Впервые столкнулся с польской русофобией ещё в далёких уже семидесятых, когда, как утверждали книги и газеты, и по телевизору, и по радио с Польшей мы друзья, ведь совсем недавно освободили её от фашистского гнёта, положив сотни тысяч жизней советских солдат; майор "Вихрь" предотвратил тогда полное уничтожение немцами древней польской столицы Кракова ( однако после распада социалистического блока правдоподобность этого события, разумеется, стала в Польше отрицаться, хотя ранее там тоже сняли свой фильм "Сохранить город" на эту тему); оборонительный от враждебного запада военный Варшавский договор успешно вроде бы функционировал.
Но это всё, как оказалось, было фикцией, и вся наша "дружба навеки" лопнула, как мыльный пузырь, а польская русофобия, на самом деле, и непринятие всего русского и советского тогда тоже сидели в поляках глубоко внутри и мне довелось на себе ощутить их проявление, вдруг прорвавшееся в одном из представителей этой нации.
Тогда я был молодым аспирантом геологического факультета МГУ имени М.В.Ломоносова, жил в зоне "Г" общежития главного здания на Ленинских Горах. Поднимаюсь в лифте как-то под вечер на свой седьмой этаж и вдруг замечаю, что нахожусь в окружении группы подвыпивших поляков, узнал их по акценту и некоторым словам из фильмов про них. Они, видимо прибыли к нам "с дружеским визитом". Очень сейчас жалею, что не спустился сразу после произошедшего потом к вахтёрам, чтобы узнать, куда они держали свои стопы.
Сам я жил тогда в одном блоке на две комнате с вьетнамцем, тоже геологом Нгуеном Нгиемом Минем. Несмотря на большую разницу в возрасте мы были с ним друзьями и когда пришло ему время написания диссертации, насколько мог, я помогал ему редактировать его сначала кандидатскую, а потом и докторскую диссертации.
Едва в лифте закрылась дверь, и мы отъехали от первого этажа, совершенно неожиданно для меня, погружённого в свои аспирантские мысли, один из поляков вдруг с какими-то гневными возгласами схватился за чуть выше моего пояса идущий по всему периметру лифта блестящий поручень так, что я оказался между его рук, и стал прижимать меня всем своим телом к железу так, что у меня рёбра затрещали.
Оказался как бы связанным по рукам, но не ногам, чем я и воспользовался, исключительно лекарственно приложившись агрессору коленом куда следует. Почувствовав, видимо, боль между своих ног, он сразу ослабил хватку, а тут другие поляки опомнились, схватили его под белые руки, и даже не извинившись передо мной за поведение своего друга, выволокли из кстати остановившегося лифта.
Тогда я ничего не понял о столь недружественном акте незнакомого мне человека, подумал, что это просто сильно пьяный, каких и среди соотечественников достаточно (в Московском университете такие, правда, мне не встречались ни до, ни после) и много позже, когда поляки проявили свою русофобскую сущность на государственном уровне, вспомнил эту давнюю историю, которой минуло уже сорок шесть лет.