С морем завязали. Пока. На время отпуска. И призадумались, как же провести эти два месяца сухопутной жизни. От тяжёлых дум полный подоконник пустых бутылок. Каждый год выезжаешь на материк, а что в сухом остатке.
Вот Саратов. Какая-то опера. Какой-то хоккей. А где гармонь? Где великая русская река? Где ещё две недели?
Или Одесса. Гамбринус, футбол, опять Гамбринус. И кто тут Дюк? И где тут Привоз? Это точно всё у них?
А Киев. Метро, Метро, опять Метро. Не подземка - кабак на Крещатике. Три этажа. Двадцать дней. Сало. Горилка. Где я, хлопцы?
И таких заездов - пальцев не хватит загибать.
Ну а сталица. Палитический, делавой и культурный центр. Каждый год часы, дни, недели в обществе каренных масквичей вроде Малыша и Никатина. Череда памоек, пустырей и стекляшек с пивными автаматами.
Всё - всё. Очевидно - урбанизм вредно действует на наши морские души. Едем на природу. Бабочки, цветочки. Флора, фауна. Нет, Вова, ни Лора и Фаина. Хотя. Да нет, нет. Никаких парикмахерш и продавщиц. Только мы и природа.
Несколько дней выбирали точку на карте. Выбирали бы может и дольше, но Вова залил атлас рижским бальзамом, и тот слипся, как торт наполеон. А тянуть дальше было некуда. Надо было срочно менять климат - стеклотара на кухне уже не помещалась.
Рюкзаки на плечи. Аэропорт, ещё аэропорт, ещё чуть-чуть ж/д вокзал и мы тут, Печора.
От неожиданного визита мой родной дядюшка завис как неродной. Тётушку наша недельная непохмелённость и ещё то ambre привели в ступор. Но мы не стали рисковать их немолодыми организмами. Только по паре рюмок выдержанного Porto из дядюшкиного бара за их же здоровье.
- Нам бы, говорю, на природу. Охота там всякая, рыбалка. Можно даже совместить с работой. Мы как-никак геологоразведочный закончили. Когда-то.
От этих слов тётушка аж прослезилась. А дядюшка даже ещё по рюмахе налил. Жертвуя малым.
Привёл нас дядюшка скоренько к своему корешу.
- Вот, говорит, мастера на все руки. Захотели на природу. Зашли их Петрович к едрене-фене на месячишко, без церемоний.
- Легко, говорит Петрович, хоть на берег Ледовитого океана.
Мы говорим: - Нееа. Океанов нам и так хватает. Нам бы лесок, ручеёк.
- Легче лёгкого, отвечает Петрович. Через неделю забрасываем полевую партию. Вы первые.
Тут дядюшка как-то засуетился: - Ты что, Петрович - окстись? Неделя - это беспредел. Пара дней - максимум.
Тот говорит: - Ладно, внимательно посмотрев на дядюшку. - Сейчас идёте в наше общежитие, а послезавтра с утра - с вещами на выход.
Общага геологов и прочих буровиков - это отдельная тема. Которую ни пером описать, ни вслух произнесть. Потому что язык в пересохшем роте - словно разбухший тампакс. А шаловливыми ручонками только кубик рубика на время шерудить.
Хорошо Петрович, мужик бывалый, сам за нами поутру заехал.
- Ну и вид, говорит. Словно Тайсон на вас прямой правый отрабатывал.
Мы говорим: - Нееа. Это акклиматизация тяжело проходит.
По дороге пивком поправились и совсем оклемались, в смысле акклиматизировались. И конечно прикупили, как бывалые бля таёжники, ящик водки на двоих - НЗ на всякий случай.
Во дворе конторы уже стояли три ЗИЛа, заваленные всяким барахлом. Палатки, спальники, инструменты, продукты, даже печки-буржуйки. Тут выяснилось, что мы с Вовой и ещё два бича - передовой отряд геофизической партии, прям корчагинцы наших дней. Согласно выданному нам плану, должны соорудить летний лагерь человек на сорок - жилые палатки, кухня, столовая, баня и прочие неудобства.
Загрузились в кузов и вперед. Ехали долго. Сначала по асфальту, потом по гравийке, потом уже и не разобрать, где и по чём. Вообще я дорогу плохо запомнил, потому как меня на авто, в отличие от парохода, укачивает в усмерть. Так что по причине моего плохого самочувствия пришлось вскрыть НЗ.
До места добрались, что удивительно, засветло. Мы с Вовой решили, пока не стемнело, палатку поставить. А наши подельники с водилами сели обедать. Или ужинать. Короче - бухать. Борзота полная.
Мы им: - Давайте, мол, пока не стемнело, обустраиваться на ночь.
А они ржут, как мерины: - До ближайшей ночи, говорят, ещё месяца два.
Тут-то уже и мы с Вовой стопорнули. Это выходит мы за этой самой общаговской акклиматизацией даже белых ночей не заметили. А сейчас выходит не день, а четыре часа ночи. Или утра. С дороги голова и так гудела, а тут ещё такое потрясение. И вежливо послав застольную компанию, завалились мы опять на палатки-спальники отсыпаться.
Солнышко не только светило, но и грело. Хоть и полярное, а всё-таки лето. Вокруг стеной стоял зелёный лес. Мимо пробегала небольшая речушка. А посредине серела плешь в несколько гектаров выжженного леса.
Это выходит несколько годков назад какой-то козёл поленился на костёр отлить. Или на бычок смачно харкануть. Падла. Я бы таких одной селёдкой кормил и не то, что пива, воды не давал бы.
Вот на краю этого палева, у речки, согласно фортификационному плану и будет город заложён. Или заложен. Короче - природа будет здесь.
Пару слов об отцах, так сказать, основателях. Ну, про нас с Вовой всё ясно. Ебланы. Нет, чтоб тихо-мирно кушать себе водочку в каком-нибудь Урюпинске. Выпендрились.
Но с нами ещё два кренделя живописной наружности. Первого я узнал сразу - Шура Балаганов. Да-да, тот самый. Правда, пока по полевым партиям скитался, фамилию переврали. Толи Калаганов, толи Балабанов. Да и какая вообще фамилия может быть у партийного бича.
Пока он свой срок тянул, синдикат сыновей накрылся медным тазом. Вышел он из-за забора, а тут полный капут плюс электрофикция всей страны. Тут же у ворот его партийные вербовщики и сманили заветными 6400 рублями. Но не сразу - частями. А что - одели, обули, поют, кормят. Что скажут - тащи, где скажут - копай. Пообтёрся, забурел. О глобальном потеплении рассуждает, журнал Здоровье почитывает. Но всё такой же дуболом. Только брюшко отрастил. Да чуб со временем поредел - поседел. Вот только с отпуском у него казус вышел.
Тут ведь летом, пока тундра да болота размёрзлись, все на юга подаются. И Шура, деньжат за сезон накопив, тоже несколько раз выезжал в южном направлении. Но каждый раз доезжал только до ближайшей станции. Где его бухого, побитого, с такими же бабами, но без бабок снимали с плацкарты. И послал он эти юга куда подальше. Себе дороже выходит.
А второй наш подельник - вылитый соловей-разбойник. Не в том смысле, что только что с дерева. Хотя спорить не буду. Невысокий, коренастый. Волосы чёрные. Сапоги колесом. И зуба впереди нет. И зовут Марат Хабибуллин.
Что мне нравиться в этих уйгурах, так это уважительное отношение к старшим, к начальству. Это у них с молоком матери, наверное, впитывается. Но стоит разбавить его грамм на 250 водочкой - прямо орда.
Я даже первый раз, когда Хабибуллин за столом за нож схватился, чисто машинально ему табуретом в ухо заехал. Но потом попривыкли - не со зла он это, просто тяжёлое наследие прошлого.
У них тут на северах даже спорт своеобразный появился - в день получки деревня на деревню наезжать. В каждой партии ведь кучкуются односельчане, длинный рубль заколачивают. А как накатят водочки - на вездеход и в соседнюю партию. Но не до смерти, так - нос расквасить, зубы подправить или просто дрыном по радикулиту.
Вот кстати Орда. От фараонов вон пирамиды и сфинксы остались. От греков Троя и всякие акрополи. От римлян Помпеи и прочие Колизеи. А от орды только нецензурщина и осталась. Ни тебе караван-сараев, ни прочей какой недвижимости.
Сдаётся мне, что историки и всякие там археологи вешают нам лапшу на уши. Славяне, как это у нас обычно бывает, устроили сами себе кузькину мать, а потом свалили всё на соседей. Да ещё приплели сюда каких-то монгол. Вы видели этих монголов - да они в речку по колена зайти бояться, а вы говорите орда.
Между тем наш бич-квартет стал неспеша осваивать новые земли.
Шура, как можно было и предполагать, в работе жилы не рвал. И в силу этой своей непримиримой жизненной позиции лопату или там топор обходил стороной метра за два. Но при этом надо отдать ему должное - поболтать он любил. Поэтому благодаря этой болтовне и большому сроку своей северной жизни (опыт не пропьёшь) дал много полезных советов по обустройству нашего лагеря.
Ему в противовес Хабибуллин хватался за все дела сразу, толком ничего не умея и бросая всё на полпути. Так что под мудрым руководством члена полевой партии с 19... какого-то года Балаганова и несмотря на неподдельное усердие Марата мы с Вовой потихоньку втянулись в работу. Поставили пару палаток для жилья и пару под склады для нашего барахла.
И утомившись от трудов праведных сели отметить прибытие и знакомство. Пока мостились на ящиках и расстилали скатерть-самобранку, Балаганов, оказавшись в родной стихии, взял на себя руководство застольем и ловко так набулькал четыре полных гранёных стакана. От одного только вида этого изобилия меня стало подташнивать. Вова тоже слегка сбледнул на лицо. Но ради поддержания авторитета инженерно-технических работников мы не стали возражать против экзекуции, предстоящей нашим пока ещё вполне пригодным к эксплуатации организмам.
Бабочки-цветочки! Да, водку пили мы и раньше, и по многу. Но вот разовая доза обычно была значительно интеллигентнее. Вове легче - он с младых ногтей с родителями по партиям, геофизик в каком-то там колене - насмотрелся всякого. А я в детстве лунатизмом страдал, а дед вообще состоял на учете в психоневрологическом диспансере. За раз опрокидывать гранённый стакан не приучен, и отхлёбывать воспитание не позволяет. Так в непрерывной борьбе с рвотными рефлексами я и приложился к стакану.
Это было круто. Последний раз я испытывал такое ощущение давным-давно ночью в горах, когда встреченный на узкой тропинке абрек приставил мне к животу дуло дробовика.
Слабеющей рукой я медленно ставил пустой стакан на ящик, а навстречу ему уже тянулась твёрдая и щедрая рука Балаганова с новой бутылкой водки. И пока я пытался нашарить хоть что-нибудь съедобное для своего мечущегося в экстазе желудка, этот сукин сын успел снова набулькать до краёв. И хоть бы один мускул дрогнул на его лоснящейся роже.
Не помню, нашёл ли я закусь? Помню только, как подношу второй стакан и прямо с ящика улетаю куда-то в Тартар.
Очнулся в палатке. На кровати. Без сапог. И тишина.
Конечно, потом мы с Вовой взяли власть в свои руки, в смысле разливали уже себе сами. Хотя наши коллективные посиделки в силу сословных различий и просто состояния здоровья организмов постепенно сошли на нет. Да и пополнять погреба было довольно проблематично - подвоза боеприпасов, сами понимаете, ожидать не приходилось.
Правда Балаганов, как старожил печорского края, поведал нам о наличии по соседству деревни комяков с действующим сельпо. Но естественно самому ему идти было уже не по годам. С его слов набросали на бумажке абрис, решив положиться, как и тов. Бендер, на достоверность его информации.
Хабибулина конечно же посылать в такой вояж было рискованно - хорошо если просто напьётся, а то ещё заблудится, так потом ищи-свищи его по лесу. Поэтому выпала мне дальняя дорога, хлопоты немалые за винный интерес. Туда обратно обернулся часов за девять, благо ночи то белые. Повторяться про моё посещение пьяной деревни не буду, как-то уже про это рассказывал. (О море more). Через недельку по проторенной дорожке прошёлся и Вова. Но к тому времени наш лагерь стал потихоньку заполняться новыми жителями. А наш бич-квартет как-то незаметно, почти как The Beatles, распался.
Хотя припомнилось ещё одно своеобразное застолье. Хабибуллин, очевидно свято веривший в наше с Вовой высшее образование, пришёл как-то с просьбой вырвать ему больной зуб.
И Вова, мастер передвижник на все руки, без колебаний согласился срежиссировать эту мизансцену.
Для начала все действующие лица сообразили на троих грамм по сто для дезинфекции и анестезии, не забыв при этом сполоснуть в водке и слесарные пассатижи. Потом пациент открыл рот, я держал его сзади, а Вова взялся за инструмент. Клац-клац и в дамки! Публика в шоке! Причём выдернул он не просто там какой-то зуб, а тот самый, больной.
И допив до конца поллитровку, пили только мы с Вовой, Хабибуллину досталась только смоченная в водке вата, завершили это неожиданное застолье.
Дотошный читатель, наверное, скажет: - Што за хрень! Опять всё про водку, а ведь обещали про природу, бабочки-цветочки. И будет не прав.
Всему свой черёд, а сейчас немного о природе. Наш полярный день проходил на свежем воздухе, приправленном дымком от костра, при умеренных физических нагрузках. Так что небольшое количество водочки совсем не мешало, а скорее наоборот, обостряло чувство прекрасного в окружающем нас мире.
Особенно азартно мы пилили и кололи дрова для нашей буржуйки и коллективной бани, усердно стараясь при этом что-нибудь себе не отрубить или не отпилить. Это новое для нас занятие очень бодрило по утрам.
Из животного мира в первую очередь обращали на себя комары, особенно вечером у костра. Возьмёшь кружку с чаем, а там на два сантиметра этих тварей. Так что из бутилированных жидкостей Дета была у нас на втором месте по популярности после водки
Ещё регулярно ходили рыбачить и по грибы. Последнее занятие было для нас, южных людей, вообще в диковинку.
В грибах мы разбирались так же, как в китайской грамоте, поэтому следовали простому и мудрому совету - ядовитое червивым не бывает. А так как грибы были просто громадные, 4-5 штук на ведро, то мы смело отбирали слегка червивые, отламывали всю гадость и уже чистенький грибок на сковородку. Масло, лучок - и нет проблем.
Кроме того, несколько раз нос к носу сталкивались с лосями и медведями. Мы, городские жители, с детства ассоциирующие лес с ЦПКиО им. Павлика Морозова, даже и не подозревали, что эти зверушки бывают не только на качелях-каруселях.
Так что природа была. И даже слегка поднадоела с непривычки. И потому через месяц нашей лесной жизни мы отпросились на пару дней в город. Он хоть и маленький-корявенький, а всё-таки цивилизация.
Как обычно, начали с пивнушки. Вечером естественно в кабак. То ли Север, то ли Тайга. Стандартная стекляшка со стандартным набором. Ночью стандартно проснулся с девкой под боком. В общем, всё как обычно. Два дня на автопилоте набирались сил для нового заезда на природу.
Возвращаться в лагерь неожиданно пришлось целой колонной - на наш бивуак пожаловал отряд москвичей - пять машин и куча народу. Меня посадили в головной машине, и я несколько раз пытался свернуть на тропу Ивана Сусанина, но кривая вывезла.
Новый коллектив был весьма своеобразен. В принципе им здесь делать было нечего - они обкатывали новую аппаратуру и вполне могли бы пить водку и играть в картишки у себя на Москве-реке. Но командировочные, полевые и районный коэффициент вынудили этих бедолаг тащиться за тысячу км.
Работяги были из подмосковья, из какого-то то ли Яра, то ли Яма. А ИТРовцы - коренные жители столицы: начальник - бывший баскетболист, гл. инженер - бывший боксёр, гл. мех. - бывший ватерполист, оператор - бывший футболист, девка техник - вообще стрелок из чего-то огнестрельного. Прямо отдельная спортрота, заброшенная со спецзаданием в геофизический тыл.
К тому времени мы с Вовой приобрели в лагере статус, культурно выражаясь, свободных художников. Местное начальство на нас забило, и мы сами искали себе занятие где-нибудь поближе к камбузу или бане.
Поэтому как старожилы и просто творческие натуры органично слились со вновь прибывшими представителями столичного бомонда, найдя много интересного во взаимном общении - вечерний раут под водочку и преферанс прежде всего.
Но особенно сблизила нас Вера, очень самостоятельная барышня лет тридцати, благодаря которой мы просто стали молочными братьями.
Из работяг как-то сразу приглянулся такой шукшинский чудик - мужичёк-боровичёк, прямо под стать Балаганову и Хабибуллину - три богатыря земли Русской.
Этот небритый колобок уже не первый раз укатывал из дома с этой командой и был у них вроде талисмана.
Его профессиональные навыки никого не интересовали, да и работой его особо не загружали, а вот посидеть у костра вечером за кружкой чая с ним было очень интересно.
И на вопрос лисички-систрички: - А ты кто такой? - давал развёрнутый ответ о сущности бытия и мироздания, до которого он дошёл каким-то непонятным образом за сорок прожитых лет от своих семи классов образования.
Не раз, выезжая с отрядом в далёкие края, Сибирь или Среднюю Азию, этот чудак-человек, почувствовав то ли в себе, то ли в окружающем мире какой-то дискомфорт, молча собирался в дорогу. Брал только самое необходимое, нож, спички и ещё какую-то мелочёвку, и уходил домой. Уходил хоть из тайги, хоть из пустыни, даже не задумываясь о деньгах в кармане.
За эти его вояжи по просторам земли русской работяги, водилы с большим стажем и массой тёмных пятен в биографиях, относившиеся к нему с уважительной иронией, дали ему оригинальное прозвище Славик-луноход.
Начальник, привозивший из города зарплату, а по заявкам подчинённых доставлявший в честь получки кому водочку кому коньячёк, Славе-луноходу привозил сумку пузырьков настойки боярышника. Не ленясь при этом посетить несколько аптек и выслушать от продавщиц, не желающих отпускать эти пузырьки в большом количестве, много разных слов о своей гнилой интеллигентности.
Время потянулось неспешно и размеренно. Немного физической работы, небольшой моцион по окрестностям, вечерний преферанс иногда с чем-нибудь погорячее.
И тут приехала она - та самая барышня из недавнего воскресного загула.
Меня ещё тогда немного смутило её имя Фаина. Как говорил тов. Лукашин красивое и главное редкое. Но ведь та, что я только что оставил на своём острове, была тоже Фаина.
Прямо полоса какая-то, то ли чёрная, то ли белая. Во всяком случае, этот нежданный визит меня сильно напряг.
Мой родной дядюшка в редкие посиделки с ним за рюмкой портвейна, когда уже после работы и геополитики переходили к бабам, говорил с высоты прожитых лет: - Милый мой, если хочешь в жизни чего-нибудь добиться, то гулять ты можешь с кем угодно, но жениться надо на еврейке.
После чего бывший руководитель среднего звена и профсоюзный лидер средней руки на пенсии искусно матерился и шумно вздыхал.
И вот она пришла за мной. Кровь с молоком, копна чёрных волос, характерная горбинка на носу. Её карие глазки словно пришпилили меня к стене плача. Так очковая кобра, наверное, выбирает себе очередного кролика.
<< Знойный южный город. Ближе к обеду двинулся из арендованной квартиры неподалёку от Греческой площади по направлению к Гамбринусу. У арки, что выводила со двора трёхэтажного колодца, сидела дама уже не бальзаковского возраста с мерзкой собачонкой на руках.
- Здравствуйте, Анатоль! - так она меня называла.
- Bonjuor, Роза Соломоновна!
- У вас прекрасный одеколон. И хороший вкус. Должна вам сказать, что брючный костюм, вышедший от вас сегодня утром даже лучше того вчерашнего красного платья. Можете мне поверить. И я вижу вам, как и мне, не нравятся мини-юбки.
- Вы мне право льстите, Роза Соломоновна. Ну а мини-юбки особенно хороши по утрам, тогда они очень бодрят ещё не отошедших от ночи кавалеров.
- Ха-ха-ха! Анатоль - вы прелесть. - Под чёрно-золотым кимоно всколыхнулся шикарный бюст, завёрнутый в кружевной пеньюар. Лет десять назад это наверное было нечто. Хотя возможно и сейчас по выходным какой-нибудь биндюжник не прочь подойти с кормы к этой шаланде.
- Вы такой элегантный кавалер. Жаль, что вы не еврей.
- Я сам огорчён, мадам.
- Может вы сегодня вечером прогуляете мою племянницу Нору в филармонию, у неё как раз есть два билета?
- Боюсь огорчить вас, Роза Соломоновна, а вместе с вами Нору и всю филармонию, но у меня сегодня футбол.
- И вы, культурный человек во французском одеколоне, идёте смотреть на этих шаромыжников - чтоб они так жили, как они играют. Последним приличным человеком в этой банде был Лёня Буряк - хороший мальчик, хоть и не еврей.
- Ваше знание современного футбола меня поражает, Роза Соломоновна.
- Надеюсь, завтра утром от вас не выйдет какой-нибудь инсайд в фуфайке и трусах.
- Сейчас уже нет инсайдов, сейчас в моде тотальный футбол. И вы уже могли убедиться Роза Соломоновна, что я приверженец классического стиля. Ценю ваше внимание, но вынужден откланяться.>>
Всё это весело одну-две недели отпуска у тёплого моря. Но жить в этом каждый день...
Фаина хороша, спору нет. Что-то смешивает в своей аптеке, вечером абонемент в бассейн, возможно даже музицирует на фортепиано.
И дядюшка, наверное, прав. Но нужно ли мне всё это.
- Вова - сказал я - Ты мне друг или кто.
- А как? - спросил Вова.
- А как хочешь - сказал я. Взял спиннинг, фляжку с коньяком и ушёл в тайгу.
Костерок у речки, несколько свежевыловленных рыбёшек, 150 грамм коньяка во фляжке - как мало нужно, чтобы обломать мужику весь этот кайф.
Вернулся заполночь. В палатке Фаина змеёй свернулась на широкой вовиной груди. Забрал свой спальник и пошёл в баню. Спать.
На следующий день коварная изменница, даже не бросив на меня прощального взгляда а ля Медуза-Горгона, уехала в город.
Через несколько дней нам с Вовой стало что-то грустно и захотелось домой. К тому же с неба закапал дождик со снегом, и у Вовы закапало с конца. Вот такая флора и фауна.
Сборы были недолги. На полчаса заскочили к дядюшке. Презентовали несколько балычков хариуса собственного приготовления и гирлянду сушёных под присмотром Балаганова грибов. Я допил Porto.