- Опаньки! Маманя! А я думаю, кому не спится в ночь, и все такое прочее? - Женька душевно рыгнул свежим пивком и добродушно посторонился, пропуская тещу внутрь квартиры, - ну, проходи, скидавай одежу, у меня тут, правда, не прибрано маленько, так что, звиняй, не ждал и все такое прочее.
- Ну, здравствуй, Женя, - прошелестела Клавдия, тяжело стаскивая с плеча корзинки с деревенской снедью, перевязанные между собой холщовой тряпицей, - ты уж прости, что так поздно, - виновато добавила она, скидывая потертый зипунишко.
- Нормальный ход, маманя! У меня как раз прием, и все такое прочее! - загрохотал Женька и сгреб Клавдины корзинки в угол.
- Ой, - вскинулась Клавдия, - яйца, яйца аккуратнее! На кухню неси корзинку, да сковородку дай, яешню сварганю.
Клавдия поплелась за Женькой на кухню, спотыкаясь впотьмах о разбросанную повсюду обувь.
- Ну, знакомься, маманя, - взрычал Женька, - это Галя.
Галя сидела в Катькином халатике, разверзнутом на грудях, и пьяным глазом косила на Клавдию.
- Здрасьте, маманя! - заорала Галя и полезла, было, Клавдию лобзать, но та с достоинством отстранилась и строго спросила:
- Как? - Клавдия осела на сальную табуретку, губы ее побелели, пальцы вцепились в ворот деревенской кофты.
- Ты че, маманя? - встревожился Женька.
- В каком таком трансе? - упавшим голосом прошептала Клавдия.
- В МосГор, - заржал Женька, - вернется сейчас.
- Ага, мы ее тут ждем не дождемся, - молвила Галя, соскальзывая со стола локтем.
- Женя, а Галя кто? - чуть успокоившись, спросила Клавдия.
- Дык, подружка Катькина, лет десять назад познакомились на югах, - пробасил он, упихивая шматок сала в холодильник.
- Откуда сама-то, Галя?
- С Улан-Уды, маманя, - прокашляла Галя, заталкивая чадящую сигарету в переполненную пепельницу.
- И надолго в Москву-то?
- Да нет, - махнула рукой Галя, - сына вот привезла в школу для одаренных детей. Скрипач он у меня. Вундеркинд. Говорят, достояние нации, - с пьяной гордостью ответила Галя.
Дверь на кухню тихонько приоткрылась и в проеме возникла всклокоченная голова белокурого мальчонки лет девяти:
- Мам, - затянул малец, - пить дай.
- Какой тебе пить? Нальешь еще в постелю, - осклабилась Галя.
- Не, мам, я здесь попью, в постелю не понесу, - загнусавил мальчишка.
Женька хохотнул и протянул ребенку стакан воды:
- Пей, не пролей! - ласково баснул Женька, глядя на парнишку.
- Это этот, что ли, достояние? - с любопытством спросила Клавдия.
- Он самый - Кирюшка, - ответила Галя.
- Где Катя? - спросила Клавдия, в упор глядя на Женьку.
- Бог с тобой, Женечка! Что ты? Что ты говоришь? Как ушла? Куда? Куда же ей идти?
- Другого завела, - коротко пояснил зять, - иди, маманя, отдыхай, и все такое прочее, завтра все.
Клавдия тихонько вышла из кухни и пошкребла в дальнюю комнату стелиться. Изворочавшись и вздыхая, она никак не могла умоститься, все вспоминая вихрастую головку мальчишки, мучаясь жгучей и странной догадкой. "Катька-то, Катька - ни словечка! А эта - пьянь блудливая, с достоянием своим обоссанным, да на Женьку, как две капли! Срам-то какой!", - Клавдия всхлипывала, глотая обиду, тискала в лифчике деньги, вырученные за дом: "Дура, вот, дура! Куда же мне?" Она промыкалась до рассвета, то ругая, то жалея непутево-бездетную свою дочь, проклиная себя за проданное жилье, тяготясь теперь уже чужим московским домом.
Мягкие звуки скрипки качались на занавесках, струились по стенам то вверх, то вниз, бились в весеннее, залитое утренним солнцем окно, дрожали блестками на Клавдиной старенькой кофте, бережно расправленной на спинке стула, стучали в висках, трепетали где-то в горле, в груди, сжимали сердце тоской и восторгом, протяжно и нежно проникая в мозг, в душу, во всю Клавдину плоть.
Свежая Галя, в нежно-лиловом шелковом платье скворчала сковородкой у плиты, деловито орудуя ложкой. Трезвый Женька сидел за столом, обхватив ручищами косматую голову, слеза медленно катилась по щетинистой щеке.
Кирюшка, весь залитый солнцем, в смешных сатиновых трусах, стоял посредине кухни. Глаза его были прикрыты, брови приподняты, он чуть покачивался в такт аккордам, забирал ловкими пальцами все выше, выше по грифу, выворачивая свою детскую душу, обожженную пламенем таланта.
Клавдию нашли в полумраке коридора, она лежала на боку, неестественно вывернутая нога, обнаженная до колена, светилась неприличной белизной.