Аннотация: Состав экспедиции : Шмидт, Шевелев,
Водопьянов,Головин,Молоков,Алексеев,Козлов, Мазурук, Машковский, Крузе, Спирин, Аккуратов,Волков, Рубинштейн, Ритсланд, Папанин, Кренкель, Ширшов,Федоров и пр.
Тетрадь Љ7 22.03.37-05.04.37
Москва- Северный Полюс- Москва
Состав экспедиции.
руководство:
Отто Юльевич Шмидт
Марк Иванович Шевелев, нач. полярной авиации
Борис Львович Дзердзеевский, синоптик
А. А. Догмаров парторг экспедиции
летчики:
Михаил Васильевич Водопьянов
Павел Головин
Василий Сергеевич Молоков
Анатолий Дмитриевич Алексеев
Матвей Ильич Козлов
Илья Мазурук
Яков Д. Машковский
Крузе
штурманы:
И.Т. Спирин, флагштурман
Валентин Аккуратов
Анатолий Волков
Рубинштейн
Ритсланд
радисты:
Серафим Иванов (Сима)
Николай Николаевич Стромилов
Жуков
Родоминов
Богданов
механики:
Флегонт Бассейн ст. механик
Василий Л. Ивашина
Константин Сугробов
Демид Шекуров,
Брезин
Николай Львович Кекушев
Д. А. Тимофеев
Валентин Терентьев
Гутовский
Чернышев
папанинцы:
Иван Дмитриевич Папанин
Эрнст Теодорович Кренкель
Петр Петрович Ширшов,
Евгений Константинович Федоров.
прочие:
Эзра Виленский, Известия
Марк Трояновский, кинооператор
Сергей Фрутецкий
Юра Орлов
Либин
Мельников
Питенин
22 марта 1937 года
Старт. Москва. Ходынка.
Приехал в 5:15. Пусто. Походили, замерзли. Около 6 утра приехал Мехлис, Боговой, Ровинский. Затем прибыл Шмидт, Бергавинов. В 7:15 позвонил растерянный Кекушев:
-Ребята, что ж вы меня забыли?
Привезли.
Всякая бестолочь. Наконец, около 11 утра было принято решение лететь.
Сели по машинам.
Отто Юльевич примостился у окошка и все махал рукой.
Вырулили. Первым поднялся Водопьянов. За ним вне очереди взметнулся Мазурук (после он объяснял, что не мог ждать, т.к. у него моторы перегревались).
Легко и незаметно оторвались мы - 12:30. Молоков заложил большой круг. Проплыли внизу знакомые здания Академии, комбината "Правда". Сверху они выглядели очень рельефными отдельными зданиями и весьма напоминали макеты. Мелькнула чаша стадиона "Динамо".
Очень быстро начало сильно болтать. Я ушел во второй проход, расстелил спальный мешок, лег и уснул.
Рейс продолжался. Облака стояли низко. Впереди шел Водопьянов, где-то на пару часов раньше шел Головин. За Михаилом, привалившись к нему на 50-100 метров, шел "прилипнув" (по Спирину) Мазурук. Затем мы и где-то, то теряясь, то появляясь, Алексеев.
первые пару часов болтало очень сильно. Резкий попутный ветер прибавлял скорость, но увеличивал качку. Последующим опросом удалось установить, что травили многие- даже летчик Машковский испортил рукавицу. Столь же пострадал Дагмаров, Ивашина Иванов.
Вскоре после Москвы прошли сквозь снежный фронт, потом попали в облачную дырку небольших рваных кусков, затем в туманчик. Шли на высоте от 300 до 400 метров, иногда приходилось пригибаться к земле на 200-100 метров.
Вологда осталась в стороне, вправо, километрах в 40. Спирин вел по ниточке, изредка переговариваясь с экипажами. Так по линейке и дошли до посадки.
На нашей машине в начале что-то не заладилось с тросами руля глубины. По приказу Молокова Ивашина и Гутовский кинулись в фюзеляж. Хвост болтало так, что они чуть не захлебнулись качкой. "Он изгибался ужом", рассказывал после Гутовский. Открыв крышку верхнего люка, Гутовский выглянул, но ничего не заметил. Тогда поднялся на фюзеляж Ивашина. Ветер его чуть не выдернул из самолета. Гутовский стал держать его за ноги, а Ивашина осматривался. Осмотр закончился благополучно, оказалось, что в тросах слабина. Выбрали ее и полетели дальше.
На полдороги все машины немножко заледенели. Обледенели у всех передние стекла штурманской рубки, у Мазурука и кромка крыла заблистала. Но эта зона быстро кончилась.
Мазурук и Водопьянов по 2.5 часа шли на автопилоте. Работали прекрасно.
Наконец, сели. Вышли из машин и провалились по колено в снег. А колесам хоть бы хны. Тут (у села Холмогоры) стоял на поле самолет Головина и гигантскими птицами застыли наши. К полю сбежалось все село.
Наскоро поужинали в доме Колхозника и уехали ночевать.
Механики остались в Холмогорах (около 70 км. от Архангельска. После Шевелев подсчитал, что незаход на Вологду и недолет до Архангельска сэкономил 24000 рублей.)
Мазурук говорит, что в такую погоду военвед не выпустил бы кораблей.
Мы стартовали в 12:30, Алексеев в 12:50, всего в полете были 5:13 часов.
24 марта.
Вчера большинство отдыхало. Отсыпались. Лишь Молоков и Алексеев уехали к своим самолетам.
За обедом и ужином вспоминали всякие арктические условия и делали прикидки.
Отто Юльевич играет в домино ("Люблю эту игру- масса возможностей"). Приехавшим работникам облисполкома, он рассказал, что к ним в область входит Зфи, чем они были немало изумлены.
Отдыхаем мы в д/о облисполкома. Здесь все пилоты, Шмидт, Шевелев и я. Папанинцы в Архангельске, там у них всяческие грузы.
Сегодня за завтраком произошло интересное совещание. Стал вопрос на чем дольше лететь. Козлов предложил идти на лыжах, но взять с собой колеса, с тем, чтобы можно было варьировать. Большинство поддержало, заявив, что лыжи очень хрупкие и легко могут пострадать.
Отто Юльевич предложил высказываться.
Алексеев:
-По моему, даже на полюсе вернее сесть на колесах.
Мазурук:
-Я подсчитал. У меня всякого груза запасных частей около 800 кг. Машины наши прекрасные. А мы по старой привычке, не умея летать культурно, возим с собой целые ремонтные заводы. Я могу сбросить 400 кг. и вместо них взять колеса.
Водопьянов:
-Я против колес. И на Рудольфе, и на всем архипелаге- гладкие плато. Отлично сядем на лыжах. А везти колеса- не только лишний вес, но и потеря скорости.
Бабушкин:
-А нельзя ли послать к Зфи ледокол с колесами?
Шмидт:
-Можно конечно. "Ленин" пройдет в Тихую легко. В этом году льду стало очень мало, может быть, даже Британский канал открыт.
Алексеев:
-Я против того, чтобы впрягать коня и трепетную лань (под ланью я подразумеваю ледокол). Лучше сделать посадку в Маточкином Шаре.
Шмидт:
-Всякой посадки нужно избегать, как огня. Тем более- в Мат. Шаре, где очень опасное место из-за стоков. Ледокол же может прекрасно все доставить. Не хватит угля- пусть поведет с собой угольщика и оставит у кромки. А машины, независимо от всего, надо основательно все проверить, перевесить весь груз и оставить все лишнее.
Алексеев:
-Что ж, чем меньше посадок, тем лучше. Лететь вообще не трудно, самое сложное дело- взлетать. Нам деньги платят не за полеты и посадки, а за взлеты.
Днем приехал из Москвы Уралов. Он привез с собой лыжи. Их повезли в Холмогоры на 12 грузовиках-трехтонках. Тепло, лед на Двине тонкий. Поэтому через Двину пропускают только полуторки. Пришлось лыжи привязать тросом к машинам и отбуксировать через реку, а уж на этом берегу грузить.
Уралов привез также Ширшову коллекцию планктона от Бочарова.
Сегодня начали проверять рацию Головина. Хотели испытать в воздухе- снег мокрый, не отрывается машина. Даже "У-2" не мог взлететь. Дефектов так и не нашли, хотя провозились весь день.
Водопьянов сыграл с Отто Юльевичем в шахматы
26 марта.
Головин никак не может улететь. Все тает. Вдобавок, у него отказала радиостанция еще в полете от Москвы Два дня с ней возились радисты и Симка, и, наконец, вчера закончили.
Сегодня утром Головин, наконец, поднялся. Задание было таким: сделать контрольный круг и, если рация работает, лечь на курс.
Днем я и Уралов были в городе. Около часу дня Баевский сообщил нам- Головин в воздухе, лег на курс, сообщено в Москву. Я немедленно дал ему телеграмму в Нарьян-Мар, напоминающую о корреспондировании в "Правду".
Приезжаем и застаем Головина за обедом. Оказалось, он взлетел ("бежал весь аэродром"), а рация не работает. Пришлось сесть. И только на земле он обнаружил, что взлетая, забыл своих механиков. Самолет примерз, они выскочили помочь раскачивать его, а затем не могли поспеть за ним по глубокому снегу и остались внизу. Головин же этого не заметил. Если бы рация работала- он улетел бы без них. А когда Головин был в воздухе, пришла телеграмма ему от Остроумовой : "Поздравляю блестящим перелетом". Воистину- Остроумова!
Днем выяснилось, что доставляя с вокзала лыжи, возчики потеряли доро'гой буж от Водопьяновской машины. Улетая из Москвы, все механики забрали их с собой, только Бассейн не взял. Пришлось затребовать из Москвы. Ладно еще, что погода не благоприятствует старту, а то пришлось бы сидеть из-за такой ерунды.
Днем Машковский и Крузе перегнали из Архангельска в Холмогоры самолет "Ш-2" для связи. Это был героический полет. Три раза они стартовали. Первый раз не могли оторваться, второй раз- чуть не вмазали в здание и лишь на третий пошли. Летели час.
На дворе тает, Двина закрывается для переезда, в Нарьян-Маре +3о. Весело!
27 марта.
Выяснилось, что на машине Мазурука нет чехлов для моторов. Вчера их затребовали из Москвы, выслали.
День- как все. Спирин почти весь день просидел над картами, прокладывая путь в Нарьян-Мар. Карты- чудные. На одной - река течет на север, на другой- на юго-запад. На одной село называется так, на другой - по-другому и т.д.
Шмидт, Водопьянов, Бабушкин и Иванов до одури режутся в "козла". Счастье переменно.
Затем герой неистово играет на бильярде. Я раз сел и неплохо сыграл в шахматы с Отто Юльевичем. "Я не знаю усталости" - говорит он.
Дагмаров предложил Головину книгу Виноградова о Паганини. Головин охотно взял, но сокрушенно заметил:
-Мало я скрипку слушал- не все дойдет!
Философически настроенный Алексеев разглагольствует о станциях метро и говорит об Анатоле Франсе.
29 марта.
Сегодня утром переехали в Холмогоры. Двина размокла, машины идут по сплошной воде, по колено. Вода, как ливень, хлещет в переднее стекло.
Переехали в 8 утра и сразу на аэродром. Мокрый, тает. Пустили "У-2" - на 100 метрах почти не видать в облачной дымке. Потом пошел мокрый снег. Так и отложили.
А вечером поднялся сильный 7-ми балльный ветер. Привязали к каждому крылу по три бочки бензина, чтобы не перекинуло самолеты.
Проглянуло солнце и Дзердзеевский предвещал хорошую погоду.
30 марта.
Встали в 5:30 утра. Наскоро позавтракали- и на аэродром. Там уже механики подогревали моторы, устанавливали свою циркуляцию, пламенно помогая друг другу.
Дзердзеевский получал одну за другой радостные сводки. Выглянуло солнце. Так подступило 9-10 часов. Надо лететь. И тут оказалось, что один мотор (средний правый) у машины Молокова не заводится.
Вот обида! Механики еще два дня назад подвесили ко всем машинам колеса (за исключением Мазурука), полностью залили весь бензин, погрузили Папанинские грузы. Его хотели поджать с весом, но он ходил по машинам и уговаривал механиков:
-Браток! Ну возьми еще этот ящичек!
У Яши Машковского Мазурук выкинул около полтонны парашютов и всяких ватных одежд для сбрасываемых предметов.
Так вот, у машины собрался весь синклит бортмехаников. Оказалось, что мотор холодный. Папанин подставил свою спину ("лезь, браток"), и Ивашина полез к мотору. По распоряжению Мазурука Бассейн и Брезин притащили с его машины баллон со сжатым воздухом. Начали запуск. Наконец, вышло.
Тем временем машины Водопьянова и Мазурука вырулили на край поля. Трактор легонько сдернул наши примерзшие лыжи, и мы двинулись туда же. Это было ровно в 12:00. За лыжами оставался широкая протока воды. Как-никак наш кораблик (да и другие) весит ровно 22.5 тонны.
Кстати, ровно год назад 30 марта 1936 года Водопьянов вылетел из Архангельска в Нарьян-Мар, идя на Зфи.
Первым пошел в воздух Водопьянов. Но у него сдал мотор и он уступил Мазуруку. Тот дал полный газ и побежал. Четыре густые полосы газа неслись за ним. Следом пошел Водопьянов, затем мы. И вот тут я понял, что Водопьянов бежал много дольше, чем казалось со стороны. Мы бежали около 40 секунд, аж надоело ждать (в Москве бежали 14).
За нами выруливал на старт Алексеев.
Взлетели в 12 часов 25 минут. Сделав пару больших кругов, пошли по курсу. Лететь приятно: солнце, тепло, идем довольно высоко. Болтает мало. Внизу все время ровная лесистая местность, изредка прерывается широкими, извилистыми реками и пересыпанная белыми плешинами лужаек.
Моторы гудят однообразно и ровно, мы заложили уши ватой, Отто Юльевич ушел в штурманскую рубку. Ивашина и Гутовский с аппетитом, умаявшись, завтракают.
Когда болтает- страшновато смотреть на концы крыла. Они все время машут.
В самолете.
Впереди- Ритсланд, часто Шмидт, пилоты, механик, Кренкель и я.
Просторный, перекрытый фермами центральный проход забит грузами. Тут металлические ящики Папанина с продовольствием, ящики с запасными частями, просто запчасти, чемоданы с запасными радиочастями.
К потолку подвешены личные непромокаемые рюкзаки членов экипажа.
На радиочастях лежат спальные мешки, свернутые в трубку, там и сям расставлены термосы, винтовки, бинокли. На рации- три фуражки со значками СевМорПути. Ну и стремянки, ведра, шесты для провертывания винтов, шланги, лампы, инструменты.
Лес все реже и реже. Все больше и больше снежной пустыни. Стало пасмурно. Прошел вперед к пилотам. Молоков смотрит на карту и не понимает.
Впереди и справа- остальные самолеты.
2:10. Слева вдруг показалась впереди темная пелена. Я думал- туман, но уж больно резко очерчена граница. Оказалось море- Чешская губа. Мы шли левее своей трассы километров на 50.
-Ну-ну, -сказал Орлов.
Что ж, пошли надо морем вдоль берега. Шли также : скорость 180-190, высота 500 м. Так перли двадцать минут. Море- спокойное, совсем чистое ото льда, лишь на горизонте, к северу, видны небольшие поля. Только у восточного берега нам попалось несколько льдинок, впечатление - будто сизое море посыпали в этом месте белым конфетти.
2:40. Неожиданно влезли в низкую облачность. Не видать ни земли, ни других самолетов. Но через несколько минут миновали ее. Снова потянулось однообразная равнина, вся в снегу с небольшими островками леса. А в облаках неприятно- думаешь: вдруг вмажем.
Безлюдно, селений почти нет. Очень редко встречаются одиночные избы промышленников.
3:15. Болтает. Солнце. Как клубы исполинской папиросы проносятся на уровне крыльев обрывки облаков. Холодно. Сделал гимнастику, чтобы согреться.
3:45. Показался Нарьян-Мар. Сверху он выглядит ровно и довольно крупно. В стороне- еще один солидный жилой массив (после оказалось- лесозавод).
Мы долго кружили над городом, прежде чем сесть. Момента приземления так и не почувствовал. Столь бережно и аккуратно Молоков посадил машину. Выскочили- снег блестящий, твердый, крепкий. Аэродром чудесный, сделан на Печоре.
Встречало все местное руководство. Затем на коней- и в город. На наши сани подсел молодой паренек лет 7-8.
-Дядя, Водопьянов прилетел?
-Прилетел. А ты его знаешь?
-Знаю. Он у нас в прошлом году был. Договор заключил.
-Какой?
-Чтобы учились отлично.
-А ты отличник?
-Отличник второго класса.
Вечером был прием в окрисполкоме. Местные власти, помнящие Водопьянова по прошлому году, весьма удивились его трезвости.
31 марта.
Головин утром сделал испытательный полет- рация не работала. Днем полетел Симка- наладил, наконец.
Вечером в гости к школьникам пришел Водопьянов и Молоков. Радости было без конца.
*Утром, когда мы стояли на крыльце, к нам подошла целая делегация ребятишек и довольно твердыми от волнения голосами попросили Водопьянова придти.
-У нас есть схематическая модель самолета, скоро будем делать фюзеляжную.
-А вы Молокова пригласите.
-Да мы его не знаем.
Водопьянов лукаво скосил глаза в сторону. Вся банда набросилась на Василия Сергеевича.
-Ты записываешь мои мысли , - спросил меня Водопьянов.- Я ведь их много высказываю.
*Федоров переписал все номера часов всей четверки. "Я взял их на учет".
*Несмотря на категорическое сопротивление Алексеева ("меня не могут убедить, мне могут приказать"), решили колеса оставить здесь. Дальше лететь только на лыжах. Мазурук, отказавшийся от колес еще в Холмогорах, требует сейчас снять с его самолета равный груз- около 800 кг.
*Эрнст проиграл в шахматы Трояновскому.
-Ничего, - успокаивал его Папанин,- На зимовке ты будешь чемпионом Северного Полюса.
*Днем Папанин попросил меня сходить к уполномоченному НКВД.
-Только тихо, чтобы никто не знал. Закажи печать "п/о Северный Полюс". Будем ставить на письма.
К сожалению, гравера не нашлось.
*Все время идут споры- как лететь: через Баренцево море или Карское с посадкой в Амдерме. Я спросил Отто Юльевича, он ответил:
-Какое больше понравится.
*Все отчетливо представляют. трудности полета, допускают, что одна машина может загнуться.
*Головин говорит:
-Знаешь, как прозвали Бороду (Шмидта)?
-Нет.
-Дай напишу. (Написал "Джокер").
*Алексеев уговаривает Козлова:
-Что ты, Мотя, за письма сел? Любовь доказать- так 7 лет женат- верят. Телеграфируй.
*Непонятно, когда спит Дзердзеевский. Сводки ему носят днем и ночью. Сих принимают по радио на машинах, везут по проводу, передают по радио н а станцию.
*Иван Дмитриевич читает "Капитанскую дочку". Узнав, что Кренкель помнит наизусть почти всего "Евгения Онегина" страшно обрадовался:
-Ты будешь нашей библиотекой. Очень удобно- и веса лишнего нет, и глаза не утомляются.
*Ребята шутят: "Папанин похож на кошку. Жирная, как свинья".
*-Лес- это величайшее достижение природы для авиации, - говорит Алексеев.
Нарьян-Мар, 31 марта.
Общее собрание экспедиции в школе.
Шмидт: Нужно проверить себя критически. Предстоит более трудный этап. Надо наладить то, что не совсем налажено. Прошу высказываться о неладном.
Шевелев: У нас было много неполадок и неблагополучия. Нам подвезло. Сложись обстоятельства иначе- все могло кончиться хуже. Мы выходим в места, где нам никто не поможет. Именно с Нарьян-Мара начинается наша экспедиция. Наши слабые места- запуск моторов, радиосвязь и общая неорганизованность в работе. Не сумели вовремя выйти из Москвы. Это были последние минуты последнего дня когда мы могли вообще вылететь из Москвы. Сейчас предстоит труднейший этап, когда мы должны вырывать погоду по часам. И здесь особенно важно вырвать точно вовремя. Механики у нас хорошие. Вот в Холмогорах В.Л. Ивашина допустил ошибку и задержал всех. Крайне неблагополучно с радиосвязью. Держал связь на последнем этапе с флагманом только Жуков. А вдруг потерялась одна машина. Представьте- сдох у нее один мотор. И связи нет. Положение трагично. Из-за мелочей не работает рация у Головина. А лететь он не может без нее.
Здесь особенно велика роль командиров. И кроме великой дружбы, нужна и строгая дисциплина. Командир отвечает за все, что делается на корабле. И за запуск, и за связь, за все.
Пассажиров нет. Все приписанные к кораблю подчиняются командиру.
Жуков: Схема связи очень плохая. Нужно переменить длины волн.
Шевелев: Если корабль терпит бедствие, он переходит на аварийную волну- 625 метров.
Водопьянов: Мазурук спросил в воздухе: как идти? Ему ответили с нашего корабля- иди, как хочешь!
Механиков надо пожалеть. Они работают, как звери, забывают поесть. У нас много праздношатающихся. Нужно им помочь. Дружнее работать. Всем.
Не совсем еще овладели моторами. Магистралей много, краников -море. Не все еще знаем.
Мазурук: Из Москвы вылетали - я не знал, где садиться будем. Надо информировать командиров.
У нас ненормальные отношения между техническим составом кораблей. У Ивашины не запускался мотор. Пришли к нам: дайте баллон. Дали. А потом нас же ругали: чего нам баллон всунул.
Опыт не учитывается. Вот у нас Шекуров и Брезин сделал усовершенствование запуска моторов. Никто не пришел, не посмотрел, смеются.
Водопьянов: Одна волна не годится.
Ивашина: Большое хозяйство, очень большое хозяйство. Кранов, циферблатов, ручек- без конца и счету. Когда мы пойдем по нашему северному пути- не подкачаем.
Брезин: Орлов всегда вместе с механиками А у нас чуть помогает Машковский и нечего не делает Крузе.
Машковский: Очень легко подойти к самолету. Нет охраны. Нет огнетушителей.
Папанин: Пассажиров у нас нет.
Волков: Наш корабль- пасынок. На заводе специалистов у нас почти не бывало. Корабль строился авральным порядком. Схема рации плоха. Дуплексное реле передатчика Родоминов исправил, но так кустарно, что не действовало.
Алексеев: Когда я увижу, что постороннюю силу достать нельзя- всех заставлю работать.
Родоминов: Волков не верит в рацию, потому, что не знает ее, он боится станции. В Холмогорах он не проверил антенну, оказалось, она при взлете запуталась вокруг ноги.
Молоков: Материальную часть сейчас щупаем все: и радисты, и механики, и пилоты. Технический сосав еще не полностью знает свою машину. Не мешало бы другим техникам делиться своим опытом. Мне кажется, головной самолет путает нас всех. Думаешь- а что думает командирский самолет. Если взял флагман курс- держи его. Вот вчера шли углами, ломали курс - почему? Объяснять надо. Это путает. А если я попаду в туман?
Сугробов: Не помогают другие экипажи, в частности Бассейн.
Головин: Напустились на Волкова- а он честно говорит, что этой рации не знал. Прогнозы никудышные.
Спирин: Надо особо уточнить порядок и условия строя в полете, в тумане, облаках, при отставании. Порядок взлета, посадки, построения. Ввести короткие совещания командиров перед вылетом. Мы ни разу не взлетали и не садились в том порядке, который был указан командиром армады.
Дагмаров: Мы должны выполнить задание- и на отлично. И речь идет об успехе всех экспедиции, всех 5 самолетов. Нужно перераспределить запасные части. Мы должны подходить государственно. Основного- организованности, дисциплины и бдительности- у нас не хватает.
Шмидт: На банкете в Кремле т. Сталин сказал, что летчики проявили то безумство храбрых, о котором мы поем. Но одной храбрости мало. К храбрости надо добавить организованность. Вас, челюскинцы, страна уважает за то, что вы в трудных условиях проявили и храбрость и организованность. Экспедиция наша трудная и опасная. Нужна храбрость, но нужна и большая организованность. И мы должны особенно помнить слова т. Сталина.
Трудность в том, что у нас нет еще сработанности. Тут и старые полярники- командиры кораблей, папанинская группа, и молодые, ничем не хуже, но еще не сработавшиеся. У нас темпы быстрые. Нам надо сорганизоваться на ходу. И эта трудность не меньше, чем достигнуть полюса. Сладить 5 машин, невиданных на севере, очень трудно. Сейчас все дело в том, чтобы каждый день продвинул нас вперед в деле продвижения техники и товарищеской спайки.
У нас не должно быть самообольщения, что нам должно везти, потому, что мы большевики, а большевикам всегда везет. Видим, нам придется уделить минимум два дня на техническое освещение.
Получил сегодня телеграмму т. Бергавинова о том, что ряд товарищей его вызвало и расспрашивало- где мы, как летим. Наш полет не только полезное и нужное дело, но, в известной степени- честь страны. И честь страны мы в обиду не дадим.
1 апреля.
Федоров чертит карту расположения небесных светил в апреле. На огромном круге изображены звезды и созвездия, а между ними луна и планеты. В комнату вошел Кренкель. Он с мороза топнул ногами. Комната закачалась.
-Тише! - закричал Федоров- Ты мне затмение луны устроишь!
Папанин скептически осматривает все свои грузы. Они грузились и укладывались непосредственно под его руководством. Он знает "в лицо" каждый сверток, каждый ящик.
-Не пропало ли чего-нибудь... Нельзя ли чего-нибудь оставить... а, может быть, и взять...
Долго и страстно обсуждали ледовую сводку. На Рудольфе- 7 баллов, на Уединении- чисто, на Оловянном, где Кренкель зимовал- сплошной лед.
-Это же садиться придется на Москву-реку.
Эрнст пришел в меховых сапогах. Остальные усмехнулись:
-Что ты- на полюс собрался, что ли?
Проверка часов по радио. А вдруг хронометры утонут. Прощай метеорология!
В пути от Холмогор, Федоров держал связь блестяще! - говорит Спирин. Федоров доволен- лишняя тренировка.