропитала их антифайром.
  Что случилось с ней после того, как он у шел?
  Появился ли у нее первенец?
  Он знал одно. Лизетта пыталась убить себя много раз. Она просила реокс у Даффи, у Энрико, у доктора Бернарда.
  Не могла подождать?
  Спешила?
  Почему не могла?
  Она сжигала себя в огне, облив горючей смесью, она пропускала через свое тело разряды. Но не смогла изменить своей натуры.
  А он, ученый кавалер, кошмарную трагедию души обратил в шутку.
  Нужно было сразу проверить кровь и цитоплазму.
  С Лизеттой творилось что-то противоестественное. Такое сейчас происходит с его телом: невыносимо жить и невозможно умереть.
  Чем невыносимее - тем невозможнее.
  Это стало главным законом Витасферы.
  - Что вы знаете о взломе Лотереи Любви?
  Он не смог исправить ошибку.
  Никто не сможет распутать вросшие друг в друга ветви, корни и побеги. Прекрасное генеалогическое дерево засохло.
  - Отвечай!
  - Отвечай!
  - Отвечай!
  Почему его кости до сих пор не обуглились и не стали золой?
  Как странно, что тело не может расплавиться и стечь мутной лужицей под ноги палачей.
  - Кто?
  - Когда?
  "Только реокс", - стонала Лизетта...
  Там, в нижнем ящике стола...
  Пора ухода...
  Реокс... Смерть... Деллария права...
  - Кто? - палач снова потянул за рычаг.
  Максимальный разряд опалил мозг и вырубил сознание.
  Последние вопросы прозвучали в пустоту, и он уже не видел, как в пыточную впорхнула женщина в лиловом и склонилась над ним, пристально разглядывая опустошенное лицо.
  - Он подтвердил? - спросила она.
  - Он потерял сознание, - сказал палач, стаскивая с разгоряченного лица колпак и поправляя прилипшие ко лбу пряди.
  - Лизетта, нам нужно срочно выбить из него признание.
  - Знаю. У него нашли бордовую розу.
  - У нас в руках серьезные улики против оппозиции. Необходимо выяснить имя цветовода.
  - Сегодня от него мы ничего не добьемся, - пластиковая перчатка Лизетты приклеилась к ладони, она отдирала ее, закусив губу.
  - Главное, чтобы он назвал имя Делларии. Она снова пытается восстановить против меня Совет Матерей. Нужно связать ее имя не только со взломом Лотереи, но и с "Бордовой розой". Тогда Совет будет за нас. Делларию закидают камнями. Я продлю статус Старшей Матери на неограниченный срок. А это дорого стоит, особенно для тебя.
  - Возможно, через час он снова заговорит. Нужен реокс.
  - Опять реокс? Я знаю, зачем он тебе. Не получишь ни грамма!
  ...Галлеор долго не мог понять в бреду или наяву перед ним близко-близко возникли песочные глаза Лизетты. Она, раздувая щеки, брызгала ему в лицо холодной водой.
  - Зомба? - прошептал он.
  - Да, зомба. Снова зомба. И зови меня так, сколько хочешь.
  - Но Энрико? - простонал он.
  - Вы, как два идиота, все время путались у нас под ногами.
  - Кто вы?
  - Лиссандра, я и еще несколько матрон... Впрочем, зачем тебе объяснять? Ты должен понять, что нам нужно убрать Делларию. Спектакль затеян ради нее. Олеадора - пустышка и сама подписала тебе приговор. Она сразу выдала тебя. Теперь твоя очередь рассказать о Делларии. И только.
  - Почему о ней?
  - Она главный противник Лиссандры.
  - Чего добивается Лиссандра? И чего хочешь ты?
  - У нас грандиозные планы по спасению Витасферы. Только мы сможем справиться с назревшими проблемами. Жесткие ограничения и лимит - вот что спасет Витасферу. И это не только отмена ароматных свеч в будуарах, нет, мы запретим также электрокамины. А главное - сократим срок сексуальной активности мужчин еще на десять лет.
  - Вы сошли с ума!
  - Мы подсчитали, что одно только это нововведение позволит обустроить еще две оранжереи и три прудика с раками. Также нам необходимо модернизировать кюветочные обогреватели и отдельный солярий для трансвеститных матерей.
  - А Деллария? Разве она против?
  - У нее другие планы. Она пытается решить проблему Витасферы по-другому: все бросить и выйти на поверхность.
  - Все не так! Она против ухода.
  - Ты же помнишь "Свободу и Небо"? Пятнадцать лет назад мы сорвали этот проект. Ее проект. Но сейчас ее может поддержать вся Витасфера.
  - После рождения ребенка Деллария уйдет.
  - Ждать слишком долго.
  - Ты сама хотела умереть.
  - Умереть? Ну, уж нет! Ты что-то путаешь.
  - Ты просила реокс.
  - Мы проводили расследование по самоубийствам юниток. Слышал что-нибудь о "Бордовой розе"? Совсем юные девочки по непонятным причинам уходили из жизни. Кто-то их зомбировал дневником транссексуала Ганни. Бордовые розы навсегда запретили, ведение дневников тоже. Но смерти продолжались. Где юнитки умудрялись доставать проклятые цветы - неизвестно. Бесполезно допрашивать тех, кто мечтает о смерти. Совет Матерей поручил мне выяснить: где самоубийцы достают реокс. Понятно, что кто-то им его поставлял. Ты не попался, но Энрико мне принес дозу. Ты слышишь? Смертельную! Мы вовремя предотвратили масштабный массовый психоз.
  - Разве ты не знаешь, сколько юниток после казни Энрико отправилось на тот свет?
  - За последний месяц с собой покончили сорок восемь глупышек.
  - Значит, Энрико ни при чем. Ты напрасно жгла себя, вымаливая у него реокс.
  - Как видишь - не напрасно. Я его получила, а заодно и эту лабораторию.
  - Мне показалось, что я снова в твоей спальне.
  Лизетта размахнулась, ударив его по щеке.
  - Я отлично выполнила задание. Мы искали и нашли. Мы устранили причину. Не моя вина в том, что Энрико не выдержал пыток. Он не назвал имен. Его извилины оказались слабее упрямства. Он потерял рассудок. Посмотрим, что будет с тобой!
  - Ты собираешься и меня утопить?
  - Посмотрим. У меня задание. Мы охраняем население Витасферы от вредных идей. Мы спасаем девочек, которые не хотят жить. Депрессия излечима. Лиссандра одобрила мой метод, после которого жизнь во Дворце Любви самоубийцам кажется раем.
  - И что же это за метод?
  - Карцер. Искусственное оплодотворение. И... Но, пожалуй, об этом не стоит рассказывать раньше времени.
  - Если палач снял маску, значит преступник приговорен. Мне ты все можешь рассказать.
  - Тогда не падай в обморок. Всем юниткам из "Бордовой розы" мы отсекаем конечности.
  - Вы сошли с ума!
  - Это идея Лиссандры.
  - Это идея подлой престарелой маньячки.
  - Строгость - единственное средство удержать власть. Наступили тяжелые времена.
  - Вы обманули Делларию!
  - Вся жизнь - обман. Никто никому не должен. Никому нельзя верить, иначе придется поверить в самое страшное.
  - Что может быть страшнее подлости?
  - Разве ты ни о чем не догадываешься? Каково тебе? Не жжет? Я пропустила через твое тело большой разряд. Но взгляни: твоя плоть не горит. Почему она сильнее вольфрама? Подумай! Но реокса от меня ты не получишь!
  - Подожди! - взмолился Галлеор. - Я не о реоксе! Умоляю! Прошу только одно: скажи, какой силы ток ты пропустила через меня?
  - Максимальный.
  - И это...
  - Да. Ни одно живое существо не перенесло бы такой дозы.
  - В это невозможно поверить!
  - Ты видел слайды с моим самоубийством? Энрико побил мой рекорд в два раза! Посмотрим, перебьешь ли ты его рекорд.
  - Какие рекорды, Лизетта? Ты хорошая актриса, крошка, милая...
  - Стоп. Только это не надо. Я тебе однажды сказала, что кавалеров приглашаю не для любви.
  - Для опытов?
  - Возможно.
  - Но что же с нами происходит? Послушай! Пойми! Ни одно живое существо... Боже, кто мы?
  - Галлеор, извини. Расследовать наши феноменальные способности поздно. Время ушло. Мне нужно, чтобы ты назвал имя Делларии в связи со взломом Лотереи и в связи с уликой, которую нашли в твоей спальне.
  - Уликой?
  - Отвечай: Деллария тебе дала цветок?
  - Нет.
  - Я знаю, что она!
  - Ты ничего не знаешь.
  - Я пятнадцать лет ищу цветовода. Я вытрясу из тебя признание. Ты скажешь все. Можешь это сделать сразу, до последнего опыта. Будет легче. Я дам тебе реокс, и ты забудешься вечным сном, - Лизетта снова потянула за рычаг...
  
  ...Перед тем как взойти на эшафот, Галлеор заметил Делларию в первом ряду. Ее губы шевельнулись.
  - "Свобода и Небо!" - разгадал он тихое напутствие и полетел в ледяной водоворот.
  
  IY. Страна мерворожденных
  
  Наше несчастье не должно остановить жизнь человеческой расы.
  Мы отделены от мира ценных для того, чтобы наши матери не умерли от горя. Цель нашей жизни - никогда не напоминать о себе.
  Пусть лучше мы умрем!
  Из Хроники ученого кавалера Галлеора
  
  34. Тот самый Ад
  
  Тени приблизились, их круг сомкнулся, раздался звук раздираемой плоти.
  Галлеор почувствовал пронзительную боль во всем теле и не узнал звук собственного голоса.
  Эхо многократно повторило звучание страшных мук, которые отразились в каменных сводах, заглушили рев падающей воды, затмили последние проблески разума.
  "Боже мой, - подумал Галлеор, - они разорвали мое тело на куски".
  Он пытался подняться на ноги, шевельнуть руками, но они были скованы, он с трудом перекатился на бок, привстал на колени, из груди исторгся ужасный стон.
  - Где я?.. Это Ад?.. Тот самый Ад?
  Его движения испугали чудовищ, они отпрянули прочь, отступили во тьму. Тело перестало повиноваться, кровь окоченела, и Галлеор снова провалился в забытье.
  Но его подсознание было начеку, оно охраняло бесчувственное тело хозяина. А подсознание может все. У него осторожность улитки, чуткость пса, идущего по следу, и кровавая отвага варана.
  Подсознание знает ответы на все вопросы, оно помнит прошлое каждой твари, толкает спиритические тарелки, отгадывает, где зарыты клады; оно чует близкого врага и за многие километры способно распознать друга. Но когда нужно, этот проклятый глухонемой спинномозговой отросток, доставшийся нам в наследство от разума рептилий, молчит.
  Но именно такой, атрофированный эволюцией, спрятанный в глубине мозга, позволил когда-то появиться разумному существу.
  Не знать своего завтра - значит размышлять и действовать.
  Рядом снова послышались осторожные шаги.
  Галлеор сразу очнулся.
  "Двое", - определил он и нащупал под рукой увесистый камень, крепко стиснул его, приготовился драться насмерть.
  - Смотри, Даго, - раздался над ним звонкий женский голос, - опять людоеды нарушили правила.
  - Смокам нужно задать взбучку, - ответил мужчина.
  Слух Галлеора уловил осторожные шаги...
  Где-то совсем близко...
  Твари... Людоеды...
  Они снова пришли...
  Галлеор зашевелился, нечленораздельно замычал.
  - Он жив! Смотри - какой большой и красивый, - радостно воскликнула женщина.
  - Повезло ему!
  - Могли бы не успеть!
  - Тащи!
  Галлеор почувствовал прикосновение сильных холодных рук, чьи-то лохмотья на миг прижались к его мокрому окоченевшему телу.
  - Он закован. Не разорвать.
  - Так унесем.
  Его переложили на кривые носилки, засыпанные мелкой ветошью, и куда-то понесли. Каждое движение причиняло невыносимую боль. Сквозь опухшие веки Галлеор едва различал спины существ, укрытые длинными бурыми волосами.
  Существо, несущее носилки спереди сильно сутулилось и задыхалось при ходьбе. Лохмотья болтались на острых плечах, ноги чавкали в грязи и разъезжались в разные стороны.
  Галлеор удивился, как твари могут ориентироваться в темноте.
  - Легче неси! А то в пропасть слетим! - сказала женщина, скользя ногами и судорожно хватаясь за каменистый выступ.
  Галлеор воспользовался заминкой и выскочил из носилок, но крепкие руки мужчины подхватили его тело на лету и придавили к сыпучему ложу.
  Изможденное серое лицо склонилось над ним, длинные засаленные волосы коснулись лица:
  - Лежи тихо! Под нами смерть! Только дернешься - полетим вниз!
  - Зачем ты воркуешь с ним, Даго? - сказала женщина. - Врежь ему, чтобы дошло! Или я сама с ним разберусь. Из-за него разобьемся насмерть. Эй, ты! Шевельнешься - голову оторву!
  - Он, кажется, уже и не дышит? Может, зря его подобрали?
  - Мэ сказал: всех живых спасать от смоков.
  - Если этот не выживет - обратно тащить?
  - Этот выживет... Сердце хорошее... Хотя дыра в животе большая. Но Вельда зашьет.
  Галлеор очнулся в сумрачной пещере. Дымные факелы вызывали мучительный кашель. Тени двуногих низкорослых существ роились у костра.
  - Живой? - раздались сочувствующие голоса.
  - Ему здорово досталось!
  - Вельду зови! Где Вельда?
  Его, как сплошной кусок фарша, старались не трясти, осторожно и бережно выгрузили из носилок на ложе в углу. Он мягко провалился в груду рваного тряпья.
  Забота поразила его.
  Кто они?
  Откуда здесь эти люди?
  Неужели он попал на поверхность, где людоеды - жалкие остатки всего человечества?
  - Повернись! - рядом послышался глухой голос. - Буду лечить!
  Галлеор заметил в отблесках огня странное существо в капюшоне.
  Сквозь рваную прорезь в том месте, где должен быть у человека рот, проглядывало движение одеревеневших губ. Маленькие сухие пальцы скользнули по его голове, тронули темя и лицо, тщательно размяли шею, спустились ниже.
  "Этот человек слеп, - подумал Галлеор. - Что ему нужно?"
  Безжалостные руки тискали израненное тело, процеживая пальцами каждую мышцу.
  Старушечий голос проскрипел:
  - Мяса почти не осталось. Одни кости. Но кости целые. Очень худой. Но ходить сможет. Хорош! - при этих словах сморщенная рука мучительницы нащупала кровавую рану в правом подреберье, нырнула в размякшую плоть, проверяя в ней живые остатки.
  Резкая боль пронзила Галлера с головы до ног. Он выгнулся дугой, тело разогнулось, как пружина, и он ударил ногами по фигуре истязателя.
  - Что ты делаешь? - с криком подлетел Даго. - Вельда лечит!
  - Он очень плох, - сказала Вельда, поднимаясь с земли. - Смоки вырвали печень. Но будет жить, если принесешь черную плесень с Белого Камня.
  Краем глаза Галлеор наблюдал за мучителями. Он заметил, как Даго склонился над костром и сгреб дымный пепел в таз, потом вернулся и приказал:
  - Надо терпеть!
  Он опрокинул содержимое таза прямо на рану.
  Галлеор дико завыл и, потеряв сознание, уже не видел, как ловкие руки Вельды проткнули края раны кончиком заточенной стали, а потом туго-натуго затянули нитками кровавую дыру и увенчали сверху крученым узлом.
  Истертыми клыками Вельда отгрызла концы и сказала:
  - Все. Будет жить..
  Галлеор потерял счет времени.
  Иногда, очнувшись, он замечал, что кто-то обкладывает его раны ледяной жижей. Боль от прикосновений холода мгновенно уходила, и он снова засыпал. Ненадолго. Потому что воспаленная кровь сразу нагревала рану.
  К чему теперь вся его гениальность, талант и погружение в тайные знания, если в мире осталась одна только боль, а сознание так легко покорилось страданиям тела?
  Каждый нерв требовал думать о главном. Гангрена пожирала ноги, кишки высохли от мерзкой радиоактивной жижи.
  Зачем они его лечат?
  Разве не понимают, что вытаскивают из небытия не человека, не живое существо, а одну пустую звенящую боль?
  Ему незачем видеть своих вздутых ран, не для чего слышать собственных стонов. Эти косточки, из которых составлена, как из бусинок, плоть, стали еще одним украшением Ада, где страдала пойманная душа.
  А тени, которые безжизненно шатаются рядом?
  Их вид ничуть не краше. Но никто из них не просит утешения.
  К нытью ран прибавилась другая мука. Организм требовал еды.
  Выздоровление не спешило.
  Голод - последнее испытание в игре на жизнь.
  Мужество бездоказательно там, где слабая рука не может удержать шпагу.
  Галлеора коснулась чья-то ладонь, в ней светилась горсть порошка...
  Небесная манна?
  Крупа?
  Судорога пищевода пронзила тело, а желудок, как червь, готов был вырваться из утробы и впиться в безумно щедрое лакомство, поднесенное к губам.
  Галлеор не заметил, как в одно мгновение проглотил подаренную кем-то энергию, и сыпучие пылинки, растаяв на сухом языке, превратились в живительный свет, который наполнил тело теплом.
  Над ним склонилось бледное лицо с большими черными глазами, в них отражался жар костра.
  - Кто ты, ангел?
  Он не дождался ответа. Женщина была глуха и нема, изъяснялась руками.
  А может, все ангелы таковы? Зачем им язык, источник лжи и пустословия?
  Как просто сделать добро!
  Забрать у себя крупинки тепла и оживить мертвеца.
  - Ее зовут Чина, - сказал Даго.
  - Чина... Красивое имя.
  - Ты лучше не трогай ее.
  Чина...
  Как звук воды...
  Она расточительна, как вода, она беспечна. Ее щедрость - наказание собственной плоти, убыток ума.
  Он почувствовал запах месячных. Она юна. Ее груди высохли и съежились, как пустые скорлупки, они болтаются, в них не созрело еще ничего. Она добра, как все настоящие женщины, ведь в них отражение всех матерей.
  Но разве можно назвать женщиной это бесполое существо, легкую тень, метнувшуюся от костра - к нему...
  Лучшие качества человека бестелесны. Одно из них - сочувствие. Его динамика остается в людях, даже когда человек навсегда исчезает.
  Сочувствие сильнее страха, оно учит любви, усмиряя ненависть и отчаяние.
  Он положил свою тяжелую руку на ее, такую маленькую и мягкую со слабыми гибкими косточками внутри:
  - Чина, прости.
  Ее спутник, мычащий исполин с порванными губами, грубо схватил ее за плечи, резко встал между ними.
  Галлеор не понял: почему этот жуткий человек машет руками? Ревнует? Упрекает ее за щедрость? Завидует его беспомощности?
  Мимика великана устрашила бы любого.
  Он увел кроткую Чину. Она принадлежала ему. Только ему.
  Как весь этот грязный подземный мир.
  Горсточка необычайного лакомства из рук неизвестной женщины возвратила Галлеора к жизни. Он приподнял опухшую голову, обвел глазами темноту. Возле него стоял Даго:
  - Ну-ка, покажись! Ого! Да тебе намного лучше! Будешь работать! Не хватает рабочих рук.
  - Что нужно делать?
  - Добывать рудикс. Его очень мало. Приходится перетирать камни в порошок, чтобы извлечь.
  - Зачем он нужен?
  - Из него мы готовим горькую приправу и сыр.
  Перед Галлеором поставили громадный зловонный чан.
  - Это мы собираем на дне, потом добавляем туда рудикс, и через месяц получается сыр. Его мы платим за работу.
  Галлеор потянул носом воздух.
  - Дерьмо?
  - А что ты хотел? Другой еды здесь нет! Мы жрем это с детства, и для нас нет ничего ценнее. Разве ты только что ел не это? Тот сыр, который дала тебе Чина?
  Тошнота подступила к горлу Галлеора, его разорвало надвое, из оскорбленного желудка хлынула желтая пена, тягучая слизь потекла из носа.
  - Ты еще слаб... На вот - подкрепись.
  
  ...Шум разбудил.
  Галлеор поднял голову и долго не мог понять, что происходит.
  У костра собрались мужчины. Они стояли вокруг маленькой глухонемой, которая жестами выражала свое отчаянье.
  Ее бедра были в крови, хрупкое горло издавало тонкие жалобные звуки, она показывала руками, как ей больно...
  Но глаза мужчин не замечали жестов отчаянья.
  Один из них резко развернул клубок, состоящий из сплошных стонов, и погрузился в бездну наслаждения.
  Стоящие рядом разразились дружным мычанием.
  Коллективная волна экстаза пульсировала в ритме душераздирающих криков окровавленного ангела.
  Неведомая сила подняла Галлеора. Он встал с пропитанного гноем ложа и сделал несколько шагов в сторону сброда.
  Толпа расступилась:
  - Пустите Потерявшего Печень к женщине!
  - Пусть прибавит сил!
  В глазах Галлеора потемнело.
  35. Потерявший Печень
  
  Он не знал, что на свете существует такое замечательное изобретение - огонь. Просто огонь, к которому можно подойти, присесть на корточки, протянуть руки, согреться в его целебном дыхании, ощутить свое присутствие в этом мире.
  Жалкие тени больше не толпились вокруг и не разглядывали в упор. Они признали его равным себе, таким же ничтожным, заброшенным и голодным, как вся стая.
  Иногда он ловил на себе любопытные взгляды.
  Он не увидел у костра маленькую глухонемую женщину.
  Поискал глазами.
  - Где Чина?
  Даго не выдержал:
  - Ее больше нет.
  - Объясни, почему вы сделали это? Она была так добра...
  - Гунт ушел к смокам. Будет есть мясо. Голодно у нас. Чина осталась. Женщин мало. Одни парни. Мы парни, понимаешь?
  - Вы убили ее?
  - Мы не убили. Она убежала и упала в пропасть. Туман. Пропасть - наша смерть.
  - А если к смокам уйдут остальные?
  - Кто хотел - ушел, стали смоками. Они всегда были смоками. А мы люди. И мы их убьем!
  Галлеор ничего не понял из вышесказанного. Смоки, пожирающие людей, люди, пожирающие дерьмо и насилующие кротких ангелов...
  Он заметил, что мужчины у костра прислушиваются к разговору:
  - Вы знаете про город, там, наверху?
  Молчание.
  - Город, в котором о вас никто не знает?
  Люди молчали. Но понимали его и слушали. Красные языки пламени плясали на их лицах.
  - Вы тоже не знаете об этом городе. Вы никогда там не были и никогда в него не попадете, не войдете ни в один теплый дом, не сядете в мягкое кресло, не нальете в бокал божественного напитка, который оживит и мертвого.
  - У нас есть мрек. Только его мало, - сказал Даго.
  Галлеор вдохновился:
  - Вы знаете, как легки одеяла в покоях дам? Как чудесны их волосы и кожа? Вам знаком их непередаваемый аромат, который каждому кавалеру заменит зрение и слух?
  Кто-то из толпы повернул голову в его сторону:
  - У нас тоже есть женщины. Только они слабые. Не могут рожать детей.
  - Чтобы у женщин были дети, им нужно много света, много прекрасной здоровой еды и любви. Почему вы так грубы с ними?
  Молчание...
  - Почему вы обидели Чину?
  Он заметил, что кто-то из толпы посмотрел в его сторону. Но выражение тупого безразличия во взглядах не пересилило желания докричаться в странную немоту этих душ.
  - А вы знаете, как можно любить и обожать матерей, помнить их руки и нежное дыхание, шевелящее волосы, их губы, целующие ресницы и завитки ушей?
  Люди у костра зашевелились, негодуя:
  - О чем он говорит?
  - Потерявший Печень снова бредит.
  - Еды мало. Он хочет есть.
  - Надо позвать Вельду. Пусть лечит лучше.
  - Сначала пусть вылечит мозг. Много шума от него!
  - Да, слишком много он говорит. Спать мешает.
  Галлеор продолжал:
  - Матери, их любовь, их забота... Вы хотя бы слышали об этом?
  Он заметил, что чем-то привлек внимание толпы. Все обернулись в его сторону и глядели, не отрываясь в упор, но в выражении лиц уже не было ненависти и безразличия.
  - Матери?
  - Он говорит о матерях, не о женщинах. Вы слышите? - раздался звонкий голос.
  Галлеор узнал его. Из круга изможденных теней выступила женщина. Лицо ее перекосила дикая гримаса. Она вцепилась худыми руками в плечи Галлеора и прокричала:
  - Ты говоришь о наших мамочках?
  - Да.
  - Разве ты не знаешь, что мы делаем здесь?
  - Нет.
  - Мы спасаем наших матерей. Мы спасаем их от огорчения.
  - Как это понимать?
  - Мы не хотим их огорчать своим рождением. Наша судьба не должна касаться ценных детей.
  - Ценных детей?
  - Да, более ценных, чем мы.
  - Что ты имеешь в виду?
  - Мы плохие дети. Мы не получились. Это наша вина. И поэтому мы здесь.
  - Вы плохие дети? Ваша вина?
  - У кого-то из нас плохие глаза, у кого-то плохие руки, кто-то не может ходить или говорить. Здесь нет ценных.
  - Откуда вы?
  - Мы сверху, из твоего теплого города. Мы мертворожденные.
  - Этого не может быть! Мертворожденные - мертвы! Они в Аду!
  - Здесь - Ад!
  - Мертвые - это мертвые, они не должны ходить или говорить.
  - Это - мы.
  Даго шепнул:
  - Это Чага, женщина Мэ. Слушай ее. Она все знает.
  Она повторила:
  - Я слышу в твоем голосе недоверие. Отвечай, почему ты удивлен? Ты - сверху, и ты этого не знаешь?
  - Ни одна мать не бросит своего ребенка, - сказал Галлеор.
  - Мэ тоже это знает. Он сказал, что мамочки любили нас. Они всегда нас любили. Они умрут, если узнают. Но пусть лучше мы умрем!
  - Матери никогда бы вас не оставили.
  - Что хочешь ты сказать? Что мамочки наши мертвы? И нас напрасно свезли сюда и бросили в темноту и холод? Все напрасно? И наша работа не нужна? Напрасна эта общая могила и наши скелеты, которые усеяли каменные ядовитые проходы и тупики? Кто, по-твоему, виноват в том, что нам приходится влачить жизни здесь, без еды и тепла? Тогда скажи, для чего мы живем? - она обернулась в сторону толпы, которая постепенно оживала и сдавленным утробным мычанием пыталась выразить солидарность с ней. - Не правда ли, нам было бы легче умереть, чем так жить?
  - Умереть! Умереть! - откликнулись дружные голоса.
  - Но мы вкалываем здесь с утра до утра, только ради наших мамочек, сердца которых разорвутся, если только они узнают о нас. Мы здесь, чтобы им там, в прекрасном городе, было светло и уютно.
  - Да! Да!
  - Мы здесь, чтобы они не горевали там!
  - Да! Да!
  - Ты хочешь сказать, - продолжала Чага, - что мы должны были сразу умереть? А наша работа не нужна? И жизнь по колено в ядовитой жиже напрасна? А наша пища, за которую мы умираем - дерьмо?
  - Говори, Чага!
  - Скажи ему все!
  - Наши ценные сестры остались наверху. Они такие нежные и красивые! Их руки пахнут цветами. Их волосы легче тумана. Их одежда тепла и долго не теряет красоту.
  - Откуда вы это знаете?
  - Их приносит сюда водопад. Но те из них, кто выживает, ненадолго остаются с нами. Им страшно, им холодно здесь. Они не могут согреться. И не могут поверить в нас, своих мертвых детей. Они боятся нас и плачут. А потом бросаются в пропасть. Все мамочки такие.
  - Кто внушил вам эту чушь?
  - Так сказал Мэ.
  - Кто такой Мэ.
  - Он знает все.
  - Что еще он сказал?
  - Наше несчастье не должно остановить жизнь человеческой расы. Мы отделены от мира ценных для того, чтобы наши мамочки не умерли от горя. Цель нашей жизни - никогда не напоминать о себе, не делать больно матерям. Мы знаем, что наши матери умерли бы от переживаний и перестали рожать здоровых детей. Они плакали бы целыми днями, пока их глаза не ослепли. Слезы растворили бы их щеки и грудь, они бы умерли навсегда, их съели бы смоки...
  - Это тоже сказал Мэ?
  - Да. Наш вождь. Он. Мэ. Он знает, как нам надо жить. И для чего мы здесь.
  - Откуда он?
  - Он тоже сверху, как ты. Он появился здесь давно. Но он знает, что мы нужны там, наверху. А ты, почему не знаешь?
  - Что он еще знает?
  - Он знает все!
  - Он дал нам огонь! Он согрел нас!
  - Он научил нас правильно питаться!
  - Он научил говорить!
  - Да!
  - Да!
  - Мэ!
  - Он! - гудела вразнобой толпа, окружившая Галлеора.
  Они волновались, спеша поведать чужаку что-то для них очень важное.
  Лицо Чаги колебалось в пламени костра, глаза сверкали, тонкие губы извивались и дергались от страшного желания высказать самое заветное:
  - Вчера умерло сразу пятеро сброшенных сверху детей. У одного из них было больное сердце, другой плохо видел, у малышки Леры были кривые ножки, а у Ситы плохие волосы. Они могли бы долго жить там, наверху. Но здесь вчера было много воды, и все малыши простудились. Они умерли у меня на руках. Чага не смогла их спасти.
  - Дети? Здесь? Живые? - Галлеор схватился за голову. Он вспомнил подслушанный разговор во дворце трансвеститов.
  " - Не по себе становится, когда мелюзга пускает пузыри. Водоворот уносит крики, а все равно слышно.
  - Почему ты не усыпляешь своих?
  - Все равно каждому достанется только смерть и ничего кроме смерти..."
  
  Галлеор понял, куда исчезают новорожденные.
  Чага взволнованно продолжала говорить:
  - А те, кто выжил? Что получат они от жизни? По твоим словам, все зря? И нам пора умереть?
  - Да, да, зачем нам умирать? - отозвалась толпа.
  Люди засыпали Галлеора вопросами:
  - Для чего нужны страдания?
  - И голод?
  - Посмотри - у меня высохла рука, я добывал улиток в ледяной воде.
  - А у меня вытекли глаза от яда, когда я закапывал трупы, - к Галлеору со протянулись изъеденные язвами обрубки, ему некуда было скрыться от напиравших со всех сторон израненных людей.
  - Вы не так меня поняли. Все ваши матери живы. Им весело, никто из них не знает, что такое голод. В Витасфере каждый день музыка и карнавалы. Мамочкам ничего не надо от вас.
  - Но для чего мы страдаем? Разве не ради мамочек? Им без нас хорошо? Мы не нужны?
  - Он лжет!
  - Надо спросить у Мэ.
  Галлеора больше всего беспокоила встреча с вождем. Он не мог представить этого человека.
  - Какой он, Мэ.
  Мертворожденные начали вразнобой восторгаться вождем:
  - Мэ убивает смока за один удар!
  - Мэ никогда не смотрит назад!
  - Мэ никогда не просит еды!
  - Тебя нужно отвести к Мэ. Пусть решит твою судьбу, - сказал Даго. -
  - Лишние руки нам пригодятся.
  - У него зрячие глаза и две руки, которые могут убивать. Мы дадим ему самку.
  - Да, он красавчик, - вздохнула какая-то женщина у костра. - Только мы для него не пара. Мыло и духи достаются только Чаге. Потерявший Печень никогда не посмотрит на нас.
  Дни летели за днями. Таинственный вождь не появлялся.
  Однажды Галлеор очнулся от горячки и удивился, что все мертворожденные собрались вокруг и как-то странно разглядывают его лицо:
  - К тебе приходил Мэ, - объяснил Даго.
  - Сюда приходил? - Галлеору стало стыдно за свои жалкие тряпки и беспомощный вид. - Почему не разбудили?
  - Мэ сказал, что ты должен много спать и есть.
  - Когда он снова придет?
  - У него много дел.
  Галлеор заметил, что в его чашке появились фрукты и зелень.
  - Откуда это?
  - Чага собрала у водопада.
  - Я хочу мяса, - попросил он.
  Даго вскочил, как ошпаренный:
  - Не говори так! Мясо - табу! Если будешь есть мясо, Мэ зашьет тебе рот! И ты будешь, как Бэро. Посмотри на него!
  Галлеор разглядел в углу изможденного мужчину. Его израненные губы были прошиты проволокой. Он был так худ, что сквозь ребра просматривалось движение сердца, и билось оно уже из последних сил.
  - Дайте ему еды! - потребовал Галлеор.
  - Нельзя! Он ходил к смокам, ел мясо. И ты никогда не ешь! Табу. Молчи.
  Однажды пещеру оглушили крики. Мертворожденные сорвались с мест и бросились к высокому незнакомцу в длинном плаще:
  - Мэ пришел!
  Толпа обступила вождя. Он был одет в лохмотья, оброс густой щетиной, слегка прихрамывал, но выглядел на удивление статно. В его ножнах покачивалась тяжелая самодельная шпага.
  Каждый старался прикоснуться к его рукам, мужчины хлопали по плечам, женщины гладили по волосам, вплетая в них пестрые лоскутки.
  Галлеор заметил, как носы мертворожденных втягивали запах божества.
  "Вот он, идол! - подумал Галлеор. - Кумир, истязающий дикую толпу своих поклонников".
  Незнакомец подошел к постели Галлеора.
  Из-под низко надвинутого на лоб кожаного капюшона сверкнули серые насмешливые глаза. До боли знакомый, родной, голос произнес:
  - Добро пожаловать в Ад!
  - Энрико!
  - Он самый! А ты тот самый дамский угодник, гениальный мальчик, кавалер Галлеор?
  Они обнялись.
  На глазах у Галлеора выступили слезы. Он заметил, что глаза Энрико тоже заблестели, но голос был бодр:
  - Видишь, где встретились? В преисподней. Но как же я рад этой встрече!
  - Энрико! Неужели - ты? Не могу поверить! Жив!
  - Нет, я мертвец. Здесь все мертвецы. Жизнь страшнее смерти. Гнием заживо. Но ты-то, как сюда попал? Неужели Деллария, главная жрица, тебя разлюбила?
  - Старшей стала матрона Лиссандра.
  - Эту бестию я никогда не забуду!
  - Деллария с ней сцепилась насмерть.
  - Вот почему ты был скован! Прошел камеру пыток? Тебя, умника, за что?
  - Сам знаешь, за что.
  - "Свобода и Небо"? - Энрико захохотал. - Ты неизлечим! Я помню наш глупый заговор. Позорная компания пустоголовых идиотов боролась за свободу, забыв, что идеальная свобода - это смерть. Юнцы! Мечтатели! Чего добились? Не жилось во Дворце? Захотелось приключений? Что ж, вот они. Получи - что хотел. Свободы - хоть отбавляй. Только вместо бездонного неба над головой - бездонная пропасть под ногами. Это тоже небо, ведущее в преисподнюю.
  - Расскажи лучше, как ты уцелел.
  - Путешествие в Ад у нас с тобой началось одинаково. Пинок палача, скрип люка, журчание мочи под ногами, дикая тряска внутри трубы, водопад, который скрутил тело в виде жалкой фиги, вслед за этим - падение с большой высоты, и я здесь. Но в отличие от тебя, мне повезло больше. Палач снял с меня наручники, пожалел свое добро. Это меня и спасло. Я выплыл на поверхность за глотком воздуха. Все остальное - пустяки. Наши сентиментальные палачи препоручили грязную работу природе, а природа оказалась жалостлива и перебросила нас в идеальный первобытный мир. На излучине, сразу после водопада, словно специально, уложена мягкая песчаная коса, которая выуживает все дерьмо из бурного потока. Все, что сбрасывает Витасфера в канализацию, том числе и живых людей, притормаживается на косе. Когда я открыл глаза, первым, что увидел, было стадо ужасных созданий, которые окружили меня в надежде пообедать.
  - Людоеды! Со мной было то же самое.
  - Мы их называем смоками.
  - Они вырвали мою печень.
  - Они пробавляются мертвяками, но не трогают живых.
  - Но я был жив.
  - Значит им ты это не доказал.
  - Откуда они взялись? Неужели где-то есть выход на поверхность земли?
  - Выхода нет.
  - Ты пробовал искать?
  - Я облазил каждый метр. И я точно тебе скажу: даже мышь не найдет ни лазейки.
  - Мы замурованы?
  - К сожалению.
  - Наверху мы называли это место "Адом".
  - Так оно и есть. И человек здесь не проживет. Это гиблое место.
  - А смоки? Как они выживают?
  - Эти калеки сумели объединиться в дикое племя. Они оживили Ад и сделали его реальным воплощением зла.
  - Почему они не тронули тебя?
  - Я никогда не валялся, как падаль. (Прости, друг, за грубость) Но все равно получил здоровенной костяшкой по мозгам. Они оставили меня подыхать на берегу, чтобы я стал помягче. Но деликатес не созрел. Я отдышался и встал на ноги. Я был большой и сильный, а они все тонкокостные и кривоногие. И так как съесть меня уже не могли, приняли в свое стадо. Стал ходить с ними к водопаду, собирал там жратву, то яблоко найду, то кусок непрожеванной ветчины.
  - Мертворожденные тебя уважают.
  - Да, я для них бог.
  - Ты дал им огонь.
  - Нашел однажды коробку со старой ракетницей, развел большой костер. Не буду рассказывать, как стал миссионером, научил детей не бояться огня.
  - И с этого времени в аду появился "Вождь Мэ"?
  - Да. В тепле костра отогревались найденные младенцы. И стадо наше разрослось. В шутку я назвал наше стойбище городом Нерожденных.
  - Но чем вы кормили малышей? Откуда молоко? - удивился Галлеор.
  - Молоко? Ты смеешься! Без всякого молока! Детей выкармливают женщины-смоки, но лучше тебе не знать о подробностях. Разумеется, не все дети выживали. Но если уж выживали, умели различить вкус человечьей крови с пеленок.
  - Ты стал предводителем людоедов?
  - Побледнел? Жизнь без контраста - ничто. Тебе наш город покажется страшным и жестоким, но он живет по своим законам. И законы эти - человеческие. Чем труднее выжить в одиночку, тем значительнее привязанность друг к другу. Каждому из моих людей я мог бы доверить свою жизнь.
  - Они замучили женщину.
  - Им недоступны тонкие чувства. Жалость не для них. Не забывай, что их убили... матери. Уцелели только тела. Их души не рождены.
  - Но Чина была добра.
  - Наши дамы тоже любят собачек. Это женский инстинкт, а может каприз.
  - Ты снова...
  Энрико вдруг встал, похлопал раненого друга по плечу:
  - Тебя самого здесь не обидели? Давай поговорим обо всех трудностях после, когда немного окрепнешь.
  - Энрико, постой!
  - Мне пора! Увы, дела! И какие!
  Энрико ничуть не изменился. И в Аду он был способен вот так просто сказать: "Извини - дела!", чтобы надолго исчезнуть в темноте.
  Но Галлеор знал, если Энрико так сказал, то дела, действительно, серьезные.
  - Мэ тебя любит, - рядом присел Даго. - Он сказал, что ты друг.
  - Куда он ушел?
  - У него новая жена.
  - Ложь. Никогда Энрико из-за дамы не бросил бы друга среди жуткого сброда.
  - Ее принес водопад, - продолжал Даго. - У нее длинные волосы, как водопад. У нее синие глаза, когда она смотрит на огонь. В мире нет ничего красивее этих глаз.
  - Как ее зовут? Лучия?
  - Она сказала так.
  - Я должен немедленно увидеться с ней!
  - Нельзя. Мэ сказал: тебе надо много лежать, много есть, много спать и много женщин.
  - Я должен идти! - Галлеор попытался подняться, но Даго снова уложил его в постель:
  - Вельда скоро придет. Она будет лечить, чтобы ты стал толстый и красивый.
  - Лучия - моя дочь! Отведи меня к ней.
  - Нельзя!
  - Я сам пойду! - Галлеор поднялся, оттолкнул Даго и, шатаясь, направился к выходу.
  - Не ходи! Там пропасть!
  36. Вельда
  
  У входа в пещеру, выдолбленную в базальте, сидела древняя старуха и медленно процеживала струйки целебного порошка в стеклянную бутыль.
  В бельмах глаз метались языки огня, губы беззвучно шевелились.
  - Вельда! - вбежавшая в пещеру девушка бросилась к ней, ласково обняла за плечи - Помоги, Вельда!
  - Подожди, Чага, не мешай, - прошелестели губы старухи.
  Чага покорно встала рядом и долго ждала, пока бутыль не заполнилась доверху и не исчезла в складках ветхого плаща.
  - Нельзя спешить, - проворчала старуха. - Никогда и никуда не спеши. Сколько раз тебе повторять! Под ногами - пропасть. Ходи медленно в темноте. Протяни вперед руки. Холод подскажет, где обрыв.
  Сама Вельда никогда не торопилась. А значит, не уменьшала срок своей жизни, как это делают другие. Особенно молодые и горячие, которым приходится каждый день напоминать, чтобы не спешили, никуда и никогда.
  Даже дышать надо медленно-медленно, глубоко и спокойно. И тогда жизнь превратится в бесконечность, лишенную суеты.
  - Почему Чага всегда спешит? И куда спешит? Из-за торопливости много ошибок. Из-за невнимательности много огорчений. Надо уметь слушать и слышать даже тишину. А если не слушать, то пристально глядеть.
  Вельда не видела. Но могла из многих слов, которые в беспорядке звенели вокруг, составить мудрую картину будущего.
  К ней все прибегали за помощью, и больные, и здоровые.
  Даже Мэ приходил и спрашивал, где легче копать путь наверх.
  Она ему сказала тогда: "Не надо пути наверх!"
  Он не понял. Он никогда ничего не понимает сразу. Поэтому он снова спросил: "Почему не надо? Мы люди. Мы должны жить под небом!"
  - "У неба много названий", - ответила она.
  "Объясни!"
  - "То небо, которое рядом с тобой, дает тебе силы жить, а то небо, к которому ты стремишься, силы твои забирает".
  Мэ не умеет медленно думать. Поэтому он не умеет слушать. Он не перестал мечтать о небе. Он не прекратил долбить скалы.
  А Чага знает, что нужно слушать Вельду, она видит, как мало сил осталось у Мэ. Но не сказала ему об этом ничего. Тоже ходит долбить камень, смешная. Хотя и знает, что не надо это делать. Ой, не надо!
  Вельда сама выкормила Чагу. Долго-долго пережевывала для нее самую свежую печень, потом подносила к маленькому рту губы с кровавой кашкой.
  Чага всегда была жадна и тороплива!
  Однажды едва не подавилась, была неживая и холодная. Вельда спасла. Вельда всегда спасает ее. А она выросла и все хочет быть, как Мэ!
  Хочет быть рядом с ним.
  А разве она успеет за ним?
  Сократила свою жизнь. Слишком сократила. И вот теперь в пещере у Мэ поселилась другая женщина.
  - Вельда! Помоги мне! - Чага вложила в руки слепой старухи оранжевый плод. - Это очень вкусно, сними кожуру, съешь. Прибавишь себе еще одну жизнь.
  - Хитрая! - Старуха недоверчиво поднесла ароматный плод к носу, втянула неизвестный доселе запах, помолчала, задумалась, взвешивая на руке.
  Наконец сказала:
  - Этот плод вреден. Не ешь его никогда!
  - Почему?
  - Не узнаешь, что внутри - не узнаешь, что снаружи.
  - Вельда, помоги! Скажи мне, что делать?! Я потеряла из-за нее красоту! Я потеряла из-за нее два зуба! Я дралась за нее с тремя смоками! Но я спасла ей жизнь! Я стала хуже старухи! Я теряю своего Мэ! Это несправедливо! Ведь она живет! А у меня жизнь закончилась! - Чага обняла худое тело старухи, уткнулась мокрым лицом в пыльный подол и замерла.
  Вельда молча погладила дочь по непослушным волосам.
  - О чем плачет, смешная маленькая Чага? О вырванных своих зубах? О Мэ, которому так мало осталось ходить по земле? Хитрая смешная Чага! Разве она не знает, что все, что забирает время, не стоит слез?
  - Вельда! Как быть? Он сказал: "Заткнись, Чага!", еще он сказал: "Поучись у нее молчать!" Я ему больше не нужна! Но ты же знаешь, я умру без него! Ты знаешь все! Как мне теперь жить? Скажи!
  - Забери у нее два глаза, и вы поделите Мэ.
  37. В пещере
  
  Каменные стены пещеры украшали три факела и выложенный из ровных камней округлый камин, источающий такой дивный жар, что в нем забывались все неприятности.
  Вельда иногда входила, бросала какие-то пряные крошки в огонь, и пещера наполнялась тихим шелестом и сказочным ароматом.
  Лучия полулежала на мягком ковре, сотканном руками незрячей Вельды из лоскутков, собранных на берегу. Ее голову подпирала узорчатая подушка, расшитая мехом и бисером, содранным с нарядов мертвых дам.
  Лучия была спокойна и счастлива. Ее руки лежали на выпуклом животе, и чуткие пальцы успевали ответить на точные удары маленьких пяток внутри.
  - Учись, бегать, - шептали ее губы. - Ты увидишь солнце, Энрико скоро покажет его тебе.
  Энрико!
  При мысли о нем у Лучии закрывались глаза, дыхание останавливалось, а сердце начинало так клокотать, что вся пещера содрогалась от бешеного ритма.
  Он только раз поцеловал ей руку.
  И что же?
  Лучия столько раз рассматривала ее на свет. На ней - ничего, а там, внутри, до сих пор пылает след горячих губ.
  Почему никто не предупредил, что это случается так?
  И можно сойти с ума, окаменеть, замереть, не дыша у входа, забыть о времени и Вселенной, ожидая когда он снова придет. Лишь ради этого жить.
  Он сказал: "Не переживай"? Нечем переживать. Ушел - и унес душу.
  Вошла Чага. Подруга. Сестра.
  Отважная милая Чага ринулась на толпу смоков и спасла ее от смерти.
  Без нее Лучия никогда бы не встретила Энрико.
  Никогда бы не узнала, что у жизни есть второе дыхание.
  Чага стояла у входа в пещеру и ждала, когда ее заметит спящая на подушках женщина. Она разглядывала ее лицо и мягкие пряди, в которых отражалось пламя камина. Ее взгляд скользнул по тонким точеным пальцам, на которых сверкали разноцветные камни.
  Чага подумала: "Разве сможет она перетирать рудикс? Для нас она бесполезна. Я зря спасла ее".
  В тот день Чага искала под водопадом кусочки сладкого манго, который так расточительно в сентябре не доедают мамочки наверху. А нашла проклятую Лучию, лежащую в зеленой тине в мокром платье и с мокрыми волосами.
  Чага выпила из нее смерть. Выпила и выплюнула, как научила Вельда. Потом надавила на грудь, чтобы воздух попал в кровь, а глаза открылись.
  Но пока она оживляла красивую сестру, появились смоки.
  Их было много. Завязалась драка. Чага сражалась как никогда.
  Она могла бы убежать, спастись, но сестра досталась бы людоедам.
  Чага потеряла в этой схватке всю свою красоту. Ее повалили, забрали два зуба, но поделить ее тело не смогли. Между самцами завязалась драка, и тут подоспел Мэ с отрядом.
  Чагу спасли. Но красоту не вернешь. Никому не нужна беззубая старуха.
  А ведь она была любимой женой Мэ!
  Он любил ее. Вдыхал в нее свою силу. Шептал красивые слова.
  А сейчас говорит:
  "Уйди, Чага! Не мели вздор, Чага! И без тебя тошно, Чага!"
  Чага выросла в этой пещере. Мэ научил ее говорить. Он читал ей стихи, он пел баллады, одевал ее в золотые платья, вешал на шею блестящие камни.
  "Ты красивая", - говорил он.
  
  Лучия открыла глаза:
  - Чага! Где ты была? Что случилось? Я ждала тебя целый день!
  - Водопад принес для тебя мужа. Он красивый, высокий, с кольцами волос. У него нежная кожа и белые зубы. Он отважен. Он победил болезнь и смерть. Он красиво говорит. Он любит женщин. Он - твой. Ты должна взять его. Брось Энрико.
  - Я уже выбрала.
  - Энрико не знал тебя раньше. И ты не знала его. Ему было хорошо без тебя. Ты и представить не можешь, как нам было хорошо.
  - О чем ты?
  - Энрико - мой!
  - Ты любишь его?
  - Да.
  - В чем же дело? Не надо много мужчин, чтобы сделать ребенка.
  - Ты должна оставить его!
  - Что знает он о твоей просьбе?
  - Он не знает ничего.
  - Скажи ему.
  - Нет.
  - Тогда к чему этот разговор?
  - Что дала бы ты мне за солнце для своего ребенка?
  - Все. И даже свою жизнь.
  - Тогда пойдем со мной, - сказала Чага, подавая руку Лучии - Я отведу тебя туда, где много солнца.
  - Где это?
  - Далеко.
  - Мы вдвоем туда пойдем?
  - Да.
  - А Энрико?
  - Энрико об этом не должен знать.
  - Почему?
  - Он не разрешит.
  - Почему не разрешит?
  - Там - смоки.
  - Они опасны?
  - Сегодня они сыты. Водопад принес много мертвых людей. Мы успеем, пока у них праздник.
  - Тогда идем! - сказала Лучия, снимая с решетки над камином сухие ботинки.
  Она почувствовала вдруг необычный прилив сил.
  Подруга не врет. Столько искренности в ее словах!
  И даже голос ее напитан свежестью неба. Лучия понимала, что Чага что-то важное предложила в обмен на Энрико.
  Солнце где-то близко. Но важнее всего то, что есть выход из проклятого Ада.
  Они вышли из пещеры. Старая Вельда повернула голову на звуки шагов и произнесла очень тихо, словно про себя:
  - Кто быстро ходит - тот сокращает жизнь.
  - Что она сказала? - удивилась Лучия.
  - Там есть опасные места, над пропастью, - объяснила Чага.
  38. У водопада
  
  За пределами пещеры Галлеора пронзил жуткий холод. Сырой воздух, прикасаясь к воспаленному телу, отнимал накопленное тепло.
  Вокруг было темно, и Галлеор держался одной рукой за стену. Ноги верно угадывали тропинку, но путник был осторожен.
  Его мысли путались и сбивались. Он до сих пор не верил в чудесное спасение. Казнь состоялась, но умереть он не смог. Не умерли и все те, о ком он так отчаянно скорбел. Его душа давно оплакала их, он, не задумываясь, отдал бы за каждого свою жизнь. Но преисподняя стала местом встречи всех, кого он любил. Ад милостиво исполнил то, о чем и не мечталось.
  Галлер заблудился. Под ногами раскинулась бездонная пропасть, но густой туман скрывал ее ужасную тайну.
  Галлеор был полон сил. Радость окрыляла. Энрико жив! Лучия жива и где-то рядом!
  О чем еще мечтать?
  Вскоре его путь преградила стена, внезапно выросшая из темноты.
  Галлеор ощупал руками преграду и, обнаружив, что уперся в тупик, повернул назад. Но обратной тропы он не нашел. Пытался припомнить, где проскочил развилку, но окончательно заблудился.
  Тогда он решил идти на шум водопада, который спас его от смерти. Если отблески воды будут оставаться постоянно сзади, можно вернуться в пещеру, а потом взять Даго проводником. Пусть отведет к Лучии.
  Лишь бы не ныл, что Мэ не разрешил.
  Шум падающей воды стал громче. Воздух наполнился летучими брызгами, которые, прикоснувшись к лицу, превращались в отвратительные ледяные струи. Они мерзко ползли по груди, пробуждая кашель.
  Но Галлеор шел и шел вперед, уверенный, что в черной глубине провала, откуда низвергались грязные потоки, таился путь наверх.
  Он мог привести обратно в дом, уютный и чистый, с рабочим столом возле окна, который завален старинными книгами и милыми сердцу безделушками. К ним можно прикоснуться, осязая шершавую кожу переплетов или крутые бока старинных ваз, а можно долго-долго глядеть сквозь острые ребра изумрудного кристалла, пока спутанные мысли в голове не выстроятся в правильную логическую схему.
  А можно просто поднести к лицу прохладную чашечку эдельвейса, и вдыхая тонкий аромат, вспомнить ласковые руки Делларии... Или Тенсии... А может быть Энзы...
  И можно не только бесконечно вспоминать их нежные плечи, глаза и краешки пряных губ, но и навестить, скрасив общее одиночество в этом мире.
  Дом... Мягкая тишина портьер, за которыми - шаги и беспечный смех. Как здорово подойти к окну, и зевая после долгого кошмара, перекинуться парой слов с друзьями:
  "Здорово, Галлеор! Как дела, красавчик?"
  "Все в порядке, лучше всех!"
  "Давненько тебя не видали! Где пропадал?"
  "В Аду, ребята, в Аду!"
  "Не шути, приятель!"
  "А я и не шучу!"
  Все знают, что обратного пути из Ада нет, и никто не догадается, что их казненный друг жив, здоров, может махать руками, ходить, свистеть, добывать из гранита рудикс.
  И все это близко, шаг - и ты здесь. Если бы не жуткий грохот воды, он мог бы услышать шуршание платьев и звуки поспешных шагов.
  У водопада стало светлее.
  Отблески далеких лун рассеивали кромешную мглу, и Галлеор смог оглядеть местность.
  Ущелье зияло, как пасть тираннозавра. Высота водопада была метров тридцать. Скорость воды, протекающей у ног, была слишком велика, чтобы решиться плыть против течения. Неистовый водоворот с ревом засасывал в темноту пестрый бумажный сор, праздничную мишуру и грязь большого больного города.
  Здесь начинался новый путь, но только начало можно повернуть вспять или на худой конец изменить.
  Настоящий ад - это отсутствие выбора.
  Из-за шума воды Галлеор не расслышал чьих-то шагов.
  Чья-то рука легла на плечо. Он резко обернулся, его тело напряглось и приготовилось к бою.
  Это был Энрико. Он рассмеялся:
  - Любуешься на клоаку, из которой тебя вытащили? Считай, что заново родился. Пытаешься найти выход? Не ломай напрасно голову. Здесь его нет. Слишком сильный поток, слишком высоко.
  - Надеюсь, что с моей дочерью все в порядке? - напряженно спросил он.
  - Лучия мне рассказала о папочке.
  - Если с ней что-нибудь случится...
  - С каких пор матери приговаривают к смерти беременных юниток? Я приказал отнестись к ней, как к королеве. То есть, как положено. После рождения ребенка решим ее судьбу.
  - Где она?
  - В безопасности. Не беспокойся: с ней и с малышом не будет проблем. А вот с тобой... Здесь сыро. И отвратительный воздух. Мне будет тяжело тебя снова потерять. Кстати, я разве не предупредил, что в одиночку прогуливаться небезопасно?
  - Людоеды?
  - Они с рождения питались человечиной, говорить не могут, но бегают быстро и отлично видят в темноте. Их слуху можно позавидовать, им не мешает шум воды. Уверен, что нас они уже услышали. К счастью, смоки не могут пользоваться ни палками, ни огнем. Но злые, твари... Возьми на всякий случай, - он вручил Галлеору заточенный под шпагу железный прут. - Пригодится!
  Энрико насторожился, вглядываясь в густой мрак:
  - Подозрительно тихо вокруг.
  - Я что-то слышу, вон там, за камнем.
  - Это они. Пир - горой!
  Галлеор различил громкое чавканье и хруст костей, вгляделся в темноту и заметил на песчаной косе два силуэта. Они стояли на четвереньках перед мертвым телом, а руки поспешно отправляли в рот смачные куски.
  - Насытятся - сами уйдут, - объяснил Энрико. - А если помешаем, будет драка, налетит стая. Жаль, тебе нельзя драться. Ты весь в заплатках.
  Ждать пришлось недолго. Людоеды, набив желудки, удалились, тяжело мотая животами из стороны в сторону.
  - Эти уже старые. Но зубы у них крепкие, могут вырвать большой клок из тела. Посмотри! - Энрико приподнял плащ, и Галлеор увидел громадный шрам.
  - Смок?
  - Чуть левее - и мы бы не встретились никогда. Пойдем, посмотрим, кого Витасфера оправила в наш ад. В последнее время встречается много знакомых.
  Они подошли к покинутому застолью смоков.
  Повсюду валялись остатки разорванного женского белья.
  Галлеор поднял диадему, втоптанную в песок.
  - Это ее диадема! - он не сдержал стона. - Деллария! Она все-таки сделала это! Я умолял ее, Энрико, но она ушла!
  - Я помню ее. Ты лез ко мне со своей радостью, а...
  - Замолчи.
  - А это что? - Галлеор окаменел от ужаса. Из разорванного живота Делларии торчали три детские головки и тонко пищали.
  - Не пугайся, это не ее дети. Людоеды так выхаживают подобранных младенцев. Используют трупы, как инкубатор, и уверены, что это правильно.
  Галлеору стало дурно, его вывернуло наизнанку.
  Дети пищали, протягивая к мужчинам окровавленные кулачки, ножки били по животу, казалось, труп включился в немыслимую схватку за жизнь.
  - Уйдем! - Энрико положил ему руку на плечо.
  - Она еще теплая.
  - Не распускай слюни! Будь мужчиной! Она мертва. Мертвее не бывает.
  - Но она могла бы жить!
  - Зато она спасет своим теплом маленьких смоков. Или людей.
  - Ты говоришь - людей?
  - Они выхаживают, а мы у них отбираем. Превращаем людоедов в воинов.
  - Разве мы оставим их здесь?
  - Мы не сможем их выходить. Только дикари умеют делать невозможное. Подрастут - и они будут наши.
  Вблизи раздался предостерегающий рык.
  Галлеор едва успел предотвратить нападение. Зубы смока заскрежетали, ударив о сталь в его руке.
  Галлеор резко повернул шпагу, и она защитила плечо от зубов.
  Краем глаза он заметил в темноте еще несколько горящих глаз.
  Но Энрико уже был там, и его шпага, как молния, наносила точные удары, сверкая в отблесках водопада.
  Послышалось глухое рычание, визг...
  Галлеор поспешил на помощь, сделал резкий выпад вперед - и фонтан горячей крови ожег лицо.
  Он сплюнул сгусток, попавший в рот.
  Людоеды отступили.
  Вернулся Энрико, на ходу вытирая окровавленную шпагу песком.
  - Ты ранен? - он заботливо оглядел друга со всех сторон.
  - Хлебнул чертовой крови!
  - Вот и ты стал крестником людоедов!
  39. Соперницы
  
  Лучия одной рукой придерживала большой живот, за другую ее тащила Чага, всю дорогу не переставая весело болтать о пустяках. Но болтовня казалась музыкой, а сама Чага - ангелом, призванным вывести всех из Ада.
  Иногда дикарка на ходу ловко отдирала ножом улиток от скалы, укладывала добычу в кошелку за спиной и при этом весело что-то напевала.
  Лучия узнала несколько старомодных песенок.
  - Ты хорошо поешь, - сказала она.
  - Меня Мэ научил, - оветила Чага. - Он заставлял петь песни, какие знал. И Даго он учил, но тот все время убегал и прятался, не любил много слов. Он и сейчас не любит разговаривать. Только "да" или "нет".
  - Ты болтлива, как все женщины.
  - Все, только не ты. Ты как Даго. Слушаешь, а смотришь в сторону и думаешь о своем. Ты не моя сестра.
  - Все женщины сестры.
  - Неправда! Ты меня не любишь.
  - Это тебе кажется.
  - Если бы ты любила, то не морщила бы свой нос. Мэ учил меня мыться. И я моюсь каждый день. У меня хороший запах. У меня есть разные шампуни, такие как у тебя.
  - Мне просто не нравится твой лосьон. Он для мужчин. Вот и все.
  - Мэ сказал, что он - лучший!
  - Он не ошибся, это самый дорогой, но женские пахнут цветами, а в этом больше амбры и озона.
  - Мэ никогда не ошибается!
  - Даже боги ошибаются.
  - В чем они ошиблись?
  - Им надо было сделать хозяевами Земли других животных.
  - А кого?
  - Например, дельфинов.
  - Которые жили в море? А почему их?
  - Они друг друга никогда не казнили.
  - Ты так много знаешь. Тебя учили.
  - Меня учили кокетничать и воспитывать детей, а с тобой занимался Энрико. Он научил тебя выживать и побеждать. Там где ты выживешь - я погибну.
  Чага остановилась, внимательно поглядела на Лучию и, словно поперхнувшись, сказала:
  - А если ты выживешь - погибну я.
  - Что ты имеешь в виду?
  - Ничего. Мэ научил меня драться дубинкой. Я сильная.
  Они снова двинулись в путь.
  Чага перестала тянуть Лучию за руку.
  Тропа так сузилась, что они шли боком, тесно прижавшись спинами к шершавой скале.
  Лучии казалось, что базальт сдирает с нее кожу, спину саднило, но страшнее всего было увидеть под ногами пустоту. Комок подступил к горлу, дыхание прервалось, песчинки из-под ног устремились в головокружительный обморочный полет.
  - А ты не смотри под ноги, - посоветовала Чага. - Посмотри лучше на меня. Скажи: какая - я?
  - Ты замечательная! - Лучия продолжила этот странный нервный разговор. - Я завидую, что Энрико всегда был рядом с тобой. Даже в детстве. Теперь тебе не страшны смоки. И ты ничего не боишься.
  - Я боюсь, что не смогу родить ребенка.
  - Я тоже боялась. Теперь - нет.
  - У нас женщины не рожают.
  - Почему?
  - Ноги у детей растут неправильно, и головы застревает в кривых костях. Младенцы убивают своих матерей.
  - Как же голова может застрять?
  - У тебя не застрянет. Ты большая.
  - Но и ты - как я. Ты выросла красавицей!
  - Потому что меня Мэ кормил своей едой. Я люблю Мэ... Ты слышишь? - Чага снова остановилась и посмотрела горячими глазами на Лучию. - Если ты это не услышала до сих пор, я могу сказать очень громко!
  Из-под ног Чаги сорвался и покатился в пропасть маленький камешек.
  Лучия невольно прислушалась, чтобы определить глубину...
  Секунда... Две... Три...
  Восемнадцать. Камень звонко стукнул о дно.
  - Ого, там сухо, - зачем-то сказала Лучия.
  Чага со злостью дернула ее за руку:
  - Почему ты молчишь? Ты слышишь меня?
  - Ты совсем еще ребенок.
  - Я его лучшая жена! Он сам так сказал.
  - Он обучен говорить комплименты. Ты это понимаешь?
  - Ты не должна его любить. Мне больно.
  - Он первый мужчина, которого я не прогоню, - сказав это, Лучия задумалась. Тихая улыбка осветила ее лицо.
  - Осторожнее! - закричала Чага. - Здесь самое опасное место!
  Они посмотрели вниз. Из бездны, словно облако, поднимался туман.
  - Там плохо пахнет, - сказала Чага. - Туда упало много смоков. Если ты упадешь неправильно, будешь лететь долго-долго, пока не умрешь.
  - Где твое солнце? Далеко нам идти? - спросила Лучия, осторожно отступив от края.
  - Уже близко. Это здесь, - ответила Чага, указывая пальцем в самый центр туманной дымки. - Тебе надо туда правильно прыгнуть. Давай!
  - Прыгай сама! Я не самоубийца! Сейчас же отведи меня обратно! Немедленно! К Энрико!
  - Прыгай!
  - Нет.
  - Ты сделаешь это! Ты сама выбрала! - крикнула Чага и бросилась на Лучию. В ее руках сверкнула сталь
  40. Мы прорвемся наверх!
  
  У Галлеора открылись раны.
  Энрико перевязал его найденным под ногами тряпьем.
  - Здесь очень сыро. Пойдем, я покажу тебе одно место.
  Энрико повел его по тропе над обрывом, потом свернул резко вниз.
  Там было многолюдно. Повсюду горели костры. Малорослые создания торопливо сновали с носилками, доверху набитыми камнями и землей. Раздавался ожесточенный стук молотков и шорох выворачиваемых глыб.
  Казалось, весь мир был вовлечен в круговорот тяжелой работы.
  Мимо Галлеора пробежала пара носильщиков.
  Он пригляделся. Это были дети.
  Их искривленные тела раскачивались синхронно, словно эту пару специально подобрали друг к другу. Они тяжело дышали, им не хватало кислорода.
  Чуть дальше Галлеор заметил длинную цепочку безногих людей, которые, сидя на земле, передавали из рук в руки увесистые глыбы.
  За поворотом камни с жутким грохотом сбрасывались в пропасть.
  - Откуда столько детей?
  - Мертворожденные, - ответил Энрико, опуская друга на груду камней. - Город выбросил их. Мы дежурим у водопада и за день отлавливаем иногда по пять младенцев. Кое-кто из них выживает. Но не все, только те, кто не захлебнулся или не успел замерзнуть в ледяной воде. Мы пытаемся выходить каждого. Нам нужны люди. Много людей. Мы хотим выбраться из чертовой преисподней. И рано или поздно выйдем на поверхность!
  - Разве с этой глубины можно пробиться наверх?
  - Я начал долбить камни, еще когда был один. И верил. И верю до сих пор, что выберусь из проклятой клоаки. И это, признаюсь, приятнее, чем обгладывать задницу протухшему смоку.
  - Твои люди слабы и больны.
  - Физическая слабость не страшна. Главное, чтоб мозги были на месте. А врожденные уродства мы компенсируем специальными приспособлениями. Да и уродов у нас нет. Родился без ног - обществу пригодится твоя крепкая спина и плечи. Ты монстр, и на тебя страшно смотреть? Здесь темно, и никто тебя не испугается. Слепые работают в полной темноте, глухонемые там, где не обязателен коллективный труд. Из них получились бы замечательные подрывники. Жаль, что у нас нет пороха.
  - Но тут работают и малыши? Тем, которые толкают к обрыву камни, всего год или два?
  - Дети тоже должны работать. Иначе из них вырастут смоки. Но мы приучаем их не только трудиться. Я учу малышей говорить, петь. Малышам с этим справиться легко. А те, кто постарше, уже могут вырыть себе землянку или искать на водопаде еду. Находят немало: арбузы, яблоки, пакетики разные с кухни, приправы. Одеты, сам видишь, кое-как. Но огня уже не боятся. Они не смоки. Мы прорвемся на поверхность!
  - Ты им всем заморочил головы насчет матерей.
  - Дети обожают предавшую их Витасферу. И верят, что их работа нужна мамочкам. Они, не задумываясь, пожертвуют собой ради своих "более ценных" братьев и сестер.
  - Градацию ценностей тоже придумал ты?
  - Без веры никого работать не заставишь. Сентиментальные сказки необходимы. Мертворожденные крепче держат кирку, когда знают, что мамочкам это на пользу.
  - Но совсем маленькие? Они страдают!
  - Ты лучше объясни, откуда их столько в последнее время навалило? И почему они такие уродливые? Даже смоки не могут их выходить. Откуда столько двухвостых? А сиамских близнецов? Что у вас случилось?
  - Лиссандра взломала Лотерею. Из-за Даффи. Ничего нельзя исправить.
  - Я помню рулады о прекрасных ушках и макушках несравненной Олеадоры... А мы тут головы ломаем: что случилось наверху!
  - Во дворце тошно от воплей матерей, у которых отбирают новорожденных. Дворец Детства опустел. Витасфера вырождается. Еще несколько лет, и...
  - Зато здесь стало чересчур многолюдно. И голодно. Только не беспокойся - нам с тобой хватит дерьма из канализации. Но как бы моей команде не пришлось перейти на человечину.
  Энрико замолчал, заметив, как один из носильщиков подвернул ногу и упал. Возникла давка, на виновника набросились с палками.
  - Твои люди очень торопятся, - заметил Галлеор. - Энтузиазм удивляет.
  - Дети всегда играют. Любая работа для них - развлечение. Что-то вроде соревнования, только вместо приза они получают право на жизнь. Ничего удивительного. Каждого подстегивает голод.
  - Чем они питаются?
  - Улитки, плесень, сыр.
  - Они уходят к смокам.
  - Иногда я делаю вид, что не замечаю. Они отъедаются и приползают обратно. Виноватые работают за троих.
  - Я видел одного с зашитым ртом.
  - Жестокое наказание заменило им приличное воспитание. Если бы не строгость, моя команда здорово бы поредела. Мне пришлось умертвить в себе тонкие чувства.
  - А если ты ошибся в расчетах, и выхода из Ада нет?
  - Он будет! Он близко! Я уверен! - глаза Энрико одержимо сверкнули. - Погляди! - он наклонился к скале и вырвал из трещины какие-то бурые жилы. - Взгляни! Это корни. Какое-то дерево сверху дотянулось до наших глубин. Значит поверхность близко.
  - Но корни совершенно сухие. Они случайно могли попасть в базальтовую породу. Ты же знаешь про сдвиги литосфер?
  - Не морочь голову! Корни идут вертикально вниз. Значит, дерево растет.
  Неожиданно среди работников показался взволнованный Даго, он подошел к Энрико, что-то быстро зашептал. Энрико в сердцах воскликнул:
  - Не может быть! Куда ушла? - потом обернулся к Галлеору. - Лучия пропала!
  41. Вельда знает все
  
  Старая Вельда знала, что наверх нельзя.
  Это знание пришло к ней в одном из долгих снов, когда тело становится таким легким и прозрачным, что может подняться в воздух и вылететь из одежды. Тогда ему не нужны глаза, только уши и нос. Оно летит к водопаду, на запах, туда, где много еды, которая сложена правильными рядами. Один к одному. Головами к воде, ногами в темноту.
  Сегодня смоки все сделали правильно. Они трудились целый день, а теперь спят, обняв друг друга. В животах тихо. Они сыты, у них праздник.
  Много-много радости подарил им сегодня водопад.
  Веки тяжелы, а кровь, как сон, легка и приятна.
  Вельда - сама смок, больше никто.
  Она любит мясо. Она выросла здесь, и первой едой ее было мясо. Она всегда мечтает о нежной, размягченной от времени плоти, сытнее которой не было у нее во рту ничего.
  Она знает тайну самых лакомых кусков.
  Прозрачное тело Вельды погружается в оставленный на берегу труп. Там под солнечным сплетением кусочек зеленой желчи.
  Это все, что требуется ей, чтобы вылечить свою болезнь.
  Но и мякоть мозга не оставила бы она. Еда - это жизнь.
  Но Мэ сказал: "Табу!".
  Он не объяснил - почему. Просто сказал: "Фу!".
  А без еды у Вельды слабость в ногах. Без нее она не может собирать черную плесень для мрека.
  Мэ взял Вельду к себе, чтобы выкормить двух младенцев.
  Мэ сделала все правильно. Она кормила их жеваной печенью.
  Чем же еще?
  А сейчас Даго вырос и воротит нос от нее.
  И Чага вечно куда-то все время спешит.
  Даго слаб от плохой еды. Его плечи узки, а пальцы роняют дубинку. Ему нужно мясо, много мяса.
  Но Мэ не разрешает. Он кормит их улитками и сыром.
  Женщины делают сыр.
  Сыр хорош!
  Но женщин осталось мало, скоро кончится и сыр.
  Вельда спит крепко, ее капюшон колеблется от ровного дыхания. Никто никогда не узнает, куда улетает ее прозрачное тело, и что видят ее слепые глаза.
  Там свет, наверху.
  Она знает где.
  Прозрачное тело Вельды возносится высоко вверх.
  Там луч.
  Единственный.
  Ему хватает маленькой щели среди гранитных камней.
  И прозрачному телу Вельды тоже хватило бы этой маленькой щели, сквозь которую пройдет только нить для сшивания ран.
  Надо бы эту рану зашить.
  Зашить навсегда...
  
  - Я не знаю, где женщина Мэ! - кричала Чага, отступая от Энрико. - У нее своя голова! Если хочешь - побей меня! Убей! Только не спрашивай про нее!
  - Ты должна была находиться с ней рядом! - кричал Энрико.
  - Я только сходила в пещеру к Потерявшему Печень. Отдала ему плод! Он был так рад! Он съел! И снова встал на ноги. Он сразу хотел идти сюда!
  - Чага, ты лжешь! Все это время Галлеор был со мной! Отвечай, почему ты лжешь?
  - Я не знаю, не знаю, не знаю! Может быть, женщина Мэ упала в пропасть? Они все туда падают! Да! Ее видели там! Вельда знает!
  - Вельда? Чертова старая ведьма! Опять она! Иди в пещеру и жди! Никуда не выходи!
  ...Вельда как всегда сидела на своем месте возле входа. Из ее рук сыпалась в кувшин серебряная струйка мрека. Суета, которой был объят каждый, совершенно ее не интересовала. Энрико схватил старуху за плечи:
  - Говори, где Лучия?
  Она ответила, не отрываясь от дела:
  - Женщина Мэ там, где ей лучше. Свет увел ее туда.
  - Куда? Отвечай! Ты увела ее? - допрашивал Энрико.
  - Я без глаз. Я не могу.
  - Кто увел?
  - Она ушла вслед за своим сердцем.
  - Где это место?
  - Далеко. Там - смерть. Там - свет. Там - смоки.
  - Они убили ее?
  - Им не надо убивать. Там много, слишком много сегодня еды.
  - Откуда ты все знаешь?
  - Вельде не надо глаз, чтобы видеть далеко. У Вельды есть нос и уши.
  - Отвечай, где Лучия! Ты должна знать! Старая ведьма! Людоедка!
  - Вельда - ведьма, да! Вельда - людоедка, да! Вельда хочет мяса, да! Но знает табу! И мясо никогда не ест!
  - Отвечай, что ты сделала с ней? Или я сожгу тебя, проклятое создание! - закричал Энрико и поднял старуху за ворот.
  Она была так мала и легка, что сразу потеряла опору под ногами. Из складок одежды выпал драгоценный фарфоровый кувшинчик и разбился.
  "Мрек! Мрек!" - захрипела она, руками пытаясь собрать облачко серой пыли.
  Галлеор побледнел:
  - Энрико, опомнись!
  - Я давно подозревал старуху! Все мои жены бесследно исчезают. А она, оказывается, видит без глаз!
  - Она ни при чем! Отпусти! Ты видишь - она задыхается?
  Энрико бросил старуху. Та беззвучно свалилась к его ногам и замерла. Галлеор прикоснулся к дрожащей ткани капюшона, откинул его с лица и в ужасе отшатнулся. Изуродованное огнем лицо с разорванными провалами глаз слепо щурилось на него, нос жадно вбирал в себя его запах.
  Старуха силилась что-то сказать, но от волнения не могла вымолвить ни слова и только беспомощно прикрывалась руками.
  - Энрико, она тебя боится. Почему она так напугана?
  - Она смок. Ее ослепили, чтобы не убежала. Она была нужна. Она умеет лечить и кормить детей. Они любят ее. Я думал, что ей здесь лучше, чем у смоков. Но сейчас я ей перестал доверять. Лучия сама никуда бы из пещеры не ушла. Она боялась выйти за порог. А если она и пошла бы - то мимо старухи. Они постоянно шушукались. О чем? Объяснила, что это женская тема и мне знать не положено. У меня голова раскалывается. Я чувствую, что старуха все знает! Огонь развяжет ей язык!
  - Разве ты не видишь? Вельда не в себе. Она бредит. Надо с ней поговорить по-хорошему. Ты иди, а я попытаюсь что-нибудь узнать. Оставь нас.
  Когда Энрико удалился достаточно далеко, Галлеор, скрепя сердце, обратился к старухе:
  - Вельда, ты хорошо лечишь. Я уже хожу.
  - Это не из-за мрека. Ты хозяин своего тела.
  - Скажи, почему Энрико не любит тебя?
  - Я смок. Я хочу мяса. Уже столько лет! Только не говори ему. Никому не говори. Принеси! Я старая, болят кости. Белое сало из-под горла молодой женщины сразу спасет мне жизнь. А еще есть горькая желчь, вырви ее из дуги под сердцем из тела воина.
  - О чем ты, Вельда?
  - Недалеко, за тем большим камнем, похоронили Гойгу. Он воином был у Мэ, хорошим воином. Принеси мне. Кхе-кхе.
  - Нет, Вельда, нет!
  - Смотри сюда! - старуха протянула руку к своей желтой шее, вытащила из-за пазухи цепочку, на которой болтался тяжелый амулет. - Возьми его!
  У Галлеора в руках очутился нагретый горячим телом предмет.
  Он внимательно вгляделся в него. Это был электронный чип.
  Он удивился, что у людоедки сохранилась такая дорогая вещица из платины.
  "С кого-то смоки сняли", - подумал он, отчищая поверхность от грязи.
  На крышке проступил украшенный аметистом вензель: "Верлинда".
  Сердце Галлеора бешено застучало. Старуха прохрипела:
  - Это моей матери... Она дала...
  - Кто твоя мать?
  - Она была красивая... Умная... Она все знала... Она была Первая... Она выжила... Она умерла... Она сказала мне: "Когда вас будет много, вы победите тьму!". Она еще сказала: "Отдай его тому, кто делает вот так", - старуха смешно сморщила сухой лоб. Галлеор узнал свою дурную привычку и чуть не рассмеялся:
  - Разве ты видишь меня?
  - Чага все видит, она сказала. Возьми! Уходи! Вельда хочет спать... Слабая стала... Надо Вельде много спать.
  - Постой, расскажи мне про Верлинду!
  - Там, где она, Солнечный камень. Нельзя туда ходить! Нельзя смотреть! Никогда не смотри! Никто не должен видеть!
  - Где этот камень?
  - Если пойдешь - не вернешься. Обратной дороги нет, - сказала старуха, и накинув на обезображенное лицо капюшон, отключилась от окружающего.
  - Эй! - попытался Галлеор продолжить разговор, но старуха погрузилась в транс: ничего не слышала, ничего не понимала, только иссохшее тело медленно раскачивалось из стороны в сторону, а руки растирали невидимый мрек.
  42. Война!
  
  Энрико не находил себе места.
  - Лучию видели у смоков!
  Он объявил поход против людоедов.
  - Глупые, тупые, жадные, отвратительные животные! Смерть! Смерть! Смерть! - Энрико тронул кончик отточенной шпаги и с ожесточением рассек дым костра.
  - Война!
  - Война! Война! - подхватил его отряд.
  В лагере мертворожденных царило оживление. Готовились к походу.
  Мужчины точили топоры, женщины жгли костры, заготавливая факелы, пропитанные жиром мертвецов.
  Зловонный чад потянулся к каменному небу.
  Дубины крошили камни, свистели пращи.
  От яростных криков содрогались своды пещер:
  - Война!
  - Смерть - смокам!
  - Мы сбросим их в пропасть!
  - Мы уничтожим их навсегда!
  Вельда сидела у входа в пещеру и, как всегда, растирала целебное снадобье
  Губы ее шептали:
  "Война!" - сказал Мэ. Надо будет много мрека, еще больше, чем есть".
  Вельда вспомнила последнюю войну.
  Это было давно...
  Много факелов осветило пещеру, люди ворвались к смокам, они кричали: "Смерть! Война! Всех убьем!"
  Вельда помнила, как много смоков погибло в тот день.
  Их окружили и огнем оттеснили на край ущелья, в котором рождается тьма. Смоки прыгали в темноту, они боялись огня, и все погибли.
  А Вельда потеряла глаза.
  Она пробовала закрыть их руками, но огонь жег лицо и волосы.
  "Держи ей руки!" - приказал Мэ.
  И факел раздавил глаза.
  Сначала один.
  Потом другой.
  Мэ сделал это.
  Смоки слабеют от света. Они всегда боятся огня.
  Вельда тоже не любит огонь. Поэтому она не живет в пещере, сидит у входа. Там ее место, не рядом с огнем, который забирает глаза.
  Вельду нашли у смоков и привели к Мэ.
  У Мэ были дети, они умирали и уже ничего не просили, ни еды, ни тепла. Их маленькие рты почернели и высохли, но ручки девочки крепко вцепились в ее грудь.
  "Выкорми их!" - сказал Мэ.
  Вельда все сделала, как надо. Так всегда делали смоки.
  Но Мэ никогда не смотрел, как она кормила.
  Она выходила много детей. Мэ уводил их на работу, они все радовались и бредили, что скоро увидят Солнце.
  Глупые! Они любили Солнце и при этом забывали о Вельде, которая оставалась одна в темноте.
  Детей приводили к ней обратно, когда они болели. Она их лечила, они позволяли гладить себя по нежным волосам, кормить, укрывать теплыми тряпками перед сном.
  Но потом они все снова убегали добывать Солнце.
  Чага первая сказала ей: "Мама".
  А Даго никогда не любил и даже кидал в нее камни.
  Он мужчина. Он должен быть зол.
  На войне только злой уцелеет.
  Завтра война.
  Вельда знала: Мэ скоро принесет много-много детей.
  "Накорми!" - скажет он.
  43. Свет или Смерть!
  
  От множества огней из темноты проступили очертания сталактитовых колонн, которые засияли всеми цветами радуги.
  - Как красиво! - рассмеялась Чага. - Я люблю войну!
  Отряд шел, не скрывая грозных намерений.
  - Мы убьем смоков!
  - Всех! Всех! Всех! - ритмичные крики сотрясали воздух.
  Это был военный марш, любимая песня Мэ.
  Все мертворожденные обожали эту песню.
  Факелы осветили коварную тропу. В темноте никто не боялся бездонной пропасти под ногами, но при ярком свете никто не решался первым ступить на узкий проход. Грозная процессия в нерешительности остановилась.
  - Вперед! - закричал Энрико.
  Но отряд встал, как вкопанный. Все были загипнотизированы жуткой пустотой под ногами.
  - Вы трусы! Вы жалкие трусы! - Энрико взмахнул шпагой.
  - Не надо смотреть вниз! - вдруг вынырнула из толпы Чага. - Всем смотреть - на меня!
  Она легко, словно танцуя, заскользила над бездной:
  - Вперед, братья! Свет или Смерть!
  Отряд растянулся цепью и медленно заполнил тропу.
  Никто не глядел под ноги. Никто не хотел показать смерти своего страха.
  Все видели, как красиво танцует Чага!
  Она ничего не боится!
  Поэтому ее любит Мэ!
  Она его единственная женщина!
  Чага первая достигла песчаной косы под водопадом и легко спрыгнула с высокой тропы.
  Энрико и Галлеор, а потом весь отряд - за ней.
  Здесь следовало резко свернуть вправо, огибая скалу, а дальше пригнуться и тихо-тихо, чтоб не заметил ни один смок, проскользнуть меж двух больших камней и громко закричать:
  "Сме - е - е - ерть!!! Все-е-ем!!! А - а - а!!!"
  Смолкли звуки. Воины пригнулись и дальше пошли на цыпочках.
  - Нажрались, гады. Никого не видно, - сказал Энрико, вглядываясь вдаль, и вдруг закричал: - Приготовиться к бою! В атаку! Вперед!
  Энрико предполагал молниеносным броском окружить стаю, чтобы ни один смок не избежал смерти.
  "Мы уничтожим их навсегда! Чтобы не осталось ни одного! Чтобы никто никогда ни разу не вспомнил, что они жили когда-то на Земле! - сказал он Галлеору перед походом. - Жаль, что этого мы не сделали раньше!"
  Отряд стремительно несся вперед, расстояние между врагами сокращалось, уже показался вал из костей, за ним убогие холмики землянок, груда хлама, тряпки, содранные с мертвых тел...
  Но почему вокруг было так тихо? Где смоки? Где их поспешное отступление? Их безумство? Их страх?
  Ни одной живой души!
  Воины в ужасе остановились.
  Сотни мертвых тел валялись повсюду на земле.
  Никто не думал ни отступать, ни защищаться.
  - Они все мертвы!
  - И в землянках ни одного живого!
  От смоков исходил тяжелый дух. Воины зажимали носы, брезгливо отступая от мертвых тел.
  - Что случилось? - удивился Галлеор.
  - Они сдохли. Как по заказу. Все до одного. Сам видишь, - растерянно ответил Энрико.
  - А Лучия?
  - Ее здесь нет. И не было никогда.
  Отряд повернул в сторону водопада.
  Здесь перед их взором предстала душераздирающая картина.
  Весь берег был выстелен мертвыми телами. Десятки женщин лежали на берегу в причудливых позах. Они были одеты в траурные платья, их волосы украшали свежие цветы и венки.
  - Тенсия?! - воскликнул Галлеор. - Кармелия! ... Сьюз!.. Эрна... Боже, и Вэлла здесь! - он наклонялся к лицам, заглядывая в глаза, пытался нащупать пульс на запястьях. - Все мертвы! Но они слишком молоды, чтобы умереть! И кавалеры здесь?.. Леон... А это неужели Дорридж?
  - У всех на теле странные пятна, - удивился Энрико.
  - Это сыпь! Значит, все-таки мельчайшие прорвались?
  - Эпидемия?
  - Рано или поздно это должно было случиться. Мельчайшие всегда около нас. Но мы замечаем их слишком поздно.
  - Мы тоже приговорены?
  - Да. Эпидемия скоро охватит каждого.
  Мимо проплывали трупы. Они уже не умещались на берегу, соскальзывали друг на друга, и бешеный водоворот уносил их куда-то в темноту.
  - Ты заметил, что воды стало больше? - удивился Энрико.
  - Видимо, впереди трупами перегорожено русло. Подземная река повернула вспять.
  - Вода прибывает! - разнеслось по цепочке.
  - Уходим! - приказал Энрико. - Нас может затопить.
  
  Паника охватила рабочих в каменоломне.
  - Все умрем! - передавалось из уст в уста.
  Энрико вручил Галлеору тяжелую кирку:
  - Прости, друг, теперь и мне, и тебе придется хорошенько поработать, если хочешь жить.
  Лопаты с бешеной силой вгрызались в базальт, крошили, царапали, загребали новые порции дробленых камней. Никто не прерывал ни на минуту своей работы. Даже малыши забыли о сне и еде.
  Вдруг все услышали голос предводителя:
  - Мы спасены! Вы слышите?! Мы пробились наверх! Ты, чувствуешь, Галлеор, базальта больше нет над нами? Одна почва! Мягкая! Живая, пронизанная миллионами корней! Там, над нами, только небо! НЕБО! Ты слышишь, Галлеор? Он вырвал из земли толстый корень, надкусил его, и громко чавкая, заорал:
  - Корень! Живой! Попробуй, Галлеор, какой он горький и сочный! Попробуй, Даго! Все сюда! Слышите? Мы пробились! Мы выбрались из Ада! Мы спасены!
  - Мы не умрем! - закричали мертворожденные, но работу не прекратили, а только ускорили темп.
  До спасения оставались считанные метры.
  
  ...Никто не заметил особых перемен в шуме воды кроме Вельды.
  - Ты разве не слышишь, Чага, что-то случилось с Падающей Водой? - спросила она, повернув голову к водопаду.
  Чага прислушалась. Ей тоже показалось, что водопад шумит где-то слишком близко.
  - Не ходи, Чага! - Вельда крепко схватила дочь за руку. - Ты разве забыла, что Свет - это Смерть?
  Вернулся Энрико, промокший насквозь, и без единого слова повалился на ложе, обхватив голову руками. Галлеор никогда раньше не видел столь откровенного отчаянья друга.
  - Что случилось?
  - Вода затопила туннель. Погибли все рабочие, все дети. Никто не успел спастись. Мы больше не сможем там копать. Мы никогда не пробьемся наверх.
  44. В конусе яркого света
  
  Лучия стояла в конусе яркого света, который исходил из крошечного отверстия в высоком своде подземелья. Столь малая трещина в базальте была неразличима на глаз, но солнечному лучу без труда удалось проникнуть внутрь и осветить таинственную глубину.
  Лучия протянула руки вверх.
  Солнце манило, но оно было так далеко!
  Его тепла хватало только на то, чтобы согреть круг холодного камня под ногами.
  Лучия вскарабкалась на теплую отполированную гранитную плиту, встала прямо в центр разогретого блика. Ноги скользили по влажной поверхности, густо усеянной жирными слизнями.
  Даже этим ничтожным созданиям тьмы солнце было в радость, даже их манил таинственный зов жизнетворных лучей.
  Свет упал на лицо, приласкал плечи, согрел живот.
  Ребенок толкнул ее изнутри, словно радуясь самому прекрасному и щедрому подарку в этом мире. Она прошептала:
  - Малыш, вот оно, твое Солнце.
  Ребенок снова толкнулся, словно запросился наружу в солнечный мир.
  - Не спеши! Только не сейчас. Надо найти выход.
  На лице Лучии засохла кровь. Но больно уже не было.
  
  ...Чага бросилась на нее, как зверь. Лучия опешила от неожиданности и не могла сопротивляться, лишь прикрывала руками живот.
  Потом Чага сделала это...
  И столкнула ее вниз...
  Лучия не упала, а только быстро покатилась, как с детской горки.
  Но горка была бесконечно долгой, а скорость падения все росла и росла, потом инерция взметнула ее тело вверх, и скольжение остановилось...
  Свет ударил в лицо. Но видеть она его уже не могла.
  Чага вырвала ее глаза.
  Прошло много времени, прежде чем Лучия вернулась к жизни.
  Маленькое существо внутри отчаянно барабанило, требуя хотя бы глотка воздуха.
  Потом оно заставило ее встать на ноги, чтобы найти выход из этого страшного места.
  Лучия поняла, что малыш не позволит ей так просто умереть. Ее слепое тело отныне принадлежало только ему.
  Незрячие пальцы повсюду натыкались на холодный камень. И лишь в одном месте он оказался на удивление горяч, как живой. Когда она подняла голову, лицо окунулось в нежное ослепительное тепло.
  Чага не обманула!
  Но за единственный солнечный луч пришлось здорово переплатить.
  Крохотное отверстие наверху было недосягаемо, а гранитные стены круты и неприступны.
  Никто бы не догадался спуститься вниз, чтобы подняться вверх.
  Вот в чем был фокус. Вот почему Энрико не нашел этого места.
  - Энрико!
  Она потеряла его навсегда. От него осталось только имя и музыка в душе.
  Она закричала. Эхо оглушило.
  Ребенок под сердцем зашевелился.
  Вода коснулась ботинка Лучии, и она зябко отодвинула ногу.
  Прикосновение воды снова повторилось.
  45. Еще одна идея
  
  Энрико молча ворошил шпагой золу костра, и яркие искры в горячем потоке уносились высоко вверх.
  Молчание затянулось. О Лучии старались не вспоминать. Если человек ушел из жизни - жалеть нужно не его, а тех, кого он покинул.
  - У меня есть идея, - сказал Галлеор. - Мы сможем выбраться отсюда другим путем.
  - Говори! - мрачно отозвался Энрико.
  - Помнишь, учитель Робертус водил нас на экскурсию на ярус трудяг?
  - Отвратительно жить одними воспоминаниями, но каждое мгновение прошлой жизни я пережил много раз.
  - Помнишь, нам показалось, что из ущелья доносится плач младенца? Все тогда испугались. Кроме тебя.
  - Конечно, помню! Даффи ныл всю дорогу: "Бедный котенок, неужели никто не отважится его спасти?" Что бы он сказал сейчас?
  - Дело не в этом.
  - В чем же? Говори, не томи!
  - Наш крик тоже могут услышать.
  - Кто?
  - Мало ли кто! Трудяги или желтые колпаки. Без разницы кто - лишь бы услышали. Мы же не младенцы, нас будут спасать.
  - Спасать, чтобы снова казнить?
  - Нас много. Мы примем бой. Это наш единственный шанс.
  - Ты соскучился по пыточному креслу?
  - Когда матери увидят своих живых детей...
  - Своих детей - людоедов? Ты это хочешь сказать? Они разом попадают в обморок от страха - и мы будем свободны?
  - Мы докажем, что пора отменить Лотерею, открыть люки и всем выбраться на поверхность.
  - Ты однажды уже попытался быть оратором. Матери не слушают демагогов. Но в чем-то ты прав. Если мы выберемся из Ада, убеждать никого не придется. Мы примем бой! У меня чешутся руки заточить шпагу о зубы проклятых палачей! - голос Энрико снова окреп, он вскочил на ноги и сделал красивый выпад в сторону водопада:
  - Лучше смерть в бою, чем в канализации! Эй, Даго! Поднимай отряд! Клянусь, что Витасфера будет наша!
  46. Там кто-то кричит
  
  Бараки трудяг окутала непривычная темнота.
  Свет далеких лун уже не дотягивался до этих мест, а фонари не горели. Только один костер у дома старосты слегка разгонял мрак и наполнял воздух ядовитым смрадом.
  Изредка к нему подходили полусонные люди и кидали поверх пламени рваное тряпье, остатки мебели и разный пластиковый хлам.
  Зловещий чад плотным черным столбом поднимался к каменному небу, и слегка остыв, осыпался вниз в виде пепельных хлопьев.
  Тощая кошка на мгновение выпустила когти, зевнула, разбудила хозяйку.
  Старая Дерга прислушалась к темноте.
  - Слышишь, Рэда? - растолкала она свою соседку. - Где-то люди кричат.
  - Отстань! Не мешай! Это вода журчит.
  - Раньше она журчала по-другому, словно маленькие дети, тоненько-тоненько, так жалобно.
  - И мне слышится, только я молчу. И ты заикнись! Помнишь, что сделали с Патой? Такое же с нами случится.
  - Все-таки послушай! Там люди кричат хором! Пойду, выйду.
  Дерга натянула ботинки, нерешительно затопала к двери, распахнула ее, вслушиваясь в непроглядную темноту.
  Сквозь шум падающей воды она различила далекие голоса. Они то сливались и становились громче, то пропадали, но на шум воды это не походило.
  - Ка-нат! Ка-нат! - донеслось до нее.
  Удивленная Дерга вернулась к подруге:
  - Кричат и просят канат. Неужели кто-то из наших свалился в пропасть?
  - А тебе какое дело? - заворчала сонная подруга. - Если кто-нибудь из наших - сразу бы заметили. Ни одного пайка с обеда не осталось, значит все наши на месте.
  - Может быть, желтый колпак туда провалился?
  - Туда ему дорога. Один из них вчера снова что-то вынюхивал. Может быть, ему кто-нибудь посоветовал поискать наши грехи на дне.
  - Там не один, там хором кричат! Хорошо слышно! Надо идти!
  - Не лезь не в свое дело! Мы трудяги, а не палачи. Но я бы каждого, кто в колпаке, туда отправляла! Пусть бы все палачи там заблудились!
  - Там не колпаки. Вчера весь день искали кавалера Слика. Палачи все вверх дном перевернули.
  - А ты и выдашь? Брось! Пусть уж лучше, бедняга, там посидит, день-два поживет без пыток... А если хочешь - иди! Пусть над тобой смеются... А я спать хочу!
  - Что ты говоришь, Рэда?
  - Я больше не в силах молчать! Намолчались! Видишь, что получилось? И ты, идиотка, молчишь, молчишь. Девчонку нашу ни за что живьем утопили, а ты ни слова! А я вот схватилась за нее с палачом. Так звезданул по уху - до сих пор звенит. Но ты тоже не проста! Думаешь, не знаю про твои грядки с цветами? Для чего они тебе? Нюхать? Транссексуала своего вспоминать? Вцепилась в жизнь эту проклятую, мучаешь себя и других: "Деллария! Первенец! Мои глаза, моя бунтарская кровь, дитя любви! Буду издали молиться!" ... Все уши прожужжала! Что? Невинные глазки строишь? А запрещенные цветы прячешь! Я знаю где. От меня не утаишь.
  - Ты крадешь мои розы? Для чего они тебе?
  - Опомнилась! "Крадешь!", "Для чего?"... Для того! Чтобы нюхать! Чтобы нос об колючки царапать! Цепляться за жизнь, как ты! Погружаться в воспоминания! Слезы тайно лить! Поверила? Нет? Пила вчера мадеру? А спросила, где беру?
  - А где?
  - Во Дворце! Девчонки, дуры, помешались на твоих цветочках. Им скучно сидеть в подушках и ждать кавалеров. Им подавай "Аромат неповиновения", "Дыхание страстей", "Небо на рассвете", "Кровь рыцаря" и даже "Тайную дефлорацию" и "Первый тампон"... Так они твои цветочки величают между собой. Все маскируются, маскируются, сигают на тот свет, а палачей из-за этого больше и больше. Не жалей цветов! Лучше хлебни! В бутылке немного осталось. И давай спать.
  Дерга вышла из барака, закашлялась от дыма и неуверенно направилась в сторону оврага. Брызги водопада и холодный туман охлаждали ее любопытство, но она все-таки заглянула в тревожную глубину. А там!
  - Что такое?
  Десятки маленьких огней раскачивались из стороны в сторону, словно кто-то специально подавал знаки.
  - Ка-нат! Ка-нат! - жалобно доносилось из преисподней.
  "Откуда столько людей? И еще огнями машут! Надо идти за подмогой", - решила она.
  47. Весь город вымер
  
  Отряд Энрико приготовился к бою.
  Сверху медленно спускалась длинная веревочная лестница.
  Она качнулась над выпирающей скалой, зацепилась за острый край, дернулась, свесилась петлей и, наконец, упала резко вниз, словно приглашая подняться в гостеприимный город.
  Но воспользоваться приглашением никто не спешил.
  - Нам предложены мирные переговоры. Мы должны отправить наверх делегата, - сказал Энрико. - Кто пойдет?
  Воины молчали, потупив взор.
  Толпу растолкала Чага. Ее горячие глаза были полны решительности, их огонь завораживал и в то же время пугал:
  - Я пойду! Я найду свою мать! Пусть ее кто-нибудь пойдет со мной. Мы должны все узнать.
  - Я тоже пойду! - рядом с ней встал кособокий Лил. - Я - рассказать всем - про Мэ и про Потерявшего Печень! Я - рассказать всем - как мы любим мамочек! И про Путь Наверх! И про Большую Воду! И про Свет или Смерть!
  - Пусть идут! - загудела толпа. - Они - всем рассказать!
  - Пусть первая вылезет Чага, - сказал Энрико. - У нее мозги не набекрень. Она понятно говорит. А главное, она красавица. Пусть посмотрят, полюбуются! Нам не поверят, но ей не откажут. Я знаю мамочек. Они вой поднимут по всем вам. Она же дочка каждой из них. Чужих детей в Витасфере нет.
  - Чужих нет! Да! Да!
  - Лезь, Чага!
  Ноги девушки проворно засеменили по лестнице, и вскоре она скрылась в тумане.
  Ненагруженная веревка несколько раз дернулась: Чага дала знать о том, что добралась удачно, и все у нее хорошо.
  Но вскоре над головами раздался подозрительный шум, еще две канатные лестницы повисли над скалой.
  - К нам лезут гости! И это не мирные переговоры! - воскликнул Энрико, хватаясь за шпагу.
  По висячим лестницам скатывались вниз вооруженные до зубов желтые колпаки.
  Завязался бой.
  Первые нападающие, не ожидая сопротивления, тут же были сбиты с ног и растерзаны сотней крепких рук.
  Но сверху лезли и напирали другие вооруженные отряды. Желтые колпаки значительно превосходили по силе своих убогих противников, но ярость и отчаянье помогли мертворожденным одолеть атлетов.
  Их тут же снизывали с лестниц, как бусинки с ожерелья.
  - А теперь - вперед! - закричал Энрико и полез по лестнице вверх. - Вперед, братья! Свет или смерть!
  Толпа отозвалась дружно и страшно:
  - Свет или смерть!
  - Свет или смерть!
  Штурм увенчался успехом. Желтые колпаки не ожидали встречи лицом к лицу с хорошо подготовленным отрядом.
  Когда с палачами было покончено, Энрико обернулся к пропасти и услышал душераздирающие крики внизу:
  - Вода! Мы тонем!
  Мертворожденные хватались за лестницу, стараясь опередить ревущий поток. Веревки от избыточной тяжести напряженно скрипели.
  Энрико подошел к одной из них и резким ударом шпаги перерубил канат. Потом второй. Внизу раздался жалобный вой.
  - Что ты задумал? - бросился к нему Галлеор.
  - Им сюда нельзя!
  - Я ничего не понял! - воскликнул Галлеор. - Там твои люди, твои воины! Я не позволю перерубить последний канат!
  Завязалась драка...
  Когда острие шпаги коснулось горла поверженного Галлеора, Энрико сказал:
  - Посмотри на них: кто-то слеп, кто-то ходит на четвереньках. Город сгниет от нечистот!
  - Ничего страшного! Мы откроем люки и выпустим всех на поверхность!
  - Их? Ты представляешь, что случится потом? Чем они будут питаться наверху? Твоими детьми? Или моими? Вспомни Лучию! Где она? Думаешь, я поверил, что она свалилась в пропасть? Каждый из мертворожденных, когда смотрит на тебя, оценивает качество твоих мозгов только с точки зрения местной кулинарии. И ты допустишь заселение Земли мутантами?
  - Природа сама разберется, кто мутант, а кто родоначальник нового вида.
  - Ого! А ты не забыл, что все они вскормлены человечьей плотью? Разве ты сторонник каннибализма среди будущих жителей планеты?
  - Каннибализм - обязательная стадия развития любого социума. Настоящая эволюция начинается не с охоты на травоядных, а с начала первых людоедских войн.
  - Знаю. Воины пожирали друг друга, мозги пожирали мозги. Но давай лучше эту стадию перепрыгнем, - закончил спор Энрико.
  В это временя Даго перерубил последний канат, и концы его полетели в пропасть.
  Внизу раздались крики и проклятия.
  - Там остались самые слабые! - простонал Галлеор. - Это непорядочно.
  - Вставай, порядочный! Поторопись! - Энрико позволил ему подняться с земли. - Нам нужно скорее открыть люки. Вода слишком быстро прибывает.
  Галлеор заметил двух старух, издали наблюдавших за происходящим. В одной из них он узнал Дергу.
  Она бросилась к нему с причитаниями:
  - Кавалер Галлеор! Какое счастье, что вы вернулись!
  - Что здесь произошло?
  - После вашей казни все матери перессорились. Матрону Лиссандру убрали из Совета, но было поздно. Матрона Деллария заболела от горя и приняла реокс. С ней прощалась вся Витасфера. Мы плакали, когда увидели ее прекрасное лицо в последний раз.
  - Почему столько смертей?
  - Наступил Конец Света. Мы все умираем. Матери и кавалеры лежат, не встают. Желтые колпаки захватили дворцы, устроили Последнюю Фиесту. Заставляли матерей делать непристойные вещи, убивали детей. Говорили, что все равно всем конец. Сначала маски предохраняли их от болезни. Но и они оказались бессильны. Вся Витасфера в трупах.
  - Разве вы не пытались остановить эпидемию?
  - Мы заколачиваем двери домов, где люди не могут встать. Но болезнь наступает, бараки опустели, трудяги переселились в оранжереи. Работать некому. Луны гаснут одна за другой, костры разъедают глаза. Скоро вся Витасфера погрузится во мрак.
  Город встретил поредевший отряд пустыми улицами.
  И только музыка, неизменно легкая и беззаботная, била по мозгам и мешала осознать страшные перемены. Непривычная пустота зияла в каждом окне.
  Казалось, весь город вымер. Ржавые струи фонтанов глухо булькали и растекались по улицам, как мутные потоки слез.
  Галлеор даже в темноте мог бы найти здесь любую дверь.
  Сколько раз в бреду он возвращался сюда, целовал нежные руки, ловил губами ласковые струи фонтанов!
  Но оказалось, что его здесь никто не ждет.
  Взгляд нашел знакомое окно Делларии, но ажурная занавеска не взлетела, как обычно, и он не увидел в нем родного лица с ямочками на щеках.
  Рядом чернело разбитое окно Олеадоры.
  Вдруг он заметил неуловимое движение в окне Лиссандры. Занавеска дрогнула.
  - Лиссандра жива! - воскликнул Галлеор.
  Все бросились туда. Но дверь была заперта.
  - Старая знакомая! Вот и поговорим! - сказал Энрико, и жуткая гримаса перекосила его лицо.
  Дверь задрожала от ударов. Галлеор, услышал тяжелое дыхание с той стороны, падение стакана.
  - Пойдем, Энрико! Мы с тобой не за этим вернулись.
  На главной площади они издали заметили неприбранные останки.
  Желтые колпаки разрубили тело Чаги на куски и бросили в спешке на дороге.
  - Боже! - застонал мужественный Энрико, отворачиваясь от кровавого месива.
  - Чага мертва? - воскликнул Даго, поднимая отрубленную голову сестры и напряженно вглядываясь в лицо. - Они убили ее! Я их оже всех убью! - Он бросился с диким ревом по опустевшим улицам, высоко вздымая смертоносный топор.
  Топот его ног заглушили ритмы утренней зарядки.
  - Кто-нибудь отключит проклятую музыку? - дико заорал Энрико.
  Брошенная голова Чаги докатилась до цветущей азалии и остановилась у корней. Белые лепестки сорвались вниз и задрожали на растрепанных волосах. В мертвых глазах отразились ботфорты подошедших кавалеров.
  48. Тайна Верлинды
  
  В радиоцентре было тихо. От каждого неосторожного шага вздымались клубы пыли. За три столетия сюда не заглянул ни один человек. Энрико шел впереди, стараясь ногами не зацепиться за невидимые под пылью провода и приборы.
  - Где-то здесь должен быть Центр Связи, - сказал он, наступив на конец длинного кабеля. Он ухватился за него, потянул, закашлялся...
  Галлеор и Даго бросились помогать. Вековая пыль взметнулась до потолка. Наконец Энрико распутал провода и разразился бранью:
  - Нельзя технику доверять женщинам! Вот почему не было связи!
  Он соединил два синих провода, нажал на кнопку "ПУСК". Индикаторы весело замигали.
  Информация, записанная на чип Верлинды, сохранилась на удивление хорошо, лишь местами проскакивали мелкие дефекты акустики.
  К сожалению, изображение на мониторе так и не появилось, но звуки чистого уверенного женского голоса заставили биться сердца кавалеров с удвоенной силой:
  С чипа Прародительницы Верлинды
  
  - Это говорю я, Верлинда, разработчик и создатель проекта "Витасфера".
  Сегодня я должна покинуть этот мир.
  Пора. Время диктует свое.
  Но я хочу рассказать всю правду о начале и конце проклятого места, которое стало могилой человечества.
  Хотя, к счастью, оно не только могила, но и колыбель.
  Хочу со всей ответственностью заявить:
  Здесь под землей по иронии судьбы зародился новый биологический вид.
  Трудно говорить об этом. Но те, кто слышит эту запись, посмотрите друг другу в глаза.
  Кто вы?
  Кто ваши предки?
  Для чего живете на свете?
  Прошлое - разбитое зеркало, но зеркало - живое. Его сколки не собрать, не склеить. Остается только горько о нем пожалеть.
  Отраженный мир был так прекрасен!
  Он погиб.
  Помяните его.
  Но ради всего святого никогда не оглядывайтесь и не ищите в нем своих двойников.
  Их вы не найдете. Мир людей умер.
  Да здравствует новый мир!
  
  ...Почему-то вину за крах проекта списали на меня.
  Я была совершенно ни при чем. Но мне даже не позволили слова сказать.
  А надо было провести повторные анализы, исследовать каждое мгновение от зачатия до появления первых зародышевых клеток...
  Не стоило выяснять, кто из праматерей был носителем.
  Прионы к этому времени паразитировали в генах каждого человека. Информация передавалась незаметно из поколения в поколение. Возможно, радиационный фон, повышенная влажность или глухая подземная тишина запустили скрытый код. Механизм сработал.
  До сих пор не укладывается в голове, что человеческой цивилизации пришел конец.
  Словно кто-то специально поджидал, когда люки закроются, чтобы превратить это славное местечко в инкубатор нового вида.
  Случайно ли произошел синтез прионного гуманоида?
  А если не случайно?
  Кто закодировал алгоритм?
  Носители иного разума миллиарды лет выжидали своего часа внутри завитков человеческой ДНК. Эволюция белковой жизни всегда была под контролем. Смерть управляла жизнью. Закодированное вторжение тайно присутствовало в каждом ядре.
  Несложная схема нами воспринималась, как старость или неизбежный износ. Ей невозможно было противостоять. Никто не знал почему.
  А все так просто!
  Наша жизнь, такая хрупкая и недолговечная, была колыбелью пра-белка. Мы эпителий сверхпрочного живого кристалла, эволюция его защитных качеств.
  Чуждый разум всегда присутствовал в нас, как программа беспрестанных мутаций.
  Человечество - эпизод бесконечного метаморфоза.
  Что за существа запустили генетическую программу в клетках человека?
  Кто они?
  Еще одна эстафета жизни?
  Или всеобщий конец?
  Ясно только одно. Они более жизнеспособны.
  Их хромосомы состоят из прионного белка. А прионы отличаются повышенной термостойкостью и особенной долговечностью.
  Новый биологический вид - скачок в эволюции. Они с необыкновенной легкостью переносят и тепло, и холод.
  Им легче справиться с избыточной радиацией.
  Их преимущества безусловны. Но слишком трагедийны для гомо сапиенса..
  ...Изменения в детях не уродства.
  Это совершенно новый вид. Внутриклеточные изменения будут переданы всем последующим поколениям.
  Я пыталась открыть глаза матерей.
  Это же наши дети!
  Но меня возненавидели. Надо же на кого-то списать неудачи!
  Одна Астрид была на моей стороне.
  В этот день мы с ней предложили уничтожить видеоархив, панорамы и анатомические издания.
  - Если дети не заметят никакой разницы между нами, - начала Астрид, - то не будут нас презирать, как примитивных предков. Мы сможем передать им все наши знания. История человечества станет их историей. Они продолжат нашу цивилизацию. И если начнут не с нуля, успеют больше, чем мы, и не повторят роковых ошибок.
  
  Матери возмутились.
  Громче всех кричала красотка Ланданелла.
  Она потеряла более других.
  "Элитные пропорции тела!.. Красота, которая никого не спасет!" - ее крик до сих пор звенит в ушах.
  Но если хорошенько подумать, может быть, все не так уж плохо?
  Со временем определятся новые параметры видовой ценности.
  Но у Ланданеллы поднялось давление, из носа потекла кровь.
  Титанида с Барбамиллой бросились приводить ее в чувство, они долго сюсюкали и причитали, пока она рыдала и сморкалась.
  Только Астрид не потеряла присутствия духа. Она пошутила:
  - Разве наши "уродики" не прелесть? Мир изменился - изменимся и мы! Будущее в надежных руках!
  Что тут началось!
  Эти слова вызвали бурю. Поднялся невообразимый шум.
  От визга Ланданеллы заложило уши. Она первая подлетела ко мне с кулаками. Вслед за ней - Титанида.
  
  ...Я очнулась в ледяном водовороте, и с тех пор от дикого холода так и не смогла согреться...
  Когда я прокашлялась и огляделась, то не увидела ничего, кроме скудного мерцания водопада, который так грохотал, что я не услышала своего голоса.
  Но самое страшное началось после того, как я догадалась, что произошло.
  Меня линчевали.
  Мне предстояло умереть либо от голода, либо от одиночества.
  От крика я сорвала связки, но перекричать грохот водопада не смогла.
  На камнях было много улиток. Их вкус напоминал отвратительное несоленое желе.
  Они были мутациями недоеденных деликатесов с нашего стола, но хорошо утолили мой голод; и я нашла в себе немного сил, чтобы оглядеться.
  Обратного пути не нашла. И решила двигаться вперед.
  Но там тоже оказались непроходимые места, пропасти и скользкие скалы.
  Мне пришлось вернуться к водопаду.
  Иногда сквозь его мерцание я пыталась угадать, что происходит наверху.
  Мое одиночество продолжалось недолго. Через пару дней водопад принес мне трех младенцев, которых мои подруги безжалостно выбросили в водоворот вслед за мной.
  Малыши уже умели ползать. Это были мои любимчики: Лота, Веста и Дота.
  Когда дети на руках, разницы между нами не заметно.
  Я бы жизнь за них отдала. Я кормила их слизнями.
  Поносы вскоре прекратились, и полная адаптация малышей к еде и темноте успокоили меня.
  У матерей не бывает уродов. У жалости больше возможностей, чем у силы. Без нее человечество бы не выкарабкалось из мира животных.
  Маленький бессердечный младенец поглощает не просто время, а всю энергетику матери. Ее воле и разуму приходит конец. Она и ее дитя - один нераздельный организм на всю жизнь.
  Больной ребенок будет кричать день и ночь, но мать не отойдет от его постели, не спрячется в соседней комнате.
  Его беда - ее несчастье, его недуг - ее кромешное горе.
  Но кто-то сумел обмануть ревнивые материнские инстинкты, отобрал младенцев и выбросил в холодный подземный поток.
  Мое сердце разрывалось от жалости, глядя на эти несчастные, изувеченные природными тайнами тела.
  Я так никогда и не узнала, чем провинились мои малыши перед матерями наверху. Возможно, они более других походили на меня.
  Оставалось только радоваться, что не все дети полетели в воду. Очевидно, матери смирились со своей участью, и следующих жертв не последовало.
  Я всегда была уверена, что наши избранницы со временем привяжутся к мутантам.
  Так оно и случилось. Проект раскрутился на полную мощность. Город ожил.
  
  Мои малыши подросли, они милы и забавны. У них умные красивые глаза и замечательный аппетит.
  Матери не могли бы к ним не привязаться.
  И пусть какая-то ошибка сорвала проект, мы должны были бы радоваться тому, что новые гуманоиды во многом походят на нас.
  Или вернее, мы походим на них.
  Они лучше нас. И за ними будущее.
  Среда определяет форму. Океан отточил тела своих обитателей по образу волн. Небо дарит своим приверженцам крылья. И только на суше такое многообразие видов.
  Естественно, что разум, как стратегия развития, должен формировать одинаковые качества тел.
  Разумных видов на Земле было немало и до нас. Но все мы похожи в главном.
  
  ...Я наблюдала за малышами. Они поражали ускоренным развитием, жадно впитывали любую информацию и способны были тут же ее проанализировать.
  Они очень ласковы и привязчивы.
  Иногда их руки чересчур сильно обнимали мою шею, но разве эти мелочи могли бы затмить материнские чувства?
  Я стала не просто матерью. Я мать необыкновенно красивых, сильных и здоровых детей. И я не зря гордилась ими.
  Вскоре мои младенцы встали на ножки, начали купаться в водопаде и самостоятельно собирать слизней на скользких подводных камнях.
  Не буду рассказывать о трудностях.
  Самая ничтожная мелочь, сделанная руками человека и выброшенная в сточные воды, становилась драгоценностью в нашем хозяйстве.
  У детей появилась обувь и одежда.
  
  ...Я научила своих детей всему, что знала. А мои знания - результат прекрасной памяти. Я пыталась передать им все.
  Они выросли.
  Они были умны и внимательны. Это главное.
  
  ...Когда проект наверху заработал на полную мощность, в канализацию полилось много всякой дряни, и наши многочисленные плантации слизней вымерли вдруг от какого-то стирального порошка.
  В лагере начался голод.
  Далеко от водопада, за пропастью, слизни еще водились в изобилии.
  После опасных вылазок мы всей семьей устраивали настоящие праздники.
  Но иногда наши добытчики бесследно исчезали, то провалившись в пропасть, то заблудившись навсегда в бесконечных лабиринтах.
  
  ...Снова появились детские трупы.
  Я осмотрела их тела. Некоторые из них были нежизнеспособны, но обнаружились и живые.
  Мы пробовали их выкормить, но тщетно.
  Улитки изменились от загрязнения воды и больше не переваривались желудками новорожденных.
  И тогда моя старшая дочь сделала невозможное. Она попробовала накормить умирающего младенца частями мертвых тел.
  Младенец выжил.
  Это была девочка Вельда.
  После нее выкормили еще нескольких найденышей.
  А наверху разгулялись страсти.
  Появились первые казненные, сильные и здоровые мужчины.
  Мы спасли некоторых из них. У нас образовались семейные пары.
  Но костяк моих дочерей, никогда не видевших света, был слаб.
  Они погибли при родах.
  Мутированных младенцев нам неизбежно доставлял водопад, и наше племя росло.
  Рос и голод. Это было настоящим бедствием.
  Дети дрались за каждый огрызок яблока, за каждую арбузную корку, найденную на берегу.
  Чейс и Бетта умерли. Остальные молча ждали своей смерти, спрятавшись под общим большим одеялом.
  Однажды на губах маленькой Вельды я заметила кровь.
  "Что это?", - спросила я.
  "Это еда! Это вкусно! Попробуй! Я тебе тоже принесла", - сказала она и протянула мне окровавленный кусок.
  Но увещевания были бесполезны. Голод оказался страшнее материнской порки.
  Еще одна девочка убежала вместе с Вельдой на берег.
  А я была слаба и не могла прекратить кровавых пиршеств.
  Скоро питаться на берегу начали все. Иногда дети приносили кровавые куски и незаметно подкладывали к моему изголовью.
  Но разве я смогла бы положить в рот мясо, выдранное из тел своих детей?
  ...Они все теперь людоеды.
  Питаются трупами. Их уже невозможно отучить.
  Но это не видовая особенность. Природа рационально использует запасы протеина. Ничего тут не поделать...
  ...Вельда оказалась смышленой девочкой. Я всегда в ней чувствовала свои гены. Ей доверю судьбу нашей большой семьи. И не только. Я отдам ей этот чип, научу надежно спрятать мое тело, чтобы никто по моим останкам не догадался о разнице между нами...
  Когда племя разрастется, они смогут выйти на поверхность.
  Я уверена, что рано или поздно, путь наверх будет найден.
  На вымершей планете расселятся новые существа, одержимые человеческими идеями и мечтами.
  Мы, погибшее человечество, повторимся в новом качестве.
  ...Когда живешь рядом с детьми, время летит незаметно.
  Пройдет много лет, я умру. Этот чип - все то, что останется от меня. Мой голос - последнее напутствие человека существам не таким, как мы, но тоже умеющим любить, жертвовать собой и бороться за свою жизнь до конца.
  Дети мои! Ваши чувства и желания - человеческие. Ваша история - это история человечества. Мы не дошли до финала. Вы это сделаете лучше нас. Прощайте! И простите за все...
  
  На этом голос Верлинды оборвался. Энрико схватился за голову:
  - Я всегда был уверен, что закрашенные портреты в музее - главная тайна Витасферы. Скорее в Музей! Мы должны вскрыть саркофаги!
  - Это опасно. Праматери - носительницы неизвестных заболеваний, - сказал Галлеор.
  - Чем они могут нас еще наградить? Половина Витасферы вымерла. Остальные молят о скорой смерти.
  - Я думаю, нам нужно поспешить к люкам, а не в подвалы Музея, - рассудительно напомнил Галлеор.
  - Разве ты, проклятый ученый зануда, уже зараженный смертельной болезнью, не хочешь перед смертью узнать, кто мы такие? На что способны? И кем были наши праматери? Почему для них мы "уроды"? Что в нас страшного и отвратительного? Почему даже умница Верлинда называла нас мутантами?
  - Не надо ничего выяснять. Помнишь сказку о гадком утенке, которую мы все для чего-то зазубривали во Дворце Детства?
  - Для чего-то? Нас исподволь готовили к тому, что мы прекрасны, но только в другой системе измерения. Забудем сказки! Вперед! К саркофагам! Ты со мной?
  
  ...Музейная тишина чеканила каждый шаг. Струи воды уже достигли первых этажей и затекли в подвалы хранилища.
  Холодная вода хлюпала под ногами. Энрико озирался по сторонам, вспоминая путь к саркофагам.
  - Кажется, направо, - нерешительно бубнил он себе под нос, но вдруг закричал: - Сюда!
  Галлеор снова увидел панорамы вымерших городов.
  Обитатели Витасферы с детства были погружены в атмосферу бесконечных тайн. Ставить взрослых в тупик нескромными вопросами считалось нетактичным, и жгучие загадки прошлого постепенно растаяли в тумане забвения.
  - Ты помнишь, Энрико, этот зал? - спросил Галлеор.
  - Еще бы! Изображения людей уничтожены. Ни одного человека не осталось ни на улицах, ни в метро.
  - Я был уверен, что лица скрываются из-за страшных язв. Думал, что мамочки щадят нас от кошмаров.
  - Боже мой! Разгадка была так близка! Все могло сложиться по-другому. Скоро мы все узнаем! Довольно тайн!
  49. У саркофагов
  
  Энрико остановился возле останков Рогранды.
  - Начнем с моей прародительницы. Я, как прямой потомок, разрешаю вскрыть этот саркофаг, - торжественно и глухо произнес он и прокашлялся в кулак. - Помогай, Даго!
  Все трое навалились на крышку, но сдвинуть ее с места оказалось непросто.
  - Мешает какой-то рычаг внутри... Чувствуешь, как держит?
  - Заклинило!
  - Тогда разобьем! - приказал Энрико. - Даго, приложи-ка сюда свой топорик. Бей!
  Мертворожденный размахнулся, посыпались осколки.
  Крышка отлетела в сторону.
  Все замерли от неожиданности.
  ...Первым расхохотался Даго.
  
  Мутный водоворот бесновался на улицах. Поток бурлил, пенился и тащил обломки бараков и оранжерей.
  Чеканные плиты, которыми была вымощена площадь, скрылись под водой. Толпы людей брели по пояс в воде по направлению к центру, и поток помогал им, толкая со спины и поддерживая нехитрый скарб.
  Дерга тяжело переставляла онемевшие ноги в ледяной воде, но подругу не бросала, тащила на себе, приговаривая:
  - Терпи, Рэда! Немного осталось! Дворцы высокие! Там нет воды! Спасемся! Ну, давай, двигай ногами! Иди!
  Она не увидела, как позади высоко взметнулась догнавшая их волна.
  Мгновение - и там, где брели измученные люди, забурлил дикий пенистый водоворот...
  
  - Пора уходить, - сказал Энрико. - Всюду вода!
  Они бросились к двери, но та не поддавалась.
  Даго ударил топором, Энрико вставил шпагу в рычаг замка, гнилая железяка обломилась, створки разошлись, и ледяной поток с ревом хлынул в зал.
  - Прощай, Галлеор! - успел прокричать Энрико, борясь с водоворотом, но голос его утонул в сплошном грохоте.
  Галлеор услышал последние слова друга.
  - Прощай и ты! - крикнул он, ныряя в глубокую волну, стараясь захватить как можно больше воздуха в легкие.
  Его руки выгребали наверх, но тело не справилось с мощным водоворотом.
  Проблески света и тьмы скоро перестали сменять друг друга, и легкие наполнились ледяной водой.
  "Вот и конец", - промелькнула последняя мысль...
  Хотя в этом мире никому никаких концов не предвидится.
  То к чему каждый стремится всю жизнь, всегда остается впереди.
  Оно вечное наше будущее, всесильное, всепроникающее, спасающее нас от самих себя, хранящее от исчезновения, принимающее нас, как из колыбели, из непостижимого завтра, чтобы вернуть в начало, где после безмолвия и долгой остановки обязательно последует новый взрыв, ужас аннигиляции...
  И снова - свет, перепады веселых теней, хаос безумных оттенков!
  И эта радостная легкость во всем теле - новый полет!
  50. Эпилог
  
  Полковник Ледондрук с большим неудовольствием отставил недопитую чашку с кофе.
  - Ну, что там у вас случилось? - спросил он раздраженно у молодого лейтенанта, с нетерпением переминающегося с ноги на ногу у входа. - Что такое могло вдруг случиться, чтобы вы так беспардонно посмели ворваться в мой кабинет?
  - Господин полковник! Только что получено важное сообщение! - отчеканил лейтенант почти по слогам, с ужасом понимая, что совершил какой-то серьезный неуставной проступок.
  - Вас зовут, кажется, Конти?
  - Так точно!
  - Ага, лейтенант Конти... Так вот, смею вам напомнить, что без предварительного разрешения не положено врываться не только в спальни дам, но и в кабинеты высшего военного руководства.
  - Разрешите идти? - лейтенант Конти с ужасом представил арест за вопиющее нарушение устава.
  Но полковник Ледондрук продолжил:
  - Отступать уже поздно. Говорите, в чем дело? Но в следующий раз, извольте заблаговременно письменно изложить моему адъютанту цель визита!
  Лейтенант Конти начал докладывать неуверенным голосом:
  - В секторе М-Н-8 наши пеленгаторы уловили радиосигнал малой мощности. Сигнал подан из уничтоженного в 2030 году убежища РСМ-12. Его обитатели погибли триста лет назад в момент неправильной герметизации.
  - Что это был за объект?
  - В убежище предполагалось разместить резервный банк всех имеющихся на тот момент генотипов на случай масштабной пандемии в результате заражения населения Евразии прионом "Дельта-Фокс-4".
  - Что за бред!
  - Идея состояла в том, что на время пандемии здесь предполагалось сохранить незараженные гены человека и в случае необратимых генетических изменений восстановить первоначальный стерильный вид.
  - И что случилось?
  - Начались массовые беспорядки. Станция наблюдения оказалась разрушена в результате применения спецсредств, ученые погибли, документация не сохранилась. Работы по генокопированию были заморожены и свернуты. Витасферу приказано было замуровать. Никто не предполагал, что кто-то мог уцелеть. И вот спустя триста лет мы получили сигнал.
  - Что за сигнал?
  - Сигнал бедствия. Просят открыть входные люки. Просят наладить связь.
  - Кто они?
  - Потомки испытуемых, которыми была заселена Витасфера.
  - Глупости! Нас кто-то пытается разыграть. Шутников полно!
  - Мы проверили... Это не шутка.
  - Ну, так наладьте связь. В чем дело?
  - Существует реальная опасность заражения... Триста лет назад в этом районе бушевала пандемия, вымерли города.
  - Я помню уроки истории. Но мы как-то выкарабкались?
  - Ученые успели создать принципиально новое средство.
  - Чем оно отличалось от плацебо?
  - Вакцину выделили из субмутагенных прионов после усиленного облучения ультрафиолетом совместно с воздействием резонансного всплеска инфразвуковых волн в специфическом диапазоне временного угасания интенсивности после преломления в криогенной призме сверхпроводниковой плазмы...
  - Достаточно. Результат?
  - Зараженных удалось спасти. Пандемия прекратилась.
  - А что с обитателями Витасферы?
  - Убежище гарантировало абсолютную внутреннюю стерильность при любых неблагоприятных внешних факторах.
  - В таком случае, следует немедленно открыть входные люки и освободить пленников!
  - Слушаюсь!
  - Об исполнении немедленно доложить!
  - Так точно! - лейтенант козырнул, щелкнул каблуками и сделал шаг из кабинета.
  Полковник поморщился.
  Эта молодежь!
  Кто их только учит! Не умеют ни войти, ни выйти, ни доложить, как следует, ни вообще оставить в покое!
  Лезут с ерундой!
  Полковник поднес к губам недопитую чашку, брезгливо обнюхал черную застывшую поверхность, дунул на нее, словно пытаясь оживить, сморщился, но все же выпил еле теплый кофе, успевший потерять божественный аромат.
  Он помнил о Витасфере по недавно прочитанной в газете статье.
  Какой-то журналист поднял истерику.
  "Замурованная смерть", - так называлась скандальная статья, в которой были изложены аргументы против строительства метро в этом направлении.
  Какая здесь может быть "Замурованная смерть"?
  Прошло триста лет!
  За это время, не только микробы, но и радиация давно потеряла актуальность. Район чист, не загрязнен. А новая ветка значительно разгрузит юго-западный сектор.
  Что за "сигналы"?
  Какое такое "население Витасферы"?
  Следует срочно принять меры, пока не набежала толпа газетчиков.
  Сенсацию можно сделать даже из чиха обнаруженной там землеройки.
  Нет уж, хватит сенсаций. От прессы одна только нервотрепка.
  А дело стоит.
  Полковник подошел к окну. Там в предзакатном мареве, красовался его родной город.
  Великолепные башни, подпирающие небеса, и ажурная сеть монорельсов, оттеняющая небосклон, были отстроены совсем недавно. Город быстро вытянулся из руин вверх и теперь пытается раздвинуть границы вглубь и вширь.
  Обожженные пустыри уже превратились в зеленые скверы, а великолепные трассы пронзили недра земли.
  Только бы опять не довели дело до войны!
  Всем осточертели развалины и нищета!
  Полковник размышлял и ждал доклада.
  Он не любил, когда мелкие дела отвлекали от главного. А главным было разрешение из Центра.
  Новый долговременный заказ на пиротехнические работы был бы весьма кстати. Неплохо приобрести уютный домик в зеленой части города. Дети выросли. Им пора заводить престижных друзей.
  Полковник поглядел на часы. Нехорошие предчувствия смущали его душу. Лейтенант Конти не возвращался.
  Полковник вышел в приемную. Адъютант вскочил:
  - Что изволите?!
  - Не было ли доклада от лейтенанта Конти?
  - Так точно! Пришло сообщение, что лейтенант Конти только что погиб смертью храбрых.
  - Как это случилось? - рявкнул полковник. - Подробности!
  - Заклинился какой-то люк. Пришлось взорвать. Но маломощный взрыв образовал входное отверстие, из которого хлынул водяной поток разрушительной силы. Группа лейтенанта Конти погибла. Уничтожена техника, затоплены склады.
  - Почему не доложили?
  - Не было на то указания!
  - Болван!
  Полковник вернулся в кабинет, с силой захлопнул дверь.
  Болваны везде!
  И здесь, и там наверху!
  Идиоты - разработчики, идиоты - проектировщики!
  Везде идиоты, идиоты!
  В каждой конторе! В каждом министерстве сидят болваны!
  Какого черта никто не догадался указать на картах границы подземной реки?
  Так просто!
  И никаких потерь!
  
  * * *
  
  Лучия услышала рев прибывающей воды. Она с ужасом прислушивалась к происходящему, но не могла понять, что случилось. Ребенок мирно спал в ее животе и нисколько не беспокоился.
  Вода снова коснулась ног.
  Тот выступ, куда ее столкнула Чага, уже превратился в небольшой островок, вокруг которого бурлил пенный ледяной поток.
  Но Лучия не видела самого страшного. В круговороте воды мимо нее с бешеной скоростью проносились трупы, сотни мертвых обезображенных тел. Это были ее недавние подруги, хорошие и плохие, это были кавалеры, которым так и не удалось поймать ее благосклонного взгляда, это были трудяги, вместе с которыми довелось ей работать в каменоломне.
  Водоворот круто огибал маленький остров, и мертвые тела, заняв свободные места в кругах ада, словно прощались и совершали почетный круг у ног единственной уцелевшей своей сестры.
  Вода прибывала.
  Ноги Лучии, чувствуя неизбежный прилив, отступали все дальше.
  Споткнувшись, она взобралась на подножие ровной платформы, вскарабкалась на нее. Ощупала руками гладкие стенки, ступням стало холодно от камня.
  А вода бурлила и неслась все быстрей. Поток скручивал и мял мертвые тела.
  Пасть ада сомкнулась. Казалось, еще мгновение - и водоворот проглотит маленькую женщину, унесет в неведомом направлении, присоединит ее к другим телам и смешает воедино руки, волосы, кровь и обрывки последних стонов.
  Но Лучия не видела ничего. Пустые воспаленные глазницы ощущали только тепло солнца, лучи которого проникали сквозь кожу и согревали малыша.
  Она была совершенно спокойна.
  Поток бурлил, громоздя одно тело на другое. Трупы цеплялись за выступы скал, и спутав конечности, вздымались все круче над водой, поднимались все выше.
  Спасаясь от воды, Лучия наступила на чье-то безжизненное тело, потом на другое.
  Ее не могли напугать ни мертвые лица, ни пристальные окаменевшие глаза. И вряд ли она понимала, что поднимается вверх по своим погибшим соплеменникам.
  Слез не было.
  Жалости не было.
  Воспоминания давно перестали докучать ей.
  Ребенок проснулся.
  Он чувствовал солнце, все ближе и ближе.
  Ноэми Норд, 2012, 2016
  
  Послесловие от автора
  
  Читатели, уже прочитавшие "Витасферу. Каменное небо" в редакции 2010 года, обязательно заметят, что композиция романа заметно изменилась.
  Биография главного героя лишилась ретроспективы (она сохранена лишь в контексте истории подземного социума), зато главная научно - фантастическая идея стала яснее и доступнее для восприятия.
  Это идея о прогрессивных запрограммированных (кем-то извне) геномутациях человека.
  Фантдопущение ляжет в основу продолжения "Витасферы", где главные герои, получив доступ на поверхность, вступят в серьезный конфликт с обычными людьми.
  В первой части романа вопрос о генетическом различии детей Витасферы и гомо сапиенсов остался открытым. Задуманное продолжение раскроет все тайны "Каменного неба".
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"