- Вот! -сказал Вова, и гордо встал на вершине заснеженного холма, - Смотри!
Коля подошел к краю, посмотрел вниз. Горка и правда была великолепная: длинный белоснежный скат, ровненький, без ухабов, без провалов, вот только в средней части рассекала его черным шрамом обледенелая дорога.
- Слушай, а дорога? - опасливо спросил Коля.
- Да тут машин почти не бывает! - сказал Вова уверенно, шмыгнул носом, и добавил тихо. - Или ты...
- Да не боюсь я! - обиженно заявил Коля. Всегда, когда Коля упирался, Вова пытался подцепить его именно на эту присказку: "Что, испугался?", "Страшно стало, да?" и приходилось тогда и по стайкам прыгать, и речку переплывать, хоть и страшно было до жути, до дрожи. Потому-то Коля всегда Вове и завидовал: вот он какой, на краю стоит - не боится ничего, вниз смотрит, готовый хоть прям сейчас на санки, да вниз с визгом, с улюлюканьем!
- Ну раз так, - Вова натянул вязаную шапку до самых бровей, - наперегонки!
Они уселись на свои санки и, как взаправдашние бобслеисты, улеглись на них, Вова начал отсчет.
- Раз! Два! - Коля скосил глаза на Вову и увидел дальше, за ним, как из-за поворота выворачивает большой черный джип. Коля захотел крикнуть: "Машина!", но не успел.
- Три! - закричал Вова, оттолкнулся и понеслись его сани по застуженному насту, быстро, бесконечно быстро - не догнать, и Коля только вслед смотрел. Но может все же успеет, может проскочит!
Водитель успел нажать на тормоза, но дорога была обледенелая: машину потащило юзом, едва не перевернуло, и Коля все думал: "успеет, успеет, успеет...".
Удар был гулкий, будто камнем о большущую консервную банку, а потом долгая тишина. Коля спохватился, припустился бегом вниз по склону. Пятки пробивали корку наста, он то и дело проваливался в снег по колено, но бежал, бежал, бежал...
Медленно тикали часы над входом в больничный коридор, черные стрелки будто бы и не двигались, упирались. Было тихо. Вдруг, где-то в глубине коридора хлопнула дверь, послышались шаги, разбивающиеся эхом о стены, шаги приближались, застекленные двери коридора распахнулись и в приемный покой вышел доктор.
- Доктор! - с места вскочил водитель, сам только что подошедший, его уже перебинтовали, но сквозь бинт, на лбу, уже проступило маленькое багровое пятнышко.
- Вы были за рулем? - доктор, не старый еще совсем, такой не похожий на тех докторов, что Коля видел в фильмах, с интересом глянул на водителя.
- Да-да, я, - водитель часто закивал, - Как он, доктор?
- Нормально, повреждений нет, пара ушибов, ссадины. Вам повезло.
- Так значит? - водитель просто не верил своей удаче, Коля даже удивился: как этот человек, который был так суров, так малословен, когда, на дикой скорости, вез их с Вовкой в больницу, может так широко, так искренне улыбаться? И растаял тот образ залитого кровью лица, холодного блеска глаз, неотрывно следящих за дорогой, той напряженной позы, пальцев, вцепившихся до белизны костяшек в руль. - Значит обошлось все?
- Не совсем, - доктор присел к ним на лавочку, с сожалением посмотрел, как медленно сползает улыбка с лица водителя, - у него шоковое состояние. Мальчик в коме.
- Что? Как? Но вы же сказали... - он потерянно оглянулся по сторонам, тоже сел, сгорбился как-то весь, сжался, опустил лицо, и, глядя в пол, повторил, - но вы же сами сказали, что...
- Такое случается. Просто очень большое нервное потрясение. Не переживайте, все будет в порядке.
Громко хлопнули двери приемного покоя, впуская морозное дыхание зимы, и, в распахнутой шубе, без шапки, вбежала тетя Надя, мама Вовы, увидела Колю и бросилась к нему.
- Где Вова? Что у вас случилось?
- Вы мама ребенка? - спросил участливо доктор, тетя Надя кивнула. - Не бойтесь, с мальчиком все в порядке, все хорошо. Ни переломов, ни внутренних кровотечений. Вот только у него сейчас шоковое состояние, но это ничего страшного, вы, главное...
Коля больше не слушал. Он встал, скинул с себя промокшее от растаявшего снега пальтишко, положил его на скамейку и пошел туда, в гулкий коридор, откуда пришел доктор. На него никто не обратил внимания: тетя Надя слушала доктора, участливо ей все объясняющего, перевязанный водитель смотрел в пол и только часы над коридором следили за Колей блеском выпуклого циферблата.
Коридор был длинный и темный, желтым светили редкие лампы в круглых плафонах, и еще двери, двери, двери по обеим сторонам коридора. Одна дверь приоткрыта, в щель льется белый свет.
Коля подошел, толкнул дверь, она тихо, без скрипа открылась, а за ней: белая, стерильная палата, две койки, одна пустая, а на второй, опутанный трубками, такой не похожий на себя - Вова.
Коля сглотнул, шагнул в палату, будто вторгся в другой, потусторонний мир, и замер на пороге. Неужели этот мальчик с умиротворенным лицом, с ссадиной на лбу - это и есть его друг, Вова? Неужели...
- Мальчик, - Коля вздрогнул, оглянулся. На пороге палаты стояла медсестра. - Ты что здесь делаешь?
- Я, - он тут же смутился, ему стало стыдно, за то, что он в валенках, к тому же мокрых, да еще штаны эти ватные теплые, - Я к другу... Проведать.
- Нельзя сюда, - она взяла его за руку, - Пойдем.
Коля кивнул, и пошел. Уже на пороге он оглянулся: Вова лежал все так же неподвижно, и вокруг трубки, провода - целая сеть, паучья сеть, будто поймала, обвила его, и ждет он паука, бессловесно, неподвижно, фатально...
Тарелка с остывшим уже супом, кусочек хлеба в руке, ложка в другой, размеренное капанье воды в пустую раковину.
- Коля, ну хоть чуть-чуть покушай. - мама склонилась над ним, попыталась заглянуть в глаза. - Тебе надо поесть.
- Да, мам, - он кивнул, - хорошо.
Звякнула ложка о тарелку, машинально откусил хлеб, и, медленно, не чувствуя вкуса стал жевать. Мама, позади, тихонько всхлипнула и вышла, послышался шепот из зала - с папой шепчется, а он ее, наверное, успокаивает.
Коля вновь замер с ложкой в одной руке и с хлебом в другой. Звякнули часы на стене, он поднял взгляд - одиннадцать, пора спать. Он встал из-за стола, положил ложку и пошел в свою комнату. Расправил постель, разделся, аккуратно сложил одежду на стуле, откинул одеяло, сел на кровать.
Из головы все никак не шел образ Вовы: такого маленького, в паутине проводов, с хищным клювом капельницы в вене. Как же так могло сложиться? Вот сегодня, только сегодня, они с ним взяли санки, бросались снежками, думали завтра снеговика скатать, и вдруг... А еще подарок, скоро новый год, уже завтра - завтра новый год! И у Коли есть подарок для Вовы - сборная модель парусника, вот только...
В комнату вошла мама, посмотрела на него, всхлипнула и тут же вышла. Через минуту вошел папа.
- Ну, Колек, что же ты маму расстраиваешь?
- Что? - он растерянно посмотрел на папу.
- Ничего. Давай, спать ложись. - Коля послушно улегся, папа накрыл его, погладил по голове и, уходя, спросил, как не спрашивал с давних детсадовских времен. - Свет оставить?
- Не надо.
Щелкнул выключатель, стало темно, только Коля глаз не закрыл, и все пялился в темноту, будто надеялся что-то разглядеть. Сон не шел...
Сколько он так лежал, Коля не знал, но вдруг, в дальнем углу комнаты, что-то зашуршало, тихо-тихо, как, наверное, шуршит маленькая трусливая мышка. Коля насторожился, прислушался. Снова зашуршало, но уже ближе, как будто уже от стола. Коля повернул голову в сторону шума, но ничего не увидел, хоть в окно и лился серебряный лунный свет.
Коля подтянул одеяло до самого носа и неотрывно смотрел на пол: может и правда, прошмыгнет сейчас шустро мышка по ковру?
В следующий раз не зашуршало, а закашляло, стеснительно так.
Коля вздрогнул, и едва удержался от того, чтобы накрыться одеялом с головой. Еле слышно он прошептал:
- Кто... Кто здесь?
- Коля? - спросил тихий голосок.
- А... А, да, я.
- Значит правильно пришел. А то, знаете ли, что-то сегодня все никак с нужным адресом не определюсь - то туда, то сюда... А у соседей ваших, у тех, что в сорок пятой живут, такая кошка злая!
- Машка, - Коля кивнул, вспомнив сиамскую кошку, - да, она такая.
- Еле ноги унес! - в голосе невидимого собеседника послышался ужас. - А когти у нее!
- Ох, простите, забыл, совсем забыл представиться. Вот, - и из темноты в квадрат лунного света шагнул совсем маленький, не больше мышки, человечек. Был он одет в белый медицинский халат, была у него окладистая седая борода, а еще, на красном носу картошкой, были у него старомодные очки на цепочке, Коля попытался припомнить, как такие вот очки называются и вспомнил - пенсне. - Позвольте представиться: Больничный Иван Иванович.
И он церемонно кивнул.
- Кто?
- Больничный я, - человечек огладил свою седую бороду, и добавил высокомерно, - заслуженный, кстати.
- Извините, а зачем вы...
- Вас интересует цель моего визита? - Коля кивнул, - Будьте любезны, все достаточно просто. Владимир, если я не ошибаюсь, вам другом приходится.
- Вовка что ли?
- Ну да, можно и так.
- Да, друг. - Коля снова кивнул, чувствуя, как возвращается тоска. И снова мысль о приготовленном подарке, и о том, что завтра уже новый год, а Вова будет там, в больнице, опутанный проводами...
- Ну вот, значит все верно, - Больничный достал из кармана совсем уж крошечный блокнот, открыл его, сделал пометку, кивнул. - Итак, Николай, ваш друг, как вы знаете, попал в затруднительное положение.
- Да, в больнице, - скоро вставил Коля.
- Попрошу вас не перебивать меня. Итак, Владимир попал в затруднительное положение, если не сказать хуже. Он заблудился.
- Что?
- Ну я же просил, не перебивайте!
- Все, больше ни слова!
- Вот и хорошо. Ваш друг, Николай, он провалился в свои кошмары, в страхи, в общем во все то, на что он никогда не обращал внимания. Ведь он никогда ничего не боялся, да?
- Да. - Коля снова кивнул.
- Ну вот они и решили ему отомстить. Да еще и время такое подвернулось - предновогоднее... Нелегкое время.
- Почему? Я всегда думал, что новый год - это самое чудесное время.
- Ну, как сказать, да, конечно - время чудесное, но и чудеса всякие бывают. - Больничный вздохнул, - Ладно, молодой человек, все это лирика, надо бы и делом заняться.
- Каким делом?
- Ну вы будете помогать своему товарищу, или как?
- Да, конечно.
- Вот и ладненько, вот и хорошо. Но! - он вскинул палец, - Знайте, у вас только три попытки. Не больше! Ну что же, готовы отправляться? - Коля закусил губу и уверенно кивнул, Больничный потер руки, размял пальцы, и хлопнул в ладоши!
Кровать, комната, лунный свет из окна - все исчезло в одно мгновение и Коля оказался в кромешной темноте. Он выставил руки вперед, шагнул, и почувствовал, что на ногах у него уже одеты ботинки, да и вообще - в одежде он, да мало того, еще и на спине что-то есть, лямки на плечи давят. И тут же зажегся свет, он оказался в классе, в кабинете природоведения, за ним громко захлопнулась дверь, тут же все головы повернулись в его сторону.
- Коля, почему опаздываешь? - Лидия Ивановна, учительница, посмотрела на него через толстенные линзы очков. Ее, Лидию Ивановну, никто не любил: вредная она была, выше четверки не ставила, а если вдруг опоздал, или же урок не выучил, то обязательно к доске вызовет, а там уж... - Ладно, садись на место.
И она вновь отвернулась к доске, где записывала тему урока. Коля скоренько уселся за свою парту, посмотрел направо и увидел Вову. Тот сидел, как ни в чем не бывало, смотрел на доску и вздыхал.
- Вов, ты? - тихо прошептал Коля.
Вова оглянулся на него, удивленно вскинул брови.
- Я, кто же еще.
- А почему не в больнице.
- Что? - брови Вовы поползли еще выше.
- Так, что за разговорчики? - Лидия Ивановна оглянулась, длинный ее острый нос будто бы принюхался, за толстыми линзами зло метались крысиные глазки. Коля с Вовой мгновенно притихли, и весь класс замер, только слышно было, как принюхивается Лидия Ивановна. Все ее лицо заострилось, глаза стали острыми, жадными, она вскинула руку и худой ее костлявый палец с длинным красным ногтем ткнул в Вову.
- Антипов, к доске!
Вова медленно встал, оглянулся на Колю, и по этому взгляду сразу стало ясно - Вова не выучил урок, не знает он ничего, и сейчас провалится по полной программе, и пару схлопочет.
- К доске, я сказала! - едва ли не завизжала Лидия Ивановна, уже больше похожая на огромную тощую крысу с длинным носом, и не руки у нее, а костлявые лапки держат длинную указку у груди. - К доске.
- Лидия Ивановна... - начал робко Вова.
- К доске! - завопила крыса, из под длинной черной юбки выпростался жирный лысый хвост. - К доске!
Вова, повесив голову, пошел к доске, а крыса у доски ждала, то и дела принюхиваясь длинным носом, хвост, уже не скрываясь, хлестал ее по ногам. И тут Коля понял, что он должен сделать, понял, как он может спасти друга!
Он вскинул руку, и едва ли не крикнул:
- Лидия Ивановна, можно я?
Крыса вздрогнула, как от удара, удивленно посмотрела на него.
- Что?
- Можно я отвечу? - и добавил, откровенно соврав, - Мне двойку исправлять надо.
- Какую двойку? - замельтешила крыса, бросилась к журналу на столе, костлявые пальцы скоро перелистывали страницы, - Где двойка? А? Когда я ее тебе поставила?
А Коля уже встал, подошел к доске, встал рядом с Вовой и вдруг хватанул его за руку, и прошептал отчаянно громко:
- Бежим!
И потащил его, упирающегося, за собой из кабинета, послышался хлесткий удар, Коля оглянулся и увидел, что жирный крысиный хвост обвился вокруг Вовиной ноги, а сама крыса красными своими глазками бусинками зло смотрит на Колю.
- Отпусти его! - закричал Коля.
- Мой! - жадно прошипела крыса, хвост еще крепче обвился вокруг Вовиной ноги, и крыса рванула Вову на себя и... и Коля снова оказался в непроглядном мраке, в тишине, и снова он был один.
- Вова? - прошептал он в темноту, - Вова, ты здесь?
Впереди забрезжил белый свет, Коля шагнул туда, и разом оказался в лете. Ярко и жарко светило солнце, дул легкий теплый ветерок, под ногами была развороченная тракторными гусеницами глина и земля. Коля оказался на стройке, что была за их домом. Строили пятиэтажку, уже наверное третий, или четвертый год строили, и все никак не могли достроить.
Коля огляделся по сторонам - никого! Ни строителей, ни ребятни, ни взрослых - никого не видно. Он закинул голову, посмотрев на самый верх, туда, где, на фоне неба чернели стропила недостроенного дома и замер. Там, на вершине, стоял в бьющейся на ветру рубахе Вова. Один, раскинув руки в стороны и замерев, будто бы перед прыжком.
- Вова! - заорал во все горло Коля и бросился в дом.
Он бежал вверх по лестнице ,перепрыгивая то две, а то и три ступеньки кряду, совсем позабыв о своем страхе - перила то еще не поставили, только лестничные пролеты, и так страшно, когда чувствуешь, как под ногами вибрируют еще толком не закрепленные лестничные пролеты, а руками ухватиться не за что.
Коля бежал вверх, казалось, бесконечно долго, будто не на крышу пятиэтажки, а на вершину небоскреба. И вот, лестница оборвалась на половине витка, и только железные каркас, сваренные опоры для будущих стен, потолков, а Вова там, Вова еще выше, и туда надо уже лезть, хвататься, взбираться, подтягиваться, царапать руки и пачкать ржавчиной опор новые синие джинсы.
Коля Подпрыгнул, ухватился за одну из опор, вскарабкался наверх, осторожно, подрагивая под тугими порывами ветра, встал, распрямился и только сейчас он увидел Вову. Тот все так же стоял: закрыв глаза, раскинув руки и рубаха его, выпростанная из штанов, хлопала под порывами ветра, раздувалась как парус, металась.
Коля попытался позвать его, но с губ сорвался только тихий шепот. Он медленно, то и дело припадая на колени, двинулся вперед, туда, где на самом краю, над пропастью стоял Вова. Шаг, другой, третий... Расстояние всего ничего, протяни руку, и коснешься Вовиного плеча, еще чуть-чуть...
- Вова, - голос у Коли дрожал, - Вова, пошли обратно.
- Не могу. - Вова ответил, так и не обернувшись и руки не опустив. - Я не могу.
- Почему?
- Мне страшно. Я боюсь. Если я открою глаза... - он замолчал, а после прошептал, и если бы не затих на мгновение ветер, не услышал бы Коля шепота, - Высоко.
Коля посмотрел вниз, и едва у него закружилась голова. Он упал на колени, обнял руками ржавый швеллер, и, прижавшись щекой к холодному железу, закрыл глаза. Сердце стучалось так, что едва не вырывалось из груди. Коля досчитал до десяти, открыл глаза, и вновь глянул вниз. Это была не просто высота, это была пропасть, дикой, бесконечной глубины, и где то там, далеко-далеко внизу, через тонкую пелену низких облаков, виднелся развороченный гусеницами трактора двор, маленькими желтыми пятачками казались те огромные, до второго этажа, кучи песка, синей коробочкой казался вагончик строителей. Нет, это не пятый этаж, это...
Коля сглотнул, перебарывая дикий страх, вновь поднялся на ноги, сделал еще один шаг вперед, замер на секунду, и, как там, в школе, у доски, схватил Вову за руку. Тот вздрогнул, покачнулся, едва не потеряв равновесия, но удержался, устоял.
- Пойдем. - твердо сказал Коля. - Пойдем, там мама твоя плачет.
Вова оглянулся, открыл глаза, и спросил тихо:
- Мама?
- Да. Пойдем.
И Вова попытался сделать шаг назад, не обернуться, а именно сделать шаг. Громко шаркнула подошва о металл, Вова соскользнул, всего лишь одно мгновение Коля чувствовал руку друга в своей руке, свист ветра в ушах и снова темнота...
- Три попытки. - повторил в темноте Коля слова Больничного Иван Иваныча. - Только три попытки...
И тут же белый свет ударил по глазам: яркий, снежный, Коля зажмурился на мгновение, и увидел снова, как Вова на своих санках несется вниз с заснеженного холма, а там, наперерез ему, по дороге мчится черное чудовище с красными глазами фарами - джип. Уже поздно, уже не успеть догнать и закричать - не услышит, а если и услышит, то не успеет уйти от того столкновения.
- Вова! - все же во все горло закричал Коля. Нет, не успел... И сразу же Коля оказался в такой же белой, как и снег больничной палате, только сейчас она была полутемной, будто спящей. На койке лежал Вова, как и там, в настоящем мире: опутанный проводами, капельница в руке, мерно пикающий прибор рядом с ним, трубки в нос и в рот.
Коля поежился, выдохнул и с удивлением отметил, что изо рта идет пар. В палате и вправду было холодно, как на улице, он оглянулся и увидел наметенный по углам снег, большое окно было заледеневшим, потому и свет сквозь ледяные узоры почти не проникал, от подоконника к полу протянулись длинные, в руку толщиной, сосульки, батарея была покрыта толстым слоем льда.
Коля утер рукавом покрасневший нос, задумался. Как сейчас помочь? Что он сейчас может сделать? В первой и во второй попытке хоть все понятно было: помочь у доски, спасти от страха высоты, а тут?
- Ладно, там разберемся. - сказал Коля и решительно шагнул вперед.
Тут же комната ожила: вспыхнули лампы дневного освещения, ослепив Колю на мгновение, прибор, что мерно пиликал, зачастил зло, и еще что-то вокруг зашумело, загудело.
Коля сделал еще шаг вперед и увидел, как зло блеснули стекла приборов, будто чьи-то глаза обожгли яростью. Еще шаг, и он увидел то, чего не могло быть наверное даже здесь, в Вовиных кошмарах: зашевелились провода, трубки, словно живые, и вся эта палата, такая белая, такая холодная, в одно мгновение превратилась в огромное логово гигантского паука, что пил силы из беспомощного тела, распростертого на койке.
Коля бросился вперед, в два прыжка добежал до кровати, потянулся к трубкам, но койка взбрыкнула, провода хлестнули по рукам, по лицу, Колю отбросило. Было больно, было обидно, но... Коля чувствовал, как в нем просыпается злость. Это его друг, это Вовка лежит на постели, это тот, с кем они с садика вместе, и всегда были вместе и сейчас, эти глупые страхи, эти... эти...
- Не тронь его! - закричал он, вскочил и снова кинулся вперед. И снова провода по рукам, успел, ухватил за трубки, дернул, прибор-паук взвизгнул, выгнулся койкой, и Коля упал на Вовку, закрыл его своим телом от жадного паука. Его больно хлестали по спине провода и трубки, койка прыгала, словно бешеный мустанг, но Коля держался, и повторял:
- Вовка, Вовка, проснись, это все не по настоящему, проснись, это только твои страхи, проснись...
- Коля, Коленька, проснись.
Коля распахнул глаза, рывком уселся. Он был дома и рядом была мама. В окно уже светило яркое солнце, по квартире плыл вкусный аромат пирога, значит мама уже готовит угощения к новогоднему столу, а еще... Еще Вовка сейчас в больнице, на кровати, а все то, что было - всего лишь сон... Коля посмотрел на маму, она улыбнулась, погладила его по голове.
- Ну, проснулся? - он кивнул, - Ну тогда беги, умывайся, причешись и собирайся.
- Куда?
- В больницу. Мама Вовы звонила, говорит: проснулся он, тебя зовет.
- Проснулся? - не поверил Коля, вскочил, - Правда?
- Правда, правда! - мама рассмеялась, чмокнула сына в щеку. - А теперь давай, умываться, причесываться, завтракать.
- Ага!
Коля спрыгнул с кровати, и едва ли не бегом припустился в ванну, включил холодную воду, чтобы уж наверняка всю сонливость выгнать, стянул с плеч пижаму, посмотрел в зеркало и замер. На плечах у него и на шее краснели царапины. Он повернулся к зеркалу спиной, так и есть - исхлестанный, будто ремнем били, исцарапанный. Значит это все...
Через пять минут Коля уже был у двери: в одежде, в пальто, в шапке, в валенках.
- Мам, я пошел! - он открыл дверь.
- Подожди, - мама вышла из кухни, на ходу вытирая руки полотенцем, - куда это ты собрался, а позавтракать?
- Потом, мам, все потом.
- Коль, - она серьезно посмотрела на него, - ты с Вовкой своим посидеть еще успеешь. Давай, за стол.
- Нет, мам, ты не понимаешь, нам с ним надо о стольком поговорить! Все, пока!
И он шустро вылетел за дверь, и только слышно было, как быстро-быстро топочут валенки вниз по лестнице.