Так уж случилось, что в детстве я два раза была на летних каникулах у своего
двоюродного деда в Башкирии.
Так вот - дед был учителем русского языка и литературы в Башкирской деревне
Карагаево. Что бы добраться до этой деревни, приходилось два дня ехать на поезде
до Уфы. Станция назначения была за Уфой, и называлась она - Белое озеро. Поезд
приезжал ночью, а дед ждал нас на станции, на попутке- грузовике, который должен
был нас довести до какой-то деревни.
Мы ехали ночью, я полусонная на переднем сидении, у бабушки на коленях. В окне
темнота, а в машине ужасная качка, так как дороги сельские разбитые. Потом паром.
Его нужно ждать. Река Белая. Она кажется мелкой. В детских мозгах не укладывается
такое название, так как в серых бликах утра - река никакая не белая, а темно
синяя. " Может быть она белая, потому что камушки на берегу белые?" - думала я. Ну
вот и паром. Шум, машина с грохотом заезжает на паром. Поехали. Зябко.
Потом я уснула, и помню только, что дедушка разбудил меня и дальше мы пошли
пешком, по деревенской улице. Бабушка Даша несла чемодан, коричневый, с
блестящими гладкими уголками, а внутри - чемодан был салатового цвета, а еще, там
была приклеена фотография Лолиты Торес. Так мама говорила, напевая красивую
песенку на непонятном языке: - " Фа де фадилья тра та-та-та-та-та", когда собирала
мои вещи для поездки.
Дед держал меня за руку. И было немного страшновато и неловко, я его совсем не
знала, он казался большим и сильным. Мне очень хотелось спросить прямо сейчас, в
утренней дреме - про глухаря. Потому что дед написал маме: - " Приезжай, Любашка,
у меня глухарь есть, на пчельник поедем, и малины в этом году будет много". И я
все представляла:- " Какой он глухарь? Такой - же красивый, как на марке из серии -
"Животные", которую мне мама недавно купила. И как он там, у деда живет? Ведь у -
него кот в избе, который ловит крыс и приносит деду на коврик у кровати, как же -
они с глухарем вместе живут?"
Потом, было большое село, и какой-то дедов друг, на старой волге, с оленем на
капоте. В деревню Карагаево приехали, когда уже рассвело.
Дом встретил меня немного кислым запахом печеного хлеба, запахом парного молока и
тем особым ароматом, который бывает только в деревенских домах. Запахом детства,
простой деревенской еды и природы, который потом тщетно ищешь всю жизнь на дачах
друзей, в домах отдыха - но никогда не можешь найти. Но самое главное было потом.
Это был хлев, а в хлеву была корова с теленком, низкорослая башкирская лошадка,
куры и гуси. Гуси были плохие, они шипели и тянули шеи, когда я проходила мимо
них, а один самый главный, все время норовил схватить за пухлую ножку. А еще был
пес - а завали его Монстр - так прозвал его дед, потому что щенок ему достался не
кондиция. Где уж его сравнивать со старым охотничьим псом, которого звали Соболь.
Тот был и силен, и широк в груди, и хвост калачом - настоящая лайка. А этот - одно недоразумение - Монстр - он монстр и есть.
Корову звали Марта. Она давала много молока, бабушка ее доила каждое утро, и
каждое утро я просыпалась в 5 утра, так как после дойки бабушка пропускала молоко
через электрический сепаратор. Делала сливки и сметану. Электрический сепаратор
был главным техническим богатством в доме. Его дикий рёв будил меня каждое утро. А
еще, бабушка любила бить мух мухобойкой. Кухня и комната были разделены стеной,
сделанной из досок. Стена была выкрашена в белый цвет. Бабушка лупила мухобойкой
изо всех сил по этим мухам, и стена жалобно как-то звенела. Иногда, рано утром я
подходила к стене, и через узкие щели подсматривала за бабушкой. Она доставала
кусок масла, он был странной формы, такой овальной, совсем не такой, как
квадратики масла в магазине. Да и цвет у этого масла - был жёлтый. Она оборачивала
масло марлей и складывала его в маленький бидон с колодезной водой, а потом
убирала в подпол.
В хлев я заходила только с бабушкой. Она брала маленькую табуретку, ведро,
полотенце и садилась доить корову. А мне говорила - " Иди, подойди к ней, погладь,
она добрая". Я подходила к Марте - так дед назвал корову, видимо в память о
грудастых немках, которых он видел во время войны в Германии. Она жевала свою
жвачку, смотрела на меня карими глазами, фыркала. А еще у нее был какой-то очень
грустный взгляд, как буд-то она знала заранее, что случится с ее теленком глубокой
осенью.
В тот год была засуха, травы было мало. И каждый день, мы с бабушкой ходили на
луг и собирали клевер, чахлый, с маленькими белыми цветочками. Набирали мешок и
шли домой. Клевер вываливали в серое железное корыто. И Марта, возвращаясь после
выпаса, завидев это корыто, бежала к нему, а ноги ее смешно разлетались в разные
стороны.
А ещё у деда была банька, а около баньки почему-то была кучка прошлогодней
картошки, или не прошлогодней, ну, в общем, картошки эти были маленькие и уже
проросшие. Видимо остались после посадки. Двор и хлев были отделены от огорода
и сада плетнем. Прутья были жесткие. Я украдкой давала Марте хлеб, выносила в
кармане. Хотя это было ужасным расточительством, так как дед пек хлеб сам, у него
были дивные металлические формочки, которые внутри были блестящие, а снаружи
черные. Дед выпекал по десять хлебов. А еще, я давала ей эту картошку, и она -
Марта - раздвигала своим носом прутья, так ей хотелось этой чахлой картошки. Она
просовывала свой шершавый розовый язык, захватывала им и картошку и мои пальцы,
шумно вдыхала и выдыхала, и мычала, тихо так, как мишка мой серый, без правой
передней лапы, который остался в Москве. Благодарила меня.
Дедов дом находился прямо радом со школой. Школа была старая, выкрашенная какой-
то голубой краской, которая уже облезла от дождей и морозов. А новую строили -
рядом. По вечерам, после ужина, я любила забираться на недостроенные срубленные из
бело-золотистых бревен стены, смотреть в даль, на поле, и горы и свистеть. А еще
мне нравилось запускать пальцы в золотистую стружку, подбрасывать ее, смотреть, как она разлетается. А как эта стружка пахла! Никакие французские духи не идут в сравнение!
У соседей Деминых был проигрыватель или магнитофон, и их старшая дочь заводила
по вечерам Высоцкого. Бабушка не понимала. И только приговаривала: - " Вот
чёртушка, как надрывается, а голоса - то ведь совсем нет, хрипатый".
По субботам дед шел в сельмаг и покупал три топора. Бабушка ворчала: - " Смотри
Федор, сопьёшься как Есенин!" И молча, вращала сердитыми глазами. А дед садился на
крыльцо, приходил его друг, имя которого стерлось из моей памяти, они разливали
вино, дед брал гитару и пел русские песни.
Вот именно эти воспоминания, все эти запахи, так дороги мне и любимы мной.
Вот так, в деревне, 38 лет тому назад и родилась моя любовь к животным.
А теперь вернемся в Италию.
Первый этап канатной дороги проходил над фермой. И когда мы поднимались первый
раз, я уже тогда заприметила всю эту хвостато-пятачковую живность. Радости не было
предела. Оставалось только выбрать день, купить хлеба и сухариков, и вдосталь
насладиться общением с братьями нашими меньшими.
Мы поднялись до самого конца. Погода в горах была пасмурной. Пообедали в
ресторанчике. Я заказала кролика. Уходить не хотелось. Хотелось опять пройти по
этим горным дорогам и уйти выше. Но последний раз, мысленно взлетев над ущельем и
благополучно приземлившись на его краю, мы пошли вниз, к ферме. За нами тащилась
итальянская семья с маленькой карманной собачонкой, двое детей, итальянский папа
и итальянская мама. Они о чем-то шумели, но звуки речи не долетали до меня, я и не
могла понять, о чем они говорят.
Загон для животных.
Первый зверь, которого мы увидели - была лошадь. Какая-то светло-гнедая масть,
челка как у крашеной блондинки. Она сразу просекла, что у нас есть чем ее
угостить. Предательское шуршание пакета с хлебом, привлекло ее внимание и больше,
она нас не выпускала из поля своего зрения. Я дала ей кусочек, а потом еще и еще.
Мягкие губы аккуратно брали сухарики с ладони. Хлеб-то она поедала, а вот
потискать себя не давала.
Т.е. давала понять, что благосклонно принимает наши дары и не более. Гордая
оказалась дама.
Просит хлеба еще.
Морковку поедает
Затем мы вошли в дом. Хозяева радушно нас встретили. Сразу предложили молока и
домашний пирог. И хотя мы были сыты, отказаться как-то не хватило смелости, не
хотелось обижать гостеприимных хозяев. На полу на кухне лежал белый пушистый
овцепас. Он и ухом не повел когда мы вошли в дом. Я спросила: - "Не съест?".
Хозяева только заулыбались.
Собак-овцепас.
Затем нам показали сыроварню и угостили сыром. Мы купили кусочек. Очень вкусно.
Я расспросила хозяев о том, как они здесь живут. Оказалось, что весь скот они
перегоняют сюда весной, а в сентябре спускаются на основную ферму. Здесь туристы
летом покупают у них сыр. А за просмотр и тисканье домашних своих животных - они
денег не берут.
Тем временем подошла итальянская семья. Старшая дочь взяла на руки овечку. Раньше
так близко мне никогда не приходилось видеть овец. Вот уж по - истине смиренное
животное. Овечка пригрелась на руках у девочки и сидела не шелохнувшись. Глаза ее
голубого цвета - несли в себе вековую печать жертвы. А знаете, какие у овцы ушки?
Они мягкие, просто бархатные.
Вот она овечка.
Ну а дальше, конечно, мои любимые поросята!
Свинки были в загоне. Все белые - и только один черный. Как только я подошла со
своим волшебным пакетиком - черного поросенка оттеснили. " Ну вот - и здесь черных
обижают!" - сказал Алексей. И точно, я хотела дать кусочек чернышу, но белые
свиноты начинали его толкать и покусывать. Чернушка жалобно повизгивал и отходил в
сторону. Вот жадобы! Но я их перехитрила. Каждая свинка получила свою порцию
лакомства.
Сестры свинки.
Черного зажимают.
И мне, вкусненького!
Хрустят - пятачки!!!
Кстати, в отличие от наших свиней соотечественниц - эти свинки очень нежные и
податливые. И мне, впервые в жизни удалось вдоволь натискать их за мокрые смешные
пятачки. Абхазские свиньи наглым образом пожирали яблоки, а вот пяточек потрогать
не давали (Никакой политической подоплеки прошу не искать!). Дикие свиньи - как
говорил классик - дети гор!
Наконец мне удалось всех перехитрить и угостить чернушку!
А еще там были братцы кролики. Маленькие и хорошенькие. Странно, что они сидели в открытом загоне. И их не утащили всякие там орлы и прочие летающие хищники.
Конечно, меня тут - же попрекнули съеденным кроликом в ресторане. Но он - то был
уже взрослым, а это - кролики - дети.
Лошадь все-таки оказалось редкостной жадиной. Она вся свесилась, напряглась и
стала раздувать ноздри, как только увидела, что я даю хлеб маленькому козленку.
<
А еще там была немецкая семейка, с детьми. И они, в отличие от меня не взяли
хлеба для чужого домашнего скота. Конечно - он же чужой. Но видя, с какой досадой
их младшая девочка смотрит, когда я угощаю домашнюю скотину, я не стала жадничать.
И дала девочке несколько кусочков хлеба. Она взяла, конечно, хлеб и сказала свое
тихое, немецкое - "Данке". Но видимо, была удивлена моим поступком. В тот момент я
подумала - "Да, не понять их нам!"
И в завершении репортажа с фермы фотография счастливой итальянской бабушки,
проживающей в отеле в горах с внуком.
PS Вы спросите, а что же случилось с глухарем? Когда я спросила деда, где
глухарь - он сказал, что глухарь в банке. Из глухаря сделал он тушенку. Вот так
умерла первая детская мечта о встрече с живой, красивой птицей...
![[]](/img/s/stojanowich_m_a/ferma/foto1a.jpg)
![[]](/img/s/stojanowich_m_a/ferma/foto1.jpg)
![[]](/img/s/stojanowich_m_a/ferma/foto2.jpg)
![[]](/img/s/stojanowich_m_a/ferma/foto3.jpg)
![[]](/img/s/stojanowich_m_a/ferma/foto4.jpg)
![[]](/img/s/stojanowich_m_a/ferma/foto5.jpg)
![[]](/img/s/stojanowich_m_a/ferma/foto6.jpg)
![[]](/img/s/stojanowich_m_a/ferma/foto7.jpg)
![[]](/img/s/stojanowich_m_a/ferma/foto8.jpg)
![[]](/img/s/stojanowich_m_a/ferma/foto9.jpg)
![[]](/img/s/stojanowich_m_a/ferma/foto10.jpg)
![[]](/img/s/stojanowich_m_a/ferma/foto11.jpg)
<
![[]](/img/s/stojanowich_m_a/ferma/foto12.jpg)