Аннотация: Несколько страниц о том, как человек потерял все...
Елена Соцкая
"Неопознанный пациент"
Пролог
Яркий свет ударил по воспаленным глазам, и он тут же поспешил зажмуриться. Черт, только этого еще не хватало. Он совершенно не чувствовал своего тела, не мог пошевелить даже пальцами, а все, на что он сейчас был способен, это открывать и закрывать глаза, стараясь привыкнуть к неестественно яркому освещению.
-- Доктор! Кажется, пациент очнулся!
Он мысленно застонал от резкого звука, неприятно ударившего по барабанным перепонкам. Доктор. Значит, он в больнице. Плохо. Как же можно было сюда попасть?! При попытке вспомнить предшествующие всему происходящему события, в голове запульсировала дикая боль, и он снова застонал. Жаль, что никто этого не услышал.
-- Молодой человек! Вы меня слышите? Откройте глаза.
Он с трудом приподнял вмиг отяжелевшие веки и обвел мутным взглядом доступную для обзора часть помещения палаты: возле больничной койки стояли несколько человек в белых халатах, стены помещения были выкрашены в нежно-желтый цвет, под потолком висела длинная яркая лампа. Рассмотреть какие-то более существенные детали не удалось, и он вновь попытался зачем-то пошевелить рукой. Бесполезно.
-- Вы можете говорить? -- Тихий мужской голос с трудом пробивался сквозь пелену боли.
Он хотел сказать, что, конечно, может, но губы не послушались, даже горло не завибрировало. От внезапно захлестнувшего ужаса, он шире раскрыл глаза и попытался вглядеться в лицо склонившегося над ним врача.
-- Понятно, -- мужчина выпрямился и, дав какие-то указания остальным, вышел из палаты.
Стоявшая рядом с койкой молодая медсестра заплакала, и в его голове тут же зашумело. Все происходящее было неправильным, совершенно нелепым и бессмысленным. Сначала ему показалось, что она плачет беззвучно, но вот ее губы зашевелились, и он смог расслышать несколько отдельных слов.
-- Авария... отказали... больше никогда не сможет... останется здесь...
Он судорожно втянул носом воздух, прикрыл глаза и тут же провалился в темную, обжигающую болью тишину.
"Когда над ситуацией нет никакого контроля, остается бессилие. Тогда мы называем его доверием и успокаиваемся..."
С.В. Лукьяненко
Интерлюдия первая
-- Костя! Ну, Костя!
Хорошенький зеленоглазый мальчик носился по залитому солнцем пляжу, радостно размахивая руками и, то и дело, оглядываясь на шедшего позади него старшего брата. Ребенок заливисто смеялся, наслаждаясь неожиданно теплым летним днем. Легкий ветерок развевал едва отросшие золотистые волосы, завивающиеся в легкомысленные кудряшки. Константину нравилось видеть братика настолько счастливым.
С тех пор как они переехали в Крым, ни дня не проходило без того, чтобы братья не выбирались прогуляться к морю, и хоть Константин не слишком хорошо плавал, он с удовольствием наблюдал за тем, как Андрей резвится в соленой воде. Еще бы не уплывал далеко от берега, сорванец!
У них с братом было всего пять лет разницы в возрасте, но Костя чувствовал себя старше на целую жизнь. Девятилетний Андрюша был жутким непоседой, в то время как сам Константин старался быть степенным и ответственным. Как и родители, он души не чаял в младшем братишке, стараясь заботиться о нем, оберегать и нередко потакать практически любым капризам. Хотя, конечно, Андрей никогда не просил чего-то невозможного -- родители немало сил вкладывали в воспитание детей.
Братья были совершенно не похожи друг на друга как внешне, так и по характеру, но это не мешало им проводить вместе все не занятое школой и многочисленными дополнительными занятиями время. Иногда Косте казалось, что он никогда не найдет себе других друзей, кроме смешливого младшего братишки. Да и зачем ему кто-то? Несмотря на постоянное желание веселиться, Андрюша всегда мог и выслушать, и поддержать, даже если не до конца еще понимал "взрослые" проблемы брата. Он давал Косте стойкое ощущение того, что он не один -- братишка всегда будет с ним рядом. Со своей стороны, Константин старался отвечать Андрею тем же.
Сегодня по радио предупреждали о надвигающемся шторме, поэтому отдыхающих на пляже практически не было, но ребята все равно решили ненадолго сбегать к морю. И теперь Константин с беспокойством наблюдал за быстро скидывающим одежду Андрюшей, не находя в себе сил, чтобы остановить мальчишку. Он выглядел таким счастливым и довольным! Резкий порыв налетевшего ветра попытался унести подальше от берега легкие шортики, и Костя с трудом успел их поймать. Вот же ж непоседа, не мог дождаться, когда он подойдет поближе. Если они потеряют хоть что-то, мама им всыпет, можно даже не сомневаться.
Подбирая разбросанные по песку вещи, Костя шепотом сетовал на судьбу, сокрушаясь о том, как трудно быть старшим ребенком в семье. Конечно, он любил мелкого, но очень хотел, чтобы тот понял -- нельзя раскидывать свои вещи тем, где их можно потерять. А вдруг кто-то из прохожих украдет одежду? Что они тогда будут делать? Их семья не настолько богата, чтобы покупать ему все новое каждый раз. Пора бы уже повзрослеть! Сам Костя считал себя очень взрослым и собранным. Он осознавал, что несет ответственность за Андрюшу, и не столько из-за того, что родители доверили ему присматривать за младшим сыном, сколько потому, что он сам себе хотел доказать: он способен постоять за них обоих и проследить за тем, чтобы ничего не случилось.
Он ненадолго отвлекся на свои мысли, а потому выпустил плещущегося возле самого берега братишку из вида, и, подняв, наконец, голову, чтобы проверить как там Андрей, вдруг замер, не в силах пошевелиться. Там, где вроде бы только что плавал ребенок, была только мутная, неспокойная вода. Одежда выпала из ослабевших пальцев Кости, он кинулся к воде, на ходу сбрасывая кроссовки и легкую пайту.
-- Андрей! Андрюша, где ты?!
Он с ужасом смотрел на то, как волны непрерывно сменяли друг друга, с каждым разом все сильнее вскидываясь возле берега. Вдруг в нескольких десятках метров от пляжа Костя заметил потемневшую от воды макушку брата, вскинутую вверх худенькую ручку, а затем услышал тихий вскрик. Не думая о том, что он вряд ли сумеет до него доплыть, Константин бросился в воду, что есть силы, загребая руками. Разбушевавшиеся волны то и дело накрывали его с головой, но он отчаянно плыл в ту сторону, где, кажется, заметил брата. Довольно слабые детские руки очень быстро устали, однако мальчик упорно продвигался вперед. Еще несколько метров... почти... вот! Где-то здесь!
Вдохнув побольше воздуха, Костя нырнул, стараясь держать широко открытыми глаза, которые тут же начало жечь. Погода в Крыму нередко менялась стремительно и кардинально, вот и теперь, к тому моменту, как он потерял Андрюшу из вида, тяжелые штормовые тучи уже успели закрыть собой полуденное солнце, и в воде было практически ничего не разглядеть. Но Константин его все же увидел -- неясную фигурку, со всех сторон окруженную зеленой мутью воды. За пару секунд он добрался до братика, и с силой вытолкнул его на поверхность. Слава Богу, он оказался жив! Напуганный, бледный, с круглыми от страха глазами, но живой!
-- Сможешь держать меня за плечи? Андрюша, что ты?
Вцепившийся в его руку мальчик начал вдруг задыхаться. Астма! Этого еще не хватало!
-- Андрей, смотри на меня. Смотри, ты сможешь дышать, ты умеешь. Делай вдох на счет "три". Один, два...
В зеленых глазах брата начало проступать понимание. Он сильнее сжал ладошкой руку Кости, почти оставляя синяки, но все же смог сделать вдох, другой... Умница.
Константин попытался ободряюще улыбнуться, но вдруг заметил огромную волну, стремительно приближающуюся к ним. О Господи, не успеть.
-- Давай, скорее хватайся за плечи.
-- Костя...
-- Быстрее, я сказал!
Почувствовав, что мальчик надежно ухватился, Костя поплыл обратно к берегу. Казалось, что пляж совсем близко, но волна настигала их еще быстрее. Путь до суши должен был занять не больше пары минут, но загребать воду с цепляющимся за плечи ребенком стало гораздо сложнее. Костя отчаянно бил по воде ногами, то и дело задевая периодически жалобно вскрикивающего Андрея. Но он извинится позже, главное, успеть выбраться из воды. До берега оставалось уже совсем чуть-чуть, когда Костя оглянулся и понял -- они опоздали: прямо над головой брата возвышалась стена воды. Приняв решение за какую-то долю секунды, Константин схватит братика поперек туловища, заставил разжать пальцы и с силой толкнул вперед, практически выпихивая на близкое мелководье.
-- Плыви! Андрей, быстрее плы...
Секунду спустя зеленоватая соленая вода окружила его со всех сторон, заливаясь в горящие легкие, нос, глаза. Он рефлекторно попытался вдохнуть, открыв еще больше доступа морской отраве, с силой задергался и вдруг резко замер. Будто сквозь вату, он услышал звонкий голосок зовущего его Андрюши и даже успел побеспокоиться о том, чтобы брат не вздумал полезть к нему на выручку, прежде чем зеленая мгла поглотила его целиком.
Так Андрей потерял брата.
***
В следующий раз он проснулся от громкого стука дождевых капель о стекло. Эта резвая барабанная дробь всегда вызывала у него приступы мигрени, как правило, не утихающие пару часов. Он ненавидел непогоду с детства. Бушующее море, дождь, гроза... Все это напоминало о том страшном дне, когда он лишился... Чего? Стучащие по окну капли мешали сосредоточиться, собрать воедино разбредающиеся мысли, поэтому он попытался прикрыть уши руками, но не смог даже пошевелиться.
В первую пару секунд, до того как пришло полное осознание происходящего, он активно пытался напрягать мускулы, искренне недоумевая по поводу неподвижности рук. А следом за осознанием пришел страх, неумолимо перерастающий в ужас. Он заметался в своей постели, закричал... но все действия находили отражение только у него в голове -- тело по-прежнему никак не реагировало на посылаемые мозгом импульсы, его панику выдавали только выпученные глаза и едва слышное мычание, шедшее будто бы даже не из горла, а откуда-то изнутри.
Он чувствовал, как начинает задыхаться. Треклятая астма так не вовремя дала о себе знать. А он даже ингалятор взять не может. Черт! Да ведь он понятия не имеет, где здесь можно достать столь необходимую сейчас вещь.
В комнате, где он находился, было достаточно шумно. Какие-то люди говорили, ходили, шуршали пакетами и скрипели кроватями, не обращая на него никакого внимания. Но ведь это нечестно! Он тоже здесь есть! И он живой! Все еще живой...
Внезапно его скудный обзор заслонила голова склонившейся над ним девушки. Судя по кипенно-белой шапочке и улыбке, тут же сменившейся беспокойством на красивом лице, это была медсестра. Он попытался единственным доступным ему теперь способом, а именно взглядом, донести до нее мысль об ингаляторе или хотя бы о том, что ему необходима помощь.
-- С вами все в порядке? -- Девушка все так же напряженно всматривалась в его лицо, явно не понимая ментальных посланий. -- Что-то не так, да? Ох, я позову врача, не знаю, что делать!
Медсестра убежала, и он тут же прикрыл веки, стараясь хоть немного успокоиться. Вот же черт! Нужно начать дышать самостоятельно. Он знал, что сможет. Когда-то в детстве он нередко забывал взять ингалятор с собой на прогулку, поэтому брат научил его нескольким нехитрым приемам, чтобы "заново научиться дышать", как он это называл. Брат... У него есть брат... И его зовут...
Резкая боль в висках заставила его с силой зажмуриться, развязывая стройные ряды начавших было появляться мыслей и мешая сосредоточиться. Нет-нет-нет! Это определенно невозможно терпеть! Он все еще продолжал задыхаться, но теперь к проблемам поступления в легкие кислорода примешалась и сводящая с ума боль в висках. Не-вы-но-си-мо. Перед глазами замелькали черные пятна, и когда он все же заставил себя приоткрыть их, ничего не изменилось. Боль становилась только сильнее, шум крови в ушах заглушал мысли. Он не сможет, не справится...
Кто-то вновь загородил свет. Он попытался приподнять веки, чтобы посмотреть на пришедшего, но не смог ничего разглядеть -- перед глазами все еще мелькали темные круги. Он почувствовал, как новая волна паники захлестывает его. Если он потеряет еще и зрение, то точно сойдет с ума. Склонившийся над ним человек громко что-то говорил, но звук его голоса был подобен шуму воды у подножия водопада -- слова сливались в дикий рев, не позволяя вычленить ни одного знакомого звука.
Он не знал, сколько времени провел вот так: слепой, оглохший от собственной боли, совершенно беспомощный, оставшийся один на один со своими отчаянием и страхом, но в какой-то момент все закончилось. Он так и не смог понять, когда именно стало легче дышать, а боль перестала казаться осязаемой. Стараясь не потревожить хрупкое равновесие немногих доступных ему ощущений, он очень медленно приоткрыл глаза и посмотрел на своих избавителей. Теперь склонившихся над ним было двое: все та же симпатичная обеспокоенная медсестра и, судя по форме, его врач -- взрослый мужчина с седой бородкой и крайне внимательными ореховыми глазами.
-- Ну вот, милочка, все в порядке с вашим спящим красавцем, -- с явным облегчением в голосе произнес врач, заставляя его мысленно усмехнуться в ответ на неожиданный комплимент.
Медсестра смущенно покраснела:
-- Он не мой, он наш, общественный... Ой! Я не то хотела сказать. Не общественный, а просто наш, то есть... Максим Николаевич, зачем вы так? -- Девушка бросила попытки оправдаться и отвернулась, накрыв руками горящие щеки.
Несмотря на все еще неважное самочувствие, ему стало смешно, и врач, заметив это по взгляду, тоже добродушно посмеивался, переводя взгляд с медсестрички на пациента и обратно. Начавшееся так отвратительно утро, с каждой проведенной в обществе этих людей минутой, становилось все лучше. Но ведь они не смогут вот так стоять возле него целый день. Наверняка у доктора и без парализованного него забот хватает, вон, как громко кто-то стонет на соседней кровати, не иначе срочной помощи просит. Видимо, врач подумал о том же. Кинув быстрый взгляд куда-то в сторону, он кивнул медсестре и скрылся из его поля зрения. Минус один элемент разнообразия в новой жизни.
Он обеспокоенно посмотрел на медсестричку, пытаясь понять, не пытается ли она тоже его покинуть, но девушка, будто и правда получив мысленное сообщение, тепло улыбнулась и кокетливо поправила шапочку.
-- Я тут подумала, что если вы себя чувствуете получше, мы могли бы попробовать пообщаться. Нет-нет, я не издеваюсь, -- тут же спохватилась она, увидев, что он недоверчиво прищурился, -- наоборот!
Она на секунду скрылась из вида, а затем показалась вновь, приподнимая какую-то табличку.
-- Я принесла алфавит. Подумала, что вы захотите что-то сказать или о чем-то спросить. Попробуем с чего-нибудь легкого? Например, как вас зовут? Моргните, когда я дойду до нужной буквы. Нас на дополнительных курсах учили такому общению... В общем... Готовы?
Медсестра начала водить пальчиком по рядам черных букв, ярко отпечатанных на белом картоне, и он уже собрался было остановить ее в нужном месте, как вдруг понял, что он никак не может вспомнить собственного имени. Кто он? Откуда? Сколько ему лет? Противный холодок опять начал затапливать разум, но он приказал себе не думать об этом сейчас и сосредоточиться на красивом пальце, медленно двигающемся по рядам таких бесполезных теперь букв. Хотя... Увидев, что девушка добралась до нужной литеры, он моргнул, затем еще раз, и еще...
-- Я... Ян... Яне... Янек? Извините, да-да, продолжаем. Янепом... О, Боже! -- Медсестра остановила движение руки и с ужасом посмотрела на него. -- Вы не помните? Совсем ничего? Абсолютно? Да-да, я начну заново. Н... ни... ниче.... Ага. Понятно. Хорошо. Потом об этом. Давайте сосредоточимся на другом, нам же нужно как-нибудь вас называть. Меня, кстати, Настя зовут. Может, любое имя, которое вам нравится, а? Да, слушаю... Простите! Продолжим. К... ко... кос... кост... Костя? Чудесно! Вот мы и познакомились.
Костя подтверждающе моргнул, а затем устало прикрыл глаза. Столь короткий с его стороны разговор оказался ужасно выматывающим. Он понятия не имел, почему выбрал для себя именно это имя, но отчего-то оно ему действительно нравилось. Настя что-то еще говорила, но он опять не мог сосредоточиться на ее словах -- ужасно хотелось спать. Он непременно подумает обо всем завтра или даже послезавтра, но уж точно не сейчас. В конце концов, теперь у него очень много времени на мысли. Даже слишком.
Интерлюдия вторая
-- Уважаемые пассажиры, наш самолет входит в зону турбулентности. Просим всех занять свои места и пристегнуть ремни безопасности. Приносим извинения за временные неудобства!
Звонкий голос стюардессы, раздающийся из динамиков, разлился по салону самолета.
-- Витя, ты слышал, что нам сказали? Немедленно садись на место! -- Красивая женщина лет сорока потянула за руку стоящего в проходе рядом с креслами мужчину, но тот будто бы и не заметил этого жеста.
Последние минут пять он старательно искал в своей дорожной сумке второй блокнот, в котором были записаны необходимые для расчетов данные. До Сочи оставалось не более полутора часов полета, но он надеялся за это время дописать несколько уравнений. Вот только куда же запропастилась эта дурацкая тетрадь? Салон ощутимо тряхнуло, из-за чего Виктор был вынужден схватиться за полку, но искать упорно не перестал. Жена снова дернула его за руку.
-- Витя! Немедленно сядь! Вот упадешь сейчас, сломаешь ногу, то-то удачно мы проведем свой отпуск! О себе не беспокоишься, так хоть о нас с Андреем подумай. Как прилетим, я позвоню и все ему расскажу! Экстремал недоделанный.
Последнюю фразу женщина пробурчала совсем уже тихо, так как Виктор упорно продолжал молчать и копаться в своей сумке. Он терпеть не мог все эти причитания любимой и дорогой Шуры, обычно сопровождающие практически любое его действие. Ну, ничего, скоро они прибудут в Сочи, там он сможет переложить заботу о жене на служащих отеля и экскурсоводов, а сам займется, наконец, уравнениями. Еще бы на физико-метематическую конференцию успеть заглянуть...
Самолет снова тряхнуло, и Виктору пришлось схватиться на полочку теперь уже обеими руками. Да когда же это закончится?! Благодаря сфере своей научной деятельности, мужчина знал, что риск катастрофы из-за турбулентности минимален, так как самолет был оснащен всем необходимым оборудованием для подавления тряски. Но неужели пилот не мог побыстрее миновать неприятную зону? В конце концов, именно халатность пилота во время прокладки маршрута и заставляла сейчас нервничать Шуру, и, как следствие, самого Виктора. Наконец, пальцы мужчины нащупали заветную книжицу. Достав блокнот, Виктор облегченно вздохнул, сел на свое место и, под настойчивым взглядом жены, пристегнул ремень безопасности.
-- Все? Ты теперь довольна?
Перед началом отпуска на море ругаться совершенно не хотелось, но разве такая мелочь, как его желание, могла остановить Шурочку? Александра и в молодости не отличалась кротким нравом, а уж с годами и вовсе уверилась в том, что она единственная права во всем на свете. Абсурдная безосновательная самоуверенность. Но Виктор любил жену такой, какой она была, и не собирался в ней что-либо менять: ни тогда, когда сделал предложение двадцать пять лет назад, ни теперь, по прошествии такого длительного отрезка счастливой и не очень совместной жизни.
-- Как я могу быть довольна, если ты все равно сделал все по-своему? Я обязательно позвоню Андрею, пусть знает, что ты, в отличие от меня, этой путевки не заслуживаешь! Только и делаешь, что нервы треплешь.
-- Ну вот мы и летим туда, где твои нервы, наконец, подлечат. А со мной ведь ничего плохого не случилось, даже ногу, как видишь, не сломал, -- Виктор для убедительности покачал обеими здоровыми ногами и с лукавым прищуром посмотрел на жену.
В ответ Шура только огорченно покачала головой и отвернулась к темному иллюминатору. Виктор хотел было извиниться, сам не зная за что, но передумал. Уже совсем скоро они будут в шикарном отеле, который забронировал для них сын, Александра к тому времени окончательно успокоится, забудет о глупой турбулентности и перестанет ворчать. А сейчас было самое время, чтобы сосредоточиться на уравнениях.
Виктор работал над своей "математической симфонией", как он в шутку называл эту работу, уже четвертый год, но хоть какой-то видимый прогресс наметился только в последние несколько месяцев, так разве мог он устоять и не использовать для работы каждую свободную минуту? Он надеялся, что отпуск позволит ему вплотную заняться уравнениями, но Андрей с Шурой решили иначе. И теперь он был вынужден заниматься расчетами везде, где только можно и нельзя. Хотя, ему, без сомнения, было приятно, что сын смог заработать им на отдых и подарил на годовщину свадьбы полностью оплаченный на неделю тур. Когда-то давно, в свои девятнадцать лет, Виктор не мог похвастаться подобными заработками, а потому очень гордился Андреем. А уж в каком восторге от всего происходящего была Шурочка...
-- Уважаемые пассажиры, мы продолжаем наше путешествие. Можете расстегнуть ремни безопасности. Напоминаем, что передвижения по салону без крайней необходимости нежелательны. Несколько позже вам будут предложены прохладительные напитки. Благодарим за внимание.
-- Вот все и закончилось. А ты переживала, -- мужчина расстегнул неприятно давящий на его внушительный живот ремень и с облегчением откинулся на спинку кресла. Жена, будто в отместку, продолжала хранить молчание.
Горестно вздохнув, Виктор поправил лежащие на коленях тетради и блокноты, и как раз только успел достать из нагрудного кармана пиджака шариковую ручку, когда сидящая в начале салона кричаще-ярко одетая женщина вдруг поднялась со своего места и быстрым шагом направилась по проходу. Спустя минуту она остановилась в самом центре самолета, очень близко от Виктора и Шуры, а затем резко распахнула кофту, демонстрируя всем и каждому опоясывающий ее талию ремень со взрывчаткой.
-- Не двигайтесь, неверные! Я здесь, чтобы наказать вас за грехи!..
По салону прокатился шелестящий ропот. Люди с ужасом смотрели на стоящую в проходе молодую женщину и никак не могли осознать, что же им следует делать. У кого-то заплакал ребенок, но шахидка не обратила на это ни малейшего внимания, крепко сжав в руке что-то, по форме напоминающее пульт. Александра перевела взгляд со страшной женщины на мужа и, найдя его ладонь, переплела их пальцы. Она ведь чувствовала, что что-то должно произойти. Чувствовала, но никак не могла предугадать и предотвратить.
Тем временем террористка продолжала свою речь:
-- Время молитв закончилось, теперь вы должны заплатить за все. Пусть за ваши жизни поплатятся ваши дети и ваше правительство. Нет Бога, кроме Аллаха! -- Женщина резко подняла вверх руку с зажатым в ней устройством, а в следующую секунду Виктора и Шуру обдала волна удушливого жара, будто бы слизывающая обгорающую плоть с костей.
Миг спустя рейс номер 1303 прекратил свое существование, взорвавшись в вечернем небе за час до намеченной посадки.
Так Андрей потерял родителей.
***
За последующие несколько дней, проведенные в больнице, Костя смог сделать для себя всего один, но зато не поддающийся сомнению вывод: больницы он не любил, болезнь и беспомощность ненавидел, лечиться предпочитал быстро и, желательно, по дороге на работу. Пусть он ничего не мог вспомнить из своей, будто окутанной туманом, жизни, внутренние ощущения обманывать не могли. И, судя по ним, больницы Костя не переваривал ни в каком виде.
Соседи по палате день и ночь сводили его с ума своими стонами, криками и жалобами на самочувствие. Отвратительный запах лекарств, окутывающий все койки зловонным облаком, не давал уснуть, раздражая чувствительные рецепторы. Костя то и дело проваливался в полусонное состояние, чтобы спустя, как ему казалось, несколько минут, быть выдернутым оттуда очередным воплем страдающего соседа.
Да, ему было жаль несчастных людей, но разве был в больнице человек, над которым судьба пошутила злее, чем над ним самим? Лишенный осязания, голоса и движения, он будто бы был заперт в глухом, железобетонном ящике, который невозможно было пробить или сломать изнутри. Его разум метался в теле, то и дело пытаясь заставить шевелиться хоть один замерший мускул. Как правило, устав от тщетных попыток вновь почувствовать хоть что-то, Костя отключался. До первого же крика одного из соседей.
Настя, та самая медсестричка, которая вместе с Максимом Николаевичем взяла над ним шевство, вроде бы пыталась найти деньги для улучшения условий, в которых его вынуждены были содержать, но уверенности в успешном окончании этих попыток ни у кого не было. Как же несправедливо и неправильно было все, что происходило с ним сейчас! Наверняка где-то жила его семья, люди, которым он был нужен. Приходивший недавно милиционер уверил, что его фотография будет отправлена в федеральный розыск, и во все местные журналы и газеты подадут объявление с информацией о его состоянии и местонахождении. И пусть его обещания больше походили на утешения, Костя старался не отчаиваться. Его должны были искать, а как же иначе? Кто-нибудь непременно приедет и заберет его домой. Если бы он еще мог вспомнить, где находится этот самый дом...
На соседней кровати в очередной раз пронзительно закричал мужчина, вынуждая Костю мысленно поморщиться от резкого шума. Из-за вынужденной неподвижности и нечувствительности основной массы нервных окончаний, у Кости обострилось не только обоняние, но также улучшились зрение и слух. Тело будто пыталось компенсировать приобретенные недостатки новыми достоинствами. Поэтому любой громкий звук, сильный запах или яркий свет каждый раз на несколько мгновений оглушали Костю, придавая и без того не радужному положению дополнительный дискомфорт. Лечащий врач говорил, что подобные обостренные реакции в немалой степени являются последствиями сильного сотрясения мозга, которое Костя получил во время аварии, но для самого пациента оно проявлялось разве что в появлении периодического сильного шума да бессистемных вспышек головной боли, которую подчас было совершенно невозможно терпеть. Хорошо хоть Максим Николаевич не забывал снабжать его ежедневной дозой обезболивающих лекарств.
Звон в ушах постепенно утих, и Костя смог открыть уже привычно слезящиеся глаза. Судя по солнечному свету, щедро льющемуся в огромные окна палаты, на дворе была еще только середина дня. Как же тошно и скучно было лежать наедине со своими мыслями, которые в отсутствие памяти о прошлом, свивались в одни только бесконечные вопросы без ответов. Из-за чего произошла авария? Куда он ехал? К кому? Как оказался в Ноябрьске? Бессмыслица какая-то. Собственная беспомощность изводила подчас сильнее боли. И если бы не Настя, с ее бессменным оптимистичным настроением, он, наверное, уже успел бы окончательно отчаяться.
Стоило только вспомнить о медсестре, как дверь в палату отворилась, и девушка в белой форменной шапочке проскользнула внутрь. В руках у нее был поднос с обеденной нормой лекарств для всех обитателей палаты. Первым делом Настя направилась к нему, принявшись ловко заменять капельницу и подключать к катетерам шприцы. Она будто специально старалась не смотреть ему в глаза, словно скрывая что-то, пряча. Сначала он никак не мог понять причины такого странного поведения, но вот на лицо девушки упала отросшая челка, которую она нетерпеливо заправила обратно под шапочку, и Костя вдруг смог разглядеть неаккуратно замазанный тональным кремом синяк, размером со всю скулу, а также покраснение вокруг глаз. Кто мог обидеть это жизнерадостное создание?! Он непременно должен был узнать, и если не помочь, то хотя бы утешить Настю. Черт, ну почему она на него так и не посмотрела?
Медсестра отошла от его койки, занявшись другими пациентами, а Костя остался лежать, в бессильной злобе с силой втягивая носом воздух. Он старательно прислушивался, надеясь, что кто-то из его соседей увидит злополучный синяк и спросит о его происхождении, но другим, казалось, нет никакого дела до заплаканной девушки. Они жаловались на свои больные руки, ноги и головы, сетовали на дороговизну лечения и некомпетентность врачей. Эгоисты! Будто бы ей своих проблем было мало! Но добрая медсестра старательно всех выслушивала и подбадривала, бескорыстно отдавая частичку своей заботы каждому из них.
Наконец, когда с процедурами было покончено, Настя бодро попрощалась со всеми обитателями палаты, и собралась было выйти за дверь, как вдруг наткнулась на отчаянный взгляд Кости, активно транслирующего мысль о том, что если она немедленно не возьмет табличку с алфавитом и не поговорит с ним -- случится беда. Конечно, ни он, ни Настя телепатическими способностями не обладали, но за последнюю неделю она стала гораздо лучше понимать его взгляды. Вот и теперь, поколебавшись еще несколько секунд, Настя все же вернулась к его койке, взяла табличку, села на стул и тихо начала говорить:
-- Я вас слушаю. К-т-о... Кто. Ага. Э-т-о. Ага. С-д-е-л-а-л. Ох, Константин, вам обязательно спрашивать о подобных вещах? Не думаю, что могу рассказать вам о... о... -- девушка опустила табличку на пол и вдруг самым неожиданным образом разревелась, закрывая свое хорошенькое личико ладонью. -- Он... он ведь не хотел... наверное... Я сама напросилась... А он... он...
Настя снова на него не смотрела, а Костя прямо таки места себе не находил, не зная, как он может одним только взглядом утешить медсестру. Он костерил себя на чем свет стоит, проклиная свое любопытство и невозможность обнять девушку за хрупкие плечи. Наверное, он должен был зайти издалека, поговорить с ней о погоде или о чем-то еще таком же глупом. Костя ненавидел женские слезы, Он этого не помнил, но точно знал, что никогда не мог спокойно смотреть на подобное зрелище. Да и как тут можно было остаться равнодушным?..
Постепенно Настя все же немного успокоилась и даже смогла поднять на него взгляд.
-- Простите. Я не хотела опять плакать. Просто мы встречаемся уже больше года, а он впервые так поступил... А я... Вы что-то сказать хотите? Б-р-о-с-ь-т-е-е-г-о. Ох, вы серьезно? Бросить? Но мы же у меня живем, куда я?.. Да и потом, это же был единственный такой раз. Так-то он хороший, заботливый. Да? П-р-о-г-о-н-и-т-е-о-н-в-а-с-н-е-д-о-с-т-о-и-н.
Девушка удивленно посмотрела на Костю, словно видела его впервые в жизни.
-- Вы действительно так думаете? Но... А хотя, быть может, вы и правы, Константин. Наверное, мне надо обо всем этом подумать. Вам что-то нужно? Нет? Ну, хорошо. Я еще попозже вечером к вам загляну. Спасибо! Ваше мнение для меня много значит!
Произнеся все это практически на одном дыхании, Настя выбежала из палаты, забыв закрыть за собой дверь. Ее поведение еще больше озадачило Костю. Он сомневался в том, что пара общих и довольно банальных фраз могла так сильно повлиять на девушку. С другой стороны, он искренне считал, что мужчина не имеет права поднимать на женщину руку. А, значит, Насте было необходимо как можно скорее расстаться с этим своим парнем, пока не случилось еще чего-нибудь страшного. Мало ли.
Погруженный в мысли о нелегкой судьбе такой солнечной девушки, Костя крепко уснул. Он не знал, что несколько часов спустя, медсестра вернулась, как и обещала, и еще долго сидела возле койки, расчесывая его спутанные волосы и думая о чем-то своем. А ему в это время снился солнечный луг и огромные ромашки, покачивающиеся на длинных стеблях и обдуваемые легким свежим ветерком. И он был счастлив.
Интерлюдия третья
-- Все, хватит, Инга. Я не хочу больше ничего обсуждать. Мы сегодня же поедем и подадим это чертово заявление, сколько можно ждать?
Молодая женщина усмехнулась в ответ на это пламенное заявление и вновь вернулась к выбору украшений для предстоящей встречи. Андрей окончательно ее утомил. Свадьба, свадьба, свадьба! Сколько можно твердить о том, что все равно никогда не случится? И пусть он об этом еще не знает, но она-то для себя уже все давно решила -- Андрей не тот мужчина, с которым она хотела бы связать свою жизнь. И пусть они вместе уже четыре с половиной года, она точно знала, что ни о какой свадьбе и речи быть не может.
-- Как думаешь, на сегодняшние переговоры надеть жемчуг или вот это неброское изумрудное колье? Никак не могу решить!
-- Да надевай, что хочешь, -- Андрей устало потер лицо ладонью. -- Во сколько за тобой заехать?
-- Я сегодня задержусь, так что сама доберусь до дома.
-- А как же заявление? Инга!
Женщина вновь сделала вид, что не слышит своего собеседника:
-- Пожалуй, все же жемчуг. Он лучше подойдет к костюму.
Андрей проворчал себе под нос какое-то ругательство и вышел из комнаты, давая ей возможность облегченно выдохнуть. Все эти разговоры о подаче заявления в ЗАГС уже набили оскомину, но Инга уговаривала себя потерпеть еще немного -- помимо совместного проживания их связывал еще и общий бизнес. И о чем она только думала, делая его вторым учредителем в своей фирме? Да, конечно, без него маленькая полиграфическая конторка никогда бы не выросла до размеров полноценной типографии, но теперь партнер, будучи по совместительству еще и женихом, стал доставлять настоящие проблемы. И это ужасно злило Ингу.
В свое время, будучи еще девчонкой, только закончив университет и открыв крохотное ЧП, она без памяти влюбилась в этого смешливого и задорного блондина. Андрей всегда был крайне интересным собеседником, потрясающим любовником, надежным другом и верной второй половинкой, но в какой-то момент Инга начала понимать, что устала от его "идеальности". Ей нужен сильный и властный мужчина, а не преданный обожатель, готовый всю жизнь положить к ее ногам. Инга понимала, что после смерти брата, а затем и родителей, у Андрея не осталось никого, кроме нее да верного друга детства, несколько последних лет живущего в Америке, но разве она должна быть с ним только из-за его сложной судьбы? А как же ее собственная жизнь?
Из-за всех потрясений, выпавших на его долю, Андрей стал слишком сильно привязываться к окружающим людям, боясь оттолкнуть их неосторожным словом или действием. Вот и теперь, он ведь обиделся из-за того, что она уж который месяц не желает подавать заявление, но никак серьезно не выказал своих чувств. Не накричал, не устроил сцену, не потащил ее волоком, как сделал бы любой нормальный мужик, видя явное проявление капризов, а всего лишь ушел в соседнюю комнату! Приторно, аж до тошноты. Ей нужен мужчина совершенно другого склада характера. Например, такой, как Сережа...
При мысли о новом любовнике у Инги заалели щеки, и она приложила к ним прохладные ладони. Новый управляющий в их компании появился всего два месяца назад, но уже успел окончательно и бесповоротно покорить ее сердце. И пусть все это было несколько нечестно по отношению к Андрею, все еще искренне любящему и мечтающему о семье, Инга ничего не могла с собой поделать. Сергей казался ей идеальным воплощением всех самых смелых и бесстыдных фантазий. Жесткий, властный, мужественный! Ах! С ним она чувствовала себя настоящей женщиной, слабой и ранимой, способной только подчиняться и принимать.
Сергей решил, что глупо и дальше скрывать факт их отношений, что он устал от присутствия в их жизни Андрея, и Инга должна порвать с незадачливым, теперь уже определенно бывшим, женихом. Она ничего не имела против. Конечно, с разделом бизнеса наверняка возникнут проблемы, но Сережа предложил выкупить у Андрея его долю, а кто она такая, чтобы спорить с мужчиной своей мечты? Все его слова и решения казались ей идеально правильными. Он такой умный и решительный!
За Андрея она предпочитала не беспокоиться. В конце концов, он взрослый мальчик, сможет все это пережить. С машиной, квартирой и деньгами он легко получит любую девушку, стоит только захотеть, а вот она не собиралась, жалея его, отказываться от своего собственного счастья. Только не теперь, когда судьба, в виде очаровательного Сергея, нашла ее сама.
Окрыленная подобными мыслями, Инга последний раз взглянула на свое отражение в зеркале, поправила выбившийся из идеальной прически локон, взяла сумочку и решительно распахнула дверь спальни. Довольно тянуть. Она больше не будет медлить, докажет Сереже, что может постоять за их счастье. Убеждая себя, что приняла правильное решение, Инга отправилась на поиски жениха.
Андрей обнаружился на кухне, уныло пролистывающим газету и пьющим маленькими глоточками апельсиновый сок. Весь его вид буквально кричал о том, как мужчина несчастен и огорчен, и Инга даже на секунду засомневалась, а может ли она с ним так поступить? Он множество раз говорил ей, что никого и никогда не любил так, как ее. Что он хочет полноценную семью, детей, свой уютный домик на окраине леса и вечное счастье для них двоих. Нет, нет, нет. Все эти идеальные сценарии не для нее. Пусть ищет себе другую "любовь всей жизни".
-- Послушай, я хотела сказать, что ухожу от тебя, -- Инга выпалила эту фразу и невольно задержала дыхание. Как же трудно говорить подобные вещи!
Но Андрей даже головы не поднял, продолжая все так же меланхолично перелистывать газету. Казалось, что он даже не слышал ее слов. Инга попыталась найти в себе мужество, чтобы произнести злополучную фразу опять, но Андрей вдруг замер:
-- К Сергею? Ты с ним встречаешься?
Слова бывшего жениха заставили Ингу покачнуться и резко схватиться за спинку стоящего рядом стула. Откуда он... Андрей посмотрел, наконец, на нее, и Инга невольно отшатнулась. Никогда прежде она не видела в этих зеленых глазах такой боли. Откуда он знает? Как давно? Почему скрывал? Женщине пришлось напомнить себе, что она борется за свое новое счастье, а, значит, нужно быть сильной.
-- Да, встречаемся.
-- Хорошо, -- Андрей кивнул, дополнительно демонстрируя согласие, будто бы все и правда было хорошо. -- Тогда я могу только пожелать вам счастья, верно?
-- Но откуда ты?..
-- Я видел вас недавно в машине. Думал, что ты так проверяешь свои чувства ко мне, перед свадьбой. Что хочешь удостовериться в правильности своего выбора. Как видно, проверка оказалась не в мою пользу. Но я понимаю. Правда, понимаю.
Лучше бы он кричал. Вся эта христианская терпимость претила яркому характеру Инги. Она откровенно не понимала, как он может быть таким... Таким... Мягкотелый идиот! И с этим человеком она когда-то хотела быть вместе! Хорошо, что теперь с ней рядом будет настоящий мужчина!
-- Вот и славно! Ты даже отношения выяснить неспособен! Говоришь, что уличил меня в измене, но продолжаешь молчать, будто и не хочешь за нас бороться. Зачем ты тогда мне нужен? В отличие от тебя, Сергей предпочитает не сопли на кулак наматывать, а предпринимать решительные шаги для достижения своих целей. За вещами мы заедем завтра! -- Инга выскочила из кухни, громко хлопнув дверью.
Она уже не видела, как бывший жених еще несколько секунд смотрел потухшим взглядом ей вслед, а затем со стоном опустил голову на сложенные на столе руки.
Так Андрей потерял любимую.
***
Это было, вне всякого сомнения, странно, но, кажется, он начинал привыкать к своей новой жизни беспомощного инвалида. Нет, конечно, не инвалида, а человека с ограниченными возможностями, как милостиво называли его нынешнее состояние Настя и Максим Николаевич. И пусть он был с ними не согласен, ему нравилась забота этих вроде бы совершенно чужих, но успевших за несколько недель стать практически родственниками, людей.
Лечащий врач оказался не слишком многословным, но остроумным и явно знающим свое дело мужиком. Косте нравилось такое серьезное отношение к своим обязанностям, щедро приправленное иронией и здоровым сарказмом. Он не помнил своей прежней жизни, но имел твердое убеждение, что раньше именно такого склада люди вызывали в нем уважение.
И еще ему очень нравилась Настя. Смешливая медсестричка во время своих смен все время крутилась где-то поблизости и болтала без умолку, явно стараясь компенсировать вынужденную молчаливость собеседника. Такое положение дел абсолютно устраивало Костю -- задорная девчонка одним своим присутствием раскрашивала монотонные дни.
Вот и сейчас, устроив пациента на новой кровати, она рассказывала ему очередную малоинформативную ерунду. Так как ответа от него не требовали, Костя позволял себе не особо вслушиваться в слова, просто наслаждаясь звучанием мелодичного голоса и с удовольствием рассматривая кукольное лицо Насти. Девушка будто сошла с картинки одной из книжек, которые ему в детстве читала миловидная женщина. Мама, наверное. Насте очень шла белая шапочка, из-под которой постоянно выбивалась каштановая челка. А уж о ее больших ярко-синих глазах и аккуратных розовых губах и вовсе можно было слагать стихи, и, если бы умел, Костя непременно бы сочинил о своей медсестре поэму.
Как ни прискорбно, но какими-то ярко выраженными талантами он не обладал -- за три недели, прошедших после пробуждения, он не нашел в себе каких-либо склонностей или привычек. Быть может, он был безработным нахлебником, родственники которого оказались рады избавиться от обузы? Настя говорила, что его нашли в разбитой машине, которая, по несчастливой случайности, успела взорваться раньше, чем кто-либо смог записать ее номер или же вытащить из салона хоть какие-то его вещи. Хоть самого спасли, и на том спасибо.
Костя еще не до конца понимал, действительно ли он благодарен за свое спасение работникам заправки. С одной стороны, он все же был жив, с другой -- провести остаток своей жизни в палате провинциальной больницы -- это была явно не лучшая перспектива. Далеко не лучшая. Максим Николаевич уверял, что воспоминания постепенно начнут возвращаться, а следом за ними может вернуться и чувствительность, но никаких подтверждений своим прогнозам дать не мог, хоть физические повреждения пациента и оказались минимальными.
Как выяснилось, в машине была прекрасная противоударная система, позволившая водителю остаться живым и почти здоровым после лобового столкновения. Однако сильный удар головой о переднюю дверцу спровоцировал серьезные повреждения нервной системы. Костя плохо разбирался во всех этих причинно-следственных связях, поэтому просто принимал слова врача на веру и периодически пытался надеяться на лучшее...
-- Эм, Костя, я должна провести все необходимые... процедуры, понимаете? Вы же не будете против?
Он не сразу обратил внимание на ее слова, а когда, наконец, понял, что именно она имеет в виду, пожалел, что не может рассмеяться. Настя была совершенно очаровательна, когда смущалась. Ежедневные протирания и массажи были включены в обязательную программу лечения позавчера, однако эта была забота санитарки, а никак не медсестры. Костя медленно моргнул, разрешая девушке стащить с него одеяло и начать обтирание. Сам он запретил себе даже думать о неловкости, в конце концов, Максим Николаевич и Настя приложили немало усилий к тому, чтобы обеспечить ему должный уход и профилактику пролежней.
Мысленно усмехаясь, Костя из-под ресниц наблюдал за покрасневшей девушкой, старающейся как можно меньше засматриваться на его обнаженное тело. Эх, если бы ситуация была иной, он не отказался бы продемонстрировать себя этой красотке во всей красе! И на нее посмотреть... Мысленная оплеуха самому себе помогла немного прочистить мозги. Каким бы человеком он ни был раньше, и каких бы принципов ни придерживался, судьба дала ему шанс начать все с чистого листа, а вместо этого он думает о том, как бы завалил в постель одного из немногих людей, которому не безразлична его судьба!..
Несмотря на постоянную болтовню обо всем на свете, Настя очень мало говорила о том, что именно она для него делает, но от лечащего врача Косте все же удалось узнать, что именно эта смешливая девчонка смогла договориться с каким-то местным благотворительным фондом, который выделил деньги на его лечение и реабилитацию, а также выбить ему отдельную палату и массажиста. Он точно знал, что никогда не расплатится с Настей, но она заслуживала хотя бы мысленного проявления уважения. Если бы еще она сама так явно не показывала своей увлеченности им...
О том, зачем ей инвалид с амнезией, Костя не знал, сама Настя на попытки заговорить на тему личного, отвечала резкой сменой темы, а лечащий врач только коротко усмехался и доверительно объяснял: "Влюбилась девка, не иначе!" Со стороны Кости все это было в высшей степени странно, но мало ли какие у людей бывают причуды. К тому же, внимание такой красивой девушки откровенно льстило. Вчера она вскользь упомянула, что все же выгнала, наконец, своего драчливого парня, чему Костя был несказанно рад. Он однозначно не хотел больше видеть на хорошеньком лице Насти новые синяки.
-- Вот и все. Завтра вами займется дежурная санитарка, а я не буду вас дольше смущать.
Костя мог бы поспорить на тему "кто кого смущает больше", но предпочел оставить это знание при себе. С каждым проведенным рядом с Настей днем ему казалось, что медсестра все лучше начинает понимать его взгляды, а то и вовсе читать по ним простые мысли. По крайней мере, добродушную насмешку она научилась распознавать легко.
-- Константин! Я опять что-то не то сказала, да? Зачем вы надо мной смеетесь? Хотите отдохнуть? Нет? Ладно. Я тогда достану алфавит. Поболтаем о том, о сем.
Настя засмеялась, а Костя почувствовал, как где-то внутри бесчувственного тела будто бы разливается приятное тепло. Завтра и послезавтра у его медсестрички будут выходные, и он уже заранее начинал скучать. Все же эта девушка стала для него гораздо более значимой, чем ему показалось на первый взгляд. Вернувшаяся с табличкой Настя уселась на стуле возле его койки.
-- Скажите, Костя, быть может, вы чего-нибудь хотите? Я могу попробовать достать.
Ему не хотелось расстраивать Настю, но он уже привык говорить ей одну только правду, и не видел смысла начинать врать.
-- Е-с-т-ь. О, понимаю. Простите, но эту просьбу я не смогу выполнить. Потерпите еще какое-то время, пожалуйста. Мы с Максимом Николаевичем уверены, что надежда на ваше хотя бы частичное выздоровление есть. Обещаю, что к моменту вашей выписки, я испеку вам огромный торт со взбитыми сливками. Любите сладкое?
Костя сощурился, выказывая неуверенность. Представление торта не вызвало в нем никаких ассоциаций. Врач говорил, что голод, который он испытывает -- это не более чем привычка сознания, так как тело получало все необходимые вещества через капельницу, а потому его желание имело скорее психологическое происхождение, но легче от этого знания не становилось. Все эти питательные смеси, исправно наполняющие его организм витаминами и прочей ерундой, никак не могли заменить огромного куска жареного мяса, политого горчично-медовым соусом. Вообще, мысли о разнообразной еде были отдельным пунктом в списке его ежедневных обязательных мыслей. В конце концов, нужно же было хоть как-то развлекаться.
-- Ой, чуть не забыла, -- вдруг всплеснула руками Настя, уронив на колени табличку. -- Вам сегодня принесут телевизор и DVD-плеер. Я захватила из дома какие-то старые диски. Подумала, что так будет проще коротать время, да и разные сюжеты могут спровоцировать появление новых воспоминаний. Что-то хотите сказать? Ага, я слежу. С-п-а-с-и-б... Ну что вы, Костя, я не ради благодарности все это делаю. Мне главное, чтобы вы как можно скорее выздоровели и покинули больницу. Что? Сейчас. В-ы-г-о-н-я-е-т-е-м-е-н-я. -- Девушка испуганно вскинула голову, но разглядев в его взгляде смешинки, опять всплеснула руками. -- Вот все бы вам шутки шутить! А я, между прочим, беспокоюсь, и вообще...
Бросив притворяться обиженной, Настя сама засмеялась. У нее был совершенно потрясающий переливчатый нежный смех. Слушая его, Костя вдруг поймал себя на мысли, что он совсем не против задержаться в этом мире и этой больнице на какое-то время. Непременно ради нее.
Интерлюдия четвертая
Денис лихорадочно метался по квартире, больше разбрасывая, чем собирая вещи. Он никак не мог сообразить, что именно следует кидать в сумку, а что можно оставить в качестве сувениров хозяйке квартиры. Самолет отправлялся через семь часов, а ведь ему еще нужно было заехать в банк за деньгами, упаковать все необходимое, сделать несколько последних звонков... Идея с отъездом возникла в его голове вчера и еще не была тщательно обдумана, но и времени на размышления не оставалось. Поэтому, чтобы не оттягивать принятие окончательного решения, он с утра отправился в авиакассу и купил билет на ближайший рейс до Нью-Йорка. Нужно ли было уезжать из Америки, чтобы снова туда вернуться через какие-то полгода? Хотя, дело все же того стоило, пусть и не так он себе это представлял.
Вывалив из шкафа все вещи на застланный темно-синим ковролином пол, Денис принялся перебирать свитера и футболки. Ему снова придется сбегать налегке, совсем как три года назад! Да уж, судьба явно играет с ним в какие-то одной ей понятные игры. А ведь как все хорошо начиналось!
Тогда, полгода назад, он как раз лишился последних сбережений, опрометчиво проиграв их в Атлантик-Сити, и понятия не имел о том, что же делать дальше. Но звонок старому другу детства решил все за него. Эх, Андрюха-Андрюха! Не везет ему в бизнесе, однозначно.
Как выяснил Денис, Андрей, расставшись с Ингой и продав ей свою долю в типографии, впал в затяжную депрессию. На момент знаменательного разговора друг сидел дома уже несколько месяцев, живя на процент от положенных на депозитный счет средств и понятия не имея о том, чем бы он хотел заняться в дальнейшем. По мнению Дениса, такое положение дел было в корне неправильным, и он решил все изменить. В конце концов, разве это не было знаком свыше? У Андрея были деньги, и не было представления о том, куда их деть, у Дениса были идеи, но не было денег. Идеальное сочетание! Поэтому, заняв необходимую сумму на билет, Денис рванул домой в Россию, окрыленный новыми надеждами и яркими планами на будущее. Кто ж знал, кто ж знал...
Внезапно раздавшийся звонок телефона заставил Дениса вздрогнуть и выронить из рук охапку с нижним бельем, которое тут же рассыпалось по полу.
-- Да что ж такое!
Возмущению Дениса не было предела ровно до тех пор, как он не вытащил из кармана джинс мобильный телефон и не увидел имени звонящего. Липкий холодок страха прокатился по позвоночнику и свернулся в тугой комок где-то в горле. Он обязан ответить и покончить со всем этим раз и навсегда. Друг поймет. Когда-нибудь обязательно поймет и простит. Прочистив горло, Денис нажал на нужную кнопку, принимая входящий звонок.
-- Андрюха! Привет, как ты?
-- Привет, Динь. Наверное, нормально. Что мы решили?
-- А что мы решили? -- Преувеличенно весело ответил Денис, на подгибающихся ногах подходя к дивану.
Он прекрасно понимал, что следовать уже принятому решению нечестно, подло и совершенно неправильно, но разве у него был выбор? Необходимо было доиграть свою роль до конца.
-- Вот я и спрашиваю, -- голос Андрея звучал очень устало, но это было и не удивительно, в последнюю неделю им обоим редко удавалось поспать. -- Ты поговорил с банком о возврате?
-- Как раз сегодня туда собираюсь, -- врать лучшему другу было сложно, поэтому Денис старался по максимуму использовать полуправду. -- А что ты? Встречался с хозяином помещения?
В трубке послышался громкий вздох, явно свидетельствующий о том, что ничем хорошим встреча не закончилась.
-- Он согласен вернуть только половину денег. Где брать остальное -- не знаю. Я могу попробовать продать машину, но ты же понимаешь, что...
-- Нет-нет-нет, даже не смотри в эту сторону! Машина тебе еще сто раз пригодится! А деньги, -- Денис вдохнул побольше воздуха, будто перед прыжком в воду, и протараторил основную ложь, -- деньги мы непременно раздобудем. Ты же знаешь, я нас в беде не оставлю. Обязательно что-то придумаю. Нам только бы договориться об отсрочке в недельку. Чем сегодня и поеду заниматься. Не переживай, друг!
Последнее слово он практически просипел. От откровенного вранья во рту будто появился горький привкус. Но Денис знал, что виноват не только он. Андрей не имел права взваливать на него одного всю организационную работу, мог бы и сам поинтересоваться происходящим в стране. В конце концов, Денис вернулся из Штатов совсем недавно, а Андрюха здесь жил и работал все свои двадцать семь лет. Так что во всем происходящем не только его, Дениса, вина! Кто-то должен за все заплатить, и это точно будет не он!.. Еще бы самому поверить во всю эту ахинею...
-- Спасибо, Диня. Не представляю, что бы я без тебя делал. Кстати, я ведь так и не сказал тебе спасибо за то, что ты вытащил меня из того состояния. После ухода Инги я совсем себя потерял. А теперь даже жить хочется, несмотря на все, что произошло. И это благодаря тебе.
Денис крепче сжал скользкой от пота рукой мобильный телефон и зажмурился:
-- Какие проблемы, Андрюха? Для этого ведь и существуют друзья! Ладно, мне пора. Созвонимся завтра вечером, хорошо? Я со всеми встречусь, переговорю и расскажу тебе о том, как все прошло.
-- Договорились! Еще раз спасибо. И удачной поездки в банк.
-- Ага, и тебе всего хорошего. Ты там, это, береги себя.
Быстро нажав на кнопку завершения звонка, Денис откинулся на спинку дивана. Нет, во всем, что произошло, виноваты не они с Андреем, а дурацкое правительство, так не вовремя принявшее закон о запрете игорного бизнеса. Если бы не это глупое постановление, они уже перерезали бы ленточку перед парадной дверью их казино. Такой провал за какие-то десять дней до открытия! Все произошедшее до сих пор не укладывалось у Дениса в голове. Ведь план был идеальный! Взвесив все "за" и "против", Андрей согласился вложить все свои деньги в будущий бизнес. Да что там деньги, он даже кредит взял под залог квартиры. И они бы отбили все расходы уже через полгода максимум. Если бы не закон...
Но у Дениса уже не оставалось времени на сожаления. Резко поднявшись с дивана, он снова заметался по квартире, собирая вещи. Андрея все равно уже было не спасти, они не смогут вернуть потраченные деньги в банк, а значит, он в любом случае будет вынужден распрощаться с квартирой. Но почему они должны "утонуть" вдвоем? Денис уже договорился с управляющим о снятии со счета всех оставшихся денег. Он приедет в Нью-Йорк, вложит все в какое-нибудь прибыльное предприятие, а потом вернет все Андрюхе до последней копейки. Непременно вернет. Когда-нибудь. А Андрей сильный парень, и не такое выдерживал. Он однозначно справится. И еще спасибо Денису скажет за новое разумное решение. Если, конечно, простит.
Тяжело вздохнув, Денис застегнул спортивную сумку и, в последний раз обведя взглядом квартиру, закрыл за собой входную дверь. До его отправления в США оставалось почти шесть часов.
Так Андрей потерял друга.
***
Костя мало в чем был уверен со времени начала своей новой жизни, но одно знал совершенно точно -- он начинал окончательно и бесповоротно влюбляться в Настю. Чувство, зреющее внутри уже десятую неделю подряд, неумолимо набирало обороты. И пусть он пытался убеждать себя в том, что из-за нехватки обычного живого общения, он тянется к единственному доступному человеку, сути дела это не меняло. Каждый раз, когда смешливая девушка заходила в его палату, с неизменной теплой улыбкой на красивых, не тронутых помадой губах, у него будто сердце сжималось от радости и щемящей нежности. И пусть это было банально, смешно (в его-то положении!) и как-то даже по-детски, Костя никак не мог запретить себе испытывать эти самые эмоции. Быть может, когда-то давно, в той самой жизни, он не знал о существовании подобных чувств, но теперь ему хотелось воспользоваться предоставленным судьбой шансом на сто процентов. Тем более что симпатия его была взаимной.
Он как раз досмотрел очередной не слишком-то интересный фильм, когда дверь палаты осторожно отворилась и внутрь впорхнула Настя. Сегодня была не ее смена, поэтому девушка позволила себе пренебречь привычной униформой и надеть яркое желтое платье, которое необычайно ей шло.
-- А вот и я, -- Настя ослепительно улыбнулась, подходя поближе к кровати и позволяя Косте уловить свежий тонкий аромат ее духов. -- Надеюсь, что ты хорошо себя сегодня чувствуешь. Я принесла немного полевых цветов и свечи. Хочу отметить с тобой свой день рождения.
Настя по обыкновению покраснела -- она всегда смущалась своих романтичных или "слишком девченочьих" по ее мнению поступков -- и посмотрела на Костю, стараясь по его взгляду понять, одобряет он ее идею или нет. И как она только могла сомневаться? Он, несмотря на редкие, но все же начавшие появляться между ними личные разговоры, все еще не мог понять, что такого нашла эта яркая и живая девушка в неизлечимо, по всей видимости, больном человеке, который все еще не мог вспомнить о себе ничего конкретного, которого даже родственники не пытались искать, одинокого и беспомощного. Но он однозначно не был против всех этих проявлений ее влюбленности.
Подумать только, согласиться отмечать свое двадцатилетие не с подругами в каком-нибудь местном клубе, с шампанским и фейерверками, а в надоевшей до чертиков больнице с неопознанным пациентом, при котором даже торт совестно есть, и приходится ограничиваться пустым задуванием свечей. Совершенно немыслимо! Разве мог он не уступить такой самоотдаче и искренней симпатии? Разве мог устоять?
Максим Николаевич не уставал обнадеживать, все еще давая оптимистичные прогнозы на будущее, но Костя, с каждой проведенной без каких-либо изменений неделей, только убеждался в обратном. Он старался трезво оценивать свои шансы на выздоровление -- в процентном соотношении цифра неумолимо приближалась к нулю. Рано или поздно людям из благотворительного фонда надоест высылать деньги на поддержку жизни неизлечимо больного человека, лечащий врач перестанет уделять поиску решения его проблемы хоть какое-то время, а Настя, устав ждать изменений, найдет себе новое увлечение. И тогда он снова останется один. Хорошо, хоть ненадолго -- без должного ухода непременно начнут появляться пролежни, и последующие за ними ампутации рано или поздно его доконают. Костя не помнил, откуда он знает обо всех ужасах, которые ожидают паралитиков, ведь ни Максим Николаевич, ни Настя не рассказывали ему об этом, но для себя твердо определил, что такой исход наиболее вероятен. Лечащий врач ежедневно проверял его реакции, но всякий раз уходил ни с чем. И ведь не первую неделю кряду...
-- Мне кажется, что ты опять думаешь о чем-то плохом, -- со вздохом проговорила девушка, расставляя на прикроватной тумбочке свечи. -- Но, Костя, это же совершенно неправильно! Мы же уже сто раз говорили о том, что только позитивные мысли привлекут положительные изменения в твое состояние! Тебе бы только захотеть вылечиться, и все непременно получится!
Боясь, что она заметит в его взгляде что-то еще, он опустил ресницы. Действительно, подобных разговоров между ними было множество. И всякий раз, после всех этих мотивационных речей, он чувствовал себя значительно лучше, начинал хоть немного верить в светлое будущее и старался направлять свои мысли в позитивное русло. Вот только Настя все же периодически уходила домой, скучные дни сменялись еще более унылыми ночами, и весь оптимистичный настрой куда-то испарялся. Костя старался вспомнить хоть что-то из своего недавнего прошлого, найти хоть какую-то зацепку, чтобы понять, кто он и откуда, но все старания приводили разве что к усиливающейся мигрени и появлению расплывчатых, никак не связанных между собой образов. Не лучший результат, за проведенные в больнице два с половиной месяца.
-- Ну вот, все готово!
Костя открыл глаза и невольно устыдился своих грустных мыслей. Настя, такая красивая сегодня и солнечная, пришла отметить с ним праздник, а он ради нее не мог даже на пару часов расстаться со своими беспросветными мыслями! И он еще что-то говорил о взаимной симпатии! Заставив себя на некоторое время позабыть обо всем, что ежедневно его терзало, Костя попытался одними глазами передать девушке все свое нежное к ней отношение.
-- Хочешь что-нибудь сказать? Хорошо, я слушаю! -- Она всегда называла их общение "разговором", употребляла такие фразы, как "я слушаю", "давай поговорим" и "расскажи подробнее", явно стараясь сделать все, чтобы он не чувствовал себя ущербным; стоило быть благодарным за одно только это. -- П-о-з-д-р-а-в-л-я-ю-м-о-я-п-р-и-н-ц-е-с-с... Ну, Костя! -- Настя опять покраснела, -- сколько можно меня смущать? Спасибо!
Несмотря на свое стеснение, девушка не могла сдержать довольной улыбки, и это было совершенно замечательно. Рядом с ней он чувствовал себя таким живым, таким настоящим. Будто бы не было между ними преграды из его неподвижного тела, будто бы он мог подарить этой красотке целый мир, действительно сделать ее счастливой.
-- З-а-д-у-в-а-й. Ага. Сейчас, Только желание загадаю! Прости, но тебе я его сказать не могу -- иначе не сбудется, -- Настя счастливо засмеялась, привычно наполняя все естество Кости теплом своей улыбки. -- Все. На счет три. Раз! Два! Три!
Глядя на то, как Настя дует на свечки, Костя не мог перестать улыбаться хотя бы мысленно. Как же ему повезло с этой невероятной девушкой! Поглощенный приятными эмоциями, он не сразу заметил, что Настя уже задула свечи и теперь удивленно смотрела на него. Он попытался передать ей свой немой вопрос взглядом, и внезапно почувствовал то, что, по всей видимости, увидела она -- правый уголок его губы дернулся в некотором подобии улыбки, а затем принял свое первоначальное положение. Неужели...
-- О, Боже, Костя! -- Девушка всплеснула руками, а затем не выдержала и все же прижалась к Константину в объятии. -- Оно начало сбываться! Сразу же! Ты чувствуешь? Чувствуешь? Получилось!
На глаза Насте навернулись непрошеные слезы радости. Она определенно никак не могла прийти в себя. Да что там, Костя и сам чувствовал, как его ресницы становятся влажными. Он уже потерял всякую надежду, и вдруг...
Настя обхватила своими маленькими ладонями его лицо.
-- Теперь ты мне веришь? Все будет хорошо, непременно, будет! Вот увидишь, совсем скоро ты поправишься!
Она наклонилась и робко поцеловала его в "оживший" уголок рта. И, наконец-то чувствуя это бережное прикосновение, Костя действительно полностью ей поверил. Все будет хорошо. Обязательно будет.
Интерлюдия пятая
Андрей сидел за рулем автомобиля и невидящим взглядом смотрел на покрытое мелкими дождевыми каплями лобовое стекло. Он боялся вглядываться в ночную тьму, окружающую машину, точно зная, что в сыром мраке клубятся отвратительные толстые щупальца, покрытые мерзкими струпьями в виде холодных капель. Они только и ждали того, что он выйдет из своей машины и угодит прямо в их склизкие пульсирующие объятия. Ждали, что его ненависть к ним выплеснется жаркой яростью, что он попытается расчистить себе путь от ненавистной воды -- и уж тогда они повеселятся, как следует! Именно поэтому выходить было никак нельзя. Оставалось терпеливо ждать рассвета.
Он привычно потянулся к прочно обосновавшейся на пассажирском сидении очередной бутылке с коньяком и сделал несколько внушительных глотков прямо из горлышка. Как ни странно, обжигающий напиток уже не согревал изнутри, не приносил с собой привычного успокоения и шанса хоть на какое-то время забыться. Нет. Все возможности убежать от самого себя и своих мыслей остались в прошлом, где-то четыреста-четыреста пятьдесят километров назад. Теперь, запертый в машине, со всех сторон окруженной клубящейся отвратительной мокрой массой, он не мог запретить себе думать и вспоминать. Больно, как же больно.
После гибели брата Константина он лишился частички себя, узнал о том, что такое потеря, осознал, как сильно ненавидит непогоду. После смерти родителей он потерял привычную стену из их опоры и поддержки, оставшись один на один со своими проблемами в девятнадцать лет. После того как ушла Инга, он понял, что никогда больше не сможет доверять женщине, что всем его планам и мечтам о семейной жизни не суждено сбыться. Но Денис... Денис, с которым они с самого детства были друзьями, единственный человек, которому Андрей еще мог и хотел доверять, забрал из его жизни все, что в ней оставалось: последние средства на существование, дом и единственного друга. Теперь у него не было ничего, кроме нескольких тысяч на бензин и алкоголь, да автомобиля. Десять дней назад, узнав, что Денис снял с кредитного счета все деньги и смылся в неизвестном направлении, Андрей понял, что окончательно попал. Конечно, первые несколько дней он отчаянно пытался договориться с банковскими работниками, хозяином помещения, которое они сняли под казино, с юристами, в конце концов, но достаточно быстро понял, что в этот раз он не справится. Не хватало слишком большой суммы.
В тот момент единственно верным решением казался побег, и Андрей решился. Он собрал минимум вещей, сел в машину и покинул Москву, даже ни разу не оглянувшись. Конечно, этот поступок характеризовал его скорее как паникующего подростка, нежели взрослого мужчину, но он не мог поступить иначе. Очень много всего навалилось за последние полтора года. Яркие мечты сменялись болью разочарования, пустотой, новой надеждой и планами, и снова болью, жгучей, выедающей огромную дыру в сердце. Это было больше, чем он способен был вынести.
Первые сутки он еще старался выбрать подходящее направление движения, но быстро понял, что понятия не имеет о том, куда ему ехать. В мире не осталось человека, который бы его ждал. Он был один. Так, не все ли равно, в какую сторону крутить руль?
Мелькающие по обеим сторонам дороги маленькие деревеньки и города сменяли друг друга в смазанном калейдоскопе. Деньги стремительно заканчивались, но Андрею почему-то было на это наплевать. Да, многие на его месте смогли бы отрешиться от клубящейся в душе черной обреченности, смогли бы найти в себе силы жить дальше, ставить перед собой новые цели. В конце концов, у него ведь оставалась машина, которую можно было продать, заложить, а то и вовсе устроиться с ней работать в такси. Возможности и пути решения проблем, несомненно, оставались... Вот только Андрею до всего этого уже не было никакого дела. Он не мог просто взять и прекратить думать о том, что, возможно, не просто так его оставили все те, кого он когда-либо любил. Самое время было начать верить в Бога, вопрошая его в скорбных молитвах о том, за что посланы все эти наказания. Что он такого сделал в своей жизни, что теперь вынужден расплачиваться за это частичками своей души?
Мужчина попытался сделать очередной глоток из бутылки, но на язык ему упало всего несколько капель. Вот же черт! Без коньяка ночь грозила затянуться на целую вечность. Он знал это не понаслышке: оказавшись вчера в лишенной хоть какого-то подобия инфраструктуры глуши, Андрей вынужден был пережидать ночь практически в глухом лесу, и, как следствие этого, не спал уже более сорока часов. Но где-то поблизости непременно должен был быть магазин.
Решительно повернув ключ зажигания, Андрей завел машину и включил фары, которые тут же ослепили и распугали подобравшихся совсем близко мокрых тварей. Поделом им. Нечего приставать к человеку, которому и без них тошно. Лихо выехав на проезжую часть с обочины, мужчина вдавил педаль газа в пол и помчался по пустой трассе. За проведенное в пути время, он успел практически полюбить далекие от магистральных дороги. Отсутствие постов ГАИ и оживленного движения сильно облегчало неожиданно полюбившему скорость водителю жизнь.
Сплошной стеной облепляющий обочины дорожного полотна лес сливался за окном в бесконечный темный забор, до самого неба закрывающий пространство. Андрей старался не обращать внимания на то, что творится по сторонам. Щупальца все еще мчались за ним, периодически обгоняя машину и мешая обзору. Ну, ничего, он еще покажет им кто кого, нужно только поехать немного быстрее, при этом старательно вписавшись в крутой поворот.
Визг шин разрушил ночную тишину леса, но Андрей не обратил на это никакого внимания. Он был полностью сосредоточен на стремительно приближающихся огоньках заправки. Он знал, что где-то поблизости должен будет находиться магазин, а, следовательно, и столь необходимое ему спиртное. Надо только найти заветное место. Добраться до него раньше, чем отвратительные порождения ночи доберутся до него самого.
Неожиданно в голове зашумело, а перед глазами все поплыло. Кажется, он слишком устал, чтобы продолжать свое явно затянувшееся путешествие. Необходимо было отдохнуть, хоть немного поспать, собраться с силами и мыслями. Быть может, всего несколько минут. И тогда он снова сможет ехать дальше... Вот только зачем, если в будущем его не ждет ничего хорошего? Куда он движется? Почему пытается скрыться от того, что неминуемо его настигнет? Возможно, он слишком много выпил и очень давно спал, но разве это сейчас важно? А что вообще важно?.. Теперь, когда у него никого больше нет... Забыть. Ему просто нужно забыть обо всем, что происходило. Тогда щупальца не смогут до него добраться. Тогда он сможет хоть немного поспать, не видя в тревожных снах всех тех, кто его оставил...
Не заметив того, что нога все еще нажимает на педаль газа, Андрей отпустил руль и провел ладонями по лицу, стараясь отогнать преследовавшие его видения, но ничего не помогало -- щупальца были все ближе. Яркие, переливающиеся светлыми размытыми бликами, тянущиеся к нему, манящие в свой темный мир...
Растворившись в полусонном бреду, отдавшись на волю своих видений, Андрей не заметил, как неясные огни слились воедино и заполнили собой все пространство лобового стекла, он даже не услышал оглушительного грохота, последовавшего за этой вспышкой. И только когда тьма накрыла его с головой, сквозь окутавший мысли плотный туман, пробилась боль, лихо пробравшаяся в каждую клеточку показавшегося вдруг чужим и далеким тела. Захлебнувшись этой болью, окончательно заблудившись в ней и не найдя там себя самого, он отключился.
Так Андрей потерял все.
***
Вынырнув из липкого сна, Костя еще несколько секунд судорожно втягивал носом воздух, стараясь отдышаться и хоть немного прийти в себя. Ему снились какие-то щупальца, визг тормозов и оглушительный грохот -- ничего толком не понять и не разобрать. Максим Николаевич говорил, что все эти сны являлись отголоском его воспоминаний. Жаль, что в большинстве своем они оказывались настолько нечеткими и неясными, будто он смотрел фильм, записанный на плохую камеру видеопиратами.
Очень хотелось пить, но лечащий врач запрещал поить его водой, разрешая разве что смачивать губы влажной тряпочкой. Вот только в последние дни Костя был лишен даже такого скромного удовольствия, потому как некому было выполнять его неясные просьбы: санитарка вовсе не брала в руки табличку с алфавитом, а Максим Николаевич в последнее время заходил к нему раз в день, от силы минут на пять. И никто ничего явно не собирался ему объяснять, заставляя буквально сходить с ума от беспокойства.
Пошел уже пятый день с тех пор, как он в последний раз видел Настю. Костя не понимал, почему никто не хочет поставить его в известность о местонахождении девушки. Как будто это было совершенно не его дело! После трех месяцев, проведенных в больнице, подобное поведение персонала обижало до слез. Как, черт возьми, они собираются его лечить, если даже минимальное душевное спокойствие обеспечить не могут? Скорее бы вернулась Настя. Без нее ему с каждым часом становилось все хуже.
Когда они разговаривали в последний раз, она опять вскользь упомянула своего бывшего парня. Говорила что-то о том, как он то ли пытался дозабрать у нее свои вещи, то ли, наоборот, требовал вернуться к нему... Костя теперь очень жалел, что не вслушивался тогда в ее слова. В тот вечер все его мысли были заняты собственным лицом, а точнее, губами, которые крайне медленно, но все же начинали обретать чувствительность. Если так пойдет и дальше, через несколько месяцев он снова сможет хотя бы частично радоваться жизни. Вот только сейчас, в отсутствии Насти, ему уже не было никакого дела до улучшений собственного здоровья. Без нее все это теряло всякий смысл.
Санитарка, которая поправляла в обед подушки, не заметила, как на лицо Косте упала прядь нечесаных волос, урезая и без того небогатый обзор. За его внешним видом тоже обычно следила Настя, каждый день старательно распутывая давно нуждавшиеся в стрижке светлые локоны. И теперь он был вынужден испытывать дополнительное неудобство, волноваться, переживать и лежать, лежать, лежать в этой дурацкой палате на пропахших лекарствами простынях! Черт! Как же невыносимо было чувствовать себя настолько беспомощным! Но, увы, никакого выбора у него не было. Приходилось мысленно сцеплять зубы и ждать, когда доктор или санитарка осчастливят его своим присутствием. Но как же долго тянулось забитое одними только переживаниями и мыслями время!
Наконец, спустя несколько бесконечных часов, к нему заглянула уборщица -- полная пожилая женщина в зеленой шапочке и расходящемся на пышной груди зеленом халате. Она определенно не хотела задерживаться в его палате дольше необходимого, но увидев, что Костя то широко раскрывает глаза, то яростно начинает моргать, со вздохом отложила швабру и подошла ближе.
-- Ну что вам неймется, молодой человек? Хотите мне что-то сказать? Ох, божечки, где ж эта ваша табличка-то запропастилась? Я не особо-то хорошо понимаю все эти ваши взгляды дикие, да и не обучались мы такому-то. Где же... А, вот она. Ну, хорошо. Как там надобно? Пальцем водить и запоминать, кажется. А вы и подсказать не можете, вот горе-то. Давайте, слушаю я. Гэ... дэ... е... эн... а.. эс... тэ... я... Погодите, маленько, сообразить надо. Может, мне лучше записывать за вами? Да нет, так дольше провозимся. Сколько там слов? Одно? Два? Ага. Я сейчас попробую разобраться. Давайте заново. Г-д-е... Где, да? Дальше. Н-а-с-т-я. Ой, ты, божечки. Вам, что ли, никто не рассказал?
Уборщица посмотрела на Костю так сочувственно, что он сразу же понял -- случилось что-то непоправимое. Ледяная волна страха прокатилась по всему телу, на долю секунды словно возвращая ему чувствительность. Он вдруг ясно осознал, что ему ничего не надо узнавать. Ни о чем больше не стоит спрашивать. Пока не стало слишком поздно, он должен забыть о разговоре с уборщицей. Забыть про Настю. Настя...
-- Миленький, как же они от тебя такое скрыли? Убили нашу Настеньку еще в пятницу, -- женщина заплакала, не обращая внимания на вмиг остекленевшие глаза пациента, и продолжила. -- Кажись, говорили, что это жених ее бывший с дружками отомстил. Не иначе за то, что она его выгнала. Ой, горе-то какое. Горе... Нет с нами больше Настеньки, и никогда уже не будет...
Женщина все продолжала причитать, но ему уже не было до нее никакого дела. Тягучая боль потери, незнакомая, но такая привычная, уверенно заполняла каждую клеточку, легко находя дорогу по проторенному маршруту. Она струилась по венам вместе с вязкой кровью, уверенно заменяла собой теплую, еще пульсирующую любовь, отчаянно путающуюся укрыться от этого липкого холода. Но нет. Любви в его душе больше не было места. Ведь именно из-за него снова погиб человек, которого он любил. Он опять своими действиями и советами разрушил чужую жизнь. Опять... Сильная и резкая мигрень вскружила ему голову, заволокла сознание, утащила на дно клубящейся пустоты, и вдруг разлилась вихрем из разноцветных и ярких картинок-воспоминаний. Перед его невидящими глазами как в ускоренной съемке начали проноситься образы брата, выталкивающего его из воды, родителей, поднимающихся по трапу обреченного самолета, Инги, захлопывающей за собой дверь, Дениса, уверяющего его в том, что все непременно наладится, Насти, смеющейся возле его кровати в последний раз...
В ту ночь, когда его машина врезалась в столб заправки, он не пытался убить себя специально, но, определенно, это было лучшее бессознательное решение за всю его испещренную болью и потерями жизнь. Он хотел забыть обо всем, что связывало его с прошлым, хотел убежать от себя, и у него это даже получилось на какой-то незначительный срок... Но от судьбы не уйдешь. Она настигла его даже здесь, в Господом забытом Ноябрьске, парализованного и непомнящего. Судьба упорно пошла за ним, подарив, а потом снова забрав еще одного любимого человека. Только на этот раз он не станет так просто отпускать руль.
Вынырнув из пелены мутной боли и страшных воспоминаний, он сфокусировал взгляд на происходящем в палате и отстраненно осмотрелся -- открывшаяся ему картина оказалась несколько странной. Уже прекратившая свою истерику уборщица смотрела испуганными глазами на стоявшую посреди палаты санитарку и старательно жалась к свободной стене, будто пытаясь слиться с не предназначенной для этого твердой поверхностью. В настежь открытых дверях стоял Максим Николаевич, явно пытающийся разобраться в происходящем. Судя по крикам и возмущенным репликам, его лечащий врач и санитарка обвиняли уборщицу в том, что она рассказала ему про Настю. Как будто подобные ссоры все еще имели хоть какой-то смысл.
Он должен был сам во всем разобраться. И, вероятно, наказать виновных. Никто не имел права отнимать его солнечную девочку. Приняв окончательное решение, он сперва сел, а затем, совершенно неожиданно для себя, практически не почувствовав никакого дискомфорта, осторожно поднялся с жесткой больничной койки. Нужно было найти хоть какие-то свои вещи и, желательно, обувь. Он хотел было задать беспокоящие его вопросы окружающим, но, посмотрев на них, недоуменно замер: обе женщины и лечащий врач застыли с широко раскрытыми глазами, будто увидели не поднявшегося с койки больного, а восьмое Чудо Света. Видимо, судя по этой реакции, они все же считали его состояние безнадежным. Он невольно усмехнулся -- всегда приятно удивлять людей.
-- Константин, вы... -- он обернулся и внимательно посмотрел на шагнувшего ему навстречу врача.
-- Меня зовут Андрей, и я хотел бы одеться.
-- Вы... Что? Да вы с ума сошли, голубчик. В вашем-то состоянии! Немедленно ложитесь назад!
Но Андрей его уже не слушал. Тело потихоньку начало осознавать, что врач прав, успевшие за несколько месяцев отвыкнуть от напряжения мышцы недовольно заныли, вновь разболелась голова. И именно поэтому ему нужно было торопиться. Он должен успеть сделать все до того, как взбудораженный, проснувшийся мозг вновь начнет улавливать сигналы организма и вынудит его вернуться на ненавистную койку. Нужно спешить...
Отмахнувшись от потянувшихся к нему санитарки и врача, Андрей быстро стянул простынь и, ловко обмотав ее вокруг бедер, в пару широких шагов преодолел расстояние до выхода. Уже в дверях он на секунду оглянулся: Максим Николаевич и санитарка недоуменно переглядывались, все еще толком не осознавая произошедшее, бедная уборщица так и стояла у стены, не смея пошевельнуться. Подмигнув этой бледной женщине, Андрей, поправил свою импровизированную одежду и быстро пошел по пустынному больничному коридору.
Настя успела немало рассказать своему молчаливому другу о бывшем парне, так что он точно знает, где искать виновного. Пусть раньше у него и не было полноценной возможности отомстить, но в этот раз он своего не упустит. Эти твари ответят за каждую из его потерь. Однозначно ответят. Только бы хватило сил...