Аннотация: "Политическая агитка", написанная на конкурс "Коза-Ностра-3". Рассказ провалился - 32 место из 53. (На самом деле, никакая это не агитка. Просто, очень похоже ;)
Комната наполнена темнотой. Мрака столько, что, кажется, если он еще хоть немного сгустится, то бетонные стены не выдержат и пойдут трещинами.
Чуть слышно скрипит дверь, и тапочки неприятно шаркают по линолеуму; кряхтит старое кресло. Несколько секунд ничего не происходит. Слышно только тяжелое, надсадное дыхание. Легкие со свистом втягивают воздух, с хрипом отпускают его.
Тьма уплотняется, почти достигает критической массы, но обстановку разряжает включившийся телевизор. На молочно белом экране зрачком краснеет герб Западного Мира - ящик сканирует каналы.
Бледный свет позволяет хоть немного рассмотреть небольшую комнатушку. Стоящий у окна стол завален бутылками. На подоконнике, валяется перевернутое блюдце, окруженное россыпью скрюченных окурков. Светлые обои покрыты пятнами. Монументальный сервант, горой застывший напротив телевизора, треснувшим стеклом отражает белесый прямоугольник экрана.
В кресле сидит невысокий толстый человек. В правой руке - бутылка без этикетки.
Белизна экрана взрывается мешаниной цветов. Из бесформенного радужного хаоса выделяются синие буквы. Несколько секунд они кружат в водовороте и, наконец, складываются в слово: "Идеалы".
Заставка сменяется унылым пейзажем Восточного Мира: коробки многоэтажек чернеют пустыми окнами; то, что осталось от тротуаров и дорог, завалено горами мусора. Голубое, без единого облачка небо только подчеркивает разруху. Город безмолвствует. Лишь чуть слышно свистит ветер, гоняющий полиэтиленовые пакеты среди домов-скелетов.
За кадром звучит приятный, слегка хрипловатый голос:
- Именно в этом дворе родился герой сегодняшней передачи. Человек с большой буквы. Единственный, из миллиардов обитателей Восточного Мира, кто смог получить гражданство у нас, в Западном Мире. Вы, конечно, догадались, о ком я говорю. Сегодня мы вам расскажем о Галактионе Водограй.
На экране появляется ведущий. Лаковые туфли ступают по кирпичным осколкам, серый костюм будто отталкивает от себя пыль, на холеном лице сияет открытая улыбка. Сразу видно - это гражданин Западного Мира. И дело даже не в одежде. Западномирца в ведущем выдает улыбка. Чуть ироничная, добрая, чистая.
Мужчина, сидящий перед телевизором, с отвращением сплевывает и прикладывается к бутылке.
***
В дверь тихо стучат, и ты сразу понимаешь - вот оно, начало лучшей жизни.
Бежишь открывать, но спотыкаешься о жену. Отвешиваешь ей, заразе, оплеуху и начинаешь торопливо возиться с замком. Даже в глазок не смотришь, а уж это - верх беспечности.
- Галь, а кто там? - осмеливается подать голос жена.
- Сгинь, - огрызаешься ты и приоткрываешь дверь.
На пороге стоит человек из Западного Мира. Правда, он изо всех сил пытается походить на местного. Но ни лохмотья, ни грим, имитирующий грязь, не помогают.
"Рожа у него не та", - только и думаешь ты.
- Я проверил, вы подхо..., - начинает гость.
- Вы, это, заходите, а то мало ли - перебиваешь его.
- Галя кто... , - вновь напоминает о себе ничтожная женщина.
- Вон отсюдова! - срываешься на крик. И через мгновение понимаешь - при этом госте кричать нельзя. Ведь он может и передумать. А если так и случится, то ты никогда не сбежишь из Восточного Мира. Сам себе ты, в общем-то, не интересен, ужас в другом. Если западномирец уйдет, единственный дорогой тебе человек - твой сын - обречен будет прожить всю жизнь в дерьме.
- Я, это... как его..., - пытаешься оправдаться. В голове роятся мысли о том, сколько сил ты истратил, чтобы найти этого человека, убедить его в своей пригодности.
- Да ничего, сейчас не о том разговор, - рассеяно бросает пришелец. Он уже стоит посреди комнаты. Стоит и смотрит на твою дуру-жену.
- Как я сказал, вы мне подойдете. Вы готовы уйти прямо сейчас? - западномирец поворачивается к тебе.
- Да, но..., - несмело бормочешь ты.
- Вы читать умеете? - он не обращает внимания на твой лепет.
- Нет. Да тут, оно мало кто. Да...
- Тогда все бумаги подпишете, когда научитесь. Еще раз, самое главное, - он секунду смотрит прямо тебе в глаза, затем отводит взгляд и продолжает, - ослушаетесь, или попытаетесь бежать - вас никто обратно отправлять не станет. Понимаете?
"Вот ведь как говорит, - думаешь, - стесняется сказать, мол, убьют меня, если что"
Во время первой встречи он сказал почти так же: "Мы вывозим вас в Западный Мир. До конца жизни полностью обеспечиваем. Всем. Жильем, едой, одеждой. Но вы говорите, думаете, делаете только то, что приказываем мы. В общем, живете так, как мы захотим. В противном случае, обратно, в Восточный Мир, вас никто возвращать не будет. Понимаете?".
Ты тогда соглашался, кивал, точно так же киваешь и сейчас.
- Я одно хотел бы. Ну, как вам сказать..., - внезапно гость начинает заикаться. К своему огромнейшему удивлению понимаешь, что он страшно смущен. Наконец западномирец подбирает нужные слова, - Вы ведь... не любите свою жену?
- Чего?
- Ну, вы ведь не будете против, если я с ней..., - он снова умолкает. Лицо становится красным, словно уголек.
- Ты... Вы ее того, пропереть хотите, да? - догадываешься.
- Ну, можно и так выразиться, только...
- А у меня к вам тоже, это... просьба будет, - осмеливаешься заявить, и тут же продолжаешь, - заберите сына моего. Со мной. К себе.
Застенчивость моментально улетучивается из физиономии гостя. Глаза прищуриваются, будто у барыги, прикидывающего, сколько чего будет стоить.
- Хорошо. Его заберут в детский дом, - медленно проговаривает чужак. - Если вы что-то сделаете не так, ваш сын тоже перестанет считаться гражданином Западного Мира. Теперь...
- Да сколько хоче... хотите, - вздыхаешь облегченно. - Эй ты, гнида, раздевайся!
- Галя, - она падает возле тебя на грязный глиняный пол. Пытается обнять за колени и все причитает, - Коленьку не забирай, я тебя... пожалуйста, не забирай. Пусть он, что хочет... Только не забирай.
Ты смотришь, как жена заламывает руки, размазывает по бледному лицу слезы. Ее не жалко. Да и Коленьку она не любит - слишком глупой родилась. А вот ноги раздвигать она любит. Уж ты-то знаешь.
Отталкиваешь сучку, и негромко говоришь:
- Я сказал, раздевайся.
На этот раз дура повинуется. Все еще поскуливая, она стягивает свитер. Затем разворачивается и медленно бредет в спальню.
- Давайте, - киваешь в сторону ушедшей жены, - не очень спешите.
И пока они возятся, ты играешь с сыном, которому на днях исполнится два года. Скорее всего, последний раз в жизни любуешься его пухлыми щечками, крохотными ладошками, вздернутым носиком.
Вспоминаешь свое детство. Бесконечные драки, голод, попытки не нарваться на случайную пулю. И так радостно на душе становится оттого, что Коленька ни о чем подобном не узнает. А еще много о чем не узнает. Например, никогда не увидит квартиры, такой же, как эта. С обвалившейся штукатуркой и окнами, забитыми фанерой.
Западномирец выходит из спальни спустя полчаса.
- А чего так быстро-то? - вздыхаешь. Хотелось еще немного потешиться с сыном. Потом хмыкаешь и добавляешь, - Она это, еще много чего умеет.
- Нет времени, - по-деловому сообщает иностранец. - Никому не рассказывайте, что я здесь делал. Это уже приказ.
- Хорошо, - отвечаешь.
- Кстати, мое имя Роберт.
Он первым выходит из квартиры, а ты следом. С Коленькой на руках. Дуре-жене даже "до свиданья" сказать не хочется. Не заслужила.
***
Бутылка в руках толстяка пуста на треть. Его глаза то и дело закрываются. Иногда человек зевает.
В это время на экране темноволосый парень увлеченно общается с симпатичной девушкой. За спиной у барышни висит исписанная школьная доска, молодой человек сидит за партой. Лица юноши не видно, но любой западномирец должен сразу же узнать в нем великого Галю Водограй.
- Адаптироваться к Западному миру Галактиону помогли в интернате имени Р.Л. Баххарда. Там он провел полгода. Но главное, там он встретил свою будущую жену - Мэри, которая работала в интернате педагогом.
В своих мемуарах господин Водограй писал: "Я полюбил Машу с первого взгляда. Она была такой нежной, такой доброй. Она любила весь мир..."
Двое, беседовавшие в классе, теперь идут по осеннему парку. Девушка держит в руках огромный букет разноцветных кленовых листьев, ее кавалер опирается на длинную трость. Оба улыбаются.
- ... Мэри стала Галактиону настоящим другом и соратником. На приемы, организованные ими, стремились попасть самые влиятельные и знаменитые люди страны...
Мужчина хмыкает и харкает в сторону окна. В свете телеэкрана хорошо различим плевок, размазанный по стеклу.
***
Месяц плаванья из Восточного Мира в Западный - это один сплошной монолог Роберта. От его голоса у тебя болит голова, но каждый день он только и делает, что рассказывает.
Говорит об истории той страны, куда тебя везут. О том, как Запад победил в войне. Но победил не просто так, а благодаря высокой морали, благодаря нравственным принципам, благодаря добру, толерантности и политкорректности, к которым всегда стремилась великая Западная цивилизация.
Иногда он разрешает задавать вопросы.
Первым делом спрашиваешь, зачем ты понадобился Роберту и Западному Миру. Раньше тебя это мало интересовало. Хотелось только вывезти подальше Коленьку и убраться самому. Да и теперь ты готов делать все, что прикажет Роберт. Убивать, так убивать. Насиловать, так насиловать. Лишь бы ты и твой сын жили в тепле.
- Для антифашистской агитации, - поясняет Роберт. - На вашем примере мы докажем, что люди всех рас одинаковы. Везде бывают хорошие и плохие. А, следовательно, избранных рас нет.
- А того... Чё, в Западном Мире тоже мудаки есть? - удивляешься ты.
- Да. Встречаются извращенцы, алкоголики, просто безнравственные личности. Они - преступники. Мы их отправляем на Восток. Но у нас их очень мало. Практически нет. Сказывается уровень жизни, и годы работы по улучшению общества...
Ты не знаешь слова "антифашизм", но спрашивать не хочется.
Когда Роберт рассказывает, сколько для западномирца значит женщина, тебе становится смешно и немного противно.
- В женщине сосредоточено все самое прекрасное, что есть в мире, - излагает он. - Запомните это. Ее можно только любить. И нужно стараться, чтобы в этой любви было как можно меньше плотского. Понимаете?
- Нет, - честно отвечаешь. - Ну так вы же...
- Замолчите! - выкрикивает он. - Этого никогда не было. Больше повторять не буду.
Роберт минуту молчит, глядя куда-то вдаль. Ты тоже любуешься морем и небом.
- Никогда не смотрите на женщину, как на объект для секса. Вы должны быть выше этого. Секс - грязное, нечистоплотное занятие, недостойное человека! О нем нельзя говорить с кем бы то ни было! Настоящий западномирец занимается этим только для того, чтобы зачать ребенка. Кстати, у нас заводить второго ребенка - уже на грани дозволенного. Если в семье рождается третий ребенок, то всем становится ясно - отец с матерью развратники. Для человека такие вольности недопустимы.
Очень хочется спросить про то, чем уважаемый занимался в спальне с твоей женой, но ты сдерживаешься. Только на душе становится гадко от мерзкого, добродетельного выражения Робертова лица. А еще ты немного удивлен тем, как эти люди умеют усложнять свою жизнь.
- Я это... понял все.
- А речь мы вам обязательно поправим, - в который раз замечает Роберт.
Она - первая, кого ты видишь, входя в фойе интерната.
И при одном взгляде на учительницу хочется завалить ее на пол, сорвать одежду и поиметь. Тискать превосходную грудь, ощущать под ладонями нежное, пухлое тело, чувствовать тепло кожи.
- Ох, - только и можешь сказать ты. А взгляд прирос к изгибу бедра, обтянутого юбкой.
Даже не замечаешь оплеухи, отвешенной Робертом.
- Что я вам говорил! - шипит он над самым ухом. - Прекратить сейчас же!
С трудом отводишь взгляд.
- Мэри! - протягивает руку она, улыбаясь.
"Тут все скалятся, или как?" - думаешь ты.
***
Телевизор уже три часа как показывает табличку с надписью "Нет сигнала". За окном медленно набирает силу рассвет, так что комната наполнена серым неясным светом.
Мужчина спит прямо в кресле. На коленях покоится опустошенная бутылка.
Он спит крепко, изредка всхрапывая и причмокивая губами. Не просыпается даже для того, чтобы сходить в туалет. В утреннем свете видно, как по штанам расползается темное пятно.
Заснул он под самый конец передачи о Гале Водограй. Мужчина не слышал, как после "Идеалов" в коротком выпуске новостей диктор скорбным голосом сообщил:
- Только что поступило сообщение о том, что на сорок пятом году жизни от сердечной недостаточности скончался известный общественный деятель Галактион Водограй...
***
За десять лет она, конечно, постарела. Хотя, и сейчас Мэри Водограй все еще привлекательна. Только вот тебя этот факт теперь не очень волнует. За все годы Роберт разрешил спать с женой всего три раза. Маша не смогла забеременеть, и ее признали бесплодной.
Первое время ты места не находил от желания. Общался с женщинами, смотрел на них, а внутри все просто разрывалось. Но постепенно подобные мысли ушли.
Сейчас ты сидишь за столом, ведешь непринужденную беседу с гостями, разглядываешь довольные чистенькие хари и очень хочешь куда-нибудь исчезнуть. Сгинуть, пропасть, растворится.
- Давно вас хотела спросить, что означает имя "Галактион"? - пищит худая, обезображенная морщинами дама, сидящая напротив. Видишь ее первый раз и имени, естественно, не запомнил. - Связно с вселенной? Бесконечностью.
- Да нет, что вы, - чуть смущенно улыбаешься ты. (На самом деле, ты бы не против проигнорировать вопрос этой доски, но Роберт приказал застенчиво улыбаться и вежливо отвечать). - Знаете ли, в Восточном Мире и понятий таких не знают.
- Ах, ну, конечно, вы уж простите. Я не хотела вас обидеть, - огорченно вздыхает старая карга.
- Ничего-ничего, - тараторишь ты и быстро добавляешь, - Просто мой отец умел читать. А для восточномирца это огромнейшая редкость, естественно.
- Да-да-да, - вставляет она, - Они и до войны там все дикими были.
- Так вот, на здании напротив нашего дома когда-то висела вывеска с этим словом. Уж что это за здание, я не знаю. Ну, папе, собственно, слово, написанное на вывеске, очень понравилось...
И ты смеешься, будто рассказал историю про милую шалость забавной собачки. Старуха смеется вместе с тобой. Но что самое любопытное, все сказанное - абсолютная правда. Редкость, как для тебя.
- Очень милое имя, должна заметить. У вашего отца был отменный вкус!
Тебя отлично выдрессировали, и ты с легкостью сдерживаешься, чтобы не добавить: "А еще он был нариком, алкашом, повесил над кроватью ожерелье из человеческих ушей и умер от сифилиса"
Морщинистая дама улыбается. Она чуть не на седьмом небе, ведь ей посчастливилось задать вопрос самому Гале Водограй! Известнейшему меценату, писателю, гуманисту. Человеку, который вырос на самом дне. Тому, кем вот уж десять лет восхищается Западный Мир.
Обед заканчивается, и все выходят в парк. Деревья украшены желтыми гирляндами, трава аккуратно подстрижена. После банкетного зала приятно дышать свежим вечерним воздухом.
Все вокруг и дышат, а еще общаются, попивая холодный чай. Ты не отстаешь от них. Тоже общаешься и тоже пьешь. Чай. Не отказался бы и от контрабандного самогона, но все еще слишком хочется жить.
Вот про Коленьку и думать забыл. Все-таки, десять лет прошло. Теперь совсем не уверен, был ли у тебя сын. И недоумеваешь, отчего тогда заботился не только о себе. Сейчас больше всего на свете ты боишься ослушаться Роберта. Ведь хорошая жизнь оказалась забавной вещью. Ее очень жаль терять.
Ну а постоянное вранье и общение с этими лживыми, завистливыми ханжами - сущий пустяк. Такое можно терпеть.
Гуляешь по парку. Если спрашивают - отвечаешь, иногда ради приличия сам задаешь вопросы. Наконец, останавливаешься возле Мэри, которая разговаривает со своей лучшей подругой и любопытной морщинистой старухой. Вполуха слушаешь их разговор:
- ... я была просто очарована этими полотнами..., - тараторит старуха.
- ... смотрела историческую передачу. Там про алкоголь рассказывали, - заливается Машина подруга. - Не пойму, что заставляет человека пить... Галенька, а правда, что в Восточном Мире все пьют?
- Правда, - отвечаешь на автомате. - Но я никогда не пробовал.
Про себя думаешь: "Понять она не может. А сама - алкоголичка. Что ты делать-то будешь, когда это известно станет?"
Мери, будто подслушав твои мысли, озабоченным голосом заявляет:
- Люси, говорят, в вашем саду бутылку с контрабандным алкоголем нашли, это правда?
Смотришь на жену и поражаешься искреннему участию, которое прямо-таки написано на ее лице. Поглядываешь на подругу-Люси и пугаешься, что ее сейчас хватит удар. Настолько красным становится лицо женщины.
- О боже, только не волнуйтесь, - кудахтает Мэри, - в этом нет никакого позора. Да никто и мысли-то не допустит, что бутылка ваша.
Жена держит Люси за руку, поглаживает ее плечо. Ободряюще продолжает:
- Ведь ни я, ни Галя даже и представить себе не можем, что ты, или кто-то из твоих близких связан с этой мерзостью.
- Конечно-конечно, - спешишь вклиниться в разговор.
- Я уверена, негодяя, подбросившего это, скоро найдут и отправят в Восточный Мир.
Тебе все сдается, что для Люси обнаружение бутылки становится новостью, хоть она и пытается этого не показывать.
Наутро вы с Мэри узнаете печальную новость - Люси повесилась.
Тебе в очередной раз становится противно жить. Хочется выйти на улицу и кричать во все горло. Или достать ящик контрабандной водки да нажраться. Вот только страшно за свою шкуру.
А Мэри весь день неумело скрывает хорошее настроение. Маскирует все за вздохами о "подлеце, который подставил Люси".
***
Просыпаешься около полудня и кое-как ковыляешь на кухню. Голова болит, язык, словно оклеен наждачной бумагой, изгаженные штаны воняют. С наслаждением выпиваешь три стакана воды и без сил опускаешься на пол. Минут десять неподвижно сидишь, прислонившись к дверце кухонного шкафчика.
Страх возвращается, как только мозги хоть немного отходят от алкоголя. Все ждешь, что лифт остановится на твоем этаже, и на лестничной площадке затопают сапоги. Ты ждешь этого три последние недели.
"Неужели Роберт оставил в покое? Почти месяц, как я сбежал, а он и не чешется, - в который раз думаешь ты. - Или, может, позволит спокойно спиться, а потом сообщит, что я умер от инфаркта? Или сжалится и просто отправит на Восток?"
Хотя, ты и не представляешь, что будешь делать дома, в Восточном Мире. Ведь там одна жестокость и постоянная борьба за место под солнцем. Не то, что здесь.
За не такую уж и долгую жизнь ты видел мир по-разному. Сначала тебе казалось, что Восток - сплошная тьма, а Запад - свет. Потом, Западный Мир начал казаться сосредоточием лжи и ханжества, а другая часть Земли представлялась жестоким, но справедливым местом. Эта теория рассыпалась, когда ты вспомнил, как, еще живя в Восточном Мире, ради развлечения прирезал человека.
Сейчас не знаешь, что нужно думать. Все миры одинаково гадки.
С другой стороны, так называемый антифашизм, символом которого ты был все эти годы, сейчас кажется совершенно правильной теорией. Только все чуть-чуть не так, как видит Роберт. Естественно, нет никаких "высших рас" и "лучших людей". Все люди одинаковы. Они - однородное отвратительное стадо. И ничего не зависит от того, ограничивает ли человечество себя моралью или нет.
Открываешь последнюю бутылку самогона, немного поправляешь здоровье, и в который раз тебя охватывает паника. Разве так тяжело было кушать хорошую пищу, жить в тепле и лгать? Обязательно нужно было устраивать этот запой, нарываться?
"С жиру ведь сбесился", - только и крутится в голове.
Выпиваешь еще чуть-чуть и отвечаешь сам себе:
"Нет уж. Достали они меня. Достали! Достали!!! Не могу видеть их хари. НЕ ХОЧУ!!!"
Когда дверь открывается, ты снова спишь пьяным сном. В квартиру входит Роберт.
- Засрал тут все, - бормочет он и боязливо оглядывается - не услышал ли кто.
Затем он приседает возле тебя, вытаскивает из кармана маленькую таблетку. Роберт запихивает отраву тебе в горло и убеждается, что ты ее проглатываешь. Он брезгливо вытирает руки о твою майку. А в коридоре слышны шаги санитаров, которые пришли забрать тело.
В голове мелькает твоя последняя мысль:
"Может в мире все-таки есть хорошие люди, нужно только искать?... "