|
...Костер погас, дым попал в глаза и человек, смахнув набежавшую влагу ладошкой, словно проснувшись осмотрелся. Деревья большие и маленькие, одно около другого, а внизу кусты ольхи и багульника, составляли густой подрост. Тайга вогнутым ощетинившимся пространством поднималась все выше, выше, а справа, там, где река, - лес стоял стеной, и ничего не было видно далее ста шагов... Артур поднялся, тяжело потянулся, чувствуя непомерную усталость мышц, топором вырубил два колышка, вогнал их в землю по обе стороны полутораметрового соснового стволика, сверху положил еще одно, разложил полиэтилен под этим низеньким заборчиком, одну часть в виде подстилки, другую в виде покрывала. Сверху постелил спальник, и потом уже развел ночной костер вдоль лежанки. За работой незаметно наступила ночь, и разгоревшийся костер осветил чащу за ручьем, сделав ее непроницаемой. Вновь зарядив обрез крупной картечью, положил его на землю в головах, и ворочаясь и устраиваясь поудобнее, лег. -Изголовьем к востоку - почему-то вслух повторил он буддисткую фразу и стал смотреть на игру пламени в ярком костре. Артур вскоре задремал и не просыпаясь, надвинул на себя сверху вторую часть спальника и полиэтилена... Костер скоро прогорел, стало темно и холодно, а угольки сквозь пепел костра поглядывали на небо ярко-красными глазками. Медведь еще раз появился на поляне, понюхал воздух, обошел спящего у костра человека по большой дуге, краем поляны, перешел ручей и потрескивая валежником ушел, растворился в необъятной тьме, под мерцающими далекими звездами на черно-бездонном небе... Проснувшись, дрожа от холода, Артур наложил в костер веток, потом сухих стволов, сверху добавил два-три березовых, чтобы дольше горели, и согревшись работой снова уснул... Так он поднимался и разводил костер несколько раз за ночь, пока не наступил рассвет. Темнота постепенно растворилась в свете наступающего дня, обозначилась линия хребтового гребня, воздух на востоке посветлел полосой, и незаметно рассвело. Начавшийся новый день долго не хотел показывать солнца, но наконец не удержался, и первые лучи пронзив пространство упали на темный, сонный лес. Сквозь липкий, неотвязный сон, Артур слышал пенье птиц, стук дятла по сухостойной ели без хвои, но не мог заставить себя проснуться и кутаясь в спальник, незаметно сползал к потухшему костру. Наконец солнце поднялось над лесом, и только тогда, Артур с трудом открыл глаза и подрагивая всем телом от холода, засуетился, подложил дров, поставил котелок и уже не торопясь умылся. Потом заварил чай смородинными веточками, сыпанул туда заварки из пригоршни, отворачивая лицо от жара снял котелок с тагана и сел завтракать... И так было каждый день, каждую ночь, каждое утро... Прошло восемь дней... ...Путешественник отощал, зарос щетиной по самые провалившиеся, с темными синяками глаза. Но и попривык, втянулся - рюкзак стал вдвое легче и уже не так давил на плечи. Постепенно поднимаясь по долине Верхней Ангары, он дошел до перевала, перевалил его по петляющей тропе, и вышел в высокую безлесую долину, между двумя каменистыми гривами. Как-то, проходя через мшистые мари, впереди под пиками елей, торчащих обгорелыми стволами, увидел стадо северных оленей, которые, заметив человека, поскакали в сторону гор и исчезли в крутом распадке справа. Еще он увидел следы медведицы с двумя медвежатами, какое-то время шедших по тропе, и даже оставивших на ней колбаски черного ссохшегося помета. Артур насторожился, но следы вскоре ушли куда-то в сторону и пройдя еще несколько километров, он сел обедать у горного ключа, бьющего из ямы, заполненной мелкими камешками. Остановившись на границе сползающего со склона стланика, он из сухих, до громкого треска веток, развел костер и под прохладным ветром, сдувшем вниз, в еловые мрачные пади всех комаров, поел и попил чаю, разглядывая широкую долину впереди и внизу, и горные склоны противоположного высоко-вершинного хребта... Спустившись в приветливую, теплую и сухую долину с зарослями прямоствольного сосняка на песчаных склонах, тропа, не доходя до речки свернула влево, и здесь, неподалеку на берегу, под крупным кедром Артур и заночевал в очередной раз. По карте он видел, что уже отшагал от Нижнего более двухсот километров и осталось почти столько же. Ночь была на редкость теплая, дрова сухие и жаркие, а потому он хорошо выспался, проснулся отдохнувшим, повеселевшим. Утром с аппетитом съел вчерашнюю оставшуюся в котелке кашу и насвистывая тронулся в путь. Тропа шла достаточно далеко от реки, и с высоты предгорий он увидел первые озера, блеснувшие серебряной водой внизу, там, где петляла невидимая речка Муякан. А справа и впереди, громоздились крутосклонные горы с остроконечными пиками. Курумник, сползая по долинам, доходил кое-где почти до тропы; стланик, цепляясь корнями за землю, казалось рос прямо из гранитных валунов, наползающих один на другой, сверху похрустывающих корочкой окаменевшего мха. Однако, после обеда тропа стала спускаться в расширяющуюся долину и пошла низом, вдоль цепочки озер. Здесь повсюду были видны следы лосей, оленей и медведей. |