Сойдя с поезда, Фред несколько минут стоял на перроне, выглядывая Хелен. Что она придёт его встречать, надежды почти не было - письмо могло задержаться или вовсе не дойти. Он надеялся, вернее, хотел надеяться, и потому не спешил.
Закурил. Продолжительно, до горечи глубоко затягивался и так же длинно выпускал струйку дыма.
Манфред не видел жену почти три года. Сразу после аншлюса Австрии в тридцать восьмом его мобилизовали в первую горнострелковую и перебросили в Баварию. Европейский блицкриг после Польши, Франции и Нидерландов закончился непролазной грязью Балкан, где их дивизии пришлось прорывать линию фронта югославской армии под проливными дождями. За всё это время Фред лишь однажды побывал дома. Наконец он получил небольшой отпуск, после которого его снова ждет Восточный фронт, на этот раз Россия. Говорят, грязь там ещё непролазнее, а сопротивление ещё отчаяннее. Почти весь последний год он провёл на горной базе в Гармише, совсем недалеко от границы, но приехать домой смог только сейчас. Вроде совсем рядом, а не вырваться ни на день. Их группу усиленно готовили перед переброской на восток. Для чего именно, держалось в строжайшем секрете, немногие знали только конечную цель - Северный Кавказ.
Настроение перед новой кампанией у Фреда было не таким радужным, как пять лет назад. Головокружительной военной карьеры он не сделал, хотя за два последних года службы сумел получить звание обер-лейтенанта, Железный крест первой степени и личную благодарность фюрера за операцию на Балканах. Карьера военного его больше не прельщала. Представление о войне как о единственно верном пути высшей расы к мировому господству изменилось у него ещё в Польше, когда под Перемышлем им пришлось участвовать в массовых расстрелах мирного населения. Им - элитным подразделениям вермахта! С тех пор Фред сильно изменился, стал замкнутым, всё больше молчал и мечтал только об одном - когда всё это закончится.
Фред подошел к дому и ощутил под сердцем колкую тревогу. Всё ждал, что вот-вот распахнётся дверь и Хелен выбежит ему навстречу. Он сбавил шаг, а затем и вовсе остановился. Дом отчуждённо глазел на Фреда тёмными окнами. После суеты последних дней, забитых до отказа вагонов и вокзальной сутолоки он казался необитаемым. С началом войны в Европе появилось множество таких вот брошенных, опустевших зданий. Только не здесь, не в Австрии. Тут бежать и скрываться не от кого.
Дверь была незаперта, и Фред вошёл внутрь. Ничего не изменилось. Ему показалось, что даже мелкие предметы остались стоять на своих местах, как и три года назад. Он услышал, как в глубине дома приглушённо звякнула посуда. Фред опустил на пол небольшой дорожный чемодан и прошёл на кухню.
Хелен стояла к двери спиной и собирала на стол. Услышала, как скрипнула дверь, и обернулась. Тут же опустила глаза. Несколько коротких шагов навстречу друг другу. Она ткнулась раскрасневшимся лицом в китель мужа.
- Фредди... Фредди, я...
Она любила называть его этим уменьшительным именем. Ей казалось, что это так по-американски. Хотя сейчас всё американское стало не таким популярным, как несколько лет назад. Все понимали: открытие второго фронта - вопрос времени.
Почему сейчас это так его раздражает? Уж точно не из-за политики Рузвельта. К чертям собачьим и Рузвельта, и всех остальных! Он устал от политики, и ему дела нет до войны! Он приехал домой всего на несколько дней.
Фред попытался немного отклониться назад, чтобы рассмотреть лицо супруги, но она ещё сильнее прижалась к нему.
- Ты получила моё письмо?
- Да. Два дня назад.
- Я ждал тебя на вокзале, Хелен.
- Я... Нам нужно поговорить, Фредди.
Он вдруг понял, почему это уменьшительное "Фредди" так его раздражает. Произносит его Хелен не так, как обычно. Не с любовью, а скорее с состраданием, обращаясь к нему, как к ребёнку, больному и беззащитному. Наверное, она так и продолжала бы стоять, прижавшись к Фреду, но на плите спасительно задребезжала крышкой кастрюля.
- Кипит, пусти...
Хелен разомкнула объятия и отстранилась. Развернулась к плите, но в последний момент муж перехватил её руку.
- Что с тобой?
- Со мной? Со мной ничего. Садись.
Фред отпустил руку жены и сел за стол. Стоя спиной к мужу, Хелен почувствовала себя более раскованно. Не глядя в глаза, сообщать о неприятных новостях намного проще.
- Тебя не было почти три года, Фредди...
- Я был немного занят, ты же знаешь.
Хелен испугалась, что сейчас она раскиснет, опустится до жалости к мужу, и разговор, к которому она готовилась, размякнет, развалится, как эта проклятая каша.
Она отключила газ. Молчать было невыносимо, стоять у плиты спиной к Фреду глупо.
- Фредди, я ухожу... У меня другой... Другой мужчина.
Она ждала ответа и одновременно боялась его услышать. Боялась, что он будет кричать, обвинять... Ударит, в конце концов. А больше всего - что он будет умолять остаться. Но Фред молчал. Ей тоже нечего больше сказать. Всё, что касалось их обоих, она уже высказала, остальное касается только её и... Неважно... Только её.
Одна минута, другая. Никто не проронил ни слова. Теперь повисшая в воздухе тишина просто оглушала. Муха, заблудившаяся между оконными рамами, билась в стекло, создавая такой шум, что казалось, он вот-вот наполнит собой дом, выдавит окна и разлетится окрест, подобно взрывной волне.
- Кто он?
- Какая разница, Фредди... Ты его не знаешь.
- Не называй меня так.
Хелен повернулась. Теперь она не боялась смотреть в глаза Фреду. Её губы стали тонкими и почти прозрачными. Ей вдруг захотелось улыбнуться, спровоцировать мужа. "Встань и ударь, - подумала она, - и я уйду. Просто уйду и всё".
Но Фред продолжал сидеть. Рассматривал скатерть и не решался поднять глаза, как будто во всём случившемся только его вина.
- Кто он, Хелен?
- Просто другой мужчина.
- Мужчины на фронте, - отрезал Фред.
- Он снабженец. У него, как и у тебя, Железный крест...
- Да ну?!
- Фред, ничего личного...
- Ничего более личного и представить нельзя.
- Фредди, тебя не было так долго...
- Убирайся!
- Я...
- Уйди, Хелен.
- Фредди, прости.
Последнее было лишним. Хелен, не оборачиваясь, выскочила из кухни. Фред продолжал сидеть за столом. Выждал время, встал и подошёл к окну. Ему хотелось последний раз увидеть её. Убегавшую. Предавшую его ради тыловой крысы с Железным крестом.
Оставаться дома не было никакого желания. Для чего? Изводить себя вопросами? Зачем она приходила? В последний раз накормить мужа? Рассказать об устройстве собственной личной жизни? Зачем? Уж лучше бы просто ушла, без объяснений.
Остаток дня и весь вечер до глубокой ночи Фред провёл в небольшой пивной на Фридрихштрассе, в компании лейтенанта медицинской службы. Подвыпивший медик на чём свет стоит ругал снабженцев, задерживающих поставку медикаментов на линию фронта.
Обоюдная ненависть к поставщикам объединила Фреда и лейтенанта-медика.
- Вы из Инсбрука? - спросил медик.
- Да.
- В отпуске?
Фред кивнул и сделал большой глоток из кружки.
- Вы ведь фронтовик? Я сразу чувствую, когда человек с передовой... Где служили?
- Польша, Франция, Балканы. Сейчас на Восточный...
Лейтенант задумался.
- Восточный... Знаете, я был там... Это совершенно другая война. Россия - что бочка без дна. Им всегда есть куда отступать. Сибирь... Мы потеряем там много зубов, а возможно, и все.
Медик понизил голос и наклонился через стол, задышал Фреду в лицо.
- Дороги ужасны. Неделями ждём медикаменты. Люди умирают на столах, так и не дождавшись... Настроение в войсках... Чёрт!
Медик замолчал, откинулся на спинку стула и безнадёжно махнул рукой, зацепив рукавом кружку, которая упала, расплескав по полу хлопья пены. К этому моменту оба уже изрядно набрались.
- Свиньи... - неизвестно к кому обращаясь, сказал медик.
Фред кивнул, представляя любовника Хелен в виде огромного борова с Железным крестом на лоснящемся боку.
- Разве можно так напиваться, лейтенант? - спросил он.
- Можно. И нужно, дорогой мой, - ответил медик. - Это своего рода Рубикон, между там и здесь. Там нужно быть с холодной и, по возможности, пустой головой. Ну, вам ли не знать...
Он проснулся около пяти утра. До полудня сидел на террасе дома, думая о том, насколько бездарно можно потратить драгоценное время отпуска. О том, что осталось всего несколько часов. Совсем скоро - назад в Гармиш, где его ждут последние сборы и подготовка, а затем трое суток поездом. Туда - за край Европы. А что ждёт его там, один чёрт знает. Как и знал наверняка о том, что ждало его здесь. На то он и чёрт, чтобы всё знать, - работа такая. Это Фреда он может держать в полном неведении. Впрочем, кое-что известно совершенно точно: безнадёжные дороги, загнанные в угол русские, смерть, которая плюёт кровью в лицо, враждебные горы, которые заберут не одну жизнь, а теперь ещё и отвратительная работа снабженцев, черт бы их побрал! Вот что ждёт его на передовой.
Нужно собраться, забыть предательство Хелен, всю эту грязь и обиду. Оставить здесь, на потом... на десерт. Вернуться и разобраться во всем с остывшим сердцем и разумом. С пустой головой.
Он вспомнил вчерашний вечер и лейтенанта-медика. Как его звали? Гюнтер, кажется. Да, Гюнтер Уде.
***
С самого утра новобранцы драили и чистили всё, что сохранило способность блестеть. В Гармише ждали приезда непосредственного начальника, генерала Губерта Ланца, который появился только во второй половине дня. На совещании, которое он проводил со старшими офицерами, обсуждались детали операции и сроки переброски на Восточный фронт.
Фред за всё время не покидал своей комнаты, пытался читать, но мыслями постоянно возвращался к предательству жены. Ревность и обида занимали его куда больше, чем предстоящая кампания, и с этим нужно было что-то делать. Конец мучениям положил ординарец, вызвавший Фреда к гауптману.
Когда Фред вошел, участники группы уже собрались в кабинете руководителя операции Хаймса Гроота. Гауптман был взволнован, и это передалось присутствующим. Гроот не любил громких пафосных речей и сразу перешёл к делу.
- Обстоятельства несколько изменились. На линию фронта мы вылетаем сегодня. Первая горнострелковая выводится из-под Орджоникидзе к Клухорскому перевалу. Одна из целей нашей небольшой группы - Эльбрус. На перевале мы соединяемся с основными частями и выдвигаемся в направлении горного отеля на высоту четыре - сто тридцать. Отель называется "Приют одиннадцати". Кто был на Кавказе, наверняка его помнит.
Фред не мог сосредоточиться, злился и проклинал себя за слабость. Только услышав о предстоящем восхождении, он сумел отогнать неприятные мысли.
- Далее мы разбиваемся на две группы: Мюллер со своими людьми остаётся в "Приюте", вторая группа, которую возглавлю я, продолжит восхождение. Лист, Штросс и Фердинанд - со мной, на западную и восточную вершины.
Фред и ещё два офицера кивнули. Перед самой войной Фред участвовал в нескольких восхождениях на Кавказе вместе с русскими альпинистами. Возможно, это и сыграло роль в отборе кандидатов.
- Наша цель - установить на обеих вершинах флагштоки со знамёнами Германии. Миссия скорее политическая, нежели стратегическая, надеюсь, это понятно. После возвращения в отель - подготовка к приёму и размещению оборудования... Это наша основная задача.
Гауптман замолчал, сел за стол и скрестил руки на груди. Непроизвольный жест, который он использовал перед принятием важных решений, сталкиваясь с нестандартными действиями противника или с чем-либо непонятным и противоестественным. Как будто старался закрыться от внешнего мира и в то же время давал себе возможность собраться с мыслями и силами.
Присутствующие понимали, что сказано далеко не всё. Гауптман разжал руки и облокотился на стол.
- В операции также примут участие представители института Аненербе. Цель их миссии держится в строжайшем секрете. Нам поручено оказывать им любую помощь.
Было заметно, что Грооту неприятна вся эта история с присутствием на театре военных действий оккультистов фон Зиверса. Перерыв всю Европу, как старый бабкин сундук, они теперь совали свои провонявшие нафталином носы в планы вермахта. Даже он, всего лишь капитан, понимал всю безрассудность этого манёвра - снять четыре дивизии с передовой и перебросить их на менее важный в стратегическом плане Эльбрус. Обсуждать и тем более не выполнять приказы командования он не имеет права, но думать об этом ему никто не может запретить.
- Оборудование Аненербе будет прибывать на временный аэродром. Цель моей группы - обеспечить прикрытие по пути следования от аэродрома к пику Калицкого. Лейтенант, ваша задача - обезопасить южное и юго-западное направление от пика.
- Да, капитан.
- И ещё... Каждому из нас, включая егерей, в процессе всей операции необходимо будет иметь при себе радиопередатчик одностороннего действия. Я всё понимаю... Лишний вес... Но это распоряжение непосредственно от вышестоящего командования. Все, все без исключения. Единственное, что я могу предложить - на время восхождения на Эльбрус мы можем отказаться от стандартной радиосвязи. Ничего, будем держаться в поле видимости.
Хаймс Гроот поднялся из-за стола, давая понять, что совещание закончено.
- Сейчас вас проинструктирует представитель Аненербе, в девятнадцать сорок пять доклад о готовности, в двадцать ноль пять сбор.
***
Таинственным радиопередатчиком оказался модифицированный и облегчённый двухламповый "Фридрих". В придачу к нему шёл так называемый "солдат-мотор" для зарядки аккумуляторов в полевых условиях. Он тянул ещё килограмма на три-четыре.
Инструктаж проводил инженер Аненербе, невысокий мужчина в штатском. Один из офицеров попробовал взвесить передатчик и подзарядку в руке.
- Ого! Килограмм шесть, семь?
- Семь сто, если быть точным, - ответил инженер.
- Это слишком.
- Мы облегчили, насколько возможно. Держать на поясе и не снимать ни при каких обстоятельствах. Получасовой подзарядки хватает на восемнадцать часов непрерывной работы.
К вечеру группа в полном составе погрузилась на транспортный Ju-52, в шутку прозванный Tante. "Тётушка" вырулила на взлётную полосу, легко оторвалась от земли и, набрав высоту перехода, взяла курс на восток.