|
|
||
Для меня уже давно было загадкой, сильно интересовало: почему люди, у которых полно времени, никогда не расходуют его по уму? Будут лежать, ходить из угла в угол, даже в гости уйдут, но не приведут в порядок своё жильё, свою одежду. Иногда мне казалось, что от лежания у них времени только больше, оно прибавляется. И это ещё что касается людей. А брат у меня всегда был чушкой. Моё утро начиналось с того, что я сбрасывала его вчерашние штаны со своих учебников, со стола, где учебники были. Почему надо было отправлять эту грязь ко мне на стол? Ведь можно было под стол хотя бы. Под стол ведь и легче. Я ему и показывала, что вот, мол, как высоко надо твои белы рученьки поднять, чтобы на, а не под... Мы не ссорились, но я недоумевала. Уже тогда у меня не было времени, я едва успевала, всё было бегом – учёба, мечты, у меня на одни цветы по сорок минут уходило, а его я могла наблюдать только на корточках в подъезде или лежащим на диване. Оказались как-то вместе в гостях, так он и в гостях лежал. Прилегла к нему девочка, вот так они и познакомились.
Это потом уже, недели через две, у нас этот разговор зашёл. Я его стала спрашивать, что за девочка, куда этот поезд идёт, и вдруг он вполне серьёзно отвечает:
– Квадратная девочка. И поезд туда идёт – в квадрат.
– А куда он должен идти? В круг?
– Да, в круг. Это бы лучше было.
– Почему (такая дискриминация квадратов)?
– Потому что у них углы есть. Так и будешь по углам носиться – то в один угол, то в другой.
– Да. И некогда будет валяться. Гадить мне на стол.
– Гадить? Ну ладно...
У него был такой тон, что я испугалась. Даже приснилось что-то такое. В общем, я испугалась, и хорошо, что испугалась. Как-то ночью просыпаюсь, а из кухни свет. Подумала, может, читает (он всегда читает), но что-то (интуиция) меня заставило встать. Пошла на кухню, а он там, спокойно, на меня не взглянув, продолжает химичить. Облатки от таблеток, сами таблетки, а он в стакане болтает какую-то болтанку грязно-серую.
– Эй, – говорю. – А это что за срач?
– А это не срач, – и берёт стакан и эту болтанку во всё лить начинает: в графин с водой, в ковшик с кашей.
До меня как-то сразу дошло, что это он уже гадит.
– Это ты уже гадишь? – спрашиваю.
– Да, – говорит.
Я села и стала думать, что же теперь делать. Мне всегда было ясно, что у него психика нарушена, и всё от этого, неряшливость его, лёжка бесконечная, время это неиссякающее. И я всегда опасалась, за себя опасалась, за учебники, за посуду. А тут мне его жалко стало. Что с ним будет? где он уже сейчас? Может быть, для него уже сейчас этот ковшик с кашей – инопланетный корабль... Я решила с ним поговорить, по-хорошему так поговорить.
– Вова! Если бы ты знал, как трудно постоянно убирать за тобой, – вот что у меня само собой вырвалось...
– Не убирай, – говорит.
– Чем ты сейчас занимаешься? Мне с утра всё это вывозить? И вообще – ты меня что, отравить собрался?
– Немножко, – говорит.
– Немножко? Ты даже не понимаешь, что так не бывает?
– Почему? Если литр водки выпьешь – будет сильное отравление, а если стакан – не сильное, только немножко. Ты выпьешь немножко моих таблеток, они же в разведении.
– Ну хорошо, расскажи мне, что будет дальше... – И он стал рассказывать.
Он уже давно поит всякими составами цветы, и им от этого ничуть не хуже, а напротив, лучше. Они становятся гуще и ярче, выше, пока ни дорастают до потолка, ни становятся золотыми. Такими красивыми, такими огромными, сколько же с ними забот. Их надо обирать, растить новые, всё время ухаживать, он лежит только когда я дома, а в остальное время занят, цветами и составами, записями, результатами, – он всё может показать. Уже испробованные составы он пьёт и сам. Конечно, золотым цветком до небес он не стал (улыбается: «не стал»), но мысли он читает...
– Все мысли? – спрашиваю.
– Все, – говорит.
– О чём я сейчас думаю?
– О времени, – говорит. – Правда?
И ведь нельзя сказать чтобы ошибся.
|