Теперь мне совсем некуда торопиться, и если вы вдруг почувствуете какое-то необычное волнение в моих словах, если я буду иногда сбиваться и даже замолкать, бесславно запутываясь в воспоминаниях... знайте - это отголосок того крайнего нервного напряжения, которое всецело владело мной до недавнего времени. Об этом времени мне и нужно будет рассказать вам.
Мое имя - Якоб, я почти не сомневаюсь в этом. Обстоятельства моей прежней жизни, наверное, многое смогли бы объяснить, в том числе и мою страстную ненависть к Иогансену, но увы - мало что мне удастся вспомнить теперь, когда последние осколки имен и событий стираются из уставшей памяти. К счастью, несколько недель назад я начал вести дневник, и большую часть моего повествования будут занимать цитаты из этой тоненькой зеленой тетрадки, где остается еще несколько пустых страниц.
Из дневника Якоба
Сегодня я наконец-то нагнал его. На набережной я увидел его в том же светлом костюме, в котором он чуть больше недели назад приехал в наш городок. Да, прошло совсем немного времени с того прибытия, а все в моей жизни полностью переменилось, и даже как воспоминания того, прежнего меня уже не существует. Кто же этот человек, столь жестоко обошедшийся со мной? И кем был я до его приезда? И на какой из этих двух вопросов мне теперь труднее ответить?!
... Он довольно долго простоял у реки, начинало темнеть, но тем четче его костюм выделялся на фоне сумерек. Потом он взмахнул руками, словно стряхивая комья темноты, прилипшие к светлым рукавам, и пошел дальше по набережной. В его походке была уверенность, особенно разозлившая тогда меня. Я должен был убить его сейчас же; я нащупал нож и широкими шагами - мне бы хотелось так думать, но может быть, я промедлил несколько секунд, и это разрушило мой замысел - стал догонять врага. Но тут он зашел в какие-то высокие двери, и запрокинув голову, я увидел громаду старого собора - необыкновенное зрелище для человека, долго не поднимавшего глаз от земли. Секунду я простоял неподвижно, потом медленно зашел внутрь, даже не пытаясь разглядеть своего недруга. Я почувствовал беспомощность, наверное, так и должно ощущать себя зло под куполом старинной базилики.
Следующий день.
Я знаю гостиницу, где он остановился, и даже то, как он себя здесь называет - Иогансен. Странная фамилия. На скандинава он совсем не похож. Сегодня я вошел вслед за ним, как вы думаете, куда? Никогда не догадаетесь - в библиотеку. Он листал какой-то огромный старинный том, я тоже взял кое-что почитать. Таких огромных библиотек в нашем городке, разумеется, нет. Здесь странная атмосфера, здесь пространство, обозначенное многоэтажными рядами полок, кажется бесконечным, пусть и только в одном направлении. Бесконечность вглубь. В подобном месте я скоро почувствовал себя неуютно. Но Иогансену все нипочем. Вечером, он, наверное, уезжает - это я тоже выяснил в гостинице, да и в нем самом ощущается какое-то беспокойство. Что ж, я поеду за ним.
Следующий день.
Удивительно! Хоть бы раз этот человек, которого я считаю удивительным негодяем, вел себя так, как полагается людям его сорта! Хоть бы раз он зашел на ипподром, в казино, в бордель, наконец! Я бы на его месте так и сделал. Что я такое говорю, впрочем...
Сегодня он целый день бродил по городу, в который мы прибыли на рассвете. А меня в это время съедали странные мысли. Я слишком долго шел за ним - я стал его следами; в его тени я потихоньку превратился в невидимку. В движениях Иогансена уже чувствовалась какая-то незавершенность, точно я должен был повторять их... вражеская походка стала неровной, а моя, напротив, обрела вдруг непостижимую плавность и размеренность. Так мы и ходили гуськом. Он постоянно выбирал удивительно красивые маршруты, должно быть, хорошо знакомые ему. Я-то бродил просто с открытым ртом, впервые окруженный такими потрясающими дворцами, статуями и фонтанами. На самых красивых улицах и площадях он порой резко замедлял шаг, но сам как будто и не глядел по сторонам, боялся споткнуться, должно быть, и однажды мне подумалось - во всем, конечно, виновато мое чрезмерное воображение - он почти останавливается, чтобы я успел хорошенько все рассмотреть.
Моя ненависть изнуряет меня, и трудно сказать, что заставляет меня так медлить с исполнением приговора. Пусть Иогансен оплошает хоть раз, однажды я увижу его в менее достойной ситуации, чем рассматривание памятников архитектуры, в тот момент он выкажет свое настоящее лицо, и тогда уже ничто - слышишь, Якоб? ничто! - не сможет спасти негодяя. А пока я еще поброжу за ним; в самом деле, он неплохой экскурсовод. Еще бы следовало раздобыть лекарство от страха.
...
Через несколько дней и городов.
Сколько же в этом городе картинных галерей?! Десяток, не меньше, и все такие огромные. И во всех мы побывали. Я не шучу - если бы нам попалась еще и одиннадцатая, я тут же расправился с Иогансеном, в конце концов, я не слишком люблю живопись. А он - неужели любит?.. Несколько картин поразили мое воображение. Особенно одна, вся сплошь в синих и лиловых тонах.
Потом мы зашли в магазин одежды, и он купил себе такой же бежевый костюм, какой носит всегда. И я подумал: пусть Иогансену не покажется потом, при нашей последней встрече, что враг уступает ему в элегантности. И купил себе почти такой же костюм.
А после этого мы поехали куда-то загород; мне запомнилась одна красивая вилла, там был изящный портик, а позади - пронзительно синее небо. Заметил ли он это небо? Обратил ли на него столь же пристальное внимание?
Следующее утро.
Вечером, когда я уже готовился заснуть, в соседнем, иогансеновском номере кто-то заиграл на фортепьяно. Ах, он еще и пианист! Этого я уже не смог вытерпеть. Я поднял с пола шлепанец и швырнул его в стену. Музыка сразу стихла, как будто он понял, что и в самом деле переборщил. Но, знаете, мне кажется, что все это было попросту сном.
Потом мне приснился сон, напрямую связанный со вчерашней покупкой. Я стоял в своем новом костюме перед зеркалом, и у моего отражения словно бы не было лица. Это привело меня в замешательство, я отступил на несколько шагов, но жуткая фигура в зеркале, наоборот, будто бы приблизилась ко мне. Тогда я схватил какой-то угловатый предмет и с размаху бросил в зеркало, но оно не разбилось, по нему лишь пробежала дрожь, как по поверхности воды во время легкого ветерка. Не знаю, сразу ли я проснулся, или во сне произошло что-то еще, может быть, такое ужасное, что я тотчас постарался все забыть. Когда я утром и в самом деле подошел к зеркалу в моем номере, то понял, что стал чем-то походить на своего недруга. Даже как будто постарел, бедняжка. Нечистая совесть особенно сблизила нас.
Подобные мысли не могут радовать; хочется навсегда спрятать лицо в ладонях.
Чуть позднее.
Мы снова куда-то уезжаем! Усталость...
Еще один день.
Итак, очередной очень красивый старый город на берегу озера. Не пытается ли Иогансен отгородиться от моей мести этими бесконечными аркадами, фризами и странными ренессансными куполами? Что это - компенсация за причиненное зло?! Он, должно быть, смеется! Смеется... Но все-таки как здесь чудесно, как необыкновенно чудесно!..
Сегодня он пошел в оперу, но я не последовал за ним, предпочтя лишние два-три часа побродить по городу (незадолго перед этим я счастливо обзавелся картой). Первый раз за все это время враг остался без присмотра. Но ему никуда не деться от меня, я в этом совершенно уверен; он сам будет разыскивать меня по всему городу, если я не отыщу его первым. Нам нельзя друг без друга.
На этом записи в моем дневнике обрываются. Попытаюсь восстановить дальнейшие события, полагаясь исключительно на свою слабеющую память. Может быть, во всем дальнейшем будет больше моих фантазий, чем реальных фактов.
Итак, я снова направился к оперному театру, чтобы выследить Иогансена. Представление еще не закончилось, и я медленно прогуливался по большой площади перед театром. Вдруг мне почудилось, что довольно далеко, на противоположной стороне площади, показался мой враг; я бросился туда. Светлое пятно то снова показывалось в толпе, то пропадало, и порой на несколько невыразимо долгих секунд. Но когда я наконец понял, что вот-вот настигну проклятого врага, то тут же увидел... себя в бежевом костюме в зеркальной витрине большого магазина. Я почувствовал настоящее отчаяние, хотя через мгновение и понял, что, конечно, не мог гнаться за самим собой, и Иогансен все еще где-то близко, может быть, таращится сейчас на меня из-за угла, злобно ухмыляясь. Но прежней уверенности в себе я уже не ощущал.
А еще я подумал: так уж велика разница между нами? И я, и он вот уже две недели - целую вечность - были почти всегда вместе, смотрели вокруг одними и теми же глазами, может быть, нам снились похожие кошмары. И что самое важное - нас сближали совершенно одинаковые чувства; мы одинаково любили искусство и столь же горячо ненавидели друг друга. И ненавидели потому, что теперь уже никто не смог бы нас различить. Пусть внешне мы и не были особенно похожи, но смел ли я надеяться, что это продлится еще хоть какое-то время? Что завтра я окончательно не превращусь в него?
Он или я - уже было без разницы. Нужно было немедленно принимать решение. Сам я достал нож, или кто-то услужливо вложил его в мою руку, так и осталось загадкой. Последним, что я увидел, была зияющая пустота в зеркале, когда человек в светлом костюме, пошатнувшись, упал на землю.