43. * (asp-li@yandex.ru) 2006/07/25 17:34
[ответить]
Грустно-то как.
42. Дарья2003/04/06 20:19
[ответить]
>>41.Гаврилюк Василий Васильевич
>>>40.Дарья
>>>>39.Гаврилюк Василий Васильевич
>>И вообще, пиши дальше, точно говорю - не кривое. Война - смешение жизни и смерти - бессмертие и безжизние - и все устает - только летают козодои и молча (молча!) даже не ловят, а собираю широко раскрытыми клювами бессмертых насекомых, которые на самом деле не жизнь... И что мне сегодня приснится?
>
>я тут не при чем!! умываю руки.
>просто я хочу набор замкнутых образов, типа замкнутое и саможивущее - вот это про войну и сметь и козодоев может таким стать. даже вроде янен план того как это пишется, идаже есть инструметарий.. но как обычно заломает.
>
>хтя м.б. и нет.
>
замкнутые образы там у тебя в изобилии. И саможивущее в безвременье тоже. Кстати, про кузнечиков ну ооочень круто получилось! А заломает - не заломает... выбирай сам. Посчитайся с монитором в "энэ-бэнэ-раба" и тогда не заломает точно. Проверено.
41. (Vasili.Hauryliuk@icm.uu.se) 2003/04/06 19:59
[ответить]
>>40.Дарья
>>>39.Гаврилюк Василий Васильевич
>>>>38.Дарья
>>О как!
>>то есть он есть еще! Круто, и ему обратно.
>Есть он, есть, что ему сделается...
>>
>>а то что я начал прсать - вот оно, в конце кривое, кривое июббо совсем кривое, вот:
>
>>Точка росы
>>
>>Была ночь, я шел домой и думал, как же далеко мне ещё идти, бесконечно далеко.
>>
>Нет, не кривое. Козодои и ночные насекомые между жизнью и смертью - это сильно. Сильнее, чем люди там же. Вообще - хорошо написал. Только про пулеметчика - "загасил окурок о землю" - споткнуло. Он ж не папиросу курил, папирос тогда не найти было. А окурок козьей ножки о землю не затушишь - либо затоптать надо, либо поплевать на него.
хм.. про время там будут траблы,точно. это не будет временноприявязанное к началу ХХ века. Про тушение подумаю. это второй полеззный комм -до этого Оболенсакая - спасибо ей - хорошую стилистическую ошибку нашла, плохую в смысле.
>И вообще, пиши дальше, точно говорю - не кривое. Война - смешение жизни и смерти - бессмертие и безжизние - и все устает - только летают козодои и молча (молча!) даже не ловят, а собираю широко раскрытыми клювами бессмертых насекомых, которые на самом деле не жизнь... И что мне сегодня приснится?
я тут не при чем!! умываю руки.
просто я хочу набор замкнутых образов, типа замкнутое и саможивущее - вот это про войну и сметь и козодоев может таким стать. даже вроде янен план того как это пишется, идаже есть инструметарий.. но как обычно заломает.
хтя м.б. и нет.
40. Дарья2003/04/06 19:57
[ответить]
>>39.Гаврилюк Василий Васильевич
>>>38.Дарья
>>>>37.Гаврилюк Василий Васильевич
>О как!
>то есть он есть еще! Круто, и ему обратно.
Есть он, есть, что ему сделается...
>
>а то что я начал прсать - вот оно, в конце кривое, кривое июббо совсем кривое, вот:
>Точка росы
>
>Была ночь, я шел домой и думал, как же далеко мне ещё идти, бесконечно далеко.
>
Нет, не кривое. Козодои и ночные насекомые между жизнью и смертью - это сильно. Сильнее, чем люди там же. Вообще - хорошо написал. Только про пулеметчика - "загасил окурок о землю" - споткнуло. Он ж не папиросу курил, папирос тогда не найти было. А окурок козьей ножки о землю не затушишь - либо затоптать надо, либо поплевать на него.
И вообще, пиши дальше, точно говорю - не кривое. Война - смешение жизни и смерти - бессмертие и безжизние - и все устает - только летают козодои и молча (молча!) даже не ловят, а собирают широко раскрытыми клювами бессмертых насекомых, которые на самом деле не жизнь... И что мне сегодня приснится?
39. (Vasili.Hauryliuk@icm.uu.se) 2003/04/06 19:09
[ответить]
>>38.Дарья
>>>37.Гаврилюк Василий Васильевич
>>>>36.Дарья
>>>
>>>Очепяток нет только в годовом бухгалтерском отчете Марьи Ивановны Певзнюк! А у тебя их есть! Патамушта ты не Марья Ивановна Певзнюк!
>>>
>>>
>>бесспорно, бесспорно. я не она, она не я.
>>мы разные люди.
>>
>>а я тут решил писать в одно место....то есть писать , раз уш я пишу, что-то связное воедино. интересно, сколько продержится? вот вопрос.
>>
>Вопрос не ко мне, я пишу в пять мест, и все пока держатся. Хотя не связанные никак. А одно бы точно не выдержало, удавилось. Привет тебе от John'а.
>
О как!
то есть он есть еще! Круто, и ему обратно.
а то что я начал прсать - вот оно, в конце кривое, кривое июббо совсем кривое, вот:
Бутон событий
Вчера шел домой ночью, фонари были слева, и моя тень безумно вращалась вокруг меня как спешащая часовая стрелка, хотя времени уже не было, совсем не было, то есть оно уже кончилось. То есть уже наступила ночь, которая навсегда, а люди невинно спали в своих постелях и ещё не знали, кошмар ждал их в нескольких часах жизни к востоку. Сухие листья бежали куда-то под ногами, перешептываясь о своих мертвых загробных делах, а я шел и думал, что за городом, в пустых осенних полях, ветер шевелит войлок мертвой травы, это войлок шинели мертвого красноармейца, убитого шальной пулей в кубанской степи. Его конь поскакал дальше, дальше, а потом стал пастись под звездами, дергая траву, а красноармеец лежал на спине и собственно уже умер. Совсем умер и неловко лежал на холодной твердой земле, подвернув под себя затекшую смертью руку, лежал, не в силах повернуться удобнее, а кузнечики висели в траве вниз головами, убитые холодом на ночь, висели и ничего не думали, в их сознании было тихо, как в открытом космосе. Иногда кого-то из них сьедал с травой конь красноармейца, но кузнечик так ничего и не понимал, он уже был мертвый, убитый холодом, с ним как бы случалась смерть после смерти, так бывает. Луна бессонно светила на небе, и красноармейцы гнали врага по степи, было тихо, как после смерти. Собственно, это и было время после смерти, в своей бешенной погоне они не заметили, как с легким треском пресекли границу между красной республикой живых и черным царством мертвых. Этот треск был похож на хруст, с которым рвала кумач алого флага санитарка Маша, стоя на коленях рядом с лежащим на земле раненым комбригом. По лицу Маши текли слезы, она рвала шелк и бинтовала пробитую насквозь грудь комбрига, бинтов больше не было. Алая кровь пропитывала шелк, и все руки у Маши были в крови. Она бинтовала раненого, ещё не заметив, что тот уже умер, тихо отдал свою жизнь вечернему степному воздуху. Солнце наполовину село, плавая в алых облаках. Степь чернела вокруг, и ничего в ней не было, ни искорок домов, ни черных силуэтов людей на конях, тихо переговаривающихся большими голосами, теперь санитарка Маша и мертвый комбриг были одни, и это «одни» уже незаметно стало «одна». Комбриг удивленно смотрел остановившимися голубыми глазами в небо, как бы вопрошая о том, куда же девалось солнце. Маша склонилась над его лицом, гладя дрожащей рукой его щеку и и всхлипывая: «ничего, миленький, ничего, потерпи». Её слеза упала комбригу в глаз, и осталась там, мерцая. Санитарка вдруг поняла, что комбриг уже больше не дышит, что глаза его теперь остались открытыми навсегда, и что-то порвалось у неё в груди с тихим треском, тем самым, с которым она рвала алый кумач на бинты. Только теперь она заметила, что вокруг уже наступила ночь, и никого нет рядом, что она одна, отряд ускакал дальше, преследуя бегущего в ночи врага в своей святой злобе. Отряд был уже очень далеко, они гнали врага всё дальше и дальше по загробной степи вечной украинской ночью, они лежали метрвые в трех километрах к северу от санитарки Маши, похолодевшей и остановившейся посреде своей жизни, как посреди переходимой вброд холодной реки жизни. Отряд лежал там, где его скосил вражеский пулемёт. В небе бесшумно летали козодои и ловили ночных насекомых, иногда они залетали в загробный мир и ловили там уже умерших бабочек и жуков, тех, которых уже поймали до этого в мире живых. Козодои не знали о том, что такое смерть, они летали мужду жизнью и смертью, пересекая границу и не замечая этого, для них была одна ночь на всё – на жизнь и на смерть, на любовь и на ненависть, на горечь и сладость, и всё было одно, и всё для них было жизнь. Белогвардейский пулеметчик, скосивший скакавших на него всадников длинной очередью – пулемет заело, и он плевался смертью пока патроны не кончились в ленте, после чего он клацнул пару раз и тишина упала на степь сверху, как ловчая сеть - пулеметчик сидел в окопе как в могиле и молчал. Он не знал, что только что он, не разбирая, убил и своих, и чужих, смешав их тела и души, скосил их всех одной очередью. Он сидел в окопе, грея руки о ствол пулемёта, было холодно. Патронов у него больше не было, и собствено ничего не держало его здесь, но идти было некуда, была ночь. Пелеметчик сидел на пустом ящике из-под патронов и смотрел в небо. Было тихо, и он закурил, пряча огонек в ладони. Дым заполнил его легкие, и стало спокойно и просто. Он медленно курил и думал о том, как он вернется домой, о том, что скоро красных они разобьют, а еще он думал о своей невесте. Все эти мысли переплетались в какой-то клубок, протекали одна сквозь другую, но это было хорошо и он не хотел их распутывать. Он думал о доме, хотя на самом деле думал о невесте, которая на самом деле была скорой победой и это всё было очень хорошо и очень спокойно. В небе летали козодои и бесшумно ловили ночных насекомых, которые даже не понимали, что это и была смерть. Насекомые бессмысленно порхали в небе, для них не было ни верха, ни низа, была только бессмысленная чернота вокруг, и ничего с ними, болтающимися в этой черноте как тела участников первой экспедиции на Марс, пролетевших только половину пути, не приосходило, и поэтому время для ночных насекомых не текло, а стояло, ибо не бывает пустого времени. Время для них не текло, а значит и жизнь не шла, сотяла на месте, на самом начале, готовая потечь. Их жизнь не начиналась, ожидая события, а значит и смерти у них не было, была только ночь ожидания. Насекомые болтались в черноте, козодои бесшумно летали и ловили их открытыми ртами, газа птиц были слегка прикрыты, они как-бы немного спали. Это было потому, что они летали между жизнью и смертью, и не было для них разницы между ними, и не было для козодоев разницы между сном и явью, мужду добром и здлом. Было тихо. В небе неподвижно горели звезды, и было на его черном бархате то место, где через много лет закончилась первая экспедиция на Марс. Тела мертвых астронавтов разбросало в пустоте и они болтались там, нелепо качаясь, как детские игрушки на струне. На замерзших в камень лицах астронавтов было удивление. Они висели в пустоте далеко от Земли и бесконечно медленно падали – трое были ближе к Марсу, и их экспедиция медленно продолжалась, двое были ближе к Земле, и они медленно возвращались домой. На земле была ночь. Она лежала, такая же бескрайняя, как степь и было тихо. Пелеметчик докурил и загасил окурок о землю. Он поёжился от холода и покрепче запахнулся в шинель. От холода мысли его стали космически ясными и потеряли привязанность с его собственной маленькой жизни, стали сами по себе. Он думал: «собственно окружающий мир, каким мы его видим, есть не что иное как разница между нами и этим самым миром. Мы видим только разницу, только то, что не есть собственно мы. И что когда умреем, то не перестанем быть, и мир тоже не исчезнет, просто сотрётся разница, и мы станем взамино невидимы». Звезды согласно моргали пулемётчику с неба – да, всё так, ты прав. Небо было черным бархатом, а степь была матовой нефтью, на небе моргали звезды, а в степи горели мертвым огнем светлячки, и пулеметчик как бы висел в самом центре, потеряв себя в тишине. Козодои иногда пролетали сквозь землю, они ловили широкими ртами светлячков, а иногда – звезды, для них не было разницы. Глаза птиц были подернуты легкой полупрозрачной пленкой сна, и жизнь их тоже стояла на месте, остановленная отсутствием разницы.
Отряд
Погоня остывая катилась по степи сама собой в насупающей темноте и вот уже стало понятно, что преследовать давно уже некого, враг исчез, растворился в ночи, пропал. Звезды мограли на небе, кони незаметно перешли на шаг, плавно покачивая седоков в сёдлах, как больших младенцев этой жизни, будто бы у них ещё была вся будущая жизнь в запасе, будто бы пока было детство, игры в ковбоев и индейцев, в хороших и плохих, в найди и убей; всё понарошку.
Звягинцев поравнялся с Ольшанским и осторожно тронул того за плечо: «командир, может пора устраивать привал?» Ольшанский посмотрел на Звягинцева усталым чужим взглядом, натянул удила и сказал усталым треснутым голосом: «привал, все!». Командир воевал в этой степи уже семь долгих лет, ему уже было всё равно. Он умел спать в седле, есть, пользуясь шашкой как ножем, и смерть, казалось, его уже не брала, и он был почти как козодой, ему уже почти не было разницы. Он давно был списан со счета живых и теперь существовал по инерции, просто не в силах менять хоть что-то, будь то жизнь и смерть или к примеру сорт табака. Раньше он воевал, кажется, с немцами, потом были вроде англичане, теперь были белые, но это собственно уже ничего не меняло.
Отряд спешился и привычно стал лагерем. Кто-то разводил костер, что-то треножил коней, длинные тени людей в дрожащем пламени костра, глухие голоса. Ольшанский сидел не корточках у костра и не мигая смотрел на пламя, жадно пожирающее сухое дерево. Он медленно курил, шурясь от дыма скорее по приычке, чем от того, что тот щипал командиру отряда глаза. В костре бесились саламандры, их длинные тела извивались в прихотливом танце.
Пулеметчик
На самом деле у него было имя, Сергей.
Маша и мертвый комдив
Маша
Точка росы
Была ночь, я шел домой и думал, как же далеко мне ещё идти, бесконечно далеко.
38. Дарья2003/04/06 19:02
[ответить]
>>37.Гаврилюк Василий Васильевич
>>>36.Дарья
>>>>35.Гаврилюк Василий Васильевич
>>
>>Очепяток нет только в годовом бухгалтерском отчете Марьи Ивановны Певзнюк! А у тебя их есть! Патамушта ты не Марья Ивановна Певзнюк!
>>
>>
>бесспорно, бесспорно. я не она, она не я.
>мы разные люди.
>
>а я тут решил писать в одно место....то есть писать , раз уш я пишу, что-то связное воедино. интересно, сколько продержится? вот вопрос.
>
Вопрос не ко мне, я пишу в пять мест, и все пока держатся. Хотя не связанные никак. А одно бы точно не выдержало, удавилось. Привет тебе от John'а.
37. (Vasili.Hauryliuk@icm.uu.se) 2003/04/06 18:45
[ответить]
>>36.Дарья
>>>35.Гаврилюк Василий Васильевич
>>>>34.Дарья
>>>>.. главное не поворить судьбу Дарьи Булатниковой - см. нескоолько коммов ниже.
>>>>
>>>Вась, я вообще-то твою "Гангрену " читала. И тут поминают моё имя!
>>>Кста, очепятки проверь в "Гангрене" :))
>>
>>а что, там есть опечатки? не может быть! не может такокго быть! это просто невозможно, это нонсенс. у меня нет поечаток в тексах.
>
>Очепяток нет только в годовом бухгалтерском отчете Марьи Ивановны Певзнюк! А у тебя их есть! Патамушта ты не Марья Ивановна Певзнюк!
>
>
бесспорно, бесспорно. я не она, она не я.
мы разные люди.
а я тут решил писать в одно место....то есть писать , раз уш я пишу, что-то связное воедино. интересно, сколько продержится? вот вопрос.
36. Дарья2003/04/06 18:30
[ответить]
>>35.Гаврилюк Василий Васильевич
>>>34.Дарья
>>>>33.Гаврилюк Василий Васильевич
>>>.. главное не поворить судьбу Дарьи Булатниковой - см. нескоолько коммов ниже.
>>>
>>Вась, я вообще-то твою "Гангрену " читала. И тут поминают моё имя!
>>Кста, очепятки проверь в "Гангрене" :))
>
>а что, там есть опечатки? не может быть! не может такокго быть! это просто невозможно, это нонсенс. у меня нет поечаток в тексах.
Очепяток нет только в годовом бухгалтерском отчете Марьи Ивановны Певзнюк! А у тебя их есть! Патамушта ты не Марья Ивановна Певзнюк!
35. (Vasili.Hauryliuk@icm.uu.se) 2003/04/06 18:27
[ответить]
>>34.Дарья
>>>33.Гаврилюк Василий Васильевич
>>.. главное не поворить судьбу Дарьи Булатниковой - см. нескоолько коммов ниже.
>>
>Вась, я вообще-то твою "Гангрену " читала. И тут поминают моё имя!
>Кста, очепятки проверь в "Гангрене" :))
а что, там есть опечатки? не может быть! не может такокго быть! это просто невозможно, это нонсенс. у меня нет поечаток в тексах.
34. Дарья2003/04/06 18:23
[ответить]
>>33.Гаврилюк Василий Васильевич
>.. главное не поворить судьбу Дарьи Булатниковой - см. нескоолько коммов ниже.
>
Вась, я вообще-то твою "Гангрену " читала. И тут поминают моё имя!
Кста, очепятки проверь в "Гангрене" :))