Тимофеев Валерий Васильевич : другие произведения.

Про лягушонка Квака

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Повесть - Сказка для маленьких детов
  Тимофеев Валерий Васильевич,
  455038. Магнитогорск, Ленина, 124-105.
  Тел: (3519) - 34-64-96, 35-95-45
  
  E-mail: [email protected]
  [email protected]
  www.soyuznik.net
  
  
  СКАЗКИ, НАПИСАННЫЕ
  Валерием ТИМОФЕЕВЫМ
  
  1. "СКАЗКА ДЕДУШКИ СКРИПА",
   повесть-сказка для детей, 124 стр., издана 1989 г.
  2. "РОДНИК",
   сказка для взрослых, стихи, 36 стр., издана 1997 г.
  3. "ПОДПОЛЬНЫЕ МУЖИЧКИ",
   повесть-сказка для детей, 144 стр., издана 1997 г.
  4. "МЕЛЬНИК",
   сказка для взрослых, стихи, 48 стр., издана 1998 г.
  
  5 - 8. "ВОЛШЕБНИК ИЗ 3 "Г",
  роман-сказка в четырех повестях:
  
  повесть 1 - "ВОЛШЕБНАЯ СИЛА", 140 стр.,
  повесть 2 - "ОСОБНЯК НА ПЛОЩАДИ или ПОЧТИ ДЕТЕКТИВ", 168 стр., повесть 3 - "ЛЕТНИЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ", 160 стр.,
  повесть 4 - "ВСЕГО ЗА ДЮЖИНУ МУХ", 196 стр.,
  
  9. “СЫЩИК ГОШ”, повесть-сказка, детский детектив
   продолжение “ПОДПОЛЬНЫХ МУЖИЧКОВ”, ~ 120 стр. ( в работе)
  10. “ПРО ЛЯГУШОНКА КВАКА”,
   сказка для маленьких, 60 стр. текста формат 60х90х1\8
  11. " Александр Исаевич" - сказка для взрослых, стихи, 0,5 а.л.
  12. "Сказка о Кики-Морином царстве" - сказка для взрослых 0,3 а.л.
  
  Краткая справка:
  
  ТИМОФЕЕВ Валерий Васильевич, 1953 г.р., образование высшее техническое плюс гуманитарное, участник 4 всероссийского семинара детских писателей 1987 г., принят в СП в 1991 году, вышло в свет 21 книг: стихи, сказки для детей и взрослых, проза, песни. По “Сказке дедушки Скрипа” поставлен спектакль - дет-ский мюзикл.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ИСТОРИЯ ПЕРВАЯ
  
  ПАПИНЫ НЕБЫЛИЦЫ
  
   В одном из красивейших уголков Южноуралья, в том самом, ко-торый именуют русской Швейцарией, тянулась к облакам гора с жарким именем Солнцепёк. От ее основания до каменистой вер-шины, мирно поделив покатые склоны и тенистые лога, царственно восседали вековые неохватные сосны. Их спокойная уверенность казалась непоколебимой. И только в ветреный день, когда липовая и березовая поросль сгибалась до земли, сосны старчески вскрипы-вали, касались друг друга тяжелыми кронами и негромко перегова-ривались:
   - Держись, соседка! Я - рядом.
   - Держусь.
   - Обопрись смелее, мое плечо - твое плечо.
   Так, помогая друг другу, вставали нерушимой стеной и останав-ливали не в меру разбушевавшуюся непогодь.
   От горы брал начало широкий луг в сочной траве - любимое ме-сто прогулок молоденьких брыкастых телят и надменно - сердитых гусей.
   Отгородившись от луга, телят и гусей заборами из сетки, горбы-ля, а то и просто из двух-трех прокинутых жердин, возлежали не-мереные огороды. В огородах - крепкие бани и еще более крепкие дома; за домами - просторная улица с пыльной серой дорогой; за дорогой - каменистый берег и говорливая, петляющая в бесчислен-ных порогах и омутах речка.
   Вот такой уголок древней как мир и прекрасной как жизнь зем-ли нашей выбрали мы для своего повествования.
   Луг не всегда был лугом. Когда-то давно, когда мамы этих див-ных сосен еще не родились, вместо луга пузырилось сплошное не-проходимое болото. Десятилетие за десятилетием камыши и ряска отвоевывали себе место, оттесняли болото к ивовой поросли. И, наконец, в извечной борьбе за свое место под солнцем, осталось на лугу маленькое наполовину заросшее болотце.
   В этом самом болотце жила-была лягушачья семейка. Ни боль-шая, ни маленькая. Но дружная да удаленькая. И были в той се-мейке: Папа - Куак, Мама - Ква да три лягушонка, братцы Квак и Вак, и сестрица Уак. Впрочем, лягушата - это для них еще непри-вычное, чуть громкое слово. Лягушатами Квак, Вак и Уак стали только вчера, когда отбросили длинные перышки - хвостики и на-всегда простились с обидными для любого прозвищем - голова-стик.
   Теперь можно так же, как это делают Мама - Ква и Папа - Куак, выбираться из воды и прыгать меж огромных листьев и стрел тра-вы, охотясь на комаров и мошек. Это куда интереснее плавания в болотной жиже и жевания глупых болотных обитателей. Их и ло-вить не надо - знай, открывай рот, они сами заплывают.
   Маму и Папу лягушата видят очень редко. Можно даже сказать очень - очень редко. Только в нечастый жаркий полдень, если та-ковой выпадает, родители покидают свои посты, плюхаются в гус-тую воду и, довольно квакая и щедро пуская шустрые пузыри, ло-жатся на прохладное болотное дно.
   Такой полдень и выдался сегодня.
   - Ква-ква-квакая сегодня жара, - отдуваясь, сообщила лягушатам последнюю новость Мама-Ква.
   - Куак будто солнце на землю скувыркнулось, - придумывал очередную небылицу Папа-Куак.
   Лягушата тут как тут, сидят возле Папы и Мамы и заглядывают им поочередно в рот.
   - А зачем оно скувыркнулось? - проквакала маленькая Уак.
   - Вы разве не знаете, зачем? - совсем серьезно спросил Папа. - Ах, что это я! И вправду, откуда вам знать. Вы ни в школе не учи-лись, ни на солнце еще не бывали, света белого не видали.
   Любопытство лягушат разгорелось больше самого большого ко-стра.
   - Папа! Ну скажи скорее, зачем солнце скувыркнулось?
   - Чтобы поджарить мне пятки и просушить мозги, - выдал Папа-Куак еще одну небылицу.
   - У тебя жареные пятки?
   - Можете откусить по кусочку!
   Папа перевернулся на спину и подставил деткам все четыре поджаренные пятки.
   Малышей не надо было уговаривать. Они навалились на Папу, кусали его, щекотали его, а он, уж-жасно довольный, смеялся до слез и подзуживал малышей:
   - А кому вот эта! Самая-пресамая прожаренная да сладкая!
   Мама-Ква, прищурив глаз, смотрела - смотрела на их возню и незаметно для себя взяла и рассердилась на Папу.
   - Что ты детям в рот грязные лапы толкаешь? Знать, точно солн-це все твои мозги высушило.
   - А я о чем говорю! - легко согласился Папа. - Слушайте все! - Он затряс головой и зачмокал губами. - Слышите? Сухие мозги в пустой голове перекатываются.
   Мама-Ква была самой серьезной лягушкой в их болотце. Больше всего на свете она не любила разные придумки, фантазейки, небы-лицы и сказки. Называла она эти совершенно непохожие одна на другую, но очень замечательные штучки одним обидным словом - враки. А раз это враки, значит - плохо. Так ее в школе однажды и на всю жизнь научили
   И хоть лоб расшиби, все равно не переучишь. Вот и ворчала до-брая Мама-Ква на веселого Папу-Куака.
   - Совсем из ума выжил. Чему детей учишь? Чем им головы засо-ряешь?
   Однако лягушата, к великому маминому сожалению, были иного мнения. Больше своего любимого болотца, больше комаров и мо-шек любили они папины небылицы. А потому встали на его сторо-ну.
   - Засоряй! Засоряй! - разрешили они.
   - А я сказала - нет! - пуще прежнего серчала Мама - Ква.
   С Мамой спорить бесполезно, да и не надо бы. Но против ее сердитости было у лягушат одно универсальное без промаху дейст-вующее средство. Они переглянулись, перемигнулись и... в одно мгновение оставили в покое Папу, а прилепились к
  Маме. Сочным чмоканьем наполнилось болотце. Попробуй повор-чи, когда твои губы и щеки одновременно целуют три милых роти-ка.
   Мама - Ква проквакала удовлетворенно и закрыла на все глаза.
   А лягушата приготовились слушать дальше. Но, то ли жара дей-ствительно высушила папины мозги, то ли мамины строгости по-действовали, придумывалка сломалось.
   - Куак в воде хорошо, - только и выдавил из себя Папа - Куак. - Так бы и сидел не вылезая.
   - Вак, вак! - удивленно воскликнул лягушонок Вак. - Не вылезай на здоровье. Кто тебя гонит?
   - Квак это? - в один голос спросили Мама и Ппапа, приподни-маясь и выкатывая и без того выпученные глаза.
   - Кто же будет по ночам песни петь? - задала сложнейший во-прос Мама-Ква.
   - Кто будет жуков-короедов от нашего леса отпугивать? - спро-сил Папа-Куак.
   Этого лягушата не знали.
   - Кто будет огороды охранять?
   - А людей и зверей от комаров и мошек защищать?
   И этого лягушата не знали.
   - Молчите?
   - Молчим, - подтвердили детки.
   Папа обнял малышей своими огромными лапами.
   - Когда я был маленьким, я хотел все сразу узнать. И бесконечно у всех про все спрашивал-переспрашивал. От меня старые лягушки в самые щели прятались. А вы, - пошлепал он их по тому месту, откуда недавно росли хвостики-перышки, - а вы молчите. Куда это годится?
   - Ох, смотри, отец, - предупредила Мама-Ква, -научишь на свою голову. И тебя прятаться заставят.
   - Мама! Папа! - высунул из-под лапы головку маленький Квак. - А мы тоже будем большими, как Папа?
   - И красивыми, как Мама? - добавила Уак.
   - Обязательно будете. Все маленькие вырастают и становятся большими, - успокоил деток Папа.
   - И даже иногда взрослыми, - сказала Мама и так выразительно посмотрела на Папу, словно ее слова адресовались не лягушатам, а ему. - Жаль только, что взрослыми становятся далеко не все, кто вымахал большим. Кое в ком ребенок живет до старости.
   - Это плохо? - спросил Квак.
   - Это... это иногда не совсем удобно, - ушла от прямого ответа Мама.
   Пришлось отвечать Папе.
   - Жизнь интересна только тогда, когда рядом со стариками живу их дети, внуки, правнуки. И чем больше внуков, тем спокойнее ста-рость. По этим законам живут и лягушки, и люди, и звери, и птицы. Но кроме этой жизни есть еще и другая жизнь.
   - Где она? - лягушата завертели головками. О какой другой жиз-ни говорит Папа? Или опять придумывалка включилась?
   - Где? - Папа призадумался, выискивая понятный малышам от-вет. - Там, где никогда не грустят, не болеют, не старятся и не уми-рают.
   - Разве можно совсем не умирать?
   - В этой жизни - нельзя. А в другой - можно.
   - Ой! Я скорее хочу в другую жизнь! - запрыгал Квак. - Папа! Как туда попасть?
   - И просто и не просто. Это целый мир, огромная страна. Чтобы отправится в нее, надо уйти из той, в которой вы сейчас живете.
   - Она далеко?
   - Очень далеко.
   - Пока дойдешь, наверное, сто раз состаришься?
   - Захотите вы жить в стране, где они дряхлые старики и стару-хи?
   - Нет! - испугались лягушата. - Мы со скуки помрем!
   - Правильно, - похвалил Папа. - Чтобы вы не умерли со скуки, в ту страну уходят и совсем маленькие головастики, и головастики постарше, и лягушата, и, уж конечно, взрослые и старые лягушки. Вспомните, сколько вас было, когда вы из икры вылупились?
   - Видимо-невидимо! - сказал Вак.
   - Сто тысяч миллионов! - сказала Уак.
   - Целая куча! - уточнил Квак.
   - А осталось только трое. Куда же подевались ваши сто тысяч миллионов и еще целая куча?
   - Кто-то умер, - вздохнул Вак.
   - Кто-то утонул, - пригорюнилась Уак.
   - А кого склевали птицы или выловили мальчишки, - сжал ку-лачки Квак.
   Мама - Ква шмыгнула носом и вытерла слезу, а Папа улыбнулся.
   - Это вам так кажется, - огорошил он детей. - На самом деле они переселились в другую жизнь. И будут там жить вечно и дожидать-ся вас и нас. Только мы с Мамой состаримся, вы повзрослеете, а они навсегда останутся такими, какими ушли от нас.
   - Вот здорово! Я хочу к ним, - Квак стал собираться в дорогу.
   - Не спеши, торопыга, - остановила сыночка Мама. - Торопиться в ту страну не надо. Туда каждый из нас рано или поздно сам попа-дет. А вот назад дороги не будет. Старайтесь в этом мире побольше увидеть да получше узнать. Право же, он стоит того.
   - А мир большой?
   - Должно быть большой, - неуверенно сказала Мама. - Только я дальше речки не заходила.
   - А ты, Папа, весь мир видел?
   - Весь мир никто не видел.
   - Даже самая древняя жаба?
   - Даже самая древняя жаба.
   - Даже самая быстрая птица?
   - Даже тысяча самых быстрых птиц.
   - Это плохо, - вздохнул Квак. - Жить, жить и всего не увидеть. Скука. Не у кого расспросить, не с кем посоветоваться. Вот пого-дите, еще немного подрасту и отправлюсь в путешествие. Всю жизнь буду по земле блуждать, но детям своим и внукам мне будет о чем порассказать! - пообещал Квак.
  
  ИСТОРИЯ ВТОРАЯ
  
  МОЗГИ НА РАСКОРЯКУ
  
  Что-то случилось с головой Квака. Папа говорил о засушенных мозгах, но Квак точно знал - его мозги не засушены. Если бы они были засушены, они бы не шевелились. А у Квака такое ощущение, словно в его голове булькает что-то разбавленное болотной жижей. Лягушонок и не хотел думать о всяких других мирах, странах и вечных жизнях, но мысли о них упорно бултыхаются в разбавлен-ной голове и, как деревяшки в болоте - сколько не топи, они все равно выплывают и на поверхности покачиваются.
  Разве могут в какую-нибудь более-менее нормальную голову залезть такие ненормальные мысли?
  Зачем такой большой мир придумали, если его весь никто и ни-когда увидеть не сможет? Или его не для лягушек придумали? То-гда для кого? Или на земле есть кто-то главнее Папы - Куака и Ма-мы - Ква? Нет, они самые главные. А немного поменьше главные другие болотные лягушки и лягушата. Такими их всех придумали. Это было давным-давно. Жил на Земле один умный Квак. А может не на Земле он жил, а на облаке. Или на вершине вон той горы, ко-торую Папа и Мама зовут Солнцепеклом. Этому Кваку очень не понравилось, что на Земле очень мало лягушек, только он один. Потому Земля такая скучная. Он взял и придумал еще много-много лягушек, и вот это теплое болотце для них. И жуков-короедов. И комаров с мошками. И всяких птиц и зверей. Всего и всех напри-думывал.
  Вот каким был этот самый первый Квак. Лягушки его всегда вспоминают, хоть он давным-давно ушел из этой жизни в другую, но рядом с ним всем хорошо живется. Поживут, поживут здесь и к нему уходят. Только, говорят, просто так не соберешься и не уй-дешь, надо заслужить, не то с дороги собьешься, заблудишься и сто миллионов тысяч лет или больше будешь блуждать.
  А чтобы не забывали о нем, в каждой лягушечьей семье обяза-тельно хоть одного малыша да назовут Кваком.
  Папа и Мама считают меня маленьким. Ну и пусть. Я не буду спорить с ними, не открою им самой великой тайны. Они хоть и главные, никогда и ни за что не узнают того, что знаю я.
  Во мне, таком маленьком, только-только перешедшем из детско-го садика головастиков в школу лягушат, живет кто-то другой, он очень старый и очень мудрый. Он знает больше Мамы и Папы, больше всех. Я часто думаю не своими, думаю его мыслями. И словно в другой мир переношусь. Я вижу себя взрослым. Я знаю, что я им был. Жил тогда, когда мои сегодняшние Мама и Папа бы-ли совсем малюсенькими головастиками, и даже еще раньше, когда они еще не родились на свет.
  Когда этот другой просыпается во мне, я подолгу разглядываю свое тело, лапки и перестаю что-либо понимать. Как же так? Трава растет только вперед. Личинки и жуки растут только вперед. Все лягушки и я тоже растем только вперед. А я один еще умею расти и назад. Давным-давно был большим, потом старым-престарым. А потом опять головастик... лягушонок...
  Почему меня назвали Кваком? Случайно? Или я тот самый Квак, который все на свете придумал и сотворил?
  Если так, тогда почему я так часто бываю беспомощным, как са-мый маленький малыш?
  Вот какие фантазейки живут в моей разбавленной голове. И вовсе это не фантазейки, а самые настоящие враки. Так же Мама го-ворит? Я - "маленький глупенький лягушонок, которому еще жить да жить и день за днем учиться уму-разуму".
   Мысли опять несогласно забултыхались. И Квак нашел самый верный выход. Он высунул голову из воды, подставил ее под лучи скувыркнувшегося солнца, и оно быстро сделало свое солнцепё-кольное дело. Разбавленные мозги лягушонка подсохли, мысли пе-рестали бултыхаться и всплывать. А Квак, успокоенный и обрадо-ванный, вернулся в свой любимый болотный дом.
   Мама и Папа уже проснулись.
   - Вы опять на работу? - спросил Квак.
  - А ты, наверное, думаешь, что мы на танцы или на посиделки каждый день ходим? - Папа после сна был необычайно весел.
  - Хотел бы я посмотреть, что вы на своей работе проделываете, - проквакал Квак.
  - Да уж поверь, не ворон считаем, - отбрыкивался Папа.
  - Ха! В это я запросто поверю! - сказал малыш.
  - В другое не поверишь, а в это поверишь? - переспросил Папа.
  - В это нельзя не поверить. Ты и ворон считать? Ха-ха! Да наш Папа пока пальцы на своих лапах считает, пять раз ошибется и шесть раз со счета собьется!
  Малышам очень понравился такой веселый Папа. Они вновь об-лепили его.
  - Мать! - попросил защиты Папа-Куак у своей жены. - Ты по-смотри на них! Родного отца на все болото позорят и не зеленеют от стыда. Где еще такое видано? Где еще такое слыхано?
  Он выкатывал глаза, страшно чмокал губами и норовил прогло-тить всех сразу и каждого по отдельности. Но делал это так неук-люже, что деткам не составляло большого труда избегать прогла-тываний. Всякий раз, когда папины губы в очередной раз ловили то порцию воды, то ловко подсунутую гнилую деревяшку, болото ог-лашалось захлебывающимся смехом.
  - Давай-давай, - увещевала Мама-Ква. - Ты с ними валандаешься, собираешь всякую чепуху, вот у них мозги и встают на раскоряку. Подожди, они тебе еще не то скажут и не то покажут.
  - Что они мне покажут? А? Ну-ка сознавайтесь, красавульки-зелепульки, что вы мне скажете и покажете, пока я, как попрыгу-нистый колобок из старой как мир сказки, не ушел от вас?
  - Мы с тобой! Мы с тобой! - заквакали лягушата, присасываясь чмокательными ротиками к широкой папиной спине.
  - Хорошо, - сдался Папа после того, как интенсивные покачива-ния талией не помогли ему избавиться от прилипучек и хохотусек. - А что вы собираетесь делать на моей работе? - Папа страшно вы-катил глаза и по-милицейски строго спросил. - Только отвечайте без шуток.
   - Без шуток?
   - Только так! И без прибауток тоже!
   - На твоей работе мы будем... ну это... как там? - силился вспом-нить Вак. - Вы же нам говорили... Уак! Ну, подскажи мне!
   - Песни петь! - подсказала Уак.
   - Во! Точно! Песни петь! - обрадовался Вак.
   - Вы и слова этих песен знаете?
   - Нет еще, - сознались малыши.
   - Мы будем жуков-короедов от нашего леса отпугивать, - совсем по-взрослому сказал Квак.
   - Надо еще посмотреть, кто кого быстрее напугается, - рассмеялась Мама.
  - Что же, выходит, мы ни на что не годимся? - расстроился Вак.
  - Нам нельзя работать? - огорчился Квак.
  - Мы зря хлеб едим? - всхлипнула Уак.
  - Ах, вы мои глупышки, - ласково сказала Мама, прижимая деток к груди. - Всему свое время. И вы научитесь петь песни. И вы буде-те лес защищать.
  - И нас будут бояться комары и мошки?
  - Еще как будут! - заверил Папа.
  - А когда они начнут нас бояться? Завтра? Или когда? - от нетер-пения Квак подпрыгивал на месте.
  - Торопыги вы мои, торопыги. Они начнут вас бояться тогда, ко-гда вы перестанете бояться их, - ответила Мама, но малыши ничего не поняли.
  - Фу! Так никогда не дождешься, - огорчился еще больше Квак.
  - А есть какое-нибудь такое-нибудь средство, чтобы съел его и сразу р-раз и вырос? - спросил Вак.
  - И без всякого такого-нибудь какого-нибудь средства вы не заметите, как вырастете, пообещала Мама.
  - Ур-ра! И тогда нам каждому дадут по своему уголку леса!
  - Мы будем следить в нем за порядком!
  - В лесу можно прыгать, охотиться и играть в прятки! Ур-ра!
   Папе-Куаку что-то не понравилось. Он нахмурил лоб и строго сказал малышам:
  - Стоп, стоп!
  Лягушата прекратили свои сумасшедшие пляски и заглянули Па-пе в рот. Что он им проквакает?
  - В лесу вы играть не будете, - взял и проквакал Папа-Куак.
  - Совсем совсем? - огорчились детки.
  - В лесу надо работать.
  - Как работать? Вы же сами говорили - мы еще совсем малень-кие, нам еще надо подрасти.
  - И для маленьких лягушат есть работа. Маленькая, но очень важная, - сказала Мама.
  - И маленькие лягушата должны приносить пользу, - добавил Па-па.
  - Пользу? Кому?
  - Всем. И лесу, и огороду, и людям.
  - Людям?
  - А кто такие эти люди?
  - Это те, которые построили по краю нашего болота заборы.
  - Они такие большие-большие?
  - Да, большие.
  - Даже огромные?
  - Даже огромные.
  - А комары и мошки еще огромнее их?
  - Кто тебе такое сказал?
  - Никто мне не говорил, это каждому само собой понятно. Раз люди боятся комаров и мошек, значит эти комары и мошки больше людей, - терпеливо объяснял непонятливым родителям Квак.
  - Надо же, что выдумал, - удивилась Мама. - Люди боятся кома-ров. Да люди никого не боятся! Они на этой земле самые сильные.
  - Сильнее комаров?
  - Сильнее комаров.
  - А зачем вы их защищаете?
   - Комары злые. Они летают и от злости гудят. З-з-з! Ж-ж-ж! Вот так. У них длинный острый нос. Не нос, а целая вязальная игла! Он впивается в кожу и сосет кровь. А когда насосется и улетит, на том месте, где он сидел, вырастает большущая шиш-ка.
  - Бедная Мамочка, - пожалела Уак. - Тебя всю искусали эти уж-жасные комары.
  - Ты ошибаешься, доченька.
  - Почему же на тебе столько шишек?
  - Это совсем другие шишки. Это не от комариных укусов. Они есть и у Папы, и у старой жабы, и у вас.
  - Ага! Это от мошек! - догадался Вак.
  - И не от мошек, а просто так. Для того, чтобы кожа лягушки не засохла.
  - Как у Папы мозги, - подсказал Квак.
  - А если кожа засохнет? Что будет? - пытала Маму Уак.
  - Лягушка заболеет и умрет.
  - Не умрет, а уйдет в другую страну, - поправил Квак.
  Мама покосилась на папу.
  "Вот видишь, - говорили ее глаза, - насочинял детям всяких не-былиц. Они и поверили".
  Она еще долго переучивала лягушат, рассказывая им о комарах, шишках и других важных важностях.
  Квак сидел рядом с Ваком и Уак, пытался слушать Маму, но в его голове опять забултыхались раскоряченные мысли.
   Как же так? Люди такие большие, а боятся комаров. Мои Мама и Папа такие маленькие, а должны защищать огромных людей. На-верное, они уж-жасно смелые. А я? Я какой? Тоже смелый? Или еще немножечко не совсем смелый?
   Вдруг я захочу защитить, а комары налетят на меня, выпьют всю кровь и улетят? И останусь без единой капельки крови, весь в шишках и сразу возьму и умру? И перенесусь в другую страну. Как же тогда быть с моими будущими путешествиями? Если я уйду в другую страну, значит меня не будет в этой? Но я еще ничего не видел! Я даже не был в лесу и за речкой! Вдруг там что-нибудь ин-тересное есть, а я и знать о нем не знаю?
   Нет! Я не должен так рано уходить. Я совсем еще маленький. Я никогда не смогу победить ни одного комара. Я никогда не стану таким сильным, как Папа и Мама. Из меня не вырастет защитник леса и огорода...
  Спустился вечер.
  В болоте стало темно.
  Кваку показалось - со всех сторон к нему тянутся острые кома-риные жала. Квак хотел закричать, позвать на помощь Папу или Маму.
  Но они ушли на работу.
  Никто его не услышит, никто ему не поможет.
  А жала совсем рядом. Они уже касаются его кожи, они уже про-никают внутрь. Нет! Это не жала! Это к нему прикоснулась жест-кая болотная травинка.
  Уф, от сердца отлегло.
   Малыш успокоился, проквакал сонливую песенку и зарылся в густые водоросли.
   До утра.
  ИСТОРИЯ ТРЕТЬЯ
  
  ЛУПОШАРЫЕ ПУЧЕГЛАЗИКИ
  
   Круг за кругом ходит над землей неугомонное солнце.
  День за днем скатывается к югу быстротечное лето.
  Наливаются сладкой спелостью ягоды.
  Выглядывают из-под игольчатой россыпи склизкие симпатюль-ные головки первых маслят.
  Стремительно подрастают и отправляются знакомиться с неизведанным миром юные обитатели болот и лугов.
  На поверхности воды проклюнулся один, потом еще один, потом еще один треугольные носики. На каждом носике по паре лупоша-рых пучеглазика.
  Носики не шелохнутся, чтобы их, не приведи господь, никто не принял за носики.
  А лупошарые пучеглазики ничего не боятся: зырк налево, зырк направо, по кругу вверх и по кругу вниз: - нет ли чего-нибудь инте-ресного для них, или опасного, или уж-жасно страшного для носи-ков.
  - У-у! Какая проглотистая солнцепеколъная гора выросла! - сообщил первый носик. - Смотрите! Она уже половину солнца съела!
  - Где?
  - Да не туда смотришь! Там корова траву ест. Ты сюда смотри!
  - Ага, вижу! - отозвался второй носик.
  - У горы сосны как не сосны вовсе, а как зубы. Жуют и жуют.
  - От бедненького солнышка совсем маленький кусочек остался.
  - Поплыли скорее, - пропищал третий носик, - скоро солнышко кончится, ночь начнется.
  Никакой другой опасности пучеглазики не увидели. Они сказали об этом носикам и те смело собрались в кучку. А потом немножко поспорили.
  - До ночи совсем далеко, - сказал первый носик.
  - Квак же далеко? - возразил ему самый пищальный. - Нисколько не далеко, даже совсем близко.
  - Сейчас кто по-твоему? - не отступал первый.
  - Не кто, а что, - поправил пищальный носик. - По-моему сей-час день.
  - А после дня кто должен прийти, по-твоему?
  - Не кто, а что! - повторил самый пищальный. - Ночь должна прийти. Вот!
  - И не угадала! Вот! - и первый носик зачем-то показал язык. - После дня всегда приходят сумерки. А за ними по пятам следует вечер. И только за вечером топ-топ ковыляет ночь. Вот! - и опять зачем-то показался язык.
  - Ну и ладно, - совсем не обиделся пищальный носик. - Зато мы успеем по сто раз на лугу прыгнуть и со всеми болотными кочками перезнакомиться.
  Носики с лупошарыми пучеглазиками поплыли к берегу. Они помогли друг другу выбраться на траву и оказались Кваком, Ваком и Уак.
  На лугу стрекотали кузнечики. В кустах на пригорке прощались с уходящим днем дрозды. Пролетела запоздалая бабочка. Вдогонку за ней - стрекоза.
  Мимо лягушат проползал большой черный жук. Он ворчал неиз-вестно на кого, сердито резал травинки на своем пути щелкающи-ми клешнями.
  - Что вылупились? - шлепая отвисшими губами, строго спросил он. - Делать вам больше нечего? Да?
  - Мы... здесь...
  - А-а! - подобрел жук. - Понятно! - кивнул жук. - Ну, тогда смот-рите, - разрешил жук. - Мне что ли жалко? - спросил жук. - Мне со-всем не жалко, - сказал жук и уполз.
  Трава спрятала его.
  А лягушата опять остались одни.
  - Xа! - обрадовался Квак. - И никто на нас не нападает, и никто не просит о помощи!
  - А тут и нет никого! - оказал Вак.
   - Я думала - на земле шагу ступить нельзя, все кем-нибудь заня-то, - Уак посмотрела под своими лапами, под лапами Квака и Вака. - Даже не интересно.
   Лягушата не знали, что им делать дальше. В воде просто, в воде захотел, - поплыл, захотел, - на дно лег, или от кого-нибудь спря-тался, или за кем-нибудь погнался.
   - Я сейчас в-вак прыгну! - придумал Вак. - Сразу вон до той кочки долечу!
   - И я прыгну! - подхватил Квак. - И я долечу!
   - И я, - сказала Уак. - Только я не знаю, получится у меня или не получится.
   Получилось у всех. Лягушата, опережая друг друга, пролетели над водой и приземлились на лохматую болотную кочку.
   В воздух с громким гудением поднялась стая военных вертоле-тов и закружилась над ними. Вертолетов было так много, кружи-лись они так низко, что небо над лягушатами потемнело.
   - Это солнечное затмение или уже ночь? - задала глупый вопрос Уак.
   - Куда мы попали? - шепотом спросил Вак у лягушат. - Случай-но не на вражеский аэродром?
   - Кто же аэродромы на болотных кочках строит? - упрекнул бра-та Квак. - Это обыкновенная болотно-замаскированная, ударно-вертолетная взлетно-присадочная площадка! И мы ее обнаружили.
   Уак ничего не понимала ни в самолетах, ни в вертолетах. Она разглядывала гудящее солнцезакрывательное облако и моргала лу-пошариками.
   - Мне кажется, - несмело вмешалась она в мужской разговор, - мы с вами приземлились на обыкновенный комародром.
   Вак и Квак подняли кверху носики.
   - Это не вертолеты, - со знанием дела сказал Квак. - У вертоле-тов другая конструкция хвостового оперения.
   - Это и не самолеты, - сделал вывод Вак. - Самолеты крыльями не машут и головами не вертят. И рокочут они громче.
   - Если это не вертолеты, и тем более не самолеты, тогда кто это? - задумался Квак.
   - Самые обыкновенные комары, - обрадовала их сестра.
  И, чтобы у лягушат исчезли последние сомнения, комариное облако приспустилось и громче запело свою злую песню.
  - З-з-з! Ж-ж-ж! Кто нас раз-з-збудил! Кто нас потревозж-ж-жил! З-з-заедим! Ж-ж-живьем ж-ж-жалами з-з-заж-ж-жалим!
  Комариная песня была не просто злой. Она была страшно злой. От нее кровь стыла в жилах. Лягушата со всей силы прижались к болотной кочке.
  - 0-ой, - пропищала Уак. - Сейчас они к-уак налетят на нас, к-уак искусают.
  - Почему я не родился мышкой? - сожалел Вак. - Сейчас бы в од-ну секунду зарылся в землю и никакие жужжалки меня не достали бы.
  - Можно хныкать и пищать, можно жалеть и мечтать, да только ничего не изменится, - сказал Квак. - Надо спасаться, и все тут.
  - Легко сказать - надо спасаться! Кто бы еще подсказал - как это сделать. У нас есть лапы, а у них есть крылья. На лапах от крыльев не убежать.
  - Это мы еще посмотрим, - хорохорился Квак. - У них голова маленькая, комариная, у нас голова большая, лягушачья! Кто умнее? Мы умнее! Будем думать, пока не придумаем.
  - Квакчик, думай поскорее, - просила Уак. - Мне страшно.
  - А комариное облако на посадку заходит, - неизвестно чему об-радовался Вак.
  Когда просят думать быстрей или делать быстрей, все как назло получается медленней. Еще эта Уак. Нет бы помолчать, она всхли-пывает под боком, от умных мыслей отвлекает.
  - Мама! Зачем я тебя не послушала. Ты бы нас защитила-а-а. Я домой хочу! Я в болото хочу! Там нет этих противных кусачек!
  - Придумал! - победно закричал Квак. - Бежим в болото!
   И он первым скувыркнулся с кочки.
  - Хлюп! - спрятала его вода.
  - Хлюп, хлюп, - последовали за ним Вак и Уак.
  Лягушата скрылись в водорослях.
  Изредка они высовывали из воды носики - откусить по кусочку прозрачного воздуха - и тогда до них отчетливо долетало злое ко-мариное пение.
  - Слышите? - стращал Квак. - Это они нас ищут.
  - У комаров головки маленькие. Где им догадаться, что мы в воде сидим.
  - Самые умные и самые хитрые существа на всем белом свете - это мы, лягушки!
  - Ур-ра, ур-ра, ур-ра умным лягушкам!
  Весь оставшийся вечер лягушки, живущие в болоте, гадали:
   - Что за праздник в семье Куака? По календарю день как день, ничего особенного. Веселятся, а никому ничего не скажут, никого в гости не пригласят. Не хорош-шо, не по-лягушачьи.
  
  ИСТОРИЯ ЧЕТВЕРТАЯ
  
  ПЕРВЫЙ ПОДВИГ КВАКА
  
  Любой праздник рано или поздно заканчивается.
  Уставшие от приключений и веселья, а от них можно устать не меньше, чем от самой тяжелой работы, лягушата спали почти до полудня.
  К этому времени жара набралась сил и не только выпила росу, но даже просушила до звона воздух.
  Жизнь размякла.
  Над лугом установилось ленивое полуденное затишье.
  Квак проснулся первым.
  В болоте все неизменно, в болоте нет ни жары, ни затишья. Ни-чего не подозревающий лягушонок смело вышел на разведку.
  Носик с пучеглазиками проплыл вокруг комародромной кочки, осторожно сунулся в болотные космы. Никаких признаков жизни.
  "Странно, - подумал Квак, - может, не возле этой кочки нас вчера атаковали?"
  Он отплыл в сторону, огляделся.
  Другой косматой кочки рядом не было. Вернее, они были, но очень далеко от берега. До них самой сильной лягушке, пусть она даже чемпион мира по прыжкам на болоте, не допрыгнуть.
  - Вак ты расплавался, - зашептал над ухом Вак. - Еле тебя отыскал. Нашел что-нибудь?
  - Пусто как на необитаемом острове, - разочарованно произнес Квак.
  - Все вымерли от жары?
  - Или на другой комародром перебазировались, - предположил Квак.
  - Может и нам вымереть или перебазироваться? - спросил Вак. - Пойдём, поиграем в болоте? Там так уютно.
  Квак не ответил на призыв брата.
  Он кружил по воде, обследовал некосматые кочки, но никого не находил.
  - Я не могу, - отозвался он на повторное приглашение Вака. - Ты знаешь, сегодня утром я твердо решил прожить в этом мире так, чтобы каждый день в этой жизни запомнился чем-нибудь необык-новенным. Или пусть обыкновенным, но все равно запомнился. Это называется - прожить с целью. Как ты считаешь, Вак, игра - это что?
  - Игра? Ну, я не знаю. Это праздник, это веселье! Вот что такое игра, - придумал Вак.
  - Видишь, для тебя главное в жизни - чтобы весело было. А дальше что? Ну, навеселился ты, насмеялся. В голове от этого при-бавилось? Не прибавилось. По мне игра - убийство времени.
  - Его полным полно! Что с ним еще делать? В карман склады-вать? Или на зиму сушить? - шутил Вак.
  - А я не хочу такой жизни, от которой в голове ничего не прибавляется. Мы с тобой кто?
  - Маленькие глупенькие лягушата.
  - Мы с тобой из племени лягушек - самых умных и самых хитрых существ на этой земле. Что же нам походить на безмозглых кома-ров?
  - Нет уж, пусть лучше они на нас походят. - Ваку никак не хотелось начинать серьезного разговора. От него всегда настроение портится и во рту горько становится.
  - У комаров какая жизнь? Родился, крови напился, умер.
  - Или родился, крови не напился, и все равно умер, - пошутил Вак.
  - И все. И больше - нуль, - развел лапы Квак.- Вот и скажи: для такой пустышной жизни мы родились?
  Вак мучительно скреб лапой затылок, заставляя мысли пробу-диться от дремоты.
  - Знаешь, Квак, - говорил он, выталкивая из себя непослушные слова, - Я думаю, думаю, и у меня получается какая-то непонятная думалка. Я бы сейчас запросто пошел играть. Наверное, это плохо. Даже не наверное, а точно - это плохо. Ты только что мне о чем-то говорил. А я забыл. Но я - это не ты. Я, пожалуй, родился для дру-гой, для не лягушачьей жизни. Я родился для какой-нибудь про-стой жизни. Ну, не совсем комариной, но чтобы в ней меньше при-ходилось думать, меньше учить, меньше узнавать. И уж ничего са-мому не решать. В моей голове какие мыслишки? Проснулся - хо-рошо. Мама, Папа, ты и Уак рядом - тоже хорошо. Нашел поесть что-нибудь вкусненькое - опять хорошо! Напрыгался, наигрался, сытый уснул - прекрасная жизнь! Ты не сердись на меня. Ты у нас какой-то не такой. Ты какой-то сразу родился умный. Другие вон учатся, стараются, выбиваются куда-то, в школах за уроками до по-зеленения сидят-высиживают, чтобы поумнее казаться. А ты толь-ко из икринки вылупился, только первый раз рот открыл - уже всем ясно стало - это Квак родился. С этого головастика ба-аль-шой толк выйдет. Я хорошо запомнил эти слова старой жабы. Ещё бы! Я же старше тебя на целых два круга солнца. И еще она сказала: ты с душой родился. Один на все болото.
  Квак слушал не перебивая. Такие новости о себе он узнавал впер-вые.
  "С душой родился... Как это? Какая она - душа? "
  - Это плохо - с душой родиться? - спросил он.
  - Плохо? Я не знаю, что плохо, что хорошо. Тут много думать надо, а я много думать не умею. Когда старая жаба про душу говори-ла, у нее глаза словно лучились. А почему - я и не знаю. Мне бы поиграть пойти. Вот здесь я хорошо знаю. Нет игры - плохо. Есть игра - хорошо, и думать ни о чем не надо. Или еще: когда я сытый спать лег - хорошо. Голодный - плохо.
  - Вак, Вак! - оторвался от своих думалок Квак. - Но ведь нельзя таким быть! Посмотри, какая высокая солнцепекольная гора. Неу-жели тебе не хочется на самую вершинку забраться и с нее всю землю увидеть? - А вдруг там еще выше гора есть?
  - Ну и что? Подумаешь, гора какая-то!
  - Ладно, гора тебе не нравится. Но болото!
  - А что - болото!
  - Вдруг за горой есть другое болото? Больше и красивее нашего?
  Вак смотрел на брата и не узнавал его.
  - Красивее? А кто сказал, что оно красивее нашего? Кто знает, что для меня красивее? Может он сказать это также точно, как точ-но то, что вот эта лапа моя, а вот эта - твоя? Я не видел никакого другого болота. Но я точно знаю - наше болото оч-чень и оч-чень красивое, самое теплое, и я ни за какие горы не променяю его на другое.
  - И я не собираюсь менять на другое, каким бы прекрасным оно ни было. Но, Вак! Неужели тебе не интересно знать что-то такое, чего ты еще не знаешь? Голова не просто голова, она еще и думал-ка.
  - А я и думаю. Только я думаю вот сколько. - Вак набрал воды в ладошки и тоненькой струйкой слил ее в болото. - Мне этого хвата-ет, чтобы всегда чувствовать себя счастливым. Ты думаешь вот с это болото или еще больше. И все равно тебе этого мало. Даже если ты будешь думать в сто миллионов тысяч таких болот, и это для тебя не спасение. Тогда ты еще больше будешь мучаться, что дума-ешь мало. Тут ничего не поделаешь, таким ты родился, таким тебе в другую жизнь уходить. Квак, не равняй всех под себя. Все на земле разные.
  И Вак уплыл домой.
  Только в прозрачной болотной воде сверкнули его пятки.
  Квак остался один.
  Мысли роились.
  Он прислушался.
  "Ну, так и есть! - проквакал про себя он. - Опять бултыхаются".
  Квак не стал ждать, пока мысли подсохнут на солнце. Он разогнался быстро-быстро, как лодка с бензиновым мотором, и на пол-ном ходу врезался в болотную кочку.
  Тот, другой, ушел и забрал с собой свои старые мудрые мысли.
  Квак снова стал лягушонком и несказанно обрадовался этому.
  Он поднял носик вверх, намереваясь сказать о своей радости или солнцу, или облаку, любому, кто первым попадется на глаза - и за-мер.
  Прямо над ним, зацепившись тонкими ножками за лист, вниз го-ловой висел комар. От его жала до носика Квака было не больше вытянутой лапки.
  От страха лягушонок закрыл глаза.
  - Сейчас он меня квак заметит, квак вцепится в нос, - быстро подумал Квак. Он совсем замер. Даже дышать перестал.
  Время бежало ужасно медленно.
  Или комар специально не торопится - оттягивает нападение, му-чает его, наслаждается торжеством силы над страхом?
  Долго не дышать можно. Но совсем долго не дышать даже опыт-ные лягушки не умеют.
  Квак открыл один глаз, затем другой.
  - Будешь ты нападать на меня или не будешь? - уже начинал злиться лягушонок. - Или мне надоест, и я смоюсь?
  Но комар не захотел вступать в разговоры с Кваком. Ему вообще не было дела до какого-то сопливого лягушонка. Он был полностью поглощен наиважнейшим занятием - дремал после удачной ночной охоты.
  Можно было бы воспользоваться этим и благополучно сбежать. Любопытство победило. Так близко комара он еще не видел.
  - Ого! Какой у него нос! Не нос - а целый носяра! Да он меня за-просто насквозь проткнет и еще немного места на Вака останется! Интересно, а как он там на листке держится? У него на ногах крюч-ки или присоски? Вот бы спросить!
  Квак совсем забыл, что еще минуту назад он едва не умер от страха. В нем, как и в любом ребенке, будь это ребенок птицы, че-ловека или зверя, - самым сильным чувством было любознайство.
  - Нет, спрашивать бесполезно, он со мной разговаривать не ста-нет, сразу тяпнет своим носярой.
  Размышляя подобным образом, Квак заглядывал слева, загляды-вал справа. Но тайну комариных ножек так и не отгадал.
  Отчаявшись, он совсем было собрался навострить лапы в сторо-ну дома. Но тут легкий ветерок (или тяжелый вздох Квака послу-жил тому причиной?), все таки остановимся на легком ветерке, а то получится, что мы сами себе подыгрываем! Итак, что же сделал легкий ветерок? Да ничего особенного! Он чуть-чуть качнул листо-чек, на котором так мирно дремал комар, напившийся чьей-то кро-ви. Комар недовольно взмахнул крыльями.
  Глаза лягушонка зафиксировали это движение, рассказали о нем голове, и та, не спрашивая у Квака ни письменного, ни даже устно-го разрешения, дала команду язычку.
  Откуда Кваку было знать, что программа эта заложена в каждом лягушонке и отрабатывалась она веками? Но что произошло, то произошло.
  В одну секунду комар был проглочен.
  Лягушонок от изумления даже рот не закрыл. Он усиленно мор-гал пучеглазиками и не мог понять, как такое случилось.
  - Вкусный! - наконец признал он, причмокивая от удовольствия. И только теперь сообразил - он, Квак, взял и съел комара! И не подавился! И не умер! И совсем это не страшно! И совсем это очень даже вкусно!
  Он принес лягушатам самую свежую новость.
  - Ветер листик р-раз! Комар крылышками р-раз! И тут я его р-раз, - хвастал Квак.
  - И вам было не страшно? - из уважения к поступку старшего брата, спросила на "вы" Уак.
  - Ха! Страшно! Скажешь тоже! Да я сейчас квак пойду, да квак съем целую тысячу комаров! И вырасту, квак Папа!
  - И я съем! - пообещал Вак. Ему сразу захотелось повторить подвиг Квака.
  - А я не знаю, смогу ли я, - чистосердечно призналась Уак, - но я тоже пойду с вами.
  Охота прошла на славу.
  - Сегодня людей меньше будут кусать, - сказал Квак, когда они вернулись в родное болото. - Вон сколько мы их слопали, целую комариную эскадрилью.
  - Завтра еще больше слопаем, - пообещал Вак.
  - Пораньше проснемся и сразу на охоту выйдем, - больше всех радовалась Уак. Еще бы! Она ни в чем не уступила братьям.
  - Мы теперь совсем взрослые, как Мама и Папа. От нас польза есть. Не успеем оглянуться, и нам доверят уголок леса. Ох, и наведем мы там порядочек!
  - Еще как наведем!
  Квак, гордый тем, что он первый съел комара, опустился на дно, раскинул худенькие лапки, подражая Папе - Куаку, и прошептал:
  - Ква-ква-квакая сегодня жара...
  
  ИСТОРИЯ ПЯТАЯ
  
  БОЛЬНОЙ ЗУБ
  
   Весь следующий день лягушата поочередно охотились на кома-ров, плавали наперегонки в болоте, сушили на солнышке промок-шие мозги и опять охотились на комаров.
   А вечером отправились в опасную для жизни разведку.
   Они решили проследить, куда же это уходит ночевать ленивая корова?
   - У нее есть свое болото за тем деревянным забором, - утверждал Вак, - корова, как мы, прячется в иле и засыпает.
   - А почему тогда у нее хвост и бока засохшей грязью покрыты? - демонстрировал нюх разведчика Квак.
   - Ну... - оправдывал неумытую корову Вак. - Наверное, это ил к ней прилип и никак не отлепляется.
   - Коровы как птицы вьют гнездо и живут в нем, - выдвигает вер-сию Уак. - Только гнездо у коров не на дереве, как у скворцов или ворон, а на земле, как у куликов, чтобы невысоко было залазить.
   Квак ничего не говорит, он думает.
   Корова не лягушка, она не может жить в болоте. У нее лапы не плавательные, а какие-то столбово-копытные.
   Она не может жить в гнезде, у нее из всех махательных крыльев только один длинный хвост с кисточкой для рисования на конце.
   Если корова живет у людей, то и дом у нее как у людей.
   Чтобы разрешить этот спор и расширить свой кругозор, и от-правились лягушата шпионить за коровой.
   Корова сделает один ленивый шаг, лягушата по три быстрых прыжка, еще шаг, еще три прыжка.
   Корова доковыляла до человеческого дома, постучала рогами в ворота, замычала громко, как трубач в военном лагере, объявляю-щий тревогу.
   Её запустили во двор.
   Лягушата не умеют так стучать рогами, да у них и рогов нет. Ля-гушата не знают мычательного пароля. Их не пустили во двор.
   Но им не запретили подглядывать в узкую щель. А когда не за-прещают, это почти то же, что и разрешают. Поэтому три острых носика и шесть любопытных лупошариков стали вести наружную разведку внутреннего двора.
   Возле будки черно-рыжий пес положил огромный нюхательный агрегат на мягкие лапы и сторожит всех от всех: глаза по кругу на-лево, глаза по кругу направо. Близко подлетела жирная муха - цап ее, и опять: глаза по кругу налево, глаза по кругу направо.
   На травке за будкой разлеглись белые и серые гуси. Они тихо гогочут, рассказывая друг другу гусиные сказки. Рядом с гогочу-щими гусями лежат тихие утки. Глаза у них закрыты, но утки не спят - притворяются. Они подслушивают гусиные сказки, чтобы потом, переделав их совсем немного, выдавать за утиные. Дел-то! Вместо "умного Гуся" вставить "умную Утку", вместо "стройного Гуся" вставить "стройную Утку", вместо "бесстрашного Гуся" вставить... ну, что-нибудь похожее.
   Хозяйка провожает ленивую корову в стойло, плача, рассказы-вает ей, как больно у нее болит больной зуб, а её никто не пожале-ет. Уж она голосила, уж она металась из угла в угол, а зубу так и не помогло.
   По двору гуляли стайками и поодиночке пестрые курицы. Они клевали все подряд. Лягушатам даже показалось, что курицы не живые, а заведенные - игрушка с клевательным моторчиком.
   Одна подошла к воротам, увидела лупошарик и клюнула его. Так, из любопытства. Клюв застрял в узкой щели. Но Ваку все рав-но досталось. Он дважды перекувыркнулся через голову, вскочил на лапы и почесал свой нос.
   На носу быстро вызрела большая шишка.
   - Наверное, нас разоблачили, - сказала осторожная Уак.
   Братья поддержали ее.
   - Похоже, курицы не любят шпионов, - догадался Квак.
   - Бежим, пока не арестовали! - прошептал раненый Вак.
   Вернулись с работы Папа и Мама.
   - И чем сегодня занимались наши детки? - весело спросил Папа.
   - В разведку ходили, - сразу призналась Уак.
   - Удачно? - полюбопытствовал Папа.
   - Двое живых, один раненый, - доложил Квак.
   - Раненого в починку! - приказал Папа.
   - К-куда? - заволновался сам раненый. - Резать будут?
   - Это у людей "в починку" значит резать. А у нас "в починку" значит к Маме обниматься.
   - Помогает?
   - Ещё как! - признался Папа.
   Квак вспомнил про больные зубы хозяйки и спросил у Папы-Куака.
   - А больные зубы мамина обнималка тоже лечит? - шепотом спросил он.
   Папа огляделся по сторонам - нет ли поблизости Мамы-Ква, по-дозвал к себе любимых малышей и начал рассказывать всякие не-былицы:
   - У одного знакомого Квака разболелся зуб, да так сильно, что от его воплей все болото бурлило, словно кипяток в кастрюле. Надо было его вырвать.
   - Кого вырвать? Знакомого Квака?
   - Чтобы болото в кастрюле не кипятил?
   - Нет, вырвать зуб у знакомого Квака. А он не давался.
   - Кто не давался? Зуб?
   - Нет, знакомый Квак. За ним два дня и две ночи все лягушки болота бегали с молотком и кусачками.
   - А молоток для чего? Молотить?
   - К-вак дашь по больному зубу, чтобы не болел.
   - А кусачки для чего? Кусать?
   - К-вак схватишь больной зуб, да как его выдернешь!
   - А не больно?
   - А не страшно?
   - Когда зуб болит, уже ничего нет больнее и страшнее.
   - Его поймали?
   - Ждите да радуйтесь! У него убегательный двигатель к-вак на третью взлетательную скорость включится!
   - А что такое третья взлетательная скорость?
   - Это когда за тобой бегут молоток, кусачки и все лягушачье добровольно-помогательное подразделение. А во рту зуб на боли-тельных нервах самую быструю убегательную музыку играет.
   - Ого, сколько помощников!
   - Знакомый Квак всех загонял. А потом бежать стало некуда. Они и не заметили, как весь земной шар своими следами затоптали - лапу поставить - места свободного не найдешь. Понял знакомый Квак, что ему подступает квак, почесал разгоряченное ухо еще бо-лее разгоряченной пяткой и придумал. Чтобы не сдаваться пресле-дователям, съел сам себя.
   - Как это съесть самого себя?
   - У лягушек видел какой рот большой? На, смотри! - папа Квак показал, какой у него большой рот, не рот, а целая пещера, нет, вход в пещеру. - Ну что?
   - Ба-а-льшой. Я там запросто потеряюсь.
   - Вот я и говорю. Открыл он пошире свой большой рот и прыг-нул в него.
   - Как прыгнул?
   - Конечно с разбегу. За ним же гнались, приходилось торопить-ся.
   - А больной зуб?
   - Больной зуб?
   - Да, больной зуб. Что с ним стало?
   - А! Он его хотел разжевать и тоже проглотить, но зуб не жевал-ся, и Квак его выплюнул.
   Лягушата покивали головками, переваривая папину враку, а он не дал им насладиться вкуснятиной, уже придумывал новую.
   - У другого знакомого Квака когда заболел зуб, все лягушки да-вай засыпать его советами.
   - Что такое советы? Они вкусные?
   - Нет, советы - это то, что отдавать не жалко, потому как никому не нужно. И в рот их ну никак не положишь.
   - Жаль.
   - Почему?
   - Ну раз их отдавать никому не жалко, это сколько же мы их на-собирать могли!
   - Ага! Мешками! Все болото бы заполнили, и еще бы осталось.
   - Вот. А теперь выходит, что такое добро зазря пропадет.
   - Почему?
   - Ну раз есть его нельзя, придется выбрасывать.
   - Советы не кушают. Их слушают. Слушал и другой знакомый Квак. Рядом с нашим болотом поле видели?
   - Ага, видели.
   - Дело весной было. По полю трактор плуг таскал - землю гото-вил под новый урожай.
   - Это чтобы что-то выросло, а мы охраняли от вредителей?
   - Верно, малыш. Наши умные лягушки к зубу Квака привязали крепкую нитку.
   - А зачем?
   - Не спеши, сейчас узнаешь. Отцепили плуг, нитку зацепили вместо плуга за трактор, который поле пахал.
   - Ой-ёй-ёй!
   - Думали, зуб сразу испугается и вырвется. А он оказался вред-ным, то есть крепким.
   - И что? Никак не вырывался?
   - Никак не вырывался. Бедный Квак работал плугом три дня и три ночи, пока в тракторе пахательный бельзин не кончился. Все поле знакомый Квак своим носом лучше плуга перепахал.
   - А больной зуб так и не вырвался?
   - Но зато в тяжелой работе этот зуб так окреп, что потом, когда знакомый Квак уже давно умер, зуб еще сто лет жил.
   Лягушата восторженно кивали головками, делились впечатле-ниями. И не замечали, что Мама-Ква давно уже стоит рядом и слу-шает.
   Папа-Куак набрал полную грудь воздуха и приготовился расска-зывать следующую небылицу. Но в разговор вмешалась Мама.
   - Не бултыхай детям мозги, - сказала она. - А вы, детки, не слу-шайте его придумошные враки.
   - Ну почему враки?
   - Это совсем не враки!
   - У меня больной зуб болит!
   - И у меня!
   - И у меня!
   - Не наговаривайте на себя, детки. Никакие зубы у вас не болят. Это я точно знаю.
   - Ты про свои зубы можешь точно знать - болят они у тебя или не болят, а не за наши.
   - И за ваши могу.
   - Почему?
   - Потому что у лягушек вообще нет зубов. Вот!
   Так Папа-Куак был очередной раз уличен в фантазейках.
  
  ИСТОРИЯ ШЕСТАЯ
  
  БУЛТЫХАЛЬНЫЕ МЫСЛИ
  
  Вечер этот мало чем отличался от вечеров предыдущих. Обыч-ные июльские сумерки обычно заполнили прогретое болотце, и оно окрасилось фантастическими цветами, подвластные неведомым те-чениям колышутся полосы красно-фиолетово-огненно-рыжих неземных растений.
  Отблески последних солнечных лучей по болотной глади ежесе-кундно меняют цвета причудливой картины. Всё болото заполнено чем-то похожим на Северное Сияние, только не отдалённое, неиз-вестно ещё существующее ли на самом деле, а совсем близкое - ес-ли возникло желание, протяни лапку и потрогай.
  Лягушата, хоть ещё и маленькие, но уже наизусть знают, что будет дальше: цвета станут быстро насыщаться, густеть, сливаться в один сине-фиолетовый. И падёт на них спокойная ночь.
  А потом выплывет медлительная дама - Луна и затопит каждый утолок немеркнущим золотом.
  Вечер, который начинался как обычный, стал необычным.
  Лягушата лежали на тёплой болотной тине и пугали друг друга самыми невероятными и непременно страшными историями. И ко-гда напряжение достигло своего предела, Уак громко вскрикнула от испуга. Её страх передался братьям - ещё бы! Сверху на них па-дали две огромные тени.
  Малыши кинулись врассыпную.
  Их догнал и повернул назад заливистый папин смех.
  - Соревнования по разбеганию в рассыпную на сегодня отменя-ются! - сообщил он голосом гавного судьи этих соревнований. - Всем вернуться на исходные позиции и приготовиться к новому старту!
  Лягушата с визгом и криками припрыгали к родителям, особенно к Папе.
  - У вас с Мамой выходной? - спросила довольная Уак. Она, как и её братья, очень любила, когда Мама и Папа были дома.
  - У лягушек, доченька, не бывает выходных, - объяснила Мама - Ква.
  - Ага! Я знаю! - вызвался со своим предположением Вак. - У вас не бывает выходных, зато у вас бывают отгулы! Да? Я угадал? - и Вак вылупил свои пучеглазики.
  - Нет, не угадал, - огорчил его Папа - Куак. - Отгулы даются за работу в выходные дни или в праздники. Если у кого-то нет ни вы-ходных, ни праздников, ни даже самых законных отпусков, откуда, я спрашиваю тебя?! Тебя, тебя! - Папа повысил голос и напустил строгости. - Отвечай, маленький всезнайка! Откуда они могут взяться - эти замечательные отгулы?
  - С Луны свалиться, - подсказала Уак. И как не подсказать, когда лунный свет сам на глаза попадается.
  - Разве что с Луны, - согласился Папа. А иначе я и сам не знаю, откуда они могут у нас появиться.
  - Что-то никак не пойму, - не мог успокоиться Вак, - у вас не выходной, не праздник, не отгулы. Вы, значит, у нас в прогульщики записались? Вы, значит, у нас плохие работники и вас надо немед-ленно увольнять? Или сейчас же сознавайтесь, что случилось, или я начинаю писать грозный приказ, а вас на время разбора плохого поведения поставлю в темный угол коленками на горох!
  - Ой, как ты нас напугал! - притворно задрожал Папа и упал спи-ной на траву, отчего все четыре его лапы взялись рьяно исполнять замысловатый испугательный танец.
  Пока Вак и Уак выясняли с родителями причины столь необыч-ного появления родителей, Квак задумчиво бултыхал мыслями. Он знал - где-то обязательно должен плавать правильный ответ.
  - Я скажу, почему Мама и Папа сегодня дома, - уверенно заявил он, когда у остальных кончился запас предположений и они, уже готовые сдаться, захандрили.
  Вся семья враз повеселела и дружно обернулась к самому умному Кваку. Ну-ка, что он такое придумал?
  А лягушонок и хотел оказать и боялся - вдруг не угадает? Полу-чится конфуз. Но и молчать невозможно - нетерпеливые слова го-товы сами выпрыгивать изо рта, только бы их поскорее кто-нибудь услышал и сказал - какие они молодцы! Всё правильно говорят.
  Или другое - какие они болтуны! Говорят, сами не знают что. Но словам всё равно приятно - их слушали и их услышали! Они при-ковали чьё-то внимание!
  - Погода нелётная! Вот почему! - выпрыгнули из Квака нетерпе-ливые слова.
  Вак и Уак покатились со смеху.
  - Они что, по-твоему, лётчики? - захлёбывался Вак.
  - Они что, по-твоему, вертолётные лягушки? - спрашивала Уак. - У них что, по-твоему, трусы с пропеллером, как у Карлсончика?
  Квак начал помаленьку грустнеть. Надо же - промазал.
  - Зря смеётесь, - заступился за сына Папа. - Квак правильно угадал.
  - Про лётчиков?
  - Нет, не про лётчиков.
  - А-а! Про пропеллерные трусы!
  - Нет, и не про пропеллерные трусы.
  - А тогда про что же?
  - Про погоду угадал.
  - Про погоду? - не поняла Уак. - А чего про нее угадывать?
  - Она сегодня действительно нелетная, - терпеливо объяснял Па-па. - Ветер такой сильный! Деревья до земли гнет. Шишки по воз-духу как пушинки носит. Тучи отяжелели, почти по земле ползают. Вот-вот страшным ливнем разозлятся.
  - А-а! Понятно! Вы испугались и сбежали со своего поста, - на-хмурился Вак. Что на него нашло? Уж так ему хочется сегодня ко-го-то пожурить.
  "Страх - это такая штука, - думает он, - которая есть только у ма-леньких. Как хвостик у головастиков. Когда вырастают, сначала теряется хвостик, потом так же незаметно отлетает и страх. Большие лягушки не имеют хвоста. Большие лягушки не имеют и страха. Иначе они или не большие, или... потеряют в глазах Вака всякое уважение... и вообще, вся жизнь перевернется с ног на голову или еще как-нибудь".
  Задачку сынок поставил нелегкую. Папа квакал от натуги - так нелегко ему давался ответ.
  - Мы не испугались, - пытался выкрутиться он. - Мы сделали то, что делают в таких случаях все живые существа.
  - Ты воду не мути, Папа, - бурчал Вак. - Не ходи вокруг да около. "Делают!" "Все такие!" Скажи прямо - сбегают!
  - Прячутся в норы, - поправил Папа. - Но не от испуга, нет! И не для того, чтобы обежать со своего поста.
  - Ах, как я мог усомниться в вас! Вы смылись конечно же не от испуга! Вы смылись от излишней смелости! Ох, родители! Да вы, как я погляжу, лучшие в мире мастера по выдумыванию всяких разных причин. Вы - причиноискатели, вы - лягушато-охмурятели! Вот вы кто! Я сказал то, что я думал, - победно закончил обличи-тельную речь Вак.
  - Думай, как тебе хочется, - позволил Папа. - А причину все-таки знать тебе нужно. Имя у нее - инстинкт самосохранения.
  - Я же говорил - страх! - обрадовался Вак.
  - Страх, про который ты нам талдычишь, - даже уши заболели, - это боязнь за свою шкуру. Инстинкт самосохранения - это боязнь за тебя, за Уак, за Квака, и даже за Маму. За весь наш род. За вы-живаемость. Не страшно погибнуть на поле брани мне или Маме. Такая гибель почетна среди лягушек. Многие о ней мечтают.
  - И вы?
  - Если придется умирать, лучшей смерти я бы не пожелал, - со-вершенно спокойно сказал Папа. - Но... детки мои. Мы с Мамой не хотели бы уходить в мир иной раньше, чем вы станете на ноги и сможете сами о себе позаботиться, сможете прожить и выжить без нас. Понимаете ли, о чем говорит ваш Папа?
  - Я понимаю, - сказал Квак.- Никто не должен торопиться поки-нуть эту землю раньше, чем пробьет его час. Так, Папа?
  - Так, сынок.
  - И никто не должен подталкивать к этому другого, - продолжал Квак. - Так, Папа?
  - Так, сынок.
  - Я сегодня съел много комаров.
  - Молодец, сынок, - похвалил Папа. Но Квак не нуждался в по-хвалах. Бултыхательные мысли вывели его в какую-то запутанную сторону.
  - Я их съел. Я помог им уйти в иную жизнь. Но я не должен подталкивать к этому другого? Выходит, я сделал плохое дело. А ты, Папа, зачем-то хвалишь меня? Но... подожди, я еще что-то хотел сказать тебе... Ага, вспомнил! Я не должен есть никого. Тогда я ум-ру от голода и помогу себе уйти в мир иной. А это опять плохое де-ло? А если есть не комаров, мошек и жуков-короедов, а только бо-лотную тину, траву, семена? Но они тоже живые, они же растут... Папа! Я сам так запутался или это ты меня так запутал?
  - Скорее это ты и меня и себя запутал, - в Папиной голове что-то подозрительно бултыхнулось.
  - Но кто-то же должен нас выпутать? Иначе мы сломаемся - все предохранители сгорят.
  - Кто кроме Мамы поможет вам, - пришла на выручку Мама-Ква. - Когда самый первый Квак создавал эту и другую жизнь, он каж-дому назначил свое место и свою роль в жизни. Трава растет для коровы. Корова ест ее и растет, и дает молоко для человека и для других хищников. Человеки и другие хищники, умирая, дают пищу траве. Комар пьет кровь из всех, у кого она есть и кого он может подкараулить. Лягушка ест комаров, а ее едят цапли, рыбы, совы и французы. Все идет по кругу. Если вы не хотите свернуть себе го-ловы, не думайте о том, о чем вам думать совсем не надо.
   - Как же я узнаю, о чем надо думать, а о чем не надо думать? - задался справедливым вопросом Квак.
  - Это проще пареной репы. Когда ты думаешь, а у тебя мозга за мозгу заходит, а назад выйти не может, значит ты думаешь не о том, - растолковала Мама.
  - Понятно, - сказал Квак. Он покопался в голове и извлек оттуда. - Сразу разгоняйся и... головой в болотную кочку.
  - Зачем? - спросила Мама. Откуда ей знать про Кваковы булты-хания?
  - А, так, - просто объяснил Квак. - Чтобы мысли не бултыхались.
  Никто его не понял, но Квака это нисколько не огорчило, - глав-ное - понял он!
  
  ИСТОРИЯ СЕДЬМАЯ
  
  ВТОРОЙ ПОДВИГ КВАКА
  
  К ночи нелетная погода нашла себе другое пристанище. Туча проплакалась проливным дождем, стала худенькой и легкой, под-нялась до Солнцепека, где поистрепала бока о зубастые сосны. Лоскутки ее пометались - пометались, да и разлетелись в разные стороны.
  Высоко в небе сияла как невеста промытая Луна. Ей необычайно шло сегодня расшитое золотыми звездочками небо: фата, корона, венчальное платье...
  Квак не мог оторвать глаз от такой красоты.
  На берегу болота под разлапистой ивой собрались все мамы, па-пы, старые жабы и совеем молодые лягушата. Взрослые совеща-лись и перераспределяли работы, малыши провожали на опасное задание родителей.
  - Так... Смородинный куст! - выкрикивал распорядитель работ Жаб Жабырь. - Кто у нас охраняет смородинный куст?
  - Это участок Мамы-Квакши, - подсказала Мама-Ква.
  - Это был участок Мамы-Квакши, - с грустинкой в голосе попра-вили ее.
  - Что случилось? Что с Квакшей? - посыпалось с разных сторон. - Мы только сегодня утром прыгали по этим кочкам! Неужели она подвернула ножку?
  - Нет больше нашей верной подруги, - проскрипела старая жаба. - Я была рядом и все видела. Только я одна все видела! Только я одна услышала ее последние слова, 0-хо-хо! Бедные детки... Они остались сиротками... 0-хо-хо! Да и нет больше их мамочки!
  -Прекрати квакдычить, - прикрикнул на старую жабу Жаб Жа-бырь. - Расскажи с толком - как и что случилось. Пусть все услы-шат и запомнят этот горький урок.
  - Всему виной голавлиный клев, чтоб ему неладно было. Вот и охотятся на нашу сестру эти вездесущие мальчишки.
  - Опять мальчишки?
  - Они, окаянные! - вздохнула жаба. - Набежали невесть откедова, слова не дали проквакать, схватили и потащили. Квакша затихла, мертвой прикинулась, думала, бедняжка - отпустят. Да где там! Нацепили на острый крючок и бросили в реку. На приманку голав-лю. Или щуке. Она, матушка моя, все о детках сокрушалась, вое о маленьких убивалась. 0-хо-хо, - причитала жаба.
  - Бедная Квакша, - вздыхали сердобольные мамы. - Бедные сиро-тинушки!
  - Вздыхай не вздыхай, - проквакал Жаб Жабырь, - а работать на-до. Смородинный куст один оставаться не должен. Ну-ка, папы-кваки! Кто из вас первым подготовил достойного помощника? У кого из вас самый смелый сын?
  У Квака в голове что-то сильно бултыхнулось, даже в глазах позеленело.
  Пока папы задумчиво почесывали затылки, Квак вышел в круг и, выставив грудь колесом, постучал по ней лапкой.
  - Я - Квак! Сын смелого Папы-Куака и отважной Мамы-Ква. Я тоже смелый и отважный! Пошлите меня и завтра вы все узнаете - верны ли мои слова.
  Гул одобрения пронесся по лягушачьему кругу. Такого смельчака давно уже не приходилось им видеть. Папы даже подумывали по-рой - исчезают настоящие лягушки, на их место приходит ни то, ни сё... И вот Квак! Что-то шевельнулось в груди каждого воина. Каж-дый вспомнил себя молодым и прикидывал - а он в те годы таким был? К стыду своему некоторые папы (не будем здесь их поименно называть) вынуждены были вместо утвердительных ответов, поту-пить взор.
  - Братья и сестры лягушачьего роду-племени! К вам обращаюсь я - выбранный вами и поставленный над вами! Отвечайте мне по ве-лению сердца вашего, - без кривды и зависти: доверим Кваку, сыну смелого Папы-Куака и отважной Мамы-Ква, судьбу смородинного куста?
  - Доверим! - разом квакнули все лягушки.
  - Доверим, - проскрипела старая жаба.
  - Братья и Сестры лягушачьего роду-племени! - Да будет воля ваша и ныне и впредь! А теперь, - голос Жаб Жабыря притих. Со-всем не по-командирски, а скорее по-отцовски он сказал: - Работа ждет вас. Идите, и да сопутствует вам удача. И чтобы завтра я сно-ва увидел всех вас здесь целыми и здоровыми.
  Так нежданно-негаданно лягушонок Квак обрел свое место в трудолюбивом лягушачьем сообществе.
  Вызваться быть взрослым просто - вышел в круг, постучал себя кулачком в грудь и на, получай. А что дальше? Куда пойти, кем на-зваться? Что это вообще такое - работа? Ее что, едят? Или носом по траве катают? Или как ворон считают? Охранять надо. Это как? От слова "охрана" или от слов "ох - ронять"? Кого ронять? И с какой высоты? А если упадут да ушибутся? Или совсем разобьются? Его же и обвинят. Интересно, а оружие дадут? А патроны настоящие или холостые? Он же еще ни разу не стрелял. Хоть бы потрениро-ваться сначала дали!
  Папа вызвался сопроводить Квака. Дорогой он проводил инст-руктаж по технике безопасности.
  - Берегись, сынок, мальчишек, это наши самые главные враги.
  - Они как люди?
  - Да, Квак. Мальчишки - это лягушата людей. Уж-жасно любо-пытные, проказливые и жестокие. Они сами не знают, зачем вы-лавливают из болота нашу икру и разбрасывают ее по траве. Икра высыхает, а малыши, которые в ней сидят, умирают. Они кидают в нас палками и камнями, топчут ногами и давят велосипедами. А мы разве им враги? Мы же защищаем их от комаров!
  - А давай один день не выйдем на работу, - предложил Квак.
  - Если мы хоть один день не выйдем на работу, - сказал Папа-Куак, - комаров народится видимо-невидимо! Они всех закусают до смерти.
  - Вот и хорошо! - обрадовался Квак.
  - Думаешь ли ты, о чем говоришь?
  - Обязательно думаю, - обиделся сын. - Комаров расплодится больше тучи. Они быстренько съедят всех мальчишек. Нам больше некого будет бояться, и мы разом навалимся и съедим всех лишних комаров. Оставим только на развод чуть-чуть. Ну что? Здорово я придумал?
  Папа думал, думал, но не смог понять - здорово или не очень придумал его сынок. Что поделаешь - у Папы в голове не было бул-тыхателъных мыслей. У него в голове были только такие мысли, которые туда поместили во время папиной учебы.
  - Нельзя из-за мелких обид бросать большое дело, - заученно по-вторил он. - Настоящая лягушка должна быть выше всяких обид.
  Оставив сына возле забора, Папа-Куак упрыгал на свой лесной пост.
  Квак пролез в дыру и очутился в огороде.
  - Квакие здесь огромные деревья! - удивлялся он, прыгая по картофельным грядкам. - Карты мне не выдали, наверное, она засекре-чена. Указателей не поставили. На что они надеялись? Квак я дол-жен отыскивать этот куст? Я же не барбос, который чует за версту.
  - Ква-а! Ква-а! - услышал он рядом. Лягушонок вжался в землю и затаил дыхание.
  - Кто здесь? - тихо спросил он. - Мальчишки?
  - Где? Что? Какие мальчишки? Где ты видишь мальчишек? - спросила обеспокоено старая жаба. - Нет никаких мальчишек. Я это. Я! Жаба! А ты! Почему до сих пор не на работе? А? Где твое место? Давай, проходи да поживее! Ишь ты, гулена. Все бы по грядкам прыгать. Все бы не работать. Ох, ну и молодежь! - ворчала жаба.
  - Я не знаю, где смородинный куст, - сознался Квак.
  - Тебе не рассказали?
  - Не рассказали.
  - И провожатого не дали?
  - И провожатого не дали, - вздохнул Квак.
  А старая жаба напустилась на родителей. И такие они, и сякие, и пятки у них в другую сторону, и бородавка у них не на том месте. Излив запас ворчаний, старая жаба проквакалась и вывела лягушонка на правильную дорогу.
  - Прыгай по этой борозде. Аккурат в куст свой и упрёшься.
  Счастье не захотело быть на стороне Квака.
  Едва он добрался до куста, его схватили, зажали в кулаке и по-несли.
  - Вот тебе и попался, - сказал он. - Сейчас меня на крючок насадят и в чью-то пасть бросят. Такого молодого, такого умного. А я ещё никакой пользы ни лесу, ни людям принести не успел. Обидно погибать в самом начале жизненного пути.
  В этот грустный момент Квака потянуло на торжественные речи. Он уже знал - это проснулся тот, другой, который жил в его голове. Придётся терпеливо выслушивать его - головой в кочку не вре-жешься - поймали, разве они отпустят, на солнце мозги не просу-шишь, до утра ему не дожить. Надо смириться.
  - Что скажут Мама и Папа? А другие лягушки? Скажут - хвастун! Это плохо. А если скажут - погиб на посту? Или по дороге на пост? Это хорошо. А кто им расскажет, как я погиб? Эй, вы! Отпустите меня! Я только пойду расскажу, как я погибну, и назад вернусь! Не слышат. Ну и ладно. Самый первый Квак высоко сидит, он всё ви-дит.
  Квак ещё многое успел бы порассказать, но его бросили в воду.
  - Где острый крючок - ощупывал он бока. - Нет никакого крючка.
  Чем они думают? Я же запросто могу сбежать! Потом будут охать и ахать!
  Квак поплыл. Плыл долго и быстро. У него закружилась голова.
  - Что за шутки? Куда я попал? Ни речка, ни болото. Вроде вода, но со странным запахом. Пахнет лугом и теми рогатыми зверями, что жуют траву и живут у людей.
  Кринку с Кваком подняли и понесли в чулан.
  - Теперь молоко не скиснется, - донеслось до Квака. - Утром бу-дет и холодненьким, и свежим.
  Квак остался один в закрытой кринке.
  - И сколько я здесь сидеть должен? - возмущался он. - Что у них холодильников нет? Безобразие! Честных лягушек от работы от-влекают!
  Он всплыл, попробовал дотянуться лапкой до крышки. Лапка была коротка.
  - Сейчас бы как дал тебе! - пригрозил крышке Квак. И в тот же миг крышка, словно испугалась, или в ней проснулась совесть, от-летела и запрыгала по полу.
  - Мяу! - показалась масляная кошачья мордашка. - Све-женькое молочко. А сверху сли-вочки! Мяу!
  Кошка облизывалась и поглаживала холодный глиняный бок кринки.
  - Квак ты смеешь! - возмущению Квака не было предела. - Не для тебя приготовили!
  Кошку словно ошпарили кипятком. Она крикнула своё любимое "Мяу!", отскочила в сторону - кринка опрокинулась - а сама про-казница сбежала на чердак.
  Квак вылился на пол. Он выбрался из молочной лужи, отряхнул лапки.
  - Ква-ква-кая хитрая! - ругался он. - Молочка ей захотелось! Нечего! Мышей ловить надо, а не по кринкам лазить. Смотри у меня! - погрозил он кошке. - Ещё раз попадёшься, я тебе покажу!
  Что он покажет, кошка так и не услыхала.
  Не закончив речи, Квак упрыгал в огород, где его давно дожи-дался смородинный куст.
  А еще ждала самая настоящая взрослая лягушачья жизнь.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"