Аннотация: Едва ли не единственный рассказ, написанный без запроса, на чистом вдохновении (в 2021 году).
Вы видели, как человек выключается, словно лампочка? Щёлк! Стекло осталось, но свет пропал. Вакуум внутри колбы, форма без содержания. Пустота.
Я видел.
Похожие слова я прочитал в Сети несколько лет назад. И теперь пытаюсь записать то, чему был свидетелем. Никогда раньше не пробовал это сделать. Посмотрим, что получится.
Надеюсь, я уже никому не смогу навредить своими строчками.
Мне было девятнадцать, когда я прошёл отбор в пехоту на Рувиудор. Миллионы шагов пустыни, редкие оазисы с военными базами, и примерно два бунтовщика на гектар. Однажды здесь полыхнуло неприятное восстание, так что за регионом следили. Теперь и с моей посильной помощью.
Представьте себе, в те времена, чтобы попасть в армию, нужно было потрудиться. Брали одного из десяти, лучших из лучших. Схедал Третий придумал воистину дьявольский способ заманивать парней на службу. Возможно, вы помните, какой именно. Стальные шлюхи императора!.. Да, ангелы, ангелы, конечно. Но первый вариант тогда проскакивал даже в официальных сводках.
Вы наверняка скривились, читая эту фразу. Я её специально вставил. Сейчас мне ничего уже не будет, мало ли, что там пишет старый маразматик. Лет двадцать назад меня бы, возможно, посадили ненадолго. И правильно бы сделали. Но когда я служил - о, тогда никто не считал её ругательством! Её произносили с придыханием, при виде женских фигур, наблюдающих за потеющими на плацу мускулистыми красавцами. Всегда издалека, так как их глаза видели в сотни раз лучше человеческих. Всегда молча, так как им не было нужды разговаривать друг с другом.
Иногда одна из них улыбалась, и сразу начинался галдёж, кому именно? Мне! Нет, мне! Сержант, посмеиваясь в усы, вовремя пресекал подобные споры. Годы спустя, изучая, как работает их разум, я так и не разобрался до конца в причинах их улыбок. Но тогда, на плацу, я ловил их так же рьяно, как и все.
То было благословенное время. Схедал как раз упаковал армию ангелами до равного соотношения полов. В среднем на каждой военной базе числилось примерно половина мужчин, процентов десять женщин, и четыре десятых - боевых андроидов с женскими первичными половыми признаками. Полностью функциональными, а как же.
Конечно, Схедал не был первым, кто решил припахать роботов для военных целей. Он лишь учёл неудачный опыт предшественников. Его дед наводнил армию бесполыми куклами, которых люди одновременно презирали и боялись. А во Времена Крапивы, говорят, создавали настоящих чудовищ - мавров - которые мгновенно уничтожали всех, у кого не было чипа союзника.
К счастью, и те, и другие давно канули в небытие.
Основным оружием ангелов были мечи. Так уж обстояли дела с балансом атаки и защиты. Против баллистики придумали кучу ответов, лазеры были в зачаточном состоянии, а старый добрый меч, наточенный до молекул, одинаково эффективно рубил и броню, и энергощиты. Стрельбу оставили людям, а прекрасных дев превратили в мясников.
Меня спрашивали, каково это - заниматься любовью с женщиной, которая может за секунду нарезать тебя в осхакский салат? Отвечаю - очень захватывающе! Первые недели две. Затем на передний план выходят другие качества. И тут уж, как понимаете, зависит от качеств.
Стальных ангелов регулярно носили на руках, хотя даже самая миниатюрная весила, как высоченный амбал с полной выкладкой. Солдат, не способный оторвать партнёршу от пола, считался дрищом и ежедневно отсылался в спортзал. Понимаете, да, как у нас относились к девочкам? Но иногда, что уж там, попадались отморозки. Ангелам ведь можно было приказать. Так уж их программировали. Это считалось отвратительным деянием, хуже изнасилования, практически на любой планете. Новобранцев тщательно инструктировали, и тот, кто по глупости всё же этим пользовался, потом неделю не вылезал из лазарета. Урок запоминали навсегда.
Начинанию Схедала прочили провал, развал армии, но получилось ровно наоборот. Парни поголовно лезли вон из кожи, чтобы впечатлить ту, с кем делили комнату. Что-то на уровне инстинктов, видимо. А ведь многих на родине ждали невесты, усиленно убеждая себя в том, что их суженые просто используют пикантный способ самоудовлетворения.
Если бы они только знали...
Её звали Нора.
Тростинка среднего роста, с огненно-рыжим каре, ехидной ухмылкой и грудью, плоской, как доска. Первыми её словами были: "птичка залетит!" Я пялился на неё, раскрыв пасть, уверенный, что нарвался на те самые десять процентов. Уж очень её облик не вязался с видеороликами. Стояла, подбоченясь, мундир расстегнут, сорочка не заправлена, из кармана торчит мятая тетрадь.
Ну вот, подумал я. Стоило стараться.
А затем она сняла тактические очки, и я даже немного опешил. У ангелов редко бывают разноцветные глаза. А у Норы правый глаз был оранжевый, а левый - небесно-голубой. И оба сверкали, как маленькие фонарики.
И это не фигура речи. Ангелам сон не требовался, и мне пришлось привыкнуть засыпать под мягкий мельтешащий свет и шуршание страниц очередной книги, стопки которых Нора приносила каждый день. Она их оцифровывала, переводила, сопоставляла версии, исправляла ошибки, и прочее, и прочее...
Иногда, если мне долго не удаётся заснуть, я вспоминаю этот звук.
Нора.
Она ведь мне так и не дала ни разу, жопа электронная! (Это надо будет не забыть удалить потом). Даже имени не назвала. Я прочёл его на шевроне.
Сослуживцы сочувственно похлопывали по плечу.
- Стерва! - уважительно сообщил один.
- Может, тебе и повезёт, - с сомнением протянул второй.
- Всегда есть возможность обмена, - важно посоветовал третий.
Про обмен я подумывал, успев получить весьма резкий отлуп. Стерва, одно слово. Однако первые месяцы он был, мягко говоря, не принят. Это армия, сынок, ты сюда не трахаться приехал. К тому же новобранцев муштровали так, что сил хватало только доползти до кровати и помереть. Порой под молчаливый смех разноцветных глаз.
Я почти ненавидел её иногда.
Нора часто улетала с базы, пропадая днями, а то и неделями. Возвращалась она в скверном настроении, и ночью вместо чтения книг серебряной нитью нашивала треугольники на обшлагах мундира. Я как-то пересчитал их ради интереса, когда она ушла на санобработку. Двести восемьдесят три. Даже думать не хочу, что означала эта цифра.
Так прошло месяца полтора.
А потом к нам перевели Скитальца.
Откуда он взялся, и как его звали на самом деле, не знал никто. Скиталец - и весь сказ. Он появлялся и исчезал, когда вздумается, явно не старел, якобы умел прозревать будущее, помог Схедалу Второму пережить несколько покушений, предотвратил войну с Конфедерацией Уграри. Ходили слухи, что его придумали, чтобы оттянуть от башки императора хотя бы часть прицелов. Смею вас уверить, ошибочные.
Скиталец оказался высоким и худым, как рувиудорский идол. Лет тридцать с небольшим на вид, чёрный мундир, черные волосы, тронутые проседью, и карие глаза на вечно восторженном лице. Серьёзно, он абсолютно всё будто видел в первый раз. Казалось, сию секунду рот раскроет. А уж на стальных ангелов он пялился, как ребёнок на солнечных бабочек. Те, впрочем, не оставались в долгу. Смотрели в ответ пристально, без улыбки. Словно не могли вычислить его до конца.
Его подселили к Ионеле - высокой, зеленоглазой, фигуристой и совершенно безотказной. Я тогда жгуче позавидовал Скитальцу, хотя сам он радости не выказал. Напротив, со временем при виде Ионелы он начал мрачнеть, отворачиваться, а в столовой забивался в самый дальний угол и утыкался в тарелку.
Конечно, судачили мы напропалую.
- Импотент, - уверенно заявлял один.
- Обет верности, - задумчиво предполагал другой.
- У любого случается несовместимость, - умудрённо вещал третий.
Лично я считал Скитальца идиотом. Не особо вдаваясь в нюансы их классификации.
Норы в то время на базе не было. За пару дней до появления Скитальца она умотала в особо длительный вояж, недели на три. Каждый вечер я засыпал в холодной тёмной тишине, чувствуя внутри странное тоскливое ощущение. Я скучал по ней. Но не признался бы в этом и под страхом карцера.
Дней через пять после прибытия Скитальца повстанцы напали на один из патрулей.
Пустынников Рувиудора не любил никто. Фанатики, варвары, заноза в заднице Империи. Андроидов они люто ненавидели. Вам знаком сюжет, где озверевшая толпа рубит топорами отключившегося ангела на кусочки? Поверьте, для тех, кто с ними служил, этот ролик - как колотушка для степного рогача.
Мне кажется, ангелы стали этакой проверкой для людей. Тестом на цивилизованность. А может, и на то, насколько сильны в людской памяти Времена Крапивы, мавры и прочее. Пустынники этот тест провалили с треском.
Каким-то образом они вырубили Киззи - сопровождающую девочку - а людей попытались пристрелить из своих перделок. Один из патрульных, сержант, ветеран восстания, оказался им не по зубам. На базу привезли оба трупа и всё их барахло, включая дохлую земляную мышь и какую-то помоечную дрянь типа излучателя с генератором.
И тогда выяснилось, что эта штука умеет выжигать ангелам постоянную память! К счастью, энергии она жрала столько, что генератор пришлось везти на самоходке. Переносная версия изрядно попортила бы нам нервы.
Повстанцы были изобретательны на свой лад. Мышь, например, тоже оказалась зачумлённой и отнюдь не дохлой, а парализованной ядом златошвеек. Они, видимо, надеялись, что мы выкинем трупик на помойку, где тот оживёт и побежит заражать здешних грызунов.
Златошвейки, отец мой! Даже на мышь этих пауков понадобилось бы штук двадцать. Я едва не рассмеялся в голос, когда думал об этом.
Как же я был глуп.
Мы были в лаборатории втроём, когда подключали Киззи - её парень, я, и Скиталец. Инженер щёлкнул тумблером. Она открыла глаза - серые с прозеленью - села и равнодушно произнесла:
- Ангел девять-пять-семь-девять, позывной Киззи.
Шли положенные полминуты загрузки личности. Скиталец, явно не понимая, чего мы ждём, покосился на остальных, но промолчал.
- Повторно загрузить персональный профиль, - наконец, скомандовал инженер.
- Сбой во втором сегменте, - ответила Киззи.
- Начать с третьего.
- Сбой.
- Начать с четвёртого.
- Сбой в пятом сегменте.
Инженер повернулся к нам и развёл руками.
- Бессмысленно, - сказал он. - Там фарш.
Парень Киззи вздохнул. Я сочувственно хлопнул его по плечу. Ничего, поживёт пару месяцев один, не развалится. Мы пошли на выход.
В дверях я обернулся. Скиталец стоял, не шевелясь, и смотрел, как трясёт тело Киззи программа диагностики. Губы его скорбно изгибались, как на похоронах.
Шло время. Однажды, вернувшись с тренировки, я обнаружил Нору, сидящую у окна, и страшно перепугался. Что-то было ужасно неправильно. Я дотронулся до её плеча, она резко обернулась и отогнала меня злым ярким разноцветьем. И только тогда я понял, что её глаза засветились лишь в это самое мгновение.
Хотел бы я написать, что больше никогда не видел погасшего взгляда Норы. Но увы. Увы.
Лицо её, впрочем, мгновенно смягчилось. Легонько тронув мой рукав, она спросила:
- Обедать пойдёшь?
Словно идеальная пара, мы шли через плац к столовой. Навстречу, понурившись, шагал Скиталец. Он почти поравнялся с нами, когда соизволил поднять голову. И тут произошла удивительная сцена. Увидев Нору, Скиталец будто впечатался в невидимый столб. Встал, как вкопанный, приоткрыв рот и не сводя с неё изумлённых глаз.
Я понял, как выглядел в первый день.
Мы тоже остановились. Нора внимательно изучала Скитальца, но в уголках её губ притаилась уже знакомая мне язвительная усмешка.
Почувствовав, что пауза несколько затянулась, я произнёс:
- Это Нора. Вы её, наверное, ещё не встречали.
Скиталец прижал обе руки к груди и поклонился. На его лицо вернулся привычный восторг, только иного, высшего порядка. Как вежливое восхищение туриста вдруг уступает место истинной заворожённости перед великим произведением искусства.
Нора в точности скопировала поклон, но затем не удержалась и отточенным движением пальчика вернула Скитальцу на место нижнюю челюсть. Я жутко смутился и утащил её прочь. Скиталец, не отрываясь, смотрел нам вслед.
Да, ребята, это была любовь с первого взгляда. Говорю, как знаток.
Следующие несколько дней Скиталец нарезал круги по базе, оправдывая своё прозвище в полной мере. Нора страшно веселилась, дефилируя у него под носом. Во время еды, клянусь, он регулярно проносил ложку мимо рта. Он разрывался между желанием непрерывно любоваться Норой и попытками избежать её ответного взгляда. Бедняга! То, что видит один андроид, видят все. Мне было его почти жалко.
И тут у меня в голове зародилась великолепная - как мне тогда казалось - идейка. Днём позже, улучив момент, я отловил Скитальца и напрямик заявил:
- Я заметил, что вы интересуетесь Норой.
Он вспыхнул, как ворон-факельщик, но склонил голову в знак согласия.
- Я также заметил, что вы не очень ладите с Ионелой.
Он бросил на меня слегка неприязненный взгляд, но снова промолчал.
- А я как раз не очень уживаюсь с Норой, - сказал я. - Не знаю, в курсе ли вы, но у нас есть возможность поменяться.
Скиталец, казалось, поначалу меня не понял. А затем тихим низким голосом изумлённо спросил:
- В каком смысле?! Ж-ж-женщинами?
- Ну да, именно.
- Н-но.... А если они не согласятся?
Настала моя очередь удивляться.
- А кто их будет спрашивать? Это же машины!
- Какая разница?!
Он был явно возмущён, а я не понимал, почему. Казалось, я разговариваю с сумасшедшим. Мы таращились друг на друга, взаимно потеряв дар речи. Затем смысл, кажется, всё же начал просачиваться в его голову. Он долго раздумывал, а затем медленно произнёс:
- Если Ионела и Нора согласятся, я приму ваше предложение.
Затем развернулся и поспешил прочь. Видимо, спрашивать согласия. Идиот, одно слово.
В тот день мы сдавали нормативы по стрельбе. Разговор лишил меня равновесия, я выбил результат хуже среднего и вернулся подавленным и раздражённым. Нора уже уселась за свои книжки, никак не отреагировав на меня. Но когда я причёсывался после душа, она вдруг произнесла ровным голосом, не меняя позы:
- Ничего не хочешь у меня спросить?
Ионела, понял я. Скиталец поговорил с ней, и об этом в мгновение ока узнала Нора.
Во мне вспыхнула жгучая злость! Я ненавидел этого кретина, сам не зная, за что. Я чувствовал, будто не понимаю чего-то важного в его картине мира, чего-то, что понимает Нора, и поэтому считает меня человеком второго сорта. Как будто она имеет на это хоть какое-то право!
- Да, - процедил я, уставившись в зеркало. - Хочу. Что, если я... прикажу тебе?
В тот момент я почти верил, что смогу это сделать. Тем более, я слышал, что с Норой такое случалось, и на это закрывали глаза. Уж очень многим она отдавила больную ногу. Но даже если нет, пара переломов и всеобщий остракизм - небольшая плата за...
За что?
Я не знал.
А мгновение спустя у меня во лбу загорелось перекрестье лазерного прицела!
- Попробуй! - прошипела Нора.
Машинально я взглянул в её искажённое яростью лицо, но тут же зажмурился и заорал:
- Выключи, глаза мне выжжешь, дура!
Когда я проморгался, красные огоньки в её зрачках уже погасли, а на губах играла привычная презрительная усмешка. Стрелковый модуль, значит? В этой рыжей головке таились гигантские вычислительные мощности. Я вспомнил треугольники на рукавах и передёрнулся.
- Я согласна, - бросила она и уткнулась в книгу, не сказав больше ни слова.
Вот так.
Иногда самая важная дверь в вашей жизни закрывается словами "я согласна".
На следующий день мы со Скитальцем подали парное заявление на обмен, и тем же вечером я уже трахал Ионелу во все дыры. Это была женщина-мечта! Мягкая, нежная, предугадывающая все желания, реагирующая на малейший жест, правильно распознающая самый слабый намёк. Умопомрачительно красивая и в мундире, и без оного. Грациозная, как осхакская танцовщица. Возбуждающая каждым прикосновением.
И отвратительно послушная.
У Скитальца с Норой отношения тоже складывались неплохо. Он не прятался по углам, она не так ехидно ухмылялась. Чаще всего он что-то рассказывал, а она с интересом слушала, постоянно перебивая. Я спрашивал у Ионелы, о чём они говорят, но та с несчастным видом отказывала, ссылаясь на государственную тайну.
Не прошло и месяца, как Нора снова исчезла по своим делам. Скиталец не вылезал из штаба, а по плацу передвигался быстрым, нервным шагом. Лицо у него было недовольное, почти злое.
Да, я следил за ними. Кто может обвинить меня? Уверяю, я был не единственным. Эта парочка стала в эти дни основным нашим развлечением.
Однажды вечером произошло нечто странное. Мы готовились ко сну. Ионела замерла, сидя на кровати. Я не придал этому значения, однако, вернувшись из ванной, обнаружил, что она плачет.
Я вообще не знал, что ангелы это умеют. Решил, что она сломалась. Не то, чтобы я испугался. Это же Ионела, самое безобидное существо на свете - если забыть про стоящий в оружейной меч. Но тут она скинула сорочку, приникла ко мне и потащила в кровать.
Это уже не лезло ни в какие двери! Ни один стальной ангел никогда первым не настаивал на близости - только по договорённости. Мы не договаривались! Я изготовился было заорать, но внезапно устыдился.
И это была самая прекрасная ночь в моей жизни!
Именно тогда что-то сдвинулось с мёртвой точки в моей голове. Я знал каждый изгиб этого тела, испробовал каждую позу. Но почему же в тот день всё ощущалось совершенно по-другому?
Что там, внутри?
На следующий день я понял.
Помните, был такой конкурс. Вам показывали ребёнка, который смотрел известное видео, и нужно было определить, какое именно. Без звука, только по его реакции.
Мой ребёнок зачарованно смотрел происходящую перед ним драму, и на все вопросы лишь всхлипывал в ответ: "государственная тайна".
Они шли по дорожке, обнявшись...
Собственно, этим всё сказано. Они никогда не обнимались прежде.
Она и не думала есть. Он, видимо, напоминал, она что-то цепляла с тарелки, не глядя, потому что глаза её были прикованы к нему. Она ни на секунду не сводила с него взгляда.
Ни на секунду!
Видели бы вы их лица!
Вокруг них даром, что толпа зевак не собралась. Все ощущали перемену. Парни обсуждали её с особой неловкостью, впервые столкнувшись с таким ярким проявлением чувств.
- Дала, - констатировал один.
- Точно дала, - обречённо подтвердил другой.
- Ионела не дала, а эта - дала?! - истерично возопил третий.
Во мне ворочалось давящее, болезненное, недостойное чувство.
Впервые в жизни я ревновал по-настоящему.
Не помню, что происходило в тот день. Мне было плевать. Во мне будто прорывалось что-то, осколки понимания, бессвязные, бесполезные, опоздавшие. Кусочки мозаики вставали в единую картину логики Скитальца. Чужую, непривычную, неудобную. Правильную.
Единственно правильную.
У меня была тысяча вопросов к Ионеле. Я держался только на мысли, что вечером вытрясу из неё ответы. Но за мгновение до того, как посмотреть ей в глаза, я понял, что знаю эти ответы. Что Нора вернулась, как обычно, опустошённая, израненная своими тайнами, и он не стал с этим мириться. Неважно, что именно он сделал. Он захотел помочь. Этого достаточно. Но даже это - не главное.
Понимание раздирало мне грудь, выбираясь наружу.
Я сел рядом с Ионелой - тихой, серьёзной, собранной. Застёгнутой на все пуговицы. Мы неподвижно молчали, привалившись друг к другу. Слова роились в моей голове, неловкие и неуместные настолько, что таяли, не достигая губ.
И тогда я взял руку Ионелы - и поцеловал её.
А потом случилась вторая самая прекрасная ночь в моей жизни.
И знаете, мне начинало это нравиться!
Идиллия продолжалась до поздней осени.
Нора стала пропадать гораздо реже. Лишь пару раз она куда-то уезжала, и я точно знал, когда возвращалась - по Ионеле, которая с мечтательной улыбкой набрасывалась на меня, лишь завидев на пороге. Судя по всему, теперь от Норы требовались не такие ужасные вещи, как обычно. Наверняка благодаря влиянию Скитальца.
Я видел их наутро однажды. Они сидели на лавке, молча, закрыв глаза, буквально вцепившись друг в друга. Я предпочёл незаметно ретироваться.
Конечно, я периодически сталкивался с Норой, пересекался взглядами. Она тут же ощетинивалась глумливой усмешкой, но та уже не так царапала мне сердце. Я научился... радоваться ей. Нора это быстро поняла. Мы не стали друзьями, но я чувствовал, что заслужил толику её уважения. Иной раз мы перекидывались парой слов. Нора перешила свой шеврон с именем, поменяв последнюю букву на "е", и с довольной рожей заливала, что это слово из другого мира, откуда прибыл Скиталец. Я, естественно, не верил.
А потом его похитили пустынники.
Вернее, он сам ушёл к ним. У ворот базы объявилась таинственная фигура, перемолвилась с ним наедине, и он отправился с ней на самоходке. Один. Лишь с Норой коротко переговорил. Идиот, одно слово. Подробности я спрашивать боялся. Завидев лицо Норы, шарахались в сторону не только люди.
Вскоре по широкополосной связи пришло послание. Мол, хотите Скитальца взад, давайте независимость и прочее. Требование переслали императору, присовокупив маленькую деталь - мы знали, где держат Скитальца. Нора все-таки настояла на крошечном вживлённом передатчике.
Приказ атаковать вернулся незамедлительно.
К базе повстанцев, увы, незаметно подобраться не удалось. Мы развернулись в десяти тысячах шагов, на краю небольшого плато, изрытого туннелями и теснинами. Идеальное место, чтобы спрятать небольшую армию. Сразу прилетело сообщение - при атаке Скиталец умрёт. Для очистки совести мы снова связались с Дворцом. Увы, ответ мы знали заранее.
Но прежде, чем он пришёл, меня отловила Нора. Отвела подальше, припёрла к скале и вполголоса потребовала:
- Мне нужна твоя помощь. Нужно, чтобы ты кое-что мне сказал.
- Я не хочу под трибунал! И вообще жить хочу! Я не буду так рисковать ради Скитальца!
Выражение лица Норы неуловимо изменилось.
- А ради меня? - спросила она. - Ради меня ты готов рисковать? Я буду твоей! Месяц! Сразу, как вернёмся. Полное подчинение. Я смогу это устроить. Согласен?
Щёлк!
Ещё один осколок встал на место.
Оказывается, знать, осознавать, верить и понимать - не совсем одно и то же.
Оказывается, очень больно отказываться от того, что ты хотел больше всего на свете.
- Мне ничего не нужно от тебя, - едва слышно добавил я.
Лицо Норы озарилось поистине безумной улыбкой. Она коротко чмокнула меня в щёку и с ужасающей скоростью сбежала, оставив меня предполагать, что я натворил - спас Скитальца, уничтожил повстанцев, приговорил человеческую расу.
В ту минуту мне было всё равно.
Нора вернулась под утро, с телом Скитальца на руках. Опустила на песок. Несколько минут стояла недвижимо, рассматривая, будто запоминая. А затем развернулась и пошла обратно к скалам.
Наперерез рванулась Ионела.
- Тебе туда нельзя, - сказала она. - Тебе туда опасно. Он же предупреждал тебя!
Она говорила вслух не для Норы. Для меня. Для всех, кто слышал.
Всю жизнь я спрашивал себя - неужели Скиталец действительно видел будущее? Кого он пытался спасти? Только ли Нору?
- Не твоё дело, - ответила та.
- Скоро начнётся общая атака. Тебе туда не нужно.
- Не твоё дело!
- Я тебя не пущу!
- Да неужели?!
Нора нырнула Ионеле за спину и толкнула с такой силой, что та улетела, кувыркаясь, шагов на пятьдесят. Когда она поднялась, от Норы осталась лишь полоса медленно оседающей пыли.
К Скитальцу уже бежал врач, только чтобы подтвердить, что тот не дышит. И сердце его не бьётся.
Я знаю теперь, на что способна ненависть. Холодная, яростная, математически точная, усиленная технологией, всепожирающая ненависть.
Бойня.
В загон к цыплятам запустили бешеного хорька.
Бойня.
Общей атаки не случилось. Солдаты, спешно отправленные вслед за Норой, находили лишь трупы, порубленные на куски. Иногда настолько мелкие, что тошнило не от отвращения, а от ужаса. Где-то там, глубоко перед нами, по коридорам шло безумие.
Повстанцы пытались сопротивляться. От выстрелов и взрывов тряслась земля. Вскоре добавились энергетические выбросы - несчастные пустили в ход самое ценное, батареи, чтобы оглушить одержимое местью чудовище. После каждого выброса я замирал в страхе и надежде, но пальба тут же возобновлялась. Смерть продолжала своё шествие.
Коридоры ветвились, мы обходили каждый. Иногда оттуда отстреливались, и тогда ангелы бросались вперёд, разрубая глупцов на части. Но чаще, осознав, что перед ними не демон с разноцветным взором, повстанцы бросали оружие и бежали навстречу, тащили за собой детей. Там были дети! Нора их не трогала. А может быть, их просто успели спрятать.
Нора продвигалась всё глубже, следуя одной ей ведомой цели. У меня мелькнула мысль, что ей достаточно было секунды, чтобы скинуть нам карту подземелий, хотя бы тех, которые она разведала ночью. Но она не захотела.
Это была её личная война.
И тут раздался волновой удар чудовищной силы. Стены содрогнулись, кое-где обрушился потолок. Ангелы в авангарде упали бездыханными, у бойцов вырубились визоры, связь и вся остальная электроника.
В тот момент я узнал, что такое оглушающая тишина.
Свет погас, шли с фонариками. Наконец, впереди начали попадаться живые люди. Пытались выбраться из умерших экзоскелетов, ползли навстречу на коленях, бормоча о пощаде. Мы им искренне радовались. Мы были сыты по горло смертью.
Нору нашли в большой пещере, рядом с устройством, напоминающим огромный динамик. Она лежала навзничь, раскинув руки и ноги, будто заснула с открытыми глазами. Единственный выживший, совсем ещё мальчик, пытался кухонным ножом отпилить ей голову. Я ласково отобрал нож и подтолкнул паренька к выходу.
В этот момент что-то ужалило меня в голень. Я машинально размазал паука по штанам. Златошвейка, человеку не опасная. Но откуда она здесь? Остальные бойцы вдруг загалдели, осветили дальнюю стену пещеры. Там стояли ряды огромных прозрачных контейнеров. У некоторых полопались стенки, и через них наружу лезли сотни, тысячи златошвеек. Жутковатое зрелище!
Мы их, конечно, сожгли.
Часть отряда осталась обследовать подземелья, а мы потащили к штабу новости, пленных и выключенных девочек. Нору, конечно, тоже. И там, в штабе, когда, казалось, я испытал уже все возможные потрясения, меня ждало ещё одно.
Скиталец!
Живой!
Я вроде бы успел врезать ему пару раз. Не помню. Будто сорвались все предохранители. Ионела - какое счастье, что она осталась в штабе, не то лежала бы тоже там, на песке - схватила меня, оттащила, обездвижила.
Пустынники на допросах потом рассказывали какие-то свои бредовые планы на златошвеек. Но я до сих пор не могу понять, почему Нора не подумала об этой вероятности. Она должна была её вычислить. Зная её возможности...
Думаю, Скиталец что-то предсказал насчёт своей смерти. Возможно, в случае, если Нора вмешается. Потому она и осталась на базе, но потом всё же не выдержала. Не поверила ему? Кто знает. Но это объясняет безумие Норы, её чрезмерную жестокость.
Она думала, что он погиб из-за неё.
Скиталец уже бежал к транспортёру, у которого раскладывали тела. Упал на колени, гладил лицо, разодранную шею, израненные пальцы. Бронированный мундир Норы был весь иссечён и издырявлен. Разрубленное предплечье сочилось красным, заливая треугольники на рукаве. Наноботы до сих пор латали повреждения.
Затем Скиталец резко выпрямился и нашёл глазами инженера. Спросил:
- Можете включить её?
Инженер покачал головой.
- Да, но... Не советую. Там сто тридцатый индекс мощности был, никаких шансов.
- Включите сейчас.
- Придётся заряжать импульсники, лучше на базе. Регламент не рекомендует...
- Включайте! - заорал Скиталец.
Перечить инженер не посмел. Вскрыв Норе основание черепа, он нахмурился, но вскоре нашёл нужные разъёмы, подключился и застучал по клавишам. Мы подобрались поближе.
Наконец, веки Норы затрепетали и открылись.
Над пустыней раздался громкий звонкий голос:
- Эм-а-бэ-эр-семнадцать. Инициализация.
И начался очередной кошмар!
Кувырнувшись назад, Нора ловко вскочила, выхватила у Ионелы меч и быстрым непрерывным движением развалила её на несколько частей! Изумрудные глаза ещё несколько секунд удивлённо смотрели на меня, прежде чем погаснуть.
- Мавр?! Отец мой! Мавр! - потрясённо прохрипел сержант и заорал во всё горло: - Всем в транспортёр! Код "Крапива"! Всем в транспортёр!
Код "Крапива", напоминание о поистине жутких временах, означал, что нужно отключить мозги и превратиться в послушную машину. Иначе смерть! Это вдалбливают в солдат первым делом - изнурительными, порой унизительными тренировками. Когда-то это помогло людям выжить. И теперь те времена вернулись!
- Двадцать секунд до проверки союзных кодов, - словно в подтверждение разнеслось над пустыней.
Нора носилась, как ветер, шинкуя бывших соратниц на истекающие хладагентом куски силикатной плоти. Те пытались сопротивляться, но не могли сделать с исчадием древних технологий абсолютно ничего.
Людей Нора не трогала. Но лишь до проверки чипов. Которых ни у кого, естественно, не было.
- Пятнадцать секунд.
Ноги уже несли меня к транспортёру. Код "Крапива" задавил мысли - о Норе, об Ионеле. Я надеялся, что её починят. Кого её? Мысли путались. Она сломалась. И уже забираясь внутрь, на своё место, промелькнуло - а сломалась ли?
- Десять секунд.
И тогда я вспомнил о Скитальце.
Он так и стоял на коленях посреди песка. Не шевелясь. Я видел, что он оплакивает Нору. Вспомнив Киззи, я понял, почему. И самое жуткое, я знал, что он делает это преждевременно!