Мы чокались водкой на загаженной генкиной кухне, когда Генка затушил в тарелке окурок и сказал:

- Всё это фигня, пацаны. Всё это уже ненадолго.

- Чего ненадолго, Прим? - спросил Костян Угрюмый, опрокидывая стопарик в свою мик-джаггеровскую пасть. - Ты чо гонишь?

Примат хлопнул водки и зашипел. Он всегда шипел, после каждой рюмки. Зато почти никогда не закусывал.

- Я говорю - уже недолго осталось, - сказал он сиплым от водки голосом. - Скоро он придет, и всё кончится. Он уже идёт. Армадилло.

- Сам ты армадилло, - машинально ответил Костян, разливая по новой. - Гы, армадилло! Давай, армадилло, поехали.

Он поднял рюмку. Я тоже поднял. Я ничего не говорил, я ждал, когда же наконец Примат достанет свою очередную Офигительную Фигню.

Примат накрыл свою рюмку ладонью.

- Вы чо, пацаны, совсем, что ли, не шарите ничего? - воскликнул он. Наши рюмки повисли в воздухе. - Говорю же, он скоро будет здесь! И тогда всё, кирдык всему и вечная свобода! Вы, блин, ловите или нет? Свобода!

Мы с Костяном переглянулись. Я, честно говоря, даже подумал, что Генка уже успел где-то закинуться своей Офигительной Фигнёй в одиночку. Или курнуть. В зависимости от того, в каком виде существовала Фигня в этот раз - в виде колёс или в виде травы.

Естественно, он мог ещё и ширнуться. Это если допустить, что Фигня объективировалась в виде жидкого эликсира. Или нюхнуть, потому что в ряде случаев Офигительная Фигня выступает в образе насыщенной смеси эфирных паров бензола или как это там называется.

- Не вижу повода ломать из-за этого кайф, - сказал наконец Угрюмый и мягко отвел ладонь Генки, закрывавшую рюмку. - Кто не пьёт с нами, тот пьёт против нас. Давай, Прим, айда. За армадиллов.

Генка моментально проглотил стопку - мы и глазом не успели моргнуть. Шипя, нюхая рукав и нашаривая на столе ошмёток лимона, Примат зачастил:

- Свобода... полный кайф, без берегов, без облома! Вечно молодой, вечно пьяный! Армадилло... Армадилло "Потёмкин"!

Угрюмый поглядел на меня и накатил по последней.

- Последний круг, - предупредил он. - Ген, ты Фигню принёс?

Всё ещё шипя и кашляя, Генка похлопал себя по карману рубашки. Я затушил окурок в тарелке и потянулся к стакану.

- Ну - за кирдык в мировом масштабе, - сказал Угрюмый. Его огромный рот зиял, будто провал в антимир. Слова, вылетавшие из него, казались посланиями иных цивилизаций. Проект SETI в одной отдельно взятой кухне.

Выражая солидарность с иными цивилизациями, я чокнулся с Костяном. Мы выпили. Генка обвёл нас мутным взглядом и тоже оприходовал свою дозу. Мы терпеливо дождались, когда он закончит шипеть.

- Хорошо, - одобрил Угрюмый. - А теперь - горбатый! Примат, давай Фигню.

Обеими руками Генка полез в нагрудный карман. И тут его прорвало.

- Вот мы с вами сидим тут, водку пьём, - ухмыляясь одним углом рта, говорил он, вытаскивая коробок с Офигительной Фигнёй (которая на сей раз материализовалась в облике выдержанной в ацетоне конопли), - а в это время Сферы пришли в соответствие, и Армадилло "Потёмкин" прёт к Земле полным ходом!

- Связь времён, все дела. Сферы, они ведь движутся, так? - несло Генку, пока он высыпал Офигительную Фигню на голый участок стола и разравнивал её мизинцем. Я внимательно наблюдал за процессом. - Ну, вот они и сдвинулись! Пришли в точку соприкосновения, сечёте? Это значит - всё, скоро кирдык!

- Ты что, на картах нагадал? - спросил Угрюмый. - Или Глоба рассказал по телевизору?

- Дураки! - заорал в ответ Примат, припечатав и меня заодно с Угрюмым, хотя я вообще молчал. - Вы что, в уши долбитесь? Это же Сферы! Они ходят, движутся одна вдоль другой! Дви-жут-ся! А теперь вообще в соответствие пришли! Шарите, чем, блин, это пахнет? Всё! Скоро припрёт Армадилло "Потёмкин", в облаке дыма и пара, и ударит из главного калибра, и наступит полный кирдык, всё рухнет на хрен, и будет свобода! Свобода, понял ты, пидарас ёбаный?

Это адресовалось уже лично Костяну. Костян посмотрел на меня и сказал:

- Юрик, это пьяный базар, или я должен обидеться?

Я замахал рукой - дескать, всё чоки-поки, Угрюмый, не заводись, ведь это же Генка, а Генка - это Генка, потому что это же ведь Генка. Угрюмый Генку и без меня знал как облупленного, поэтому заводиться не стал, а вместо этого достал коробку "Беломора".

Мы стали высыпать из "беломорин" табак и забивать косяки с Фигнёй. Генкины пальцы возбуждённо дрожали.

- Это джаггернаут, - бормотал он кривящимися губами. - Чумовейшая броневая защита, огонь из труб, главный калибр достаёт отсюда до Америки. Охрененно! Водоизмещение - с Новую Зеландию! Он прёт полным ходом... огонь, пар... Как в "Войне миров", броненосец "Сын грома", только на сто порядков круче. Весь в огне, мчится, и - бам, бам! Главная машина мощностью шесть триллионов лошадиных сил.

Не знаю, как насчет лошадиных, а моих сил уже не было. Я вставил в рот мундштук и подкурил.

Генка с Костяном сделали то же самое.

Некоторое время мы слушали тишину.

Потом стало хорошо.

Губы у Генки перестали кривиться. Наступило счастье. Я, наконец, начал рубить тему.

- Геннадий Приматович, - сказал я. - И чо?

Мысли текли спокойно и правильно. Теперь уже и Генка мог излагать связно.

- Армадилло "Потёмкин", - сказал он, - это объективация прерывания момента текущей реальности и её имманентный переход на уровень трансцендентности.

- Кирдык, - пояснил Угрюмый. Генка кивнул.

- Окружающая нас реальность протекает хаотично и беспонтово, - продолжал он. - Свобода - это миф, в нынешнем понимании мира. Мыслящая субстанция скована бременем причинно-следственных взаимосвязей. Детерминизм причин и следствий обусловливает конечность всех протекающих во вселенной процессов - в первую очередь кайфа и оргазма.

Про причинно-следственные взаимосвязи - это Генка правильно задвинул. Меня тут недавно доставал один - из следственного отдела. Да и причина, надо сознаться, имелась. Взаимосвязь была налицо.

- Армадилло "Потёмкин", - гнул своё Примат, - разрушая причинно-следственную предписанность, уничтожает детерминизм существования. Процессы получают бесконечную линейную протяжённость. Воля мыслящего существа, не скованная больше условностями предметно-объективированной реальности, получает импульс к неограниченному проявлению. Свобода из мифа и фикции становится непреложным атрибутом... нет, предикатом... ну, в общем...

- Вечно молодой, вечно пьяный, - догадался Угрюмый. - Навсегда. И никто не уйдёт обиженным.

Генка кивнул.

- Ага, - сказал я. - И чо?

- Армадилло "Потёмкин" прёт из глубин трансцендентной вселенной, - сказал Примат. - Он эманирует. Над его главной башней развевается красный флаг. Красный флаг - это эзотерический символ трансцендирующего перехода от предметно-объективированной реальности на новый уровень бытия и познания.

- Можно пить, курить, колоться и ебаться, - предположил Угрюмый. - До усрачки. И в ментуру не заметут. И бабок не надо.

- Точно, - кивнул Генка. - Но сначала должен наступить кирдык.

- Рулез, - сказал я.

На этом, собственно, разговор об Армадилло "Потёмкине" тогда и кончился. Кайф подошел к кульминации, беседа естественным образом перетекла на баб, затем нас, как положено, пробило на хаханьки, затем, как положено, - на хавчик. Вечер удался.

Впоследствии эта тема как бы ушла на задворки сознания. Единственным напоминанием о ней было то, что Генку на какое-то время прозвали Армадиллой. Но потом исторически сложившееся прозвище - "Примат" - вновь возобладало.

Генка, впрочем, ещё не раз заводил базар про Армадилло "Потёмкина". По его словам, Армадилло, а вместе с ним кирдык и последующая свобода, должны были наступить вот-вот. "Секите фишку, пацаны, - предупреждал он. - Имеющий очи, да видит".

И мы увидели.

Сначала Угрюмый завалил сессию, и его выперли из института. Угрюмый, правда, не особенно сокрушался, ибо свободы сразу ощутимо прибавилось, а угроза загреметь, например, в армию над ним не висела. Свой срок в стройбате 128-й мотострелковой дивизии Дальневосточного военного округа Костян отмотал уже давно.

Потом меня выперли с работы. Фиг её знает, и работа-то была не бей лежачего - грузчиком на книжном складе, - а всё равно обидно.

Я устроился по-новой - разнорабочим в какую-то строительную контору. Через месяц меня выперли и оттуда.

И всё покатилось.

Осенью того же года чеченские террористы обрушили два небоскреба на Манхэттене. Или то были не чеченские террористы? Не помню, да мне и пофигу. Не до того тогда было. Целыми месяцами мы с Угрюмым и Генкой не выходили из перманентной пьянки, тоннами курили, глотали, нюхали и вводили внутривенно Офигительную Фигню, а в промежутках мучались похмельем, отходняком и половым бессилием. При этом ни Угрюмый, ни я не работали. Как добывали бабки, спросите вы? А как у Хармса - самым остроумным способом.

Дальше - больше.

В следующем году на Швейцарию упал метеорит.

Мировая финансовая система развалилась. В Юго-Восточной Азии началась эпидемия перитонита, а в Америке - голод.

Ирак завоевал Саудовскую Аравию. Произошел мгновенный передел нефтяных рынков, и уровень жизни в России стал выше, чем в Швеции.

Генка ходил королём, подмигивал и говорил: "То ли ещё будет, пацаны! Со дня на день ждите Армадилло!"

В Голландии клонировали человека. Клон разъезжал по разным странам, выступал в шоу и давал пресс-конференции. "Ваше жизненное кредо?" - спросила его в Брюсселе корреспондентка "Интерфакса". "Всегда!" - ответил клон. В тот день оригинал клона умер в Антверпене от передоза наркотиков.

Примерно тогда же об Армадилло "Потёмкине" заговорили по всему миру.

Болгарский учёный расшифровал письмена инков. У этих инков был, оказывается, какой-то священный каменный круг, типа календарь, весь усеянный непонятными знаками. Болгарин прочёл эти знаки. Один из них соответствовал дате, под которой стояло пояснение: "День прибытия Армадилло "Потёмкина". Болгарин перевёл дату с инкских понятий на нормальные. Получилось - уже очень скоро.

Вскоре после этого всплыла Атлантида. Всплыла она не там, где её все искали, а посреди Африканского континента. Одновременно с её всплытием затонул остров Мадагаскар и 6-й флот ВМС США. В главном городе Атлантиды, на остатках Царского причала, нашли бронзовую табличку с надписью на языке атлантов. Надпись гласила: "Только для Армадилло "Потёмкина". Остальным кораблям швартоваться левее".

Россия вступила в ЕС и НАТО.

В сентябре на женевской площади, как раз перед дворцом, в котором проходила сессия Совета Европы, приземлилась летающая тарелка. В тарелке оказался инопланетный экипаж, представитель которого вступил в контакт с министрами европейских стран. В ближайшее время Землю ожидает прохождение Армадилло "Потёмкина", заявил представитель. В связи с этим, учитывая неизбежный в таком случае кирдык, инопланетяне готовы эвакуировать всех желающих на планету Тральфамадор. Гуманитарная миссия проходит под эгидой Совета Галактики и финансируется Метагалактическим банком реконструкции и развития. Министры европейских стран, посовещавшись, запросили год на размышление. "Это слишком долго", - ответили тральфамадорцы и отбыли.

Всё рушилось на глазах.

Кирдык буквально носился в воздухе, как мухи над выгребной ямой на месте разрушенного деревянного сортира.

Генка утратил торжествующий вид и на наши посиделки приносил уже какую-то совершенно бронебойную дрянь, лишь отдалённо напоминавшую старую добрую Офигительную Фигню.

Нас утешало лишь то, что после кирдыка наступит долгожданная чумовая свобода. Имманентное трансцендирование. Атрибут, а возможно, даже и предикат. И не нужно будет ни добывать бабки самым остроумным способом, ни бояться ментов, которые, кстати сказать, совершенно к тому времени озверели.

"Армадилло "Потёмкин", - говорил Генка, закатывая глаза в наркотическом трансе. - Там орудийные палубы, крюйт-камера на четыреста миллиардов мегатонн в тротиловом эквиваленте и пассажирские салоны. А в салонах - чумовейшая Офигительная Фигня, и отвязные тёлки, и охуительные спиртные напитки".

"И чо?" - говорил я.

"Мы поедем в первом классе", - предполагал Угрюмый, и его безбрежный рот зиял дырой в преисподнюю.

"Точно", - кивал Примат и тянулся к коробке с одноразовыми шприцами.

"Ну - за Армадилло "Потёмкина", - говорили мы и вгоняли в вену очередную порцию принесённой Приматом дряни.

И наступил тот день.

Мы в тот день как раз закинулись какими-то левыми колёсами. Кайфа от них было чуть, зато сразу начало ломить голову и забурлило в животе.

Шатаясь и поминая проклятых драгдилеров самыми подходящими словами, мы вылезли из генкиной берлоги и потащились по Профсоюзной улице.

Просто захотелось свежим воздухом подышать.

И мы увидели ЕГО.

И поняли: всё. Кирдык.

Из туманной дали, радвигая надстройками высокие облака, выплывал исполинский дредноут. Над ним развевался красный флаг.

Перед ним дрожала земля. Асфальт у нас под ногами пошёл трещинами. Улица словно потекла: дома складывались, автомобили на проезжей части несло куда-то, как щепки, подхваченные канализационным потоком.

ОН надвигался. По пятам за ним шёл кирдык. Впереди него неслась, сметая всё на своём пути, ударная волна, которая, если мне не врали на военной кафедре, является вторым по очерёдности поражающим фактором ядерного взрыва.

Генка упал на колени и сблевал полупереваренными колёсами. Угрюмый ошалело распахнул свою пасть - точно Мик Джаггер, словивший высоковольтный разряд от микрофона прямо посреди своей песни "Fool to Cry" ("Айм э фул то краааааа-а-ай-яй!" - жах!).

Я зачарованно смотрел на Армадилло "Потёмкин".

Он, как броненосец "Сын грома" из уэллсовской "Войны миров" (только на сто порядков круче), мчался - весь в огне и облаках пара. Он палил с обоих бортов - и орудия его главного калибра доставали отсюда до Америки. Ко всему прочему, Армадилло был ещё и ледоколом: его форштевень, усиленный титанической бульбой, вскрывал асфальт как тонкую корочку льда на осенней луже - а вместе с ним и почвенный слой, и осадочные породы, и всю земную кору до самой магмы.

Он был как мираж, как фантом, как самый завёрнутый глюк. Он был абсолютно реален.

От этого зрелища невозможно было оторваться. Я вспомнил: "Лик его ужасен, Движенья быстры, он прекрасен, Он весь - как Божия гроза". Там, под броневой защитой неимоверной мощи, крылись пассажирские салоны с отвязными тёлками, Офигительнейшей Фигнёй и абсолютной, безбашенной свободой. Красный флаг реял над клотиком. Капитан 1 ранга Иван Христофорович Бодхидхарма смотрел с мостика мне в глаза. Лейтенант Шмидт был его старшим помощником. Армадилло проходил сквозь этот долбанный предметно-объективированный мир, чтобы забрать нас в трансцендентную реальность - в царство вечного атрибута. Или предиката. В царство свободы, одним словом.

Гиперброненосец мчался стремительно - и при этом медленно, как на видеозаписи при половинной скорости просмотра. Орудия его изрыгали огонь, трубы - столпы дыма, смешанного с искрами. По слоновьей шкуре брони ползли струи ледяного пара. Армадилло сопровождал ослепляющий грохот - не оглушающий, а ослепляющий, как в "Пикнике на обочине". И всё же его было видно - и было видно много другого.

- Кирдык! - восхищённо орал пришедший в себя Примат. - Давай, Армадилло!!! Гоу, гоу, гоу!!!

- Вау! - не отставал от него Угрюмый.

Я видел, как уцелевшие небоскрёбы Манхэттена оседали, словно скошенная трава. Пораженная прямым попаданием под ватерлинию, завалилась на правый борт Япония, огрызаясь огнём вулканов. Москва, располосованная по центральной оси, погружалась в бездну. Шквальный огонь орудий "Потёмкина" сметал всё нафиг. Устья насосов, шедшие цепочкой вдоль бортов, всасывали в себя останки людей и домов.

Носовая башня Армадилло развернулась в мою сторону. На меня глянул страшный, бездонно-чёрный зев пушки, калибр которой позволил бы выстрелить даже Луной.

Я заглянул в темень. И вдруг понял.

Мы крупно лоханулись с этим "Потёмкиным". Наебал нас Генка, Примат долбанный. Салоны первого класса? Отвязные девочки, Офигительная Фигня, хоть залейся спиртных напитков? Вы хотели вечного праздника и дождь из цветов?

Говна!!!

Орудийное жерло смотрело на меня. И в последний миг жизни я понял: не светят салоны первого класса ни мне, ни Генке, ни даже Костяну. И даже матросский кубрик не светит, и даже кочегарка в машинном отделении.

А в лучшем случае - топка.

В эту секунду нас накрыл залп "Потёмкина".

Гиперброненосец, полыхая огнём и плюясь паром, мчался дальше по своему пути. А за ним...

За ним...

За ним шествовал с облаками Другой - Верный и Истинный, и из уст Его исходил острый меч. От Него бежали небо и земля, от великолепия Его славы померкло солнце. Он собирал Свою жатву.

В Нём была свобода и жизнь, потому что Он был источником того и другого. Он шёл, обновляя мир, и каждому находилось у Него место. Всё, что было до Него, было лживо и призрачно, и даже Армадилло "Потёмкина" Он терпел лишь до поры до времени, как неизбежное зло.

Те, кто ждал Его, стали царствовать вместе с Ним. И многие из тех, кто Его не ждал, и даже ждал не Его, и даже ничего не искал и не ждал, потому что отчаялся, были приближены, утешены и вошли в иную, несказуемую, абсолютную жизнь. И каждому нашлось место.

Но мы не знали, нашлось бы у Него место для нас. Мы уже получили своё. И даже если можно было что-то изменить, и если когда-нибудь что-то изменится - мы вряд ли теперь об этом помним, всосанные в адское чрево неумолимого джаггернаута. И не вспомним в течение долгих, долгих, бесконечных мучительных лет.